– Ты совершенно прав, – сказал Ирт. Две монеты блеснули в лунном свете.
– Ну ладно, – согласился сторож. – Грех не помочь добрым путешественникам…
Он рассказал, как найти в селе постоялый двор Тала Белоручки, как постучать, чтоб открыли, кого спросить, что сказать. Назвал обычные цены на лошадей, посоветовал торговаться, не стесняясь: все же, три скакуна разом, да со всей упряжью – покупка крупная, продавцу выгодная. А если заартачится торговец, сошлется на позднее время и спешку, так можно пару других имен назвать, Малыша Олдрита или Дола Конокрада…
Товарищи все сделали так, как советовал сторож. Даже имена Малыша Олдрита и Дола Конокрада пригодились – заупрямившийся было, опухший со сна торговец, услышав их, сразу подобрался и согласился на предложенную цену.
Тихую ярмарку путники покинули верхом – провожали их ветер да перестук колотушек.
До самого утра гнали лошадей товарищи, придерживая их лишь когда впереди показывался патруль Ордена Смерти. Цокот копыт в ночной тиши разносился далеко – и пешие путники оборачивались, уступали дорогу всадникам.
На рассвете сделали привал – сошли с тракта, привязали лошадей к еловому пню, развели огонь на старом кострище, расположились вокруг. Ирта и Горра клонило в сон, но они крепились, терли красные глаза кулаками, умывали росой лица. Глеб чувствовал себя нормально – только горел помятый седлом зад.
Они перекусили жареной на костре колбасой и дроблеными орехами, выпили фляжку разбавленного яблочного вина. Глеб наконец‑то получил возможность просмотреть книги – и он начал с той, где, по словам Ирта, было написано о сущности Богоборца. Ожидания не оправдались: в книге действительно имелся рисунок, на котором Глеб узнал себя, и короткое описание Богоборца, как демона мщения, – но Глеб ждал большего и потому был разочарован.
|
|
Другие книги показались ему более интересными: иллюстрированный «Повелитель мух» Голдинга, «Гроздья гнева» Стейнбека и канареечно‑желтая серия «Магия для чайников». Впервые Глеб держал в руках художественные, словно в типографии напечатанные книги – он и не подозревал, что в Мире такие существуют. А «Магия для чайников» была интересна статьями, похожими на лекции, и практическими упражнениями, напоминающими лабораторные работы.
– Жаль, что у меня нет магических способностей, – поделился Глеб с нахохлившимся Иртом. – Было бы интересно попробовать.
– Способности у тебя есть, – ответил ему товарищ.
– Разве? – удивился Глеб.
– Я сам видел. Да и копье у тебя не простое. Оно как магический посох.
– Да ну? – не поверил Глеб и тут же нашел в книге главу о магических посохах и жезлах. В тексте утверждалось, что если маг возьмет посох обеими руками и скрутит его подобно тому, как прачки скручивают, отжимая, белье, то в ладонях возникнет ощущение тепла. Чем сильней скручивающее усилие, и чем выше магические способности у человека и посоха – тем горячей будет ладоням. Таким образом, – говорил автор, – можно приблизительно оценить ценность магического предмета, его потенциал и магическое родство.
На параграф о магическом родстве имелась ссылка, но Глеб оставил ее без внимания. Отложив книгу и взяв копье, он поспешил проверить свои магические способности – и выпустил из рук древко, когда пульсирующий жар ожог ладони.
|
|
– Ничего себе, – сказал он.
– Ага, – кивнул Ирт, словно поняв, что произошло. – А еще бывает, оно в твоих руках светится и разбрасывает искры.
Глеб тут же уткнулся в книгу и выяснил, что некоторые разновидности посохов излучают свет и сыплют огненными брызгами в случае, если мага переполняет энергия.
– Слушайте, так если я маг, то я все это могу… – Он разложил перед собой фолианты, провел над ними рукой. – Я же!..
