Укрепление государственного капитализма в самой России было определяющей основой для характера Коммунистической партии. В то время как в своей внешней пропаганде оно продолжало говорить о коммунизме и мировой революции, осуждала капитализм, призывала рабочих включиться в борьбу за свободу, рабочие в России были подвергнутым и эксплуатируемым классом, живущим в основном в жалких условиях труда, под сильным и гнетущим диктаторским правлением, без свободы слова, прессы, объединений, более сильно порабощенным, чем их собратья при западном капитализме. Таким образом, присущая этой партии ложь должна пронизывать политику и учение. Будучи инструментом российского правительства во внешней политике, она преуспела в своих революционных выступлениях, чтобы завладеть всеми мятежными импульсами, порожденными восторженной молодежью в охваченном кризисом западном мире. Но только для того, чтобы выплеснуть их в неудачных притворствах или в оппортунистической политике — теперь против социалистических партий, стилизованных под предателей или социал-фашистов, а затем искать их союз на так называемом «красном фронте» или народном фронте, заставляя своих лучших адептов уходить с отвращением. Доктрина, которую он преподавал под именем марксизма, была не теорией свержения высокоразвитого капитализма высокоразвитым рабочим классом, а его карикатурой, продуктом мира варварской примитивности, где борьба с религиозными суевериями духовна, а модернизированный индустриализм — это экономический прогресс — с атеизмом как философией, партийным правлением как целью, послушанием диктатуре как высшей заповеди. Коммунистическая партия стремилась не к тому, чтобы сделать рабочих самостоятельными борцами, способными силой проницательности самим строить свой новый мир, а к тому, чтобы сделать их послушными последователями, готовыми привести партию к власти.
|
|
Так померк свет, озаривший мир; массы, возвещавшие о нем, были оставлены в глубокой темноте, либо в отчаянии, отказавшись от борьбы, либо в борьбе за новые и лучшие пути. Русская революция первой дала мощный импульс борьбе рабочего класса своими массовыми прямыми действиями и новыми формами организации совета — это выразилось в повсеместном подъеме коммунистического движения по всему миру. Но когда тогда революция утвердилась в новом порядке, в новом классовом правлении, в новой форме правления, в государственном капитализме под диктатурой нового эксплуатирующего класса, потребности Коммунистической партии должны были принять неоднозначный характер. Таким образом, в ходе последующих событий она стала наиболее губительной для борьбы рабочего класса, который может жить и развиваться только в чистоте ясного мышления, простых поступков и честных дел. Своими пустыми разговорами о мировой революции она препятствовала крайне необходимой новой ориентации средств и целей. Воспитывая и обучая под видом дисциплины пороку покорности, главный порок рабочих, который должен быть устранён, подавляя каждый след независимого критического мышления, она препятствовала росту реальной власти рабочего класса. Узурпировав название коммунизма для своей системы эксплуатации рабочих и свою политику часто жестокого преследования противников, она сделал это название, до тех пор выражение возвышенных идеалов, синонимом, объектом неприязни и ненависти даже среди рабочих. В Германии, где политический и экономический кризисы подняли классовый антагонизм на высшую ступень, он свел тяжелую классовую борьбу к легкомысленной стычке вооруженной молодежи с аналогичными националистическими группировками. А когда волна национализма поднялась и оказалась сильнейшей, тогда большая их часть, воспитанная только на избиение противников своих лидеров, просто поменяла цвет. Таким образом, Коммунистическая партия своей теорией и практикой во многом способствовала подготовке победы фашизма.
|
|
Рабочая революция
Революция, с помощью которой рабочий класс завоюет господство и свободу, не является единичным событием ограниченной продолжительности. Это процесс организации, самообразования, в котором рабочие последовательно, то постепенно поднимаясь, то шагами и скачками, развивают силы для победы над буржуазией, для разрушения капитализма, для построения своей новой системы коллективного производства. Этот процесс заполнит эпоху в истории неизвестной протяженности, на грани которой мы сейчас стоим. Хотя детали его хода невозможно предвидеть, некоторые его условия и обстоятельства могут стать предметом обсуждения сейчас.
