— Мы можем поехать к тебе?
— Да, конечно; а как насчет твоего дома?
— Я... я не хочу возвращаться туда.
Когда она косо на него посмотрела, он сказал:
— Я скоро все тебе объясню.
— Ну, я надеюсь; я уже сорок восемь часов пребываю в состоянии беспокойства.
— А как твои дела?
— Можно сказать, что интервью удалось, но пребывание в течение целых двух часов в компании мужчины с интеллектом кролика и самомнением размером со слона... ну, я думаю, что ты меня понимаешь. Похоже, у него с рождения фотографическая память, и в школе он мог, прочитав книгу, запомнить каждую ее страницу, поэтому и прослыл умником, на чем и основывается его репутация. Он с легкостью называл законы, принятые начиная с 1066 года, вот, и даже задолго до этого. Благодаря такой эрудиции он стал тем, кем он есть. Но если попросить его разрешить хоть какую-то проблему, созданную такими, как он, то он даст ответ, ссылаясь на такую-то страницу в такой-то книге. Были моменты, когда я просто заставляла себя оставаться на месте, напоминая себе, что это моя работа. Я была там не для того, чтобы разбираться в его характере, а только узнать, что он думает по поводу получения титула.
Она закончила свою тираду, когда он припарковал машину возле ее дома, но как только они вошли внутрь и устроились в удобной, но небольшой гостиной, она продолжила свой рассказ:
— Я уже говорила о том, как он стал тем, кем является теперь. А теперь, Ричард, отдай должное моему отцу. Я знаю, как и несколько других людей, что он некоторым образом купил свой титул. Ведь, вкладывая большие деньги в свою партию, ты вправе ожидать чего-то взамен. Он всегда стремился добиться чего-то в жизни еще с тех пор, как был ребенком, делал для этого все возможное, причем не получив особого образования. Однако у него больше интеллекта, чем у многих его так называемых друзей в Палате лордов, особенно чем у того напыщенного эгоиста, с которым я общалась весь день. Ну вот, я ответила на твой вопрос, заданный на вокзале. А теперь твоя очередь рассказать мне о том, что вызвало на твоем лице такое выражение. Но, может быть, ты сначала хочешь выпить чего-нибудь? Спиртного? Может, чай или кофе?
— Кофе, пожалуйста. Он дольше не остывает. — Ричард криво улыбнулся.
— Это значит, что рассказ будет долгим.
— Да, именно так.
Прошло полтора часа. Они продолжали сидеть на диване, только молча. Он рассказал ей все с самого начала, как рассказал ему Александр, все до настоящего времени, когда его мать передала ему пять закладных квитанций и выцветшую фотографию его самого в детстве. Пока он не знал, что это за закладные квитанции, но уж это он или Александр скоро выяснят. А под конец он сказал ей о том, что собирается все высказать своему отцу и что после этого наверняка останется без наследства.
Джеки медленно протянула руку, взяла его руку и приложила ее к своей щеке. Она мягко сказала:
— В таких случаях обычно говорят, что в это трудно поверить, но я верю, верю каждому твоему слову. И вот что я тебе скажу, дорогой. Хоть я тебе об этом не говорила, но мне никогда не нравился твой отец. А что касается моего старика, то он тоже его терпеть не может, потому что прекрасно знает: если бы не его титул, твой отец не допустил бы нашей помолвки.
— Ты хоть понимаешь, что у меня не будет иного дохода, кроме моего заработка? — спросил Ричард.
— Конечно понимаю. Но очень скоро ты станешь консультантом, а я что-то не замечала, чтобы твой нынешний руководитель и ему подобные перебивались с хлеба на воду. А еще есть я. У меня есть работа, правда, должна тебе сказать, что я собираюсь ее сменить.
Он взял ее вторую руку в свою.
— Что значит — собираешься сменить работу?