– Ты не маг, – меланхолично заметил Ирт. – Ты – больше чем маг. Ты – Богоборец…
Горр, кажется, заснул – он сидел, уткнувшись подбородком в грудь и закрыв глаза. Глеб посмотрел на него и понизил голос:
– Может и ты поспишь немного, Ирт? Надо и отдыхать когда‑то, а то свалишься, как я свалился, в самый ответственный момент.
Ирт пожал плечами:
– Ну, разве самую малость. Пока людей на дороге немного.
– Действительно, спи, – кивнул Глеб. – И лошадям надо отдохнуть. А я вас посторожу.
– Через час разбуди! – Ирт посмотрел на восток, воткнул в землю нож, приложил к нему ладонь, отмерил пядь. Снова глянул на поднимающееся солнце, положил на траву щепочку, аккуратно ее поправил, показал пальцем: – Как только тень здесь будет, сразу буди.
– Обязательно…
Увлеченный чтением Глеб не заметил, как прошел час. Спохватился, когда тень от ножа ушла далеко за щепку. Украдкой глянул на спящих товарищей – и чуть подвинул деревянную метку, слегка поправил нож.
– Эй, сони, пора вставать! – Он толкнул Ирта, тронул за ногу Горра и начал собирать книги.
Костер почти погас. Лошади спокойно щипали траву. На тракте кипела людская река, готовая подхватить новых путников, спрятать их в пучине.
|
|
– Подъем! – Глеб закрыл ранец, закинул его за спину, поднялся, подхватил копье. Быстро глянув по сторонам – не наблюдает ли кто – попытался выполнить упражнение, о котором читал минуту назад: взмахнул копьем, начертил в воздухе спиралеобразный знак. Книга утверждала, что знак этот должен превратиться в огненный шар – и его можно будет швырнуть в нужном направлении резким движением посоха.
– Ты чуть‑чуть не доводишь, – вдруг сказал Ирт, вроде бы не открывая глаз. – У спирали должно быть два витка, а хвостик ее надо чуть загнуть. – Он пошевелился, поднял голову, зевнул. Глянул на тень от ножа и щепку. Прищурясь, посмотрел на солнце, удивленно вскинул бровь, хмыкнул.
– Что? – не выдержал Глеб.
– Нет, ничего… – ответил Ирт. – Кажется, мы немного опаздываем.
– Куда мы можем опаздывать? – пожал плечами Глеб. – Чай, не на прием записаны…
Проснулся и Горр, сгрыз с обожженного прутика остаток колбасы, плеснул в лицо водой из лужи, занялся лошадьми.
– Ну чего он все молчит? – негромко спросил Глеб.
– А о чем говорить? – Ирт раскидал дымящиеся головешки, затоптал рубиновые угли. – Люди ведь не для слов рождены, а для дел. Речь нам только в помощь дадена… – Он вдруг осекся и выпучил глаза, глядя Глебу за спину. Фыркнули, попятились лошади, заругался на них Горр, наглядно доказывая тезис, что речь человеку дана в помощь для дел.
– Ну что еще? – Глеб обернулся и застыл.
Из недалекого леса, что полосой тянулся вдоль тракта, выходил невиданный зверь. Был он длинный, словно китайский дракон, многоногий, как сколопендра, и волосатый, будто мамонт. Огромная голова его с мощными челюстями‑жвалами покачивалась у самой земли, массивный рог, похожий на таран, раздвигал кусты и высокую траву, высоким горбом изогнулась шея.
– Это что за тварь такая? – выдавил из себя Глеб.
Люди на дороге тоже заметили чудовище, бросились врассыпную – кто по тракту, кто в поле. Трапезничающая у обочины компания, оставив котел с варевом, волов и груз тюков, вмиг разбежалась в разные стороны; бежали все – и погонщики, и купцы, и вооруженные охранники.
– Бежим? – неуверенно спросил Ирт.
