Откуда-то издалека доносится надрывный тревожный крик, словно кто-то зовёт кого-то.
– Зоя! Зоя! – душераздирающе зовёт кто-то со склона горы.
Майя и Жива, проходя мимо стоящих на обочине двух Димонов, оглядываются.
По склону горы спускается молодая женщина лет тридцати пяти, одетая в красный сарафан до колен и в белую вышиванку. По плечам её распущены длинные русые волосы. В руке у неё ветка цветущей бузины.
– Зоя! Ты где? Отзовись! – кричит она.
– Это же Навка, – узнав её, шепчет двоюродной сестре Жива.
– А кто такая Навка? – негромко спрашивает Майя.
Не успев ответить ей, Жива громко кричит молодой женщине:
– Навка! Что случилось?
Женщина в красном сарафане спускается им навстречу.
Димон-А, забыв о кактусах, не может отвести от неё взгляда. Подойдя к девушкам, Навка заговаривает с ними, о чём-то их спрашивает, те пожимают плечами. Затем в левой руке женщины появляется мобильный телефон.
Набрав номер, она торопливо говорит в трубку:
– Кожумяка, ты где? У меня беда! Зоя исчезла… Я не знаю, где она. Мне кажется, она исчезла неспроста. Я видела здесь иных! Мне кажется, они пришли за ней. Когда ты будешь?
O`Димон тем временем не находит себе места.
– Сколько можно трындеть? – гневно восклицает он.
– Не злись, – предупреждает его Димон-А. – Гнев – это же смертный грех. Так что, два – один.
O`Димон недовольно вздыхает.
– Ты же сказал, что это добродетель.
Наконец, Навка прощается с девушками и направляется к парням. У неё миловидное лицо, из-под красного сарафана выглядывают очаровательные коленки, а из выреза вышиванки выглядывает, вздымаясь при ходьбе, начало её обворожительной полной груди.
Димон-А не сводит с неё глаз. Но женщина в красном сарафане явно чем-то встревожена. Она смотрит на него и как будто не видит.
– Извините, вы тут девочку в белом платье не видели?
– Нет, – коротко отвечает О`Димон, опередив товарища.
– И куда она делась? – всплёскивает она руками.
– А где она потерялась? – участливо спрашивает Димон-А.
– Да вон там мы с ней наверху сидели – показывает Навка на гору, – возле той цветущей бузины. А потом оказалось, что за кустом этим прятались иные.
– Как это, иные? – не понимает О’Димон.
– Ну, такие: один – с крыльями за спиной, а другой – со змеиной головой.
Димоны недоумённо переглядываются между собой.
– Я прогнала их этой веткой, – продолжает Навка, а когда вернулась, Зои нигде уже не было.
– Не черта себе! – качает головой Димон-А.
– Так, значит, вы не видели её?
– Нет, девочка здесь не пробегала, – мотает головой О’Димон.
– А иные? – не отстаёт Навка.
– И эти тоже, – кивает Димон-А.
Навка замолкает и с подозрением смотрит ему в глаза.
– К сожалению, вы уже попались в их ловушку.
– В какую ещё ловушку? – недоумевает О’Димон. – Женщина, вы о чём?
– Я о тех двух маленьких, лишённых колючек мексиканских кактусах, которые, если пожевать, мало не покажется.
Слова длинноволосой женщины в красном сарафане приводят Димонов в такое замешательство, что те застывают на месте, словно поражённые молнией.
– Они и, правда, дадут вам возможность увидеть то, чего не видят другие, – добавляет Навка. – Но это последнее, что вы увидите.
О’Димон мгновенно бледнеет и начисто теряет дар речи. Вытаращив глаза от изумления и приоткрыв рот, он силится что-то сказать и не может. Димона-А, напротив, тут же бросает в жар. Уши его пунцовеют и горят огнём, как будто его только что застали на месте преступления или уличили в том, что он так тщательно скрывал.
Но, делая вид, что он тут совершенно ни при чём, Димон-А приходит другу на помощь.
– Нет… никого мы здесь не встречали, – мотает он головой.
– Ясно.
Женщина в красном сарафане оставляет их и идёт дальше в гору по асфальтовой дороге.
Хлопая глазами, О’Димон смотрит на удаляющуюся фигуру. К нему неожиданно возвращается дар речи.
– Как это она догадалась?
– А бес его знает, – пожимает плечами Димон-А, глядя в спину уходящей женщины.
Больше не таясь, он разжимает кулак и вновь показывает приятелю два засушенных кактуса на ладони.
– Ну что, сейчас заточим или потом?
– А там, возле вышек, менты, случайно, не стоят? – спрашивает О’Димон.
– Обычно не стоят, но сегодня особый день. Сегодня вполне могут стоять.
– Тогда давай сейчас, пока нас не обшманали.
О’Димон протягивает руку за одним из кактусов.
Ушедшая недалеко вперёд женщина в красном сарафане неожиданно останавливается и поворачивается к ним.