— О, я собираюсь остаться там же, но я больше не хочу никуда ездить. Одно то путешествие за границу меня совершенно доконало. Еще тогда я поняла, что не способна наблюдать за тем, как умирают дети, как беженцы спасают свои жизни или племена истребляют друг друга. До тех пор, пока я не попала туда, я думала, что выдержу это. Оказалось — нет. На то, чтобы определить, что ты можешь лучше всего делать, уходят годы. И я только теперь поняла, что у меня получается лучше всего, — ее голос изменился, — и среди прочего — жить рядом с тобой, потому что я люблю тебя, Ричард.
Теперь он крепко обнимал ее. Они лежали на диване, а его глаза наполнились слезами:
— Мне стыдно за себя. Я так часто плачу.
— Это самый лучший способ дать волю своим чувствам. Давай, дорогой, поплачь. Пока у тебя есть желание выплакаться у меня на груди, я буду просто счастлива.
Через мгновение он прошептал:
— Это... это из-за нее... из-за мамы. Я не могу не думать о ней. Ее нынешний вид и то, что она вытерпела, живя с ним. Довел ее до безумия. Да и сейчас она еще не оправилась. Она живет между двух миров, то соскальзывая в прошлое, то возвращаясь в настоящее, но чаще в ужасное прошлое. Тяжело наблюдать, как она мечется и борется, вспоминая его. Даже не представляю, Джеки, я просто не представляю, как буду говорить с ним, действительно не представляю. Но я должен. Но как же мне удержаться и не ударить его?
Некоторое время они лежали молча, а потом она тихо спросила:
— А ты повезешь меня навестить твою маму?
— Да, дорогая. Я познакомлю тебя с ней, и ты сама увидишь, какой вред может причинить одно человеческое существо другому.
В девять часов следующего утра Ричард набрал номер так называемого домашнего телефона. Он находился в комнате миссис Аткинс, чтобы она могла делать заказы и управляться с домашним хозяйством, не занимая телефон, называвшийся главным.
Когда она взяла трубку и услышала голос Ричарда, спросившего:
— Это вы, миссис Аткинс? — она воскликнула:
— О, мистер Ричард, хозяин так волновался...
Но Ричард тут же резко прервал ее:
— Послушайте, миссис Аткинс. Мне нужна ваша помощь и помощь Трипа. Теперь слушайте внимательно: позовите к телефону Трипа, но не говорите, что я звоню. Вы поняли?
— Да, мистер Ричард. Я позову Трипа.
Когда Трип подошел к телефону, он сказал:
— О, сэр, я рад слышать вас. Мы не знали, что и думать по поводу вашего отсутствия.
— Послушайте, Трип, у меня мало времени. В данный момент за ним кто-нибудь смотрит?
— В настоящее время нет, сэр. Вы знаете, что у него были сиделки, но последняя ушла от него на прошлой неделе. С тех пор он справляется сам.
— Хорошо, а теперь я хочу, чтобы вы кое-что сделали для меня. А если что-то пойдет не так и он узнает, что вы мне помогали, то могу заверить вас и миссис Аткинс, что вы ничего не потеряете из-за этого. Более того, вас обоих ждет работа в Бомон Лодж, доме Джеки, как вы знаете. А теперь слушайте. Я хочу, чтобы вы взяли мои чемоданы, или лучше попросите миссис Аткинс сделать это с помощью одной из горничных. В эти чемоданы нужно затолкать как можно больше моей одежды. Не беспокойтесь о том, что что-то будет не так сложено или помнется. Просто покидайте туда все из моих ящиков и шкафов. А потом попросите кого-нибудь вынести их через черный ход туда, где возле старых сараев будет ожидать моя машина. Кому вы можете это доверить? Бенсону?
— О да, сэр. Конечно Бенсону.
— И старику Толлету?
— Им обоим. Они все для вас сделают... как и я.
— Спасибо, Трип. Спасибо. И как я уже говорил, не волнуйтесь. Что бы ни случилось, о вас позаботятся. Это я вам обещаю. Я приеду где-то через час. Этого времени миссис Аткинс должно хватить на то, чтобы собрать мои чемоданы и переправить их вниз, ведь так?