– Кажется, нет, – ответил Глеб. Он увидел, что какая‑то молодая женщина, очевидно совсем потеряв голову от страха, мчится прямо к чудовищу. – Ждите меня тут! – Не теряя женщину из виду, Глеб подбежал к Горру, рявкнул: – Коня! – и поймал брошенный повод. Воткнув копье в землю, влез в седло – не очень красиво, но довольно быстро, – наклонился, подхватил оставленное на секунду оружие, крикнул растерявшимся Ирту и Горру:
– Отступайте к дороге! – И врезал пятками по ребрам скакуна. – Ннно!
Седло крепко ударило по заду – конь словно мстил за свои бока. Взлетели в воздух комья земли, и мир сдвинулся с места, упругий воздух ударил в лицо.
– Ннно! – Глеб едва держался в седле, но скакуна все равно пришпоривал. Он мчался женщине наперерез, ругая ее, слепую дуру, ругая некстати появившееся чудовище, ругая свое копье – за то, что оно лишь мешает, и себя тоже – за отчаянный глупый поступок.
Неведомый зверь уже вышел из леса. Его длинный чешуйчатый хвост, увенчанный шипами, рыл борозду не хуже сохи, а раззявленная пасть походила на ковш экскаватора. Чудище выглядело неповоротливым, но оттого было еще страшней – значит, есть у него какое‑нибудь пакостное умение: может, огнем дышит, а может кислотой плюется.
Женщина словно специально бежала точно на зверя, и Глеб, трехэтажно выругавшись, понял, что если и подхватит ее, то почти уже перед самой пастью‑ковшом.
– Стой, дура! – прокричал он, не надеясь, что она услышит. Странно – она услышала, на бегу повернула голову, махнула рукой, словно прогоняя его. И Глеб совсем уж рассвирепел:
– Гляди, куда бежишь, дура!
Ему показалось, что она крикнула что‑то в ответ.
Чудовище было совсем рядом, от него несло кислой вонью, словно от груды гнилой картошки.
Удерживая копье и себя в седле одной левой рукой, Глеб наклонился вправо насколько мог и вытянул свободную руку. Но в тот момент, когда он был готов подхватить женщину, она вдруг резко пригнулась и метнулась в сторону. Он рефлекторно подался за ней – и понял, что скачки закончились. Все, что он успел сделать, это выбросить копье и свернуться калачиком. Так – калачиком – он по земле и покатился – прямиком в куст можжевельника. Помятый, исколотый, исцарапанный, вскочил он на ноги, и обнаружил, что в этом же кусте застряло и его копье. Подхватив оружие, Глеб вывалился на открытое место и с некоторым изумлением увидел перед собой вход в пещеру. Из пещеры доносился странный свист, и нечто длинное, розовое и пупырчатое ворочалось там.
Нечто, похожее на язык…
Осознав, что это за пещера такая, Глеб ничуть не испугался. Он поднял голову, намереваясь точными ударами копья ослепить чудовище, но увидел, что глаз у того не меньше дюжины. И тогда он сделал то, чего никак не собирался делать: он взмахнул копьем, начертил в воздухе спиралеобразный – в два витка и с завернутым хвостиком – символ, увидел вмиг набрякшую огненную каплю, почувствовал ее растущую тяжесть и, удивившись содеянному, испугавшись за копье, поспешно стряхнул полыхающий шар в смердящий зев чудища.
Раздался хлопок. Гигантская голова дернулась, огромная пасть захлопнулась, из ноздрей‑трубок ударили струи пара.
И лишь после этого чудовище заметило Глеба. Вновь распахнулась пасть, выпустив клуб смердящего дыма, на четыре метра взметнулась вверх голова, зависла над человеком. Глеб понял, что его жизни суждено начаться заново – а он так и не завел дневник.
Но тут легкая фигура скользнула рядом, и нечто круглое и темное полетело ввысь. Раздался звонкий голос:
– Ложись! – Что‑то ударило под колени, толкнуло, сбивая с ног.
Женщина! Девушка! Дура!