– Даже и не думайте! – кричит она издали.
– А мы и не думаем, – стебётся О’Димон.
– В таком случае очень скоро вы увидите её.
– Кого? – любопытствует Димон-А.
– Свою нежить.
– Какую ещё нежить?
Навка усмехается.
– Вы будете очень удивлены, увидев её.
– Где же она? – деланно удивляется О’Димон. – Почему я её не вижу?
– Потому что она сидит в тебе.
– Во мне? – недоумённо перепрашивает О’Димон.
– Эта тварь уже давно сидит в тебе. Впрочем, и в твоём друге тоже.
– Да что вы говорите! – усмехается Димон-А.
– Более того, очень скоро вы увидите ещё и змею.
– Какую ещё змею?
– Такую, – отвечает Навка и, соединив пальцы рук, показывает им замкнутый круг.
– Уробороса? – спрашивает О’Димон.
– Нет, Амфисбену.
– Чёрт подери, сколько же всего интересного мы сейчас увидим! – загорается Димон-А.
Поняв, что переубедить парней ей не удастся, Навка вздыхает и идёт дальше вверх по дороге.
– Ну, погнали! – Димон-А смело, не таясь, отправляет свой кактус в рот. Второй кактус исчезает во рту О’Димона. Оба молча и усиленно начинают жевать.
– Фу, какая гадость, – морщится Димон-А.
– А по мне так вроде ничего, – не соглашается с ним О’Димон.
– А может, у неё просто крыша поехала? – предполагает Димон-А, – паранойя там или какой-нибудь синдром?
– Я бы не сказал. В чём-то она права. В тот раз я, действительно, чувствовал в себе змею.
– Какую ещё змею?
– Ту самую, которая, свернувшись спиралью, спит в крестцовой кости у каждого человека, – со знанием дела отвечает О’Димон.
– Кундалини, что ли?
– Ага.
– Да ладно, как ты мог её почувствовать?
– Обыкновенно. Когда она выходила из меня.
– Выходила? Из тебя? Откуда же она выходила? Из задницы?
– Из родничка. Из того места на темечке, которое зарастает у младенцев в первый год жизни.
Сверху до них вновь доносятся призывные, душераздирающие крики Навки:
– Зоя! Зоя! Где ты?
10. Как бы вы сами здесь не пропали!
Женщина в красном сарафане и в белой вышиванке подходит к двум милиционерам.
– Извините, вы тут девушку, случайно, не видели?
– А в чём дело? – спрашивает старший сержант.
– Дочка у меня пропала, – хлюпает она носом. – Всё обыскала тут, куда делась, ума не приложу.
– Да успокойтесь вы, мамаша, – морщится младший, – не нойте, и без вас голова тут болит.
– Она, как сквозь землю, провалилась!
– Приметы? – спрашивает старший.
– В белом платье… коса до пояса, – перечисляет она.
– Нет, в таком виде мы никого не видели, – качает головой младший. – Тут в основном все в чёрном ходят.
– Ребятки, милые, помогите, – вновь наворачиваются слёзы у неё на лице.
– Чем же мы можем помочь? Мы здесь на посту.
– Кто же мне поможет тогда, если не милиция?
По дороге мимо них проходит стадо коз. Без пастуха.
– Вот так всегда, – недовольно бурчит младший, – чуть что – сразу милиция. Раньше надо было думать, мамаша, да следить за своей дочкой, а не брать её с собой сюда на Лысую. Сколько лет ей?
– Пятнадцать. Зовут Зоя.
– Да она почти взрослая уже. Может, гуляет сейчас где-то с парнями, а вы нам тут голову морочите.
– Или дома сидит уже давно, – подсказывает старший. – Вот если её двое суток не будет дома, тогда можете смело писать заявление.
– Понятно, – всхлипывает Навка.
– И вообще, куда вы смотрели? Как будто не знаете, что здесь всё время люди пропадают.
– Смотрите, как бы вы сами здесь не пропали! – в сердцах произносит Навка и отправляется дальше в путь.
– Куда это вы?
– Дочку искать. Обойдусь как-нибудь и без вашей помощи.
– Поосторожнее там, – советует старший. – Сегодня на Лысой полно всяких маньяков.
– Я знаю, – отвечает Навка и идёт дальше.
Младший сержант чешет себе репу:
– И какого, спрашивается, чёрта она с дочкой сюда попёрлась? Да ещё так вырядилась? Тут не то, что маньяк, здесь любого мужика после бутылки водяры на подвиги потянет.
– Да, тут на горе у всех крышу сносит, – кивает старший. – Вон два дня назад заявление поступило… молодая женщина 25 лет, с длинными волосами, правда, то была брюнетка, изнасиловала тут на Лысой двух мужиков.
– Ни черта себе. Как это?
– Я вот тоже себе этого представить не могу, как? Но самое интересное другое. Заявители, как выяснилось, сами в прошлом отсидели, как насильники.