Эту борьбу нельзя сравнивать с обычной войной между подобными антагонистическими силами. Рабочие силы похожи на армию, которая собирается во время битвы! Они должны расти в ходе самой борьбы, их невозможно определить заранее, и они могут лишь выдвигать и достигать частичных целей. Оглядываясь на историю, мы видим ряд действий, которые как попытки захвата власти кажутся столь неудачными: от чартизма, 1848 года, Парижской коммуны, до революций в России и Германии в 1917-1918 годах. Но есть линия прогресса; каждая следующая попытка показывает более высокую ступень сознания и силы. Оглядываясь на историю труда, мы видим, что в непрерывной борьбе рабочего класса есть подъемы и спады, в основном связанные с изменениями в промышленном процветании. На первом подъеме промышленности каждый кризис приносил несчастья и мятежные движения; революция 1848 года на континенте стала продолжением тяжелой депрессии бизнеса в сочетании с неурожаем. Индустриальная депрессия 1867 года принесла в Англию возрождение политической активности; длительный кризис 1880-х годов с его тяжелой безработицей вызвал массовые выступления, подъем социал-демократии на континенте и «новое профсоюзное движение» в Англии. Но в годы промышленного процветания в промежутке между 1850-70 гг. и 1895-1914 гг. весь этот дух восстания исчез. Когда капитализм расцветает и лихорадочная деятельность расширяет свое царство, когда есть изобилие рабочих мест, а профсоюзная деятельность способна повысить заработную плату, трудящиеся не задумываются ни о каких изменениях в социальной системе. Капиталистический класс, растущий в богатстве и власти, полон уверенности в себе, одерживает победу над рабочими и преуспевает в том, чтобы пропитать их своим духом национализма. Формально рабочие могут придерживаться старых революционных лозунгов; но в подсознании они довольны капитализмом, их видение сужается; поэтому, хотя их число растет, их власть падает. Пока новый кризис не сделает их неподготовленными и не пробудит их заново.
|
|
Таким образом, возникает вопрос: если ранее завоеванная боевая мощь снова и снова рушится в довольстве нового процветания, созреет ли когда-нибудь общество и рабочий класс для революции. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо более внимательно изучить развитие капитализма.
Чередование депрессии и процветания в промышленности — это не простые колебания взад-вперед. Каждое следующее колебание сопровождалось расширением. После каждого кризиса капитализм снова мог подниматься, расширяя свою сферу, свои рынки, свою массу производства и продукции. До тех пор, пока капитализм способен расширяться дальше по миру и увеличивать свои объемы, он может дать работу массе населения. До тех пор, пока он сможет удовлетворить первый спрос системы производства — заработок на жизнь своим членам, он будет в состоянии содержать себя, потому что никакая крайняя необходимость не заставляет рабочих положить ей конец. Если бы она могла продолжать процветать на самой высокой стадии своего развития, то революция была бы невозможна, равно как и ненужна; тогда оставалась бы только надежда на то, что постепенное повышение общей культуры сможет исправить ее недостатки.
Капитализм, однако, не является нормальной, во всяком случае, стабильной системой производства. Европейский, а затем и американский капитализм мог так непрерывно и быстро наращивать производство, потому что был окружен широким некапиталистическим внешним миром мелкосерийного производства, источником сырья и рынками сбыта продукции. Это искусственное положение вещей, это разделение между активным капиталистическим ядром и зависимым пассивным окружением. Но ядро постоянно расширялось. Сущность капиталистической экономики — это рост, активность, экспансия; каждое бездействие означает коллапс и кризис. Причина в том, что прибыли непрерывно накапливаются в новом капитале, который ищет инвестиций для получения новой прибыли, таким образом, масса капитала и масса продуктов увеличиваются все быстрее, а рынки сбыта ищутся лихорадочно. Таким образом, капитализм — это великая революционная сила, повсеместно подрывающая старые условия и меняющая облик Земли. Все новые и новые миллионы людей из своего уединенного, самодостаточного домашнего производства, которое воспроизводило себя на протяжении долгих веков без заметных изменений, втягиваются в водоворот мировой торговли. Там внедряется сам капитализм, промышленная эксплуатация, и вскоре из потребителей они становятся конкурентами. В XIX веке из Англии он продвигается над Францией, Германией, Америкой, Японией, затем в 20 веке проникает на большие азиатские территории. И сначала как конкурирующие личности, затем организованные в национальных государствах капиталисты ведут борьбу за рынки, колонии, мировую державу. Поэтому они движутся вперед, революционизируя все более широкие области.