В небе рвануло так, что земля задрожала, и трава полегла кругом. Черный липкий дождь обрушился вниз, алые ошметки разлетелись в стороны. Подогнулись могучие ноги, судорога согнула чешуйчатый хвост в кольцо, тяжело упал обрубок шеи, выплеснул лужу крови.
– Дурак! – прокричала девушка Глебу в ухо. – Ты куда несся? Совсем от страха ополоумел?
– Да же я тебя спасал, – растерянно проговорил Глеб и не услышал собственного голоса. – Я думал, это ты ополоумела…
За три минуты разговора они успели вдрызг разругаться, познакомиться, помириться и посмеяться. Девушку звали Фивой, она была Одноживущей из старых – из тех, у кого не было метки на щеке. Впрочем, пятнышко она себе нарисовала – чтоб патрули Ордена Смерти не придирались. Шла она в Город, зачем – не сказала. О Богоборце слышала, но в его существовании сомневалась. Потому к Глебу отнеслась несерьезно, посчитав, видимо, его профессиональным шарлатаном с фантазией. Глеб убеждать ее не стал – он ведь и сам не мог точно сказать, кто он такой.
Или что?..
Ирт и Горр встретили их верхом и при оружии.
– Надо быстро уходить, – сказал Ирт, глядя на Богоборца и не обращая внимания на девушку.
– А что случилось?
– Что случилось? – Ирт всплеснул руками. – А ты разве не заметил? Ты же привлек внимание кучи народа. Да оглядись только!..
Действительно, на них отовсюду пялились – с интересом и удивлением. Люди возвращались на тракт и останавливались, внимая свидетельствам очевидцев, глядя на поверженного монстра и его победителя. Движение по дороге остановилось, толпа росла, все громче становились голоса.
– Пошли, – сказал Глеб, начиная понимать, что поставил себя и товарищей в весьма щекотливое положение.
Но уйти им не дали. Какой‑то богато наряженный купец со знаком Одноживущего на щеке приблизился к Глебу, поклонился низко:
– Позволь узнать твое имя, почтенный.
– Извини, уважаемый, но мы спешим, – нахмурившись, сказал Ирт.
– Я лишь хочу знать, как зовут благородного мужа, совершившего подвиг, который не под силу и Двуживущему. Я буду рассказывать об увиденном, а когда мои слушатели спросят, как зовут героя, что я им отвечу?..
Набравшись решимости, подошли и другие люди. Были здесь и крестьяне с обветренными загорелыми лицами, и ремесленники, руки которых почернели от работы с металлом, и святые паломники, подпоясанные веревкой, сплетенной особым образом. Все они кланялись Глебу, и словно ждали от него чего‑то. Их прибывало, и выбраться из их кольца стало невозможно.
А потом кто‑то сказал, что подобное деяние может совершить лишь Одноживущий, равный по силе Богоборцу. И произнесенное имя, вырвавшись на свободу, вмиг пролетело над головами, докатилось до тракта, всколыхнув, взволновав людское море.
– Это не я, – сказал Глеб, отказываясь от подвига. Ему было неловко и перед товарищами, и перед девушкой.
– Это не он, – подхватил Ирт. – Ну разве похож он на Богоборца?
– Это не я! – Глеб был готов закричать во весь голос. – Это она! Фива! Она убила чудовище! Не я!..
Но их уже не слышали. Гул ширился и креп. Все плотней становилась толпа, все сильней делалась давка – каждый хотел посмотреть на Богоборца, каждый надеялся услышать его голос, а может быть даже и коснуться – хоть кончиком пальца, хоть краем одежды. Будет потом, что рассказать соседям и спутникам, детям и престарелым родителям…
И вдруг гомон стих – словно клин тишины, пришедший с запада, вспорол галдящую толпу. Люди оборачивались, осекались, шипели и цыкали, будто свечи, затушенные послюнявленными пальцами, одергивали, подталкивали соседей и старались отступить куда‑нибудь в сторонку, просочиться, спрятаться за спинами других.