11. Что вообще… происходит?
– Чего-то кактус этот не цепляет совсем, – жалуется Димон-А.
– Не жди ничего, всё придёт само, – уверенно отвечает О’Димон. – Тема уже на подходе. Обещаю, скоро начнутся мультики.
– Чего-то меня уже на измену потянуло. На крайняк, я с собой ещё кой-чего прихватил, – хвалится Димон-А, – чтоб не так стрёмно было. Только лавандос – пополам. Харэ?
– Ты же знаешь, за мной не пропадёт. А что у тебя? – любопытствует О’Димон.
– Круглые.
Димон-А достаёт из кармана белый аптечный цилиндрический футлярчик для таблеток.
– Амфетамины? – читает О’Димон на этикетке.
– Нет, это только футлярчик от них. Там – кое-что другое.
Димон-А высыпает на ладонь две разноцветные таблетки и прячет футлярчик назад в карман.
– Экстази?
– Ага, – кивает Димон-А.
– Ты что, прикалываешься? К чему нам здесь экстази? – возмущается О`Димон и отдёргивает руку. – Ты что забыл, как оно действует? Нас же сразу потянет всем в любви признаваться.
– Не бойся, О`Димон. Я к тебе приставать не буду. Как видишь, здесь ожидаются классные тёлки. Сегодня сюда ведьмы на тусу собираются. Голяком вокруг костра танцевать будут.
– Тогда другое дело.
О`Димон на всякий случай тянется за одной из таблеток на его ладони, но Димон-А зажимает обе в кулак.
– Э, нет. Чуть позднее. Всё сразу будет чересчур. Если мы сейчас вдогонку захаваем эту байду, назад уже точно, не вернёмся.
– Как скажешь.
Димон-А прячет таблетки под бандану возле уха.
– Здесь они вряд ли найдут.
– А если всё же начнут обыскивать?
– А разве мы похожи на наркоманов?
– Вроде нет.
– Вот и я так думаю. Главное, не показывать вида. Идём.
– Чё-то не прёт пока, – жалуется Димон-А.
– Сейчас попрёт, – обещает ему О’Димон.
– Может, Дэн мне не те кактусы подсунул?
– Те. В тот раз я тоже чего-то долго ждал прихода, а потом меня так шибануло! Я думал, всё, мне капец.
Димон-А вдруг дёргается и оглядывается назад. Его тело, как вспышка, внезапно пронизывает холод, который затем обжигает. В низу копчика он чувствует сильное жжение, как будто кто-то, словно издеваясь, подносит к его заднице пламя зажигалки. Он хватается рукой за копчик, но никакой зажигалки сзади нет.
– Чтобы ты ни увидел, ни во что не вмешивайся, – продолжает О’Димон. – Твоя задача – лишь внимать, смотреть и ничего не делать. Как только ты включишься в эту игру, ты пропал.
Но Димон-А уже не слышит этих слов. Он ощущает сильное давление на голову, звон в ушах, покалывание в руках и в ногах. На него наваливается страшная тяжесть. Он чувствует внутри себя перевёрнутую вниз горящую восковую свечу. Свеча плавится, истекая воском по его ногам. К горлу подступает тошнота. Его охватывает озноб и всевозрастающая дрожь.
Он понимает, что в нём пробуждается змея, что она уже подняла голову. Он знает, что фитиль запален и ракета готова к пуску…
##Внезапное ускорение, сдвиг###, – и где же тело? Тело исчезло. Рук нет, ног нет. А перед глазами какое-то ярчайшее безумие. Все скачет на дикой скорости, поэтому глаза хочется закрыть. Димон-А закрывает глаза и чувствует внутри себя какое-то движение. Какая-то юркая змейка, стремительно извиваясь вокруг позвоночника, возносится от копчика к темечку.
– Что это? – хочет он сказать и не может, потому что во рту отсутствуют язык, зубы и нёбо – а через раскрытое темечко видна чёрная дыра в открытый космос.
Ему хочется глотнуть – ага, щас! Все проваливается куда-то в тартарары. Глаза самопроизвольно открываются-закрываются, руки-ноги дрожат.
– Что вообще… происходит? – шевелит он губами и неожиданно всхлипывает.
Оказывается, у него почему – то текут слезы и сопли. Он смотрит на О’Димона и видит, что у того точно так же, как у пойманной рыбы, открывается и закрывается рот, и он так же то и дело хлопает глазами, дергается, хихикает и гримасничает.
Как только невидимая кундалини выходит из Димона-А, его накрывает по полной. Он как бы видит себя со стороны: как стекает на асфальт его тело, как он крутит головой из стороны в сторону, силясь осмыслить происходящее. Но сейчас это для него слишком сложно. Он явно не готов к такому исходу. Судорожно подергивая губами, пытаясь сглотнуть воображаемую слюну, он держится руками за землю, и взгляд у него испуганный, как у ребенка. Он, кажется, готов заплакать.