— О да, сэр. Значит, вы от нас уезжаете, сэр?
— Совершенно верно, Трип. И чтобы вы лучше ориентировались в ситуации, я скажу вам одну вещь: я нашел свою мать. Да... да, я услышал ваш возглас. Я реагировал так же. Ей пришлось стать бродяжкой. Это длинная, длинная история, но если вы постоите в прихожей, вы и миссис Аткинс, то вы все об этом узнаете. Но сначала сделайте для меня то, о чем я попросил, и как можно скорее. Вы это сделаете?
— О да, сэр, мы все сделаем. Не беспокойтесь.
Ричард положил трубку и стоял, глубоко дыша. Потом посмотрел на Гленду, которая стояла рядом, и сказал:
— Гленда, меня переполняет страх, как солдата, которого отправили в бой, приказав убить кого-то.
— О, Ричард, не говори так. И тебя вовсе не переполняет страх, ты же не боишься его, или боишься?
— О нет! Не его. Его больше никогда, никогда. Я боюсь себя и того, что я могу сделать.
— А ты помнишь, что тебе сказала Джеки: срази его словами, этого будет достаточно. И еще. Ты больше не будешь спать на том кресле-кровати. У нас есть свободная комната всего через две двери от комнаты твоей матери. И можешь пока пользоваться ею как своей.
Он протянул к ней руки, нежно притянул к себе и сказал:
— Вы чудесный человек, Гленда Армстронг, чудесный человек. И, как и ваш брат, вы лучшие друзья, какие только могут быть, и я всегда буду вам благодарен.
— Давай, уходи! Мы не хотим больше слез, ведь так? Со мной все будет кончено, если мой персонал увидит меня в слезах. Они поймут, что ошибались и что мне не чужды человеческие эмоции.
Смеясь, она оттолкнула его от себя, а он, заразившись ее настроением, тоже засмеялся и произнес:
— Бедный персонал. Я понимаю их чувства.
Дорога, по которой он ехал, была хорошо ему знакома. Каждая живая изгородь, каждая рощица и каждое поле. У него было такое чувство, что он знает даже каждую корову, пасущуюся на лугу. Казалось, что одни и те же коровы паслись там в течение многих лет. А вдали блестела на солнце река. Сколько же раз он там рыбачил? Но больше этого не будет. Доехав до ворот усадьбы, он проехал мимо них и через некоторое время оказался у еще одних железных ворот. Это были совсем простые ворота, и они были открыты. Он въехал через них на территорию усадьбы и поехал по буковой аллее. Она заканчивалась у высокой стены, за которой был огород. Он остановил машину, взял с пассажирского сиденья небольшой чемодан, вышел из машины и отправился вдоль боковой стены дома на террасу.
Через несколько секунд он уже был у парадной двери. Не было необходимости звонить, потому что она была открыта, и там стоял Трип, словно ждал его.
— Где он? — тихо спросил Ричард.
— В гостиной. Последнее время он часто бывает там.
— С моими вещами порядок?
— Как вы и просили, сэр. И ваши спортивные принадлежности тоже собраны.
— Большое спасибо, Трип. Мы поговорим позже. Не беспокойтесь. — Он поднял руку, похлопал старика по плечу, и добавил: — И то же самое передайте миссис Аткинс.
Путь через прихожую до двери гостиной показался ему длинным. Он не стал стучать в дверь, а сразу вошел и закрыл дверь за собой. Он стоял и смотрел на мужчину, который, сидя в большом кресле, подался вперед и прошептал:
— Ричард. — Однако его имя было произнесено не как приветствие, а как рык неодобрения. Ширококостная высокая фигура поднялась из кресла, а голос продолжал звучать: — Ну и где вы были, сэр? В своем месячном отпуске? Отвечай.
— Я отвечу вам, сэр, — отреагировал Ричард в том же тоне. — Я общался со своей матерью. Я несколько дней сидел подле ее постели.