Конный патруль Ордена Смерти двигался сквозь толпу, как нож сквозь масло. Ярко сверкала оружейная сталь, блестели кольчуги и кованные нагрудники, алели повязки на руках.
– Расходись! – негромко взрыкивал один из всадников, и хлестал длинным ивовым прутом по головам людей. Будь у него в руке палица – он и ею помахивал бы точно так – легко и небрежно.
Толпа сделалась рыхлой – еще один патруль спешил сюда с востока, и никто из Одноживущих не хотел оказаться на его пути или просто рядом.
Глеб и его товарищи попробовали под шумок скрыться, но Двуживущие их уже приметили:
– Вы – стоять на месте! – Взведенные арбалеты показали свои тупые рыла.
Люди заволновались, заторопились – поняли, что встреча Богоборца и всадников Ордена может закончиться схваткой. Затор на дороге сдвинулся, расползаясь. Лишь немногие зеваки решились остаться, но и эти отошли на безопасное расстояние.
– Кто такие? – холодные глаза Двуживущих скользнули по лицам путников, по вооружению, одежде, лошадям.
– Наемники, – один Ирт не растерялся, сразу нашелся, что ответить. – Направляемся в Город, на королевскую службу, слышали Король собирает добровольцев для похода в Слой.
– Кто старший?
– Я.
– Имя?
– Ирт. Ирт Сво… Свирепый.
– Имена остальных?
– Гарр Черезножик. Глиб Амнезия.
– А девчонка?..
Глеб мысленно выругался, вновь обозвал девушку дурой. Чего стояла? Они‑то трое на лошадях, их заметили издалека, им уже некуда было деваться. А она разве не могла с толпой слиться, затеряться, уйти?
– Я Фива, – сказала девушка. И тут же Ирт перебил ее:
– Маркитанка. Пристала в дороге.
– Документы у вас есть?
– Нет документов, – покачал головой Ирт. – Мы же только едем на службу.
– Рекомендательные письма? Наградные бумаги? Медали?
– Только лошади и оружие.
Подошел и второй отряд, встал чуть в стороне, нацелил арбалеты на группу подозрительных Одноживущих.
– Ваших рук дело? – кивнул патрульный на мертвое чудище.
– Да, – не стал скрывать Ирт.
– И как же ухитрились справиться?
– Зеркалом мирр.
– Чего? – Двуживущие переглянулись.
– Сунули зеркало, подменили ему голову миррой, а потом зеркало разбили, – не смущаясь, врал Ирт. – Ценная была вещь, – он вздохнул. – Трофей с Ведьминых Болот. Вдребезги!
– Магия? – спросил патрульный. И Глеб понял, что драки, кажется, не будет.
– Волшебство, – сказал Ирт, опять вздохнул и повторил: – Вдребезги…
Их отпустили, больше ни о чем не спрашивая, и даже не проверив, уплачен ли подорожный сбор. Им позволили уйти, и они с большим облегчением продолжили путь.
И как‑то само‑собой получилось, что Фива влилась в их компанию.
Служба в Ордене Смерти давала целый ряд несомненных преимуществ: быстрое и безопасное развитие, обретение уникальных навыков, защита и поддержка коллектива, оплата питания и квартирования. Не возникало проблем с вооружением: Орден был готов предоставить своим членам любое оружие и доспехи, в зависимости, конечно, от боевых заслуг. Новичкам не приходилось рассчитывать на мечи, имеющие свои имена, и кольчуги, в равной степени защищающие от магии и от клинков. Зато ветераны могли заслужить такие вещи, о которых складывали легенды – и не Одноживущие складывали, а сами игроки. Маги Ордена получали доступ в закрытые библиотеки, воины повышали свое мастерство в специальных центрах. Если нужны были деньги – Орден давал беспроцентный кредит. Если требовалось что‑то узнать – Орден с готовностью помогал. Спрятаться? – пожалуйста. Отомстить кому‑то? – с радостью!..