– Я уже умер? – спрашивает Димон-А, приходя в себя.
– Нет, – отвечает О’Димон.
– Я, точно, не умру?
– Это такая волна… она сейчас пройдет.
Но волна не проходит. Более того, ко всему ещё присоединяются слуховые галлюцинации. На шелест листьев накладывается вдруг чей-то шёпот. За перешептываньем следуют резкие щелчки и тонкое посвистывание. Затем слышатся гнетущие и скрежещущие звуки. Где-то вдалеке ритмично и глухо бьёт барабан. Сверху на Димонов льётся жалобное звучание кларнета, слева сыплется отвратительное лязганье цимбал, а справа несутся душераздирающие крики и стоны.
Димон-А зажимает уши ладонями, но какофония не только не исчезает, но становится ещё громче. Он ничего не понимает и хлопает глазами. Неожиданно весь этот аудио-террор резко обрывается.
Кто такие иные?
Майя и Жива возвращаются тем же путём, что и пришли – по Ведьминому языку. Жива нисколько не расстроена тем, что менты не пустили их на Гору. Ведь она знает наверх такие тропки, которые вообще никому неведомы.
– Слушай, а кто такие иные? – спрашивает Майя.
– Ну, это такие… иноземляне.
Майя улыбается.
– Хочешь сказать… инопланетяне?
Жива кивает.
– Ну да, пришельцы. Вернее, потомки пришельцев с планеты Нибиру, которые прибыли сюда много тысяч лет назад. Их ещё называют… анунаки. Хотя они и выглядят сейчас, как люди, ничем от нас почти не отличаются, но на самом деле это – нелюди. При этом себя они считают сверхлюдьми.
– А разве так бывает?
– На Девичьей всё, что хочешь, бывает.
– А если они нам встретятся? Ты их когда-нибудь видела?
– Я пока ещё нет, а вот Навка говорит, что видела. Она ведь ясновидящая.
– Что, правда?
– Да. Но ей ещё очень далеко до своей матери Веды, которая может видеть невидимое – потусторонний, бестелесный мир. И это несмотря на то, что она – слепая.
– Как же она видит потусторонний мир? – спрашивает Майя.
– Потому и видит, что ничего не видит в этом мире. Она ощущает всё как бы на другом уровне. Экстрасенсорно. Веда говорит, что иные и есть те самые черти из сказок.
– С рогами и копытами? – усмехается Майя.
– Ну, это раньше их все так представляли. А на самом деле, выглядят они совсем иначе. Нижняя половина у них – человечья, а вот верхняя… – Жива замолкает.
– Что? – нетерпеливо переспрашивает Майя.
– Верхняя, как у рептилий.
Майя смотрит на кузину с недоумением. Жива разъясняет ей:
– Анунаки ведь были рептилиями. Всякими там ящерами, драконами и змеями. Анунаки вступали с земными женщинами в связь, и те поначалу рожали всяких уродов – наполовину людей, наполовину змей. Но затем эти люди-змеи постепенно ассимилировались. И теперь их почти невозможно отличить от людей. И хотя тело у них бренное, душа у них осталась бессмертной – от пришельцев.
– Всё равно, не пойму я, как можно произойти от змей?
– Ну, если люди произошли от обезьян, то почему черти не могут произойти от рептилий?
– Ерунда всё это!
– Не ерунда. Вспомни хотя бы легенду о нашем киевском Змее Горыныче. Какую он дань ежедневно требовал у горожан?
– С каждого двора по красной девке.
– А зачем, спрашивается, ему нужны были девки? Вернее, девственницы? А затем, что он пользовался правом первой ночи, чтобы те приносили ему потомство. И вот теперь, благодаря тем девкам, это чёртово племя и не отличаются ничем внешне от нас.
– А если они нам встретятся? Как мы узнаем, что это черти?
Жива усмехается и объясняет:
– Для этого надо сложить вот так из пальцев треугольник. И приставить его к левому глазу. Тогда твой глаз станет всевидящим.
– Как Всевидящее око?
– Нет, как Сияющая дельта. Вернее, как солнце.
– Как солнце? – удивляется Майя.
– Ну, да. Ты не задумывалась, почему в треугольнике, от которого исходят лучи, всегда рисуют один глаз, а не два, как у людей?
– Нет.
– Потому что Всевидящее око – это и есть, на самом деле, солнце. Только оно и видит всё с небес. От него ничего не может скрыться.
– А ночью?
– А ночью его заменяет луна. Так вот, короче, когда твой глаз станет всевидящим, ты сразу поймёшь, кто перед тобой.
– Что, правда?
– Ну. Ящера выдаст ороговевшая кожа, змею – чешуя. А если у кого-то увидишь пламя, вылетающее изо рта, – это явно будет…
– Смеёшься, да? – улыбается Майя. – Я так люблю, когда ты что-то выдумываешь.
– Ничего я не выдумываю, – обижается Жива.