Он увидел, как изменилось лицо отца, будто под кожей подсветилось жарким огнем. Донесшийся до него голос шел не из горла сидящего перед ним человека, а как бы с отдаленной возвышенности:
— Ты сумасшедший! Что это? Игра? Твоя мать умерла много лет назад.
— Моя мать не умерла много лет назад. Ты так с ней обошелся, что она потеряла память и стала бродяжкой. И все эти годы, более двадцати шести лет, ей пришлось бы бродяжничать, если бы не доброта бедной женщины, которая взяла ее к себе и заботилась о ней. А рассудок ее был в таком состоянии, что за все это время она только четыре раза выходила из маленького дома, где проживала та женщина. И все это время она носила ту же одежду, которая была на ней в тот вечер, когда ты пытался убить ее и ее друга.
— Ее любовника! Он был ее любовником! Я видел их.
— Ты видел их встречу после многих лет разлуки. Он случайно оказался в театре, как и ты в свое время. Но еще задолго до этого ты не только оставлял синяки на ее теле, но и терзал его! Ты также истерзал ее разум, причем до такого состояния, что она стала бояться мужчин. Ее единственной защитой от них стали пальто и шляпка, которые она купила себе и которые ты не одобрял. Помнишь? Они были слишком эффектными. Они больше чем обычно привлекали к ней внимание мужчин. Тебя это раздражало. Но она бросила тебе вызов и носила эти вещи. Вот они, сэр! — И он наклонился, открыл чемодан и достал из него грязное пальто и шляпу. Он потряс ими перед глазами отца со словами: — Посмотри на это! Они в ужасном состоянии. Но как еще они могут выглядеть после стольких лет? Ты должен узнать форму, по крайней мере шляпки. Французской шляпки, которую ты запретил ей носить. Но она не послушалась тебя, как это делала и в других случаях.
— Эти пальто и шляпа могли принадлежать кому угодно. Кто-то мог найти их. Эта женщина самозванка.
— Такая самозванка, сэр, что ее до сих пор мучают кошмары, свидетелями которых стали два врача, а им иногда приходится удерживать ее силой, потому что она до сих пор продолжает бороться с тобой. С тобой! Продолжает отталкивать твои грязные, мерзкие руки извращенца. Да, ты именно мерзкий извращенец. И всю свою жизнь ты оставался им.
— Как ты смеешь? — Похожий на визг крик заполнил комнату и отразился от стен.
— Я смею! И я продолжу. Известно, что ты практически убил свою первую жену. Я поговорил с ее горничной, которая видела, что ты даже не обратил внимания на мертво-рожденного сына, который только что вышел из ее умирающего тела, а схватил бедную женщину за плечи и начал ее трясти, почти вытряс из нее жизнь, но тебя оттащили от нее. И она тоже бросила тебе вызов, не так ли? Через несколько часов она умерла, а что сделал ты? Ты уехал из страны. Стали ходить слухи, а ты не мог этого стерпеть. Тебя еще тогда надо было ото всех изолировать.
Но в случае моей матери дело обстояло еще хуже. Ты, должно быть, вселил в нее такой страх, что он отпечатался в ее мозгу: ты запретил ей говорить. «Не смей говорить!» Ты приказал ей. И после стольких лет она продолжает повторять эти слова. И они дополняются описанием того, что ты проделывал с ее телом. Ты безумен.
— Замолчи! — Он снова закричал. — Это ты сошел с ума! Как смеешь ты говорить мне такие вещи? Ты ничего об этом не знаешь; ты был всего лишь ребенком.
— Но она-то не была, ведь так, отец? Она не была ребенком. Ты женился на ней, когда ей было двадцать три года. Потом она пережила с тобой пять лет издевательств, или это началось после года совместной жизни? Тогда начал проявляться твой истинный характер? На ее теле до сих пор сохранились отметины от твоих зубов, бледные, но засвидетельствованные двумя врачами.
— Я и слушать об этом не хочу! Я пойду и увижусь с ней и докажу, что она...