Впрочем, были в службе и некоторые недостатки – и главный недостаток заключался в том, что приходилось подчиняться системе. Новобранцы первые две недели безвылазно сидели в учебных центрах, жили по строгому расписанию, изо дня в день методично оттачивали одни и те же удары, приемы, связки. У молодых боевиков свободы было больше – им давали конкретное задание и выпускали на волю. Выполнил поставленную задачу в срок – молодец! Не важно как, главное, что есть результат. Прошедшие посвящение покидали казармы и выходили в мир. Но свобода их была не полной – каждый месяц они были обязаны отмечаться в штабах Ордена; отправляясь в путешествие, должны были известить о примерном маршруте, о цели похода. Раз в квартал посвященные проходили краткосрочные сборы. И конечно же им вменялось в обязанность по первому требованию Ордена выступить на его стороне, выполнить любое его задание. Многих такая жизнь устраивала, все же всеобщей мобилизации и полномасштабных военных действий Орден пока не проводил, да и не планировал, наверное, хоть и учил своих членов тактике и стратегии, осадному искусству и диверсионной деятельности. Но некоторые посвященные хотели добиться большего – и устраивались на постоянную службу, получали звание рыцаря Смерти и возможность двигаться дальше по служебной лестнице – вплоть до званий мастера и гранд‑мастера. Только мастера Ордена были полностью свободны в своих действиях, им лишь рекомендовалось присматривать за оказавшимися поблизости членами Ордена и раз в год посещать учебные центры, чтобы натаскивать новичков и стажировать рядовых бойцов. По слухам, любой мастер Ордена мог выйти из организации. Но почему‑то о людях, покинувших Орден Смерти, в Мире не слышал никто…
Джон Большеног по прозвищу «Выбейдверь» вступил в Орден три года назад и успел дослужиться до звания паладина. Как ни странно, особым рвением он не отличался, зато умел выставить себя в выгодном свете. Прозвище свое он получил довольно давно, в бытность младшим инструктором одного из тренировочных центров. Он придумал для своих учеников испытание, которое одновременно являлось и психологическим тестом. «Выбей дверь!» – кричал он, подведя человека к прочной дубовой двери, которую легко можно было открыть, повернув ручку и потянув на себя. Кто‑то действительно бился в преграду, кто‑то, реально оценивая свои возможности, лишь обозначал действие, кто‑то начинал соображать из чего и как соорудить таран, а кто‑то разводил философию, говоря о том, что незачем расшибаться о дверь, если знаешь, что ее можно открыть. «Выбей дверь!» – орал он на новичков в течение нескольких месяцев. А потом нашелся человек, который сделал невозможное – тремя ударами ноги вынес дверь вместе с косяком. Человека этого звали Черный Хан, у него было прозвище «Выбилдверь», и сейчас он служил под началом Джона Большенога, паладина Смерти.
– Ты только посмотри, – сказал Черный Хан, тяжелой ладонью впечатав в столешницу серый бумажный лист.
– И что это? – Джон стягивал сапоги, собираясь вздремнуть. Дома – в том, настоящем мире его ждала девушка, с которой он четыре дня назад познакомился в мире этом.
– Приказ. Орден ищет трех человек. За поимку живыми или мертвыми – премия и повышение.
– Орден постоянно кого‑то ищет, – буркнул Джон Большеног и швырнул сапоги под кровать.
В темном бараке было душно, на койках спали вповалку Двуживущие – некоторые вот уже несколько дней подряд. Джону вообще‑то полагалась отдельная квартирка, но, честно сказать, в казарме ему жилось привычней, а спалось спокойней.
– Нет, ты погляди! – настаивал Черный Хан. – Здесь есть портрет.
– Ну и что… – Джон зевнул, развернул лист бумаги к себе, читать ничего не стал, сразу глянул на картинку. – Кто это такой? Лицо, вроде бы, знакомое…
– Ты что, Выбейдверь, уже спишь что ли? – хмыкнул Черный Хан. – Помнишь маркитанку? И тех троих с ней? Ну, которые уделали тварь из Слоя?
