– Гена, держи скорость, вверху отдохнем.
– Понял, товарищ лейтенант, – прохрипел Баравков.
Минут через десять оглянулся назад. Афганцы, остановившись, практически, пали на камни.
– Гена, тормози, отдыхаем. Следить за дыханием.
Теперь уже ленивым, вразвалочку, шагом, мы поднимались вверх, экономя силы. До вершины оставалось около двухсот метров, пожалуй, надо пройти без остановки. Я уже видел площадку с огромным булыжником, которую я отнес к конечной точке подъема.
– «10», я «Сокол», вышел на финиш. Прием, – доложил я по радиостанции.
– Вижу, «Сокол», фиксирую время. Готовность к спуску по второй задаче через десять минут.
– Есть, понял.
Разведчики, раскинув руки, лежали на камнях – потные, изнеможенные…
– Так, кого назначим убитым и ранеными?
Сквозь порывы знобящего ветра послышался голос Сокурова.
– Меня можно в убитые, товарищ лейтенант?
Лежавшие рядом разведчики задохнулись от смеха. Зигфрид весил килограммов под сто, а с оружием и снаряжением все сто тридцать. Вовчик, конечно, шутя, предложил свое тело в качестве… тела, но сразу поднялось настроение. Афганцы были где-то внизу, их даже не видно.
– Значит так, условный убитый – Гапоненко, раненые Архипов и Мадрыко. Готовность к спуску через пару минут.
Приспособив Гапоненко и условных раненых для эвакуации вниз, я доложил по радиостанции:
– «10», я «Сокол», к спуску готов.
– Понял, «Сокол». Время пошло.
Спускались мы не по прямой линии, а синусоидой с небольшой амплитудой. Учитывая особенности склона, ринулись вниз по кривой. Длинный спуск с вершины намного труднее, чем подъем – я об этом уже говорил: икры ног немеют, в них появляется боль, которую невозможно терпеть. Поэтому спускались вниз левым, затем, правым боком, распределяя нагрузку равномерно на тело и ноги.
|
Спустившись, примерно, на треть, мы увидели афганский спецназ. Аборигены не делали даже попытки подъема на гору.
– Товарищ лейтенант, у них, наверное, комсомольское собрание. Решают: остаться в горах или вернуться на базу, – ввернул «пострадавший» Архипов.
– Ты еще по п…ди, брошу, – пригрозил Баравков.
Сейчас было не до шуток. Меняясь на ходу, мы перехватывали друг у друга «раненых», «убитого», падали, вставали, упорно приближаясь к подножью горы. К финишу прибыли без потерь! Упав на землю, разведчики выпили из аллюминиевых фляжек последние капли воды.
– Встать! В одну шеренгу – становись! Заправиться. Равняйсь! Смирно! Равнение на право.
Обозначив, на сколько это было возможным, строевой шаг, я подошел с докладом к подъехавшему посмотреть соревнования специальных групп командиру дивизии.
– Товарищ генерал-майор, разведгруппа 80-й отдельной разведывательной роты дивизии, выполнив условия соревнований, на финиш прибыла в полном составе.
Удивленно подняв изогнутые брови, комдив спросил:
– А где афганцы, Марченко?
Сходу ответить я не не мог - задыхался. Пока переводил дыхание, чтобы заговорить, кто-то из окружения комдива сказал:
– Может в горах остались?
Стоявшие рядом, засмеялись.
– Я их вижу, – доложил артиллерийский наблюдатель, контролирующий обстановку в прицел, – возвращаются.
– Фу, – выдохнул генерал, – хорошо, что не остались. Встретьте и поприветствуйте союзников, - повернулся генерал к замначпо. - Александр, попереводишь. Слышишь меня?
|
– Так точно, – ответил переводчик.
– Марченко, а мы пойдем к разведчикам.
– Есть.
Я шел за комдивом, думая лишь о том, чтобы не упасть на земь на глазах офицеров. Мышцы ног ломило от дикой боли.
– Здравствуйте, товарищи разведчики!
– Здравия желаем, товарищ генерал-майор.
Комдив с радушной улыбкой доброго и отзывчивого человека (склонность к полноте генерала его таковым делала), приложив руку к головному убору, властным голосом объявил:
– За проявленное мужество, выносливость, отличную горную подготовку личному составу разведгруппы объявляю благодарность.
– Служим Советскому Союзу, – дружно ответили разведчики.
– Вольно.
Комдив прошел вдоль разведчиков, каждому, пожав руку, сказал слова благодарности. Было очень приятно в эти минуты душевных эмоций. В голове каждого из нас стучало: командир дивизии нами гордится! Очень почетно!
Генерал Рябченко уехал. Проверив оружие, снаряжение, мы убыли к машинам и вскоре прибыли в лагерь. Афганский спецназ, как потом мне рассказали, появился минут через сорок после нашего отъезда, так и не добравшись до вершины горы, определенной условиями соревнований. В лагере я молча пожал руки разведчикам. Никто, кроме нас!
– Отдыхайте, ребята, всем спасибо. Сергей, одного на охрану. Я у себя, немного посплю.