Теперь наступила очередь Ричарда повысить голос:
— Сделай хоть шаг, только начни расспрашивать о ее местонахождении, и я тебе обещаю, поверь мне: сделаю так, что вся эта история окажется на страницах каждой газеты в этой стране. А также в газетах Франции, Германии и Италии, где хранятся твои активы, и где ты слывешь великим бизнесменом. Я расскажу миру, кто ты есть на самом деле: мерзкий извращенец, который настолько жестоко обращался с молодой женщиной, матерью своего сына, что она сошла с ума. Обещаю тебе: только сделай шаг из этого дома, и я поступлю так, как сказал. Я сделаю так, что эта история достигнет Америки, и это еще не все. Итак, предупреждаю тебя: всю оставшуюся жизнь ты проживешь в этой клетке, в которой ты издевался над двумя женщинами.
— Да знаешь ли ты, что творишь? Я лишу тебя наследства.
Ричард презрительно рассмеялся и воскликнул:
— Лишишь меня наследства! Обязательно сделай это — с твоей стороны это будет одолжением, потому что я больше не подчиняюсь тебе, я не твоя собственность. Ведь именно таковой ты считал меня? Ты считал меня своей собственностью, как и свою несчастную жену. Что ж, в отношении меня ты ошибся. Почему — скажу тебе теперь. Да, ты мой отец, и я боялся тебя, но я никогда, слышишь — никогда! — не любил тебя. А теперь сядь и подумай об этом. Я больше тебя не боюсь, и мне даже не жалко тебя. А этот дом станет твоей тюрьмой; дом, из которого, если проявишь мудрость, ты больше никогда даже носа не высунешь. Потому что как только я узнаю, что ты это сделал, я поступлю так, как обещал, я выполню свою угрозу. И в мире не будет ни одной страны, где бы ты смог спрятать голову под твоими мешками с деньгами. И еще...
Он оглядел комнату, словно что-то искал. Его взгляд упал на китайскую вазу династии Мин, стоявшую на высокой индийской подставке из резного дерева. Он знал, что эта ваза была одним из самых значительных сокровищ отца. Много лет назад он заплатил за нее огромные деньги, обойдя других коллекционеров на аукционе в Лондоне. Тогда она обошлась ему в целое состояние, а теперь стала бесценной. Его отец настолько ценил эту вазу, что даже не разрешал Трипу смахивать с нее пыль. Он сам занимался этой вазой.
Резким движением Ричард схватил этот драгоценный предмет, поднял руки над головой, а потом с силой бросил вазу на выложенный мраморными плитами пол у камина.
Его отец налетел на него с безумным криком, но Ричард поднял руки и сжал кулаки, готовый отразить нападение.
Совершенно неожиданно этот крупный мужчина, который теперь возвышался над Ричардом, остановился. Кровь отлила от его лица, и оно стало болезненно-серым, а когда он медленно опустил руки, Ричард отвернулся от него, схватил пальто и шляпу Айрин, затолкал их в чемодан и направился к двери.
В прихожей собрались три горничные, Трип и миссис Аткинс.
Эдвард Бейндор, шатаясь, пошел обратно и упал в кресло. Там, хватая ртом воздух, он издал звук, который был знаком только Трипу. Но в комнату Трип вошел нарочито неспешной походкой. Когда же он увидел, в каком состоянии находится его хозяин, он поспешил к нему и сказал:
— Я позвоню доктору, сэр.
Услышав это, тот затряс головой и произнес единственное слово:
— Стряпчего.
Трип с удивлением посмотрел на осколки фарфора, разбросанные по полу и по коврику у камина, и подумал: «О Боже! Та ваза. Это убьет его». Но повернулся, поспешил к телефону и позвонил в контору Александра.
— Я хотел бы срочно поговорить с мистером Армстронгом, пожалуйста.
Когда он передал трубку задыхающемуся хозяину, Эдвард Мортимер Бейндор сказал:
— Приезжай сюда! Сей же час!