Они приближаются к бетонной подпорной стене.
– А если они тебе реально встретятся, что ты будешь делать? – усмехается Майя.
– Они ведьм не трогают. Мы единственные, кто видят их и знают, как с ними бороться.
– А как?
– Есть одно древнее заклинание, которое их останавливает.
Неожиданно Жива сама останавливается в недоумении, обнаружив, что на стенке каждая буква слова «ПЕКЛО» перечёркнута крест-накрест мелом, а рядом такими же гигантскими буквами дописано новое слово – ЧИСТИЛИЩЕ.
– Вот это уже ближе к истине, – замечает она.
Девушки оглядываются по сторонам, надеясь увидеть того, кто бы мог это сделать. В самом низу перед шлагбаумом стоит оранжевый мусоровоз. Два мусорщика неподалёку наполняют чёрный пластиковый мешок мусором, которым заполнена яма.
– Куда же мы теперь? – испытывающим взглядом смотрит на двоюродную сестру Майя и показывает пальчиком в разные стороны, – туда?… сюда?..
– Туда, – показывает вправо пальчиком Жива. – Пойдём вдоль речки.
– Как скажешь. И чего я всегда иду за тобой, как овца, всегда с тобой соглашаюсь?
– Ещё бы ты со мной не соглашалась. Я ведь старше тебя.
– Всего на один день, – уточняет Майя.
– Как видишь, – ухмыляется Жива, – даже один день многое значит.
Она поправляет длинную чёлку, закрывающую половину её лица.
– А ты и, правда, похожа так на ведьму, – замечает Майя.
Взбив рукой волосы, онасебе также надвигает чёлку на правый глаз.
Жива хохочет:
– Теперь мы уж точно будем пугать всех, кто встретится нам по дороге.
Мультики начались
Навстречу Димонам по краю дороги спускается стадо коз – шесть белых козочек. Позади них вышагивает чёрный козёл.
– Чёрт, а чё тут козлы делают? – удивляется О’Димон.
– Где ты видишь козлов? – недоумевает Димон-А.
– А ты их не видишь?
– Это же козы, – разъясняет Димон-А. – Их местные здесь выпасают.
– Да не козы это, смотри, это – козлы, – дурашливо хихикает О`Димон.
– Какие-то странные они, эти козлы, – присматривается товарищ, замечая, что у тех рядом с выменем присутствует ещё и член. – Ну их, к чёрту! Это какие-то гермафродиты.
Он начинает дико ржать, привлекая к себе внимание этих самых коза-козлов. Навострив уши, животные проходят мимо них, а через несколько метров останавливаются и зачем-то выстраиваются в ряд, загораживая всю дорогу. Димоны также не могут устоять на месте, им непременно хочется подвигаться, побегать и подурачиться.
– Это ещё что! – машет руками О`Димон, – вот скоро начнутся визуалы.
– Визуалы? Во класс! – восторгается Димон-А. – Тогда эти козлокозы превратятся в инкубов.
– В кого?
– В инкубов. Ну это такие гибриды…сверху, как люди, а снизу – копыта и хвост.
– Тогда этот чёрный козёл точно станет дьяволом, – махровым ржачем хохочет О`Димон.
Вдруг он осекается, замечая, что козлокозы, выстроившись в линию, неожиданно становятся на дыбы. Внешне они практически не изменились, – те же рога, копыта, хвост, но морды их, действительно, стали какими-то осмысленными. В них словно проявились человеческие черты, отчего они стали ещё более ужасными.
При этом самая ужасная морда оказывается у чёрного козла. Одним копытом он показывает на небо, другим – на землю. На волосатой груди его явно проглядывают женские груди.
Внезапная вспышка света у него между рогами, сдвиг, – и во лбу его загорается звезда. Чёрный козёл плавно опускает правое копыто и указывает им на Димонов. В ту же секунду гибриды начинают движение и идут прямо на них.
– Чё это? – пятясь назад, испуганно спрашивает Димон-А.
– Ясно чё, – со знанием дела отвечает О`Димон. – Мультики начались.
Мультики оказываются настолько реальными, что Димон-А замечает, что члены у сатиров почему-то раздвоенные.
– Ой, чё-то не то. Бежим!
Они бегут вверх по дороге, козлорогие, стуча копытами, бегут за ними. Наконец, впереди показывается полуразрушенный домик и два милиционера, стоящие перед шлагбаумом на повороте.
Менты видят бегущих по дороге парней, у которых на лице нарисовано, что те уже поймали тему.
– Чего это с ними? – удивляется младший сержант.
– Козлы! – с перекошенным ртом кричит О`Димон.
– Кто козлы? – не понимает старший сержант.
– Там козлы! – показывает Димон-А большим пальцем за спину.
– Нет там никаких козлов, – удивляется младший.
– Как это нет? – оглядывается назад Димон-А и видит стоящих рядом на задних копытах козлов.