– Вот дьявол! – Джон Большеног сгреб бумагу, поднес к глазам. – Точно, тот самый!.. Богоборец! – Он прочитал имя разыскиваемого, потом пробежал глазами весь текст. И полез под кровать за сапогами: – Пошли, Хан! Надо срочно доложить!..
Оказалось, что Фиву зовут Фивелинией. Ей на днях исполнилось двадцать два года. Идет она на поиски старшей сестры, которая вот уже год как пропала, но, вроде бы, недавно объявилась в Городе. Сестру звать Фаталия, хоть настоящее имя у нее Фемалия. Пропала Фаталия‑Фемалия не просто так, она ушла из родного села, когда победила в рукопашном поединке кузнеца Турсула, крепкого мужика, неженатого и охочего до женского полу.
Все это Фива выложила, смущаясь и краснея так, словно рассказывала о подробностях своей интимной жизни.
– Как же она его победила? – спросил Глеб. – Случайно?
– Говорю же – в единоборстве, – с напором сказала Фива. – Бросила его на землю и скрутила.
– Хилый у вас кузнец, – заметил Ирт. – Должно быть, золотые да серебряные побрякушки кует молоточком‑тюколкой.
– Сам ты тюколка! – фыркнула Фива. – Наш кузнец без молотобойца работает.
– А с девкой чего тогда не справился?
– Ты мою сестру не знаешь! Она вас троих раскидает, вместе с лошадьми.
Горр улыбнулся, посмотрел на девушку, ничего не сказал. Зато Ирт не смолчал, возмутился:
– Ты хвастать хвастайся, да не завирайся!
– Вот найдем ее и проверим, – пожала плечами Фива.
– Еще чего, искать незнамо кого… У нас и своих дел хватает.
– И что у вас за дела?
– Да поважней твоих…
Они двигались верхом. Фива сидела у Глеба за спиной, крепко его обняв. Руки у нее были сильные, и Глеб сказал:
– Ты, наверное, сама не хуже сестры дерешься.
– Куда мне! Она с самого детства с мальчишками борется; с теми, что ее старше. Это она из‑за брата.
– Заступается за него? – понимающе спросил Глеб.
– Нет… Он умер. Маленький… – Она долго молчала. – Он хотел стать великим воином… Чтобы нас защищать…
– Как его звали? – спросил Глеб.
– Фатал…
– А родители у тебя есть? – поинтересовался Горр.
– Нет… Папа давно умер, а маму унесли тролли. Ее потом видели в горах, но она уже одичала, и на человека не была похожа.
– А магии тебя кто обучил? – спросил Глеб.
– Какой магии? – удивилась Фива. – Я магии не знаю, только гадать немного умею, на бараньих костях и на иголках. Это меня соседка научила, она сама много гаданий знает…
– Да нет! – мотнул головой Глеб. – Я про ту магию, который ты башку зверюге разнесла.
– А… – Фива заулыбалась. – Так это не магия.
– А что?
– Ну… Секрет наш… – определенно, девушка не хотела об этом распространяться.
– Чей – «наш»?
– Ну, деревни нашей…
– Да ты не темни, – сказал Ирт. – Расскажи, что за секрет. Нам подробности не нужны, просто интересно.
– Ну, не знаю, можно ли… Эта глина такая. Она только в горах есть, в одном месте. Мы ее копаем, сколько надо, а потом выделываем особым образом. Я молодая, я не знаю, как именно. Этим у нас старики занимаются. Потом они из глины лепешки делают, а внутрь кладут что‑то, замешивают, вылепляют и ставят на солнце сушиться. Получаются такие кругляши – они разные бывают, большие и маленькие, с дымом и с огнем, с камушками мелкими. И называются все по‑разному: пули, лапили, бомбары. Если их кинуть, они от удара взрываются. Но кидать надо осторожно, с умением, иначе руку может оторвать, или совсем убить.
– Ничего себе новость, – вслух удивился Глеб.