— Извините, мистер Бейндор, но я сейчас никак не смогу.
— Сей же час, я сказал, Армстронг, — а затем стало слышно только его затрудненное дыхание, и снова голос: — Послушай! Ты мне нужен сейчас.
— Через пятнадцать минут я должен быть на совещании. Оно очень важное. Сожалею, но сегодня я не смогу с вами встретиться. Возможно, завтра.
— Даже не смей! — Снова последовало молчание, а потом он опять заговорил: — Бросай все, и совещание тоже. Приезжай сюда сейчас же!
На другом конце положили трубку, и только тогда Эдвард Бейндор повернул голову в сторону Трипа и с трудом произнес:
— Доктора!
* * *
Было два часа дня. Мисс Фэйвэзер сидела у края письменного стола Александра и стенографировала под его диктовку письмо, когда дверь распахнулась и в комнату ворвалась прилично одетая молодая женщина, которая на ходу говорила:
— Дорогой, я только что... — При виде ее мисс Фэйвэзер быстро встала, а та сказала, — Извините, дорогой. Вы заняты.
— Я всегда занят, но не настолько, чтобы не встретиться с тобой. Проходи и присядь, ты...
Миссис Фэйвэзер не стала дожидаться конца фразы. Она забрала свой блокнот и быстро покинула комнату, с шумом закрыв за собой дверь.
— Я раздражаю ее. Вы занимались делами?
— Нет-нет. Но что ты здесь делаешь?
— Ищу своего суженого.
— Да, я тоже хотел бы знать, где он.
Джеки заговорила совсем другим тоном:
— Я начинаю слегка волноваться. Я знаю, что он пошел поговорить со своим стариком и что он договорился с Трипом о том, чтобы все его вещи отнесли в машину. Я поехала к нему на квартиру, но не смогла войти. А потом я поехала в клинику Гленды, а она, как и вы, ничего не слышала о нем с тех пор, как он ушел оттуда после девяти утра. И знаете, она говорит, что он ни разу не покидал мать на такой... ну, на такой длительный срок. Гленда слегка обеспокоена тем, что он даже не позвонил. Она позвонила Трипу, а тот сказал, что Ричард уехал на машине вместе с багажом, как и было оговорено, чуть позже одиннадцати утра.
Через мгновение Александр сказал:
— Он звонил мне, его отец. Скорее всего, это было после отъезда Ричарда. Он сказал, что желает, чтобы я тут же приехал. Ну, я понял, чего он от меня хочет. Решил изменить завещание, именно это он намерен сделать. Через пятнадцать минут позвонил Трип и сказал, что я должен привезти документы и захватить с собой клерка. Перед этим я сообщил, что у меня совещание и что сегодня не приеду, но ты же его знаешь: он говорит, а ты подчиняешься — и только так. Но на этот раз будет отнюдь не так: я сказал ему, что смогу приехать только завтра.
Джеки откинулась на спинку кресла, закрыла глаза и сказала:
— Можно, конечно, отнестись к этому проще, но, ох, я действительно беспокоюсь за Ричарда. Его просто трясло от гнева. Я попросила его, чтобы он наносил удары словами, они окажут более эффективное воздействие. Но, боюсь, может что-нибудь произойти, и дело дойдет до драки и... не знаю...
— Не нужно беспокоиться, — заговорил Александр, — потому что, как я и сказал, Трип сообщил мне, что Ричард уже уехал.
Джеки медленно сказала:
— Я видела ее вчера.
Александру не нужно было спрашивать, кого она имела в виду, он лишь поинтересовался:
— Ну, и что ты обо всем этом думаешь?
— Я... я практически перестала соображать. Я была потрясена, увидев это изнуренное лицо. Двадцать семь лет жизни в потемках, если можно так выразиться. И боязнь говорить. Возможно, страх заблокировал воспоминания о прошлом, которые, как сказала мне Гленда, теперь часто ее посещают. И она стала говорить намного четче, сочетая слова, чего она не делала раньше. Но, Боже, Боже! Какая трагедия: понапрасну растраченная жизнь! Мне хотелось плакать, глядя на нее.