Он бросается за помощью к милиционерам, и в ужасе видит, что у тех на плечах отсутствуют головы. То же самое замечает и О`Димон. Парни в панике кидаются в разные стороны.
– Куда? – хватают их за шкирку безголовые менты. – Вы чё, травы обкурились, торчки?
– А чё, сразу торчки? – возмущается О`Димон.
– Колись, траву курил? – сразу же начинает его допрашивать безголовый младший сержант.
– Колюсь, не курил.
– Значит, не куришь, а колешься? – злорадствует безголовый старший сержант и приказывает младшему, – ну-ка, обыщи его.
– Сними рюкзак! Живо! Руки на голову! – приказывает младший сержант Димону-А и обыскивает его. Не найдя ничего подозрительного в карманах, он вытряхивает содержимое рюкзака на землю. На землю выпадает фонарик, компас и двухлитровая бутылка кока-колы.
– А это что? Кокаин в разведённом виде? – стебётся старший сержант.
– Да какой ещё кокаин? – возмущается Димон-А.
Младший сержант щупает рюкзак и в боковом карманчике находит белый аптекарский футлярчик.
– А вот и статья! – радуется он.
Но рано радуется. Димон-А незаметно вытаскивает из-под банданы две таблетки и тут же их проглатывает.
– А вот и нет статьи!
– Ничё, – обещает им старший сержант, – был бы наркоман, а статья всегда найдётся. В кутузку их!
О’Димон живо складывает все пожитки в рюкзак, закидывает его себе на спину, после чего безголовые милиционеры ведут обоих наркоманов в кутузку, в небольшую пристройку к полуразрушенной гауптвахте.
– А как вы догадались? – спрашивает О’Димон.
– Что вы любите наркотики? – ухмыляется младший сержант.
– Нет, что наркотики любят нас, – отвечает Димон-А.
– По глазам, парень, только по глазам, – объясняет ему старший сержант и запирает дверь на задвижку.
Свет в зарешёченное окно падает на осколок разбитого зеркала. О’Димон поднимает его с земли.
– Ни черта себе!
Он видит в зеркале расширяющиеся зрачки. Поглощая радужку, они расширяются с каждой секундой, и вскоре полностью вытесняют её. Его глаза становятся двумя безднами. Он переводит взгляд на приятеля и видит, что у того на лице точно такие же чёрные бездны.
Лыбедь и русалки
Миновав шлагбаум, Майя и Жива сворачивают к насыпной, утрамбованной щебнем, дороге.
Откуда-то из-под земли едва слышно доносится шум воды. Подойдя ближе, они замечают огромный трёхстворчатый бетонный коллектор, из которого по средней створке и вытекает неспешно маленькая речка, больше похожая на широкий ручей.
Именно здесь, словно из-под земли, Лыбедь неожиданно вырывается на волю, и благодаря ей посреди этого урбанизированного пейзажа за гаражами возникает сельская идиллия – деревья моют ветви в журчащей воде, поют птички… Так хорошо, что стараешься не обращать внимания на старые автомобильные шины, торчащие из воды, и мусор, живописно повисший на ветвях деревьев. Зажатое между горой и дорогой позади гаражного кооператива, русло реки напоминает грязную, захламленную канаву.
Пластиковые кульки и тряпки висят чуть ли не в метре над водой. После сильных ливней вода здесь поднимается на метр и больше. Видимо, гаражи здесь не раз затапливало, поскольку левый берег Лыбеди укреплён насыпным грунтом и дорога теперь пролегает чуть ли не выше крыш гаражей.
Вековые вётлы растут у самой воды. Деревья достигают такой толщины, что и вдвоём не обхватишь руками. Очень много мёртвых деревьев – чёрных, покосившихся, с изломанными стволами. Здесь довольно тихо, если не считать удалённый гул автотрассы, но тишина эта какая-то странная, уединённая. Чувствуется какая-то заброшенность, потерянность в этом пейзаже.
Двоюродные сёстры проходят под высоковольтной вышкой линии электропередач. Неожиданно, шумно замахав крыльями, взлетают от реки две утки.
– А я знаю про Лыбедь легенду, – говорит Майя. – Она ведь жила именно на этой горе. И до самой смерти оставалась девственницей. Поэтому гору и назвали Девичь-горой.
– А почему… девственницей?
– Считала, видно, что никто не достоин её руки и сердца. И хотя к ней сватались десятки женихов, она всем отказывала.
– Слишком гордая была? – усмехается Жива.
– Скорее переборчивая. А когда постарела, то сама уже была никому не нужна. Сидела тут на горе, и с горя плакала, пока из слёз её не образовалась эта река.
– Да, поучительно.
Плавное течение реки на перекате убыстряется. Перед мостиком они замечают метровую в диаметре железную трубу, выходящую непосредственно из-под толщи горы и зарытую в землю на другом берегу. Что может вытекать из горы, непонятно?
– Хотя, на самом деле, гору эту назвали Девичьей совсем по другой причине.