– Есть люди, которые о нашем секрете знают. Даже Двуживущие некоторые есть. Но они никому об этом не говорят, потому что глины мало, она только весной выдавливается из‑под горы, а если покупателей будет много, то она быстро кончится.
– Вы продаете эти бомбы, что ли?
– Да, – сказала девушка. – Иногда. Немного.
– А у тебя с собой есть еще?
– Есть.
– Много?
– Ну… Маленьких, чтоб собак пугать, целый карман – они с горошину. Для пращи – дюжина. Бомбар с камушками – пять. А таких, как та, что зверя убила – три осталось.
Глебу представилось, что к нему прижимается пороховая бочка.
– А ты не боишься на воздух взлететь?
– Как это? Говорю же, я магии не знаю.
– Да я не про магию. Не взорвутся ли твои бомбы сами собой?
– Не должны, – Фива улыбнулась. – Ты боишься что ли, Богоборец?
Глеб пожал плечами, не собираясь отвечать. И Фива рассмеялась звонко, так, что многие путники обернулись на нее, просветлели лицами.
– Ты же, вроде бы, бессмертный, Богоборец, – сказала девушка. – Разве может что‑то напугать бессмертного?..
Релейные станции отличались друг от друга лишь номерами. Небольшая контора из дощатых сбитых щитов, выкрашенных зеленой краской; двухэтажная бревенчатая гостиница, огороженная высоким забором – место приюта Двуживущих; ночлежка, похожая на конюшню, и конюшня, из которой вышла бы куда лучшая ночлежка, чем та, что есть; трактир с каменной пристройкой кухни, коновязь, оранжевая в черную полоску будка часового, рядом – собачья конура. И большие, издалека, с любой стороны заметные цифры – светящиеся ночью, темнеющие днем.
– Придется платить подорожный сбор, – сказал Ирт, придержав лошадь. – Дальше без бумаги двигаться слишком рискованно, нас видели перед прошлой станцией, потому отовраться, что, мол, только‑только на тракт вышли, может и не получиться. И попробуем взять лошадь для Фивы – на покупку у нас не хватит денег.
– Ты же не хотел показываться на станциях, – заметил Глеб.
– А мы и не будем показываться, – сказал Ирт. – Сейчас высмотрим какого‑нибудь Двуживущего подобрей, помоложе и попроще, заплатим ему, попросим помочь.
Они спешились в ста метрах от станции, отошли на обочину. Через несколько минут Ирт кивнул на какого‑то бородатого великана в короткой кольчуге из простого железа, с дешевым мечом без ножен.
– Ничего себе «помоложе», – хмыкнул Глеб.
– С Двуживущими так сплошь и рядом, – сказал Ирт. – Чем он старше и здоровей, там моложе умом. Вы стойте здесь, а я пойду с ним заговорю… Фива, ты со мной! Улыбайся, опусти глаза, но иногда косо на него посматривай. И ничего не говори!..
Все прошло наилучшими образом. Выслушав почтительного Ирта, увидев два золотых и налюбовавшись на Фиву, здоровяк благодушно закивал. Он взял деньги, покосился на мнущихся в стороне Глеба и Горра, помахал им рукой. И широким уверенным шагом направился к конторе. Заходить внутрь не стал – почти все вопросы можно было решить у круглого окошка, рядом с которым висел стенд с правилами движения по Красной Дороге. Сунув деньги в окно, сказав что‑то, здоровяк получил на руки четыре фигурные картонки с алым штемпелем, круглый жетон с номером и выписку для конюшего. Десять минут потребовалось ему, чтоб получить снаряженную лошадь, невысокую серую кобылу со стриженной гривой и подрезанным хвостом. Он подвел ее к Ирту, но повод отдал Фиве. Снова помахал Глебу и Горру, убрал заработанную монету в тряпичный пояс и тут же направился к трактиру.
– Вот и все, – объявил Ирт подъехавшим друзьям. – Гнать не будем, так что больше на станциях нам делать нечего. Отпустим кобылку перед самым Городом, она клейменая, ее вернут куда надо…