— Она с тобой заговорила?
— Да, заговорила. И просто удивительно, как Ричард понимает, что она имеет в виду. Когда она протянула мне руку и сказала: «Славная», я не знала, что ответить, а Ричард, глядя на нее, произнес: «Да, правда. Она очень славная». А она кивнула и повторила его слова: «Очень славная». Когда Ричард мягко сказал ей: «Она будет твоей невесткой, мы хотим видеть тебя на нашей свадьбе», она повернулась к нему и сказала: «Скоро», а ее лицо при этом было очень грустным. Тогда он посмотрел на меня и сказал: «Да, скоро». Это было выше моих сил. Я просто выбежала из комнаты. Я поняла, что вот-вот тоже заплачу, как и он.
Голос Александра был тихим и ласковым, когда он произнес:
— Ты очень славный человечек, Джеки, а Ричарду просто повезло, что он встретил тебя.
— Мне тоже повезло, Алекс. По роду своей деятельности я бываю в разных конторах, сталкиваюсь с разными людьми, и многие из них... ну просто свиньи. Они относятся к тому типу людей, которые смотрят на женщин свысока, как на низшие существа, с которыми, соответственно, можно грубо обращаться.
— Не может быть.
— Может. Вы, существуя в своем маленьком мирке, не знаете, что происходит в большом мире. А я к двадцати годам уже умела дать отпор.
— Это правда?
— О да, правда. Так что вы говорили, Алекс? Мне повезло, что я встретила Ричарда?
В этот момент от кнопки на краю его стола донеслось жужжание, и ледяной голос сказал:
— Мистер Армстронг, вас просит к телефону мисс Армстронг.
Он поднял трубку и сказал:
— Алло.
— Он вернулся.
— О, прекрасно! И где его носило?
Последовал короткий смешок:
— Он был в двух местах. Сначала у слесаря, чтобы тот сменил замок в двери его квартиры: зная своего старика, он не исключает, что тот может послать кого-нибудь очистить ее. Ведь у него есть ключ, и это, конечно же, тоже его собственность. Второе место, — здесь она уже рассмеялась, но продолжила: — Ну, он пошел и выпил. И не одну рюмку. Нет, он не пьян, хотя его состояние и близко к этому. Но, полагаю, что ему это было необходимо после такого испытания. Хотелось бы мне, чтобы ты в этот момент был здесь. Он сразу прошел в комнату к матери, и, Алекс, я уверена, что она почти смеялась.
— А почему?
— Потому что, извинившись перед ней за продолжительное отсутствие, он сказал: «Мама, я пьяный. Я напился, потому что сегодня осуществил то, что хотел сделать в течение многих лет». Я уверена, что на самом деле она не поняла, что он имел в виду, но издала горлом звук, похожий на смех, и подняла руки к его лицу, а потом осторожно обняла его. Приятно было это видеть, Алекс. Я как-нибудь расскажу тебе подробнее.
Положив трубку на место, Александр посмотрел на Джеки и спросил:
— Ты уловила, о чем шла речь?
— Он поменял замок или что-то в этом роде, и он напился.
— Да, и это практически все, — Александр смеялся.
— Бедный Ричард! Похоже, он сделал то, что хотел. А теперь пойду, потому что хочу посмотреть, как он выглядит в пьяном виде.
Когда он провожал ее до двери, она тихо сказала:
— Я так люблю его, Алекс.
Он открыл дверь, а она потянулась к нему и поцеловала его, добавив:
— И вас я тоже люблю.
— Давай, иди! — сказал он, подталкивая ее.
И она прошла мимо стола мисс Фэйвэзер, собираясь ей улыбнуться, но та стояла к ней спиной и что-то искала в застекленном шкафу, где хранились досье.