Но Земля — это шарик, ограниченной протяженности. Открытие его конечных размеров сопровождало подъем капитализма четыре века назад, осознание его конечных размеров теперь знаменует конец капитализма. Население, которое должно быть подвергнуто этому, ограничено. Сотни миллионов людей, заполонивших плодородные равнины Китая и Индии, как только они будут втянуты в пределы капитализма, его главная работа будет выполнена. Тогда не останется больших человеческих масс в качестве объектов для подчинения. Конечно, остаются огромные дикие территории, которые должны быть превращены в царства человеческой культуры; но их эксплуатация требует сознательного сотрудничества организованного человечества; грубые насильственные методы капитализма — разрушающее плодородие "изнасилование земли" — здесь бесполезны. Тогда его дальнейшее расширение останавливается. Не как внезапное препятствие, а постепенно как растущая трудность в продаже продуктов и инвестировании капитала. Затем замедляются темпы развития, замедляется производство, безработица подстегивает хитроумную болезнь. Тогда обостряется взаимная борьба капиталистов за мировое господство, надвигаются новые мировые войны.
Поэтому вряд ли можно сомневаться в том, что неограниченная экспансия капитализма, открывающая перед населением долгосрочные возможности для жизни, исключена его внутренним экономическим характером. И что придет время, когда зло депрессии, бедствия безработицы, ужасы войны станут еще сильнее. Тогда рабочий класс, если он еще не бунтовал, должен подняться и сражаться. Тогда рабочие должны сделать выбор между инертным подчинением и активной борьбой за свободу. Тогда им придется взять на себя задачу создания лучшего мира из хаоса распадающегося капитализма.
Они будут драться? Человеческая история — это бесконечная серия боев; и Клаузевиц, известный немецкий теоретик войны, из истории пришел к выводу, что человек по своей внутренней природе является воинственным существом. Но другие, как скептики, так и пламенные революционеры, видя робость, покорность, безразличие масс, часто отчаиваются в будущем. Поэтому нам придется несколько тщательнее разобраться в психологических силах и воздействиях.
Доминирующим и глубочайшим импульсом в человеке, как и в каждом живом существе, является его инстинкт самосохранения. Он заставляет его защищать свою жизнь всеми силами. Страх и покорность также являются следствием этого инстинкта, когда против могущественных хозяев они предоставляют лучшие шансы на сохранение. Среди различных диспозиций в человеке будут преобладать и развиваться те, которые наиболее приспособлены для обеспечения безопасности жизни в существующих обстоятельствах. В повседневной жизни капитализма непрактично, даже опасно, чтобы рабочий питал свои чувства независимости и гордости; чем больше он их подавляет и молчаливо подчиняется, тем меньше трудностей он встретит при поиске и сохранении работы. Нравственность, которой обучают министры правящего класса, усиливает эту предрасположенность. И лишь немногие и независимые души бросают вызов этим тенденциям и готовы столкнуться с нынешними трудностями.
Когда же во времена социального кризиса и опасности вся эта покорность, эта добродетель, бесполезна для безопасной жизни, когда только борьба может помочь, тогда она уступает место своей противоположности, бунтарству и мужеству. Тогда смельчаки с удивлением подают пример и робко открывают для себя, на какие подвиги героизма они способны. Тогда уверенность в себе и высокая энергичность пробуждаются в них и растут, потому что от их роста зависят их шансы на жизнь и счастье. И сразу, по инстинкту и по опыту, они знают, что только сотрудничество и единство могут придать силу их массам. Когда тогда они воспринимают, какие силы присутствуют в них самих и в их товарищах, когда они чувствуют счастье этого пробуждения гордого самоуважения и преданного братства, когда они предвидят будущее победы, когда они видят, что перед ними поднимается образ нового общества, которое они помогают строить, то энтузиазм и пылкость вырастают до непреодолимой силы. Тогда рабочий класс начинает созревать для революции. Тогда капитализм начинает созревать для краха.