– По какой?
– Из-за того, что здесь всё время пропадают девушки.
– А чего они здесь пропадают?
– Ну как? – уклончиво начинает Жива. – Говорят, много лет тому назад здесь объявился Чёрный Змий, который нападает только на девушек. Причём, выбирает он себе исключительно девственниц.
– А разве он до сих пор на них нападает?
Майя переступает рельсы, ведущие на мостик. Жива следует за ней.
– До сих пор.
– Что, серьёзно? – удивлённо спрашивает Майя, оглядываясь.
– Назад! – кричит Жива и хватает её за руку.
Прямо на них несётся скоростной поезд. Они едва успевают отскочить назад. Пара секунд мелькания вагонов – и вот он уже вдали!
– А ты этого Змия видела? – испуганно спрашивает Майя.
Непонятно, чего она больше напугалась.
– Нет. Его никто не видел. Даже Веда и Навка. За исключением, видимо, дочки Лысогора, которая нарисована на стене. Но она уже никому ничего не расскажет.
Идя по шпалам, они переходят мостик через Лыбедь. Затем они сходят на тропинку у подножия горы, а рельсы уносятся вдаль параллельно Столичному шоссе.
– Так, может, его здесь никогда и не было?
– Тогда откуда здесь на Девичьей и Змиев дуб, и Змиева нора? – спрашивает Жива, шагая впереди.
От трассы идёт такой шум, что уши закладывает, ничего не слышно.
– Не, – мотает головой Майя, – чего-то мне уже совсем не хочется туда идти.
Она останавливается и запрокидывает голову. Прямо перед ней возвышается легендарная Лысина – лишённый растительности крутой склон Девичь-горы. Деревья растут лишь у самого подножия, да ещё на самой вершине отчетливо просматриваются два деревца – две цветущих груши, растущих над обрывом.
Заметив, что сестра ушла далеко вперёд, Майя прибавляет шагу.
Жива поджидает её возле лысого пня. Пень на метр возвышается на землёй и полностью лишён коры. Повыше над пнём вырыта в песке нора.
– Здесь на Лысой даже пни лысые, – замечает Майя.
– Это точно. А то не Змиева нора?
– Нет, – усмехается Жива и смотрит на стоящий рядом бигборд.
Рекламные щиты, установленные вдоль шоссе, на самом деле выполняют иную миссию. Они отвлекают внимание водителей от входа на гору, и без того не слишком заметный с трассы из-за густых деревьев.
Пройдя несколько метров вперёд вслед за Живой, Майя замечает, что гора неожиданно расступается перед ней в виде огромной подковы, внутри которой расположено высохшее озеро, заросшее очеретом и метровым сухостоем. Между озером и правым отрогом горы поднимается вверх узкая тропинка.
– Ну, что, куда пойдём? – спрашивает Жива. – Может, сначала показать тебе Ведьмин яр?
– Покажи для начала мне этих идолов, – просит Майя.
– Ну, тогда нам дальше, в Русалочий яр.
Они проходят мимо заросшего метровым сухостоем котлована, скрытого от трассы столетними плакучими ивами.
– Кстати, именно здесь они и обитали.
– Кто?
– Русалки.
– Здесь? – удивляется Майя.
– Ну да. Ведь ещё совсем недавно здесь было озеро. Возможно, там, на дне, и лежат до сих пор их останки.
– А, правда, что русалки… ну, в них превращаются ведьмы, которых утопили?
– Нет, на самом деле, русалки произошли от змей. И хвост у них не рыбий, а змеиный.
– Ой, да ладно, – Майю передёргивает. – Хватит меня уже пугать.
Между высохшим озером и левым отрогом горы поднимается вверх тропинка, ведущая в Русалочий яр. Едва они заходят в яр, шум от шоссе стихает в несколько раз.
– Здравствуй, Девичья? Можно к тебе? – спрашивает Жива.
Они прислушиваются. ##Внезапная тишина, сдвиг###, – и… где-то рядом звучно отзывается кукушка.
– Можно, – кивает Жива, – пошли.
Чистильщики Лысой горы
В это время старший сержант замечает, что снизу к ним по дороге приближается команда парней. Одеты они разношёрстно: кто – в джинсах и свитерах, кто – в камуфляжных штанах и куртках. Бросается лишь в глаза, что все они стрижены налысо, а штаны их завёрнуты снизу так, что полностью видны берцы – высокие шнурованные ботинки.
Идут они колонной, по выправке напоминая военизированный отряд. Правда, вместо оружия у них на плечах – лопаты, мётлы, двуручные пилы и грабли.
– Смотри, да они тут все лысые, – замечает из сторожки О`Димон.
Димон-А замечает кое-что другое и пятится назад.
– Черти лысые! – едва слышно произносит он.
Возглавляет колонну парень по кличке Злой, а замыкает её увалень Добрыня, едва передвигающий ноги.
– А ну давай, нашу строевую, – предлагает Злой и сам первым звонко затягивает:
«Грань прямую проведи!»