– Понял, товарищ лейтенант. Разойдись.
Разведка дивизии всегда была первой и гордилась успешным выполнением не только боевых, но и всех внезапно возникаюших задач повседневной деятельности.
А задачи не заставили себя ждать. Они появлялись днем и ночью - от максимально опасных по содержанию до деликатных по изящности, имевших свои особенности. Всегда, где бы мы ни были, чтобы мы не делали, если поступала команда «Вперед», в кратчайшие сроки разведывательная группа действовала по самому жесткому сценарию развития событий. У меня, как у командира разведчиков, выработалась независимая от всех реакций организма – реакция на внезапное выполнение действий, поставленных командованием дивизии.
|
Отмечаю в лучшую сторону всех своих разведчиков, бывших со мной на боевых заданиях. Я гордился ими всегда и во все времена! Если бы не они, о разведке нашей дивизии говорили бы совсем по-иному. В труднейших условиях боевой действительности, мы выполняли боевые задачи и, слава Богу, (я убежденный атеист) пока без потерь. За то, что мы уже сделали в боевой работе, каждый из моих разведчиков достоин памятника у себя на Родине. Они это заслужили самоотверженным трудом во благо Родины, пославшей их на тяжелейшие испытания войной. Мы еще не знали, что это только начало – будущее будет еще более кровавым и жестоким на всем протяжении афганской войны.
Рейдом в провинцию Вардак командование армии рассчитывало привлечь на свою сторону часть населения. Но хлеб, мука, другие продукты питания, переданные местному населению знаком доброй, мирной воли, не только не сыграли положительной роли, а позволили боевикам совершить нападение. Можно ли назвать людьми тех, кто кусает руку, дающую помощь? Животные, как мы знаем, и те не нападают на людей, которые их кормят. За совершенный поступок душманы подлежали уничтожению, как бешеные афганские шакалы. Гвардии капитан Литош, командир разведывательной роты 350-го парашютно-десантного полка, со своими разведчиками прочесывал ближайшие горы. Гаубичная и реактивная артиллерия подготовила данные для стрельбы по разведанным нами опорным пунктам противника и периодически вела беспокоящий огонь по его позициям. В один из напряженных боевых будней командир дивизии поставил мне отдельную боевую задачу…
Она была обычной и на первый взгляд ничем не отличалась от всех тех, которые мы выполняли последнее время. Суть ее заключалась в следующем: выдвинуться в район узкой долины, расположенной восточней Бехсуда для проведения поисковых и засадных действий по обнаружению и уничтожению противника, подходящего со стороны горного хребта Баба, кишлаков Гардандеваль, Джалиль. Серьезность поставленной задачи не вызывала сомнений: противник в районе боевых действий был озлоблен еще на правительство Амина, а теперь и на нового, поддержанного советским воинским контингентом. Всего год назад уезд прочесали армейские части афганской армии, по нему нанесла удар артиллерия - вокруг видны кишлаки разбитые бомбоштурмовыми ударами авиации, в результате которых погибло мирное население. Через год в страну вошли войска советского государства и вот сейчас пытаются войти в контакт с жителями пострадавшего района. Но «шурави» все равно враги. Наши гуманитарные акции доброй воли для них неприемлемы. Психологию местного населения мы начинаем понимать в ходе допросов пленных, бесед с дехканами через Сафарова и Баравкова, владевших местным диалектом.
Подготовка к выполнению поставленной задачи не заняла много времени, ко всем неожиданностям мы были готовы всегда. Заполнив фляги водой, разместили в РД сухие пайки, по пять боекомплектов патронов в магазинах и специально сшитых мешочках. После проведенных соревнований и нескольких выходов на разведку местности мы отдохнули, набрались сил, терпения и вот включились в боевую работу. Мы понимали, что после нападения на лагерь оставаться в ожидании следующего нападения глупо. Командир дивизии уточнил план боевых действий группировки, преодолевшей двести километров сложнейшего пути в дикий, забытый уезд. Оставалось провести разведывательные мероприятия по определению местоположения противника, районов его передвижения, баз и нанести по нему сокрушительный удар. Сил и средств у нас было достаточно, можно разнести в пух и прах не одну провинцию. Противника надо было лишать его боевого потенциала (личного состава, вооружения, боеприпасов, продовольствия), а также влияния на него старейшин, духовных лидеров.
До противника была доведена одна, но понятная вещь: не признаете центральное руководство – война, признаете или пойдете с ним на компромиссы – уже хорошо. Но в любом случае, должен был действовать справедливый закон: договорные обязательства не нарушать, выполнять в полном объеме. Господа старейшины, даете гарантию мира? – выполняйте, не можете – так и скажите, мы ее сами найдем, но несите ответственность за дикость ваших сыновей и внуков, день и ночь нападавших на войска «шурави». Будет война! Сотрем с лица земли кишлаки, хоть одним выстрелом ответившие нам.