В течение следующего получаса или около того Александр занимался документами, которые могли ему понадобиться для завтрашнего неприятного дела, поскольку ему все же придется поехать к этому проклятому старику. Согласно завещанию, не было никаких других наследников; абсолютно все он оставлял сыну, Ричарду Мортимеру Бейндору. Александр позвонил, чтобы мисс Фэйвэзер пришла в кабинет и дописала под диктовку оставшиеся письма.
Когда прошло около трех минут, а она никак не отреагировала на сигнал, означавший, что он ее ждет, он снова позвонил. А когда она снова не отреагировала на его звонок, он поднялся и, выглянув в соседнюю комнату, посмотрел в сторону письменного стола. Ее там не было. В конце коридора была комната отдыха, где персонал мог отдохнуть во время перерыва, но он не любил заходить туда. Однако едва он снова устроился за своим письменным столом, дверь открылась, и вошел Джеймс.
Джеймс не стал садиться, а сразу же обратился к отцу:
— Что такое ты сделал или сказал мисс Фэйвэзер?
— Я? Кому и что я сказал?
Джеймс сказал громче:
— Твоему секретарю.
— Что я ей сказал? Я просто диктовал ей письма. На что ты намекаешь?
— Она хочет подать заявление об уходе. Ты впервые об этом слышишь?
— Что она хочет?
— Ты же слышал, что я сказал. Она хочет подать заявление об уходе. Она говорит, что с нее хватит этих долгих пятнадцати лет.
— С нее хватит чего?
— Твоего общества, отец.
Джеймс пододвинул стул поближе к столу и уселся на него.
— Иногда ты бываешь слеп и глух и не понимаешь, несмотря на свой острый ум законника, чаяния других людей.
— Будь добр, объясни мне, что ты имеешь в виду.
— Я говорю о твоем секретаре и твоем поведении относительно нее.
— Мое поведение? Оно было безупречным.
— Да, черт побери. Но я хочу сказать... слишком безупречным. Ты всегда был чересчур церемонным: мисс Фэйвэзер то, мисс Фэйвэзер это. Мисс Фэйвэзер займется тем и мисс Фэйвэзер займется этим. Да, а мисс Фэйвэзер, позволь заметить, будет большой потерей для фирмы. Спустись в хранилище и посмотри на досье. У нее есть практически все документы, начиная с первого дня ее работы здесь. Тогда ей было двадцать пять лет, и она уже была высококвалифицированным секретарем. И с того времени она стояла на страже наших интересов, как никто другой не смог бы на этом месте. Ты так не считаешь?
Александр откинулся на спинку кресла и спросил:
— Ради всего святого, на что ты намекаешь?
— На тебя, отец, — голос Джеймса звучал устало. — Даже тогда, когда мама еще была жива, эта девушка была к тебе неравнодушна.
— Что?!
— Ну, называй это как хочешь. Как я уже сказал, это началось задолго до смерти мамы, а с тех пор прошло уже десять лет.
— А что такого я сделал сегодня, чтобы заставить ее изменить свое мнение?
— Только то, что, как она считает, ты собираешься жениться на девушке, которая годится тебе во внучки.
— Что я собираюсь сделать? Я никогда ничего ей не говорил относительно того, что снова собираюсь жениться или...
— Нет. Но сегодня к тебе приходила юная леди, не так ли?
— Да, приходила. И эта юная леди невеста Ричарда. Она искала Ричарда, как и все мы сегодня.
Пришла очередь Джеймса откинуться на спинку стула, а потом он, смешавшись, спросил:
— Ах, так? А как вы с ней расстались?
— С кем расстались?
— С Джеки, конечно.
Александр задумался, а потом неожиданно фыркнул, давясь смехом, и воскликнул:
— О Боже! Непосредственно перед тем, как я открыл перед ней дверь, она сказала мне, что очень любит Ричарда, а до того у нас был долгий разговор о том о сем. Потом... ну, когда я открыл дверь, она потянулась ко мне и поцеловала меня в щеку, сказав, что меня она тоже любит.