Колонна отвечает ему задорной скороговоркой:
«За неё не выходи!
На всё трезво ты гляди!»
«Будь свободным – не кури!» – продолжает Злой, а колонна ему отвечает:
«Не трави себя внутри!
Жизнь прекрасна – посмотри!
Будь природным – не бухай!
Сам себя не убивай!
И тебя ждёт только рай!
Будь здоровым – не колись!
И в отряд наш становись.
И всё будет зашибись!»
Колонну нагоняет велосипедист на горном байке в чёрно-красном облегающем трико с защитным шлемом на голове. Тот самый Илья Муромский, который нарисован кем-то на подпорной стенке. Переведя цепь на самую короткую передачу, он с лёгкостью крутит педали, поднимаясь в гору без всяких усилий.
Старший сержант поднимает руку, и отряд из девяти человек останавливается перед ним.
– Эй, хлопцы! С какой целью пожаловали?
– Да вот, – кивает Злой на возвышающуюся поодаль груду пустых бутылок, – на уборку мусора.
– Мусора, говорите, – сомневается старший. – Что-то не похожи вы на мусорщиков. Пропуск есть?
– Какой ещё пропуск? – удивляется подъехавший на велосипеде Муромский.
– Кто у вас главный? – спрашивает у обоих младший сержант.
– Главный? – переспрашивает Муромский и зачем-то оглядывается. – Сейчас подъедет.
Но милиционеры уже и сами видят, что к ним, надрывно урча, приближается снизу оранжевый большегрузный мусоровоз. Старший сержант поднимает руку, и мусоровоз останавливается.
Бригадир чистильщиков Кирила Кожумяка недовольно высовывает из кабины свою обритую налысо голову с длинной косой на затылке.
– В чём дело? – спрашивает козак.
– Эй, мусорщики, – кричит ему старший сержант, удивляясь, как сильно тот смахивает на хрестоматийного козака Тараса Бульбу, – пропуск у вас есть?
– Мы не мусорщики, а чистильщики, – поправляет козак мента.
– Какая разница? – ухмыляется старший сержант.
– Большая, – веско отвечает ему бригадир Кожумяка, поглаживая свои широкие, как подкова, усы.
«Нет, не Бульба, – думает старший сержант. – Для Бульбы слишком мелковат».
– Это ваши люди? – спрашивает он, кивая на колонну.
– Мои, – отвечает Кожумяка.
– Значит, говорите, чистильщики?
– Они самые.
– То есть, значит, вы из чистилища? – усмехается милиционер.
– Ага.
– И чем собираетесь здесь заниматься?
– А разве не видно? Убирать территорию. Избавлять землю эту от ненужного ей мусора.
– Это хорошо, – как бы соглашается с ним старший сержант, тщётно стараясь вспомнить, какую ещё историческую личность напоминает ему эта колоритная фигура. Ему вдруг приходит на ум, что это вылитый Святослав Хоробрый – последний языческий князь древней Руси.
Бригадир Кожумяка добавляет:
– Лысую гору уже так загадили, что зайти сюда страшно.
– Это точно, – подтверждает младший сержант. – Давно уже пора.
– Короче, идём сюда навести порядок, – решительно заявляет бригадир.
– Всё это, конечно, замечательно, – мягко замечает старший сержант, – если бы не одно «но».
– Какое ещё «но»? – грозно вопрошает Кожумяка.
– День сегодня для этого, – улыбается он, – не совсем подходящий.
– Это почему же?
– А то вы не знаете, – ухмыляется старший сержант, – что сегодня Вальпургиева ночь.
– Не знаю такой. Сегодня день Живы, – веско отвечает ему бригадир. – А вот Майская ночь начнётся здесь лишь после полуночи…
«Нет», – думается старшему сержанту. – Скорей это – Богдан Хмельницкий».
– Небось, сатанистов гонять пришли? – как бы между прочим, задаёт свой главный вопрос старший сержант.
– И их тоже, – честно признаётся ему Кожумяка. – С Лысой давно уже пора выгнать всех чёрных! Слетятся сегодня сюда, как вороньё!
«Нет, не Богдан. Тот с булавой был и на коне», – качает головой старший сержант и решает поставить выскочку на место.
– Кого выгонять – это решать нам, – чётко заявляет он.
– Так есть у вас пропуск или нет? – зачем-то вновь спрашивает младший сержант.
– А зачем? – удивляется бригадир чистильщиков.
– Значит, у вас нет пропуска? – тут же заключает старший сержант. В его глазах мгновенно вспыхивает интерес.
– Неужели для уборки мусора нужен пропуск? – недоумевает Кожумяка.
– Ничего не знаю, нам велено проверять все машины, следующие на гору, – говорит старший и приказывает младшему, – иди проверь.
Младший сержант обходит машину, замечает стоящих на подножках двух чистильщиков в оранжевых комбинезонах и пыта