Примерно в таком ключе прошла еще одна встреча командира дивизии со старейшинами уездного центра. Оправдание аксакалов исходило из того, что в райне действовали отряды моджахедов не подчинявшиеся совету старейшин провинции. Такое положение дел могло иметь место в обществе, разрываемого войной, но нам от этого было не легче – мы ожидали нападения. Опять же, пассивный режим выжидания нас не устраивал, поэтому группировка приступила к активной фазе боевых действий по уничтожению тех, кто не принял правил игры государственной власти Афганистана и страны, поддержавшей ее революционные преобразования.
Мы, разведчики, став слугами тьмы, ушли в ночь и потерялись в ее тени за линией боевого охранения. Углубившись в долину, размытую сезоном дождей, прошли мимо дорог, идущих с Гильменда, водной артерии, вдоль которой располагалась большая кишлачная зона и не менее серьезная «зеленка».
«Духи», обработавшие нас, несомненно, были из этих мест, они не подчинились совету старейшин, исламскому комитету уездного центра. Значит, у них были свои цели, задачи, которые отрабатывались в русле указаний своего руководства: партии, наркомафии, местного полевого командира, феодала. Советнические аппараты, оперативная группа Министерства обороны СССР, представители других силовых ведомств Советского Союза на территории Афганистана не проводили качественных мероприятий по изучению противника. Поэтому в отношении сил афганского сопротивления не вырабатывалась тактика и стратегия противодействия: какого противника уничтожать в ходе боевых операций, какого привлечь на свою сторону, чтобы направить на третьих и пусть бы они били друг друга. У советского руководства не было понимания в том, что оставшийся в живых противник в ходе межусобиц, примкнул бы центральному правительству и был бы нашим, пусть временными, но союзником в укреплении завоеваний Саурской революции. Именно с ним, играя на амбициях, можно было говорить о дальнейшей судьбе Афганистана. В результате пассивной и непродуктивной политики всего советского присутствия в Афганистане не удалось ослабить позиции и боевые возможности сил вооруженного сопротивления, отчего они только укреплялись.
Несмотря на большое количество партий, претендующих на власть, полевых командиров с более скромными задачами (на уровне провинций, уездов), с ними нужно было вести переговоры, предлагать привлекательные предложения, которые бы устраивали стороны. Ничего этого не было. Советнические аппараты, оперативная группа Министерства обороны не ориентировали войска на выполнение боевых задач в гибком русле, что привело бы, несомненно, к более успешным, эффективным результатам.
Поэтому ситуация в Афганистане вырисовывалась иная: силы сопротивления, отрабатывая цели и задачи, поставленные их лидерами в вооруженной борьбе с действующим правительством, войсками «шурави», навязывали нам свои правила игры. А вот с этим бороться было бесполезно – пустая трата сил и времени. Поэтому подразделения рейдовой группы, мы, разведчики, выполняли боевые задачи на свой страх и риск, совершенно не представляя их конечного результата, который всегда имел исключительно условный и временный характер. Речь идет не о том, что мы уничтожили сто, двести, триста душманов, а о том, что уезд, провинция все равно останется под контролем исламских комитетов, а количество убитых душманов совершенно не играет роли в определении успеха боевой операции. На самом деле, сколько бы мы не уничтожили «духов», общая ситуация в нашу пользу не изменится, иногда совсем наоборот. К «духам» примыкали новые отряды из ранее колеблющихся в своих взглядах дехкан, молодое поколение подростков 13-14 лет.
Ряды душманских формирований пополнялись озлобленными к «шурави» бойцами. Они жаждали смерти русским и мстили зверским образом за погибших отцов и братьев. Бессмысленность рейдовых операций была очевидной с самого начала их проведения: блокируем район, возьмем уезд, поставим там какую-то власть, но через сутки после нашего ухода, приходят душманы и правят бал с еще большим усердием и остервенением. Мы же, грязные, оборванные, возвращаемся на базу с чувством удовлетворения и радости, что победили врага, сделав почти невозможное, не видя откровенных насмешек Ахмад-Шах Масуда, муллы Мадата, других полевых командиров, для которых наши усилия были равны укусу комара и смешны не только результатом, но и бесперспективностью. Полезным был опыт, практика боевых действий, которые мы приобретали в горах. Это, действительно, нормально, но огромные потери в рейдовых безрезультатных операциях приносили разочарование личному составу ограниченного контингента. Вот в чем беда.
ГЛАВА 49
Линию боевого охранения прошли скрытно, удаляясь от лагеря по пересеченной равнине. Километров через пять вышли к довольно широкому оврагу, уходившему в узкую долину, заросшую проклятой «зеленкой». «Зеленка» упиралась в кишлачный массив, создавая, таким образом, естественный оборонительный рубеж жилого сектора.
Ускоренным шагом спустились ниже уровня края оврага, чтобы контролировать кусочек открытого пространства левее от нас по ходу движения. Овраг, расширяя границы перед садами, оказался заросшим внизу высокой травой, похожей на камышник русских озер. Он был выше человеческого роста, что, несомненно, позволяло нам предельно скрытое выдвижение к объектам нашего интереса. Тем не менее, я понимал, что и «духи» могут использовать его для решения против нас точно таких же задач. Недавняя «отповедь» им огнем артиллерии, думаю, научила их более внимательному отношению к тактике действий против войсковой группировки "шурави".