Таким образом, возникает новое человечество. Историки часто задаются вопросом, когда они видят быстрые изменения в характере людей в революционные времена. Это кажется чудом; но это просто показывает, сколько черт скрыто в них, подавлено, потому что они были бесполезны. Сейчас они прорываются, возможно, только временно; но если их полезность продолжительна, они развиваются в доминирующие качества, преображая человека, подстраивая его под новые обстоятельства и требования.
Первое и первостепенное изменение — это рост чувства общности. Первые его следы пришли к капитализму как таковому, из общей работы и общей борьбы. Он укрепляется сознанием и опытом, что, будучи одиноким, рабочий бессилен против капитала, и что только твердая солидарность может обеспечить терпимые условия жизни. Когда борьба становится все более масштабной и ожесточенной и перерастает в борьбу за господство над трудом и обществом, от которой зависит жизнь и будущее, солидарность должна перерасти в неразрывное всепроникающее единство. Новое чувство общности, распространяющееся на весь рабочий класс, подавляет старый эгоизм капиталистического мира.
Это не совсем ново. В первобытные времена в племени с его простыми, преимущественно коммунистическими формами труда доминировало чувство общности. Человек был полностью связан с племенем; отдельно от него он был ничем; во всех своих действиях человек чувствовал себя ничем по сравнению с благом и честью общины. Неразрывно связанный с племенем первобытный человек еще не стал личностью. Когда после этого люди разошлись и стали самостоятельными мелкими производителями, чувство общности угасло и уступило место индивидуализму, что делает человека центром всех интересов и всех чувств. За многие столетия роста среднего класса, товарного производства и капитализма, личность, чувствующая себя индивидуально, просыпалась и все сильнее перерастала в новый характер. Это приобретение, которое больше нельзя потерять. Разумеется, и в это время человек был социальным существом; общество доминировало, и в критические моменты, во время революции и войны, чувство общности временно навязывало себя как нежелательный моральный долг. Но в обычной жизни оно было подавлено под гордым воображением личной независимости.
То, что сейчас развивается в рабочем классе, не является обратным изменением, как и условия жизни не являются возвратом к ушедшим формам.. Это слияние индивидуализма и чувства общности в высшее единство. Это осознанное подчинение всех личностных сил на службе обществу. В управлении могучими производительными силами рабочие, как их более могущественные хозяева, будут развивать свою личность до еще более высокой ступени. Сознание своей интимной связи с обществом объединяет чувствующую себя личностью со всемогущим социальным чувством в новое жизненное восприятие, основанное на осознании общества как источника всего человеческого бытия.
Чувство общности в первую очередь является главной силой в развитии революции. Этот прогресс является ростом солидарности, взаимной связи, единства трудящихся. Их организация, их новая растущая власть — это новый характер, приобретенный в борьбе, это изменение в их внутреннем существе, это новая мораль. То, что военные авторы говорят об обычной войне, а именно, что моральные силы в ней играют доминирующую роль, еще более верно в войне классов. На карту поставлены более высокие вопросы. Войны всегда были соревнованиями подобных конкурирующих держав, и самая глубокая структура общества оставалась прежней, независимо от того, победила та или иная. Состязания классов — это борьба за новые принципы, а победа восходящего класса переносит общество на более высокую ступень развития. Отсюда, по сравнению с реальной войной, нравственные силы высшего рода: добровольное преданное сотрудничество вместо слепого повиновения, вера в идеалы вместо верности командирам, любовь к классовым товарищам, к человечеству вместо патриотизма. Их основная практика — это не вооруженное насилие, не убийство, а стойкость, выносливость, настойчивость, убежденность, организованность; их цель не в том, чтобы разбить черепа, а в том, чтобы вскрыть мозги. Безусловно, вооруженные действия также будут играть роль в борьбе классов; вооруженное насилие мастеров не может быть преодолено по-толстовски терпеливыми страданиями. Оно должно быть избито силой; но, с помощью силы, оживленной глубоким моральным убеждением.
Были войны, которые показали что-то вроде этого характера. Такие войны были своего рода революциями или входили в революции, в борьбу за свободу среднего класса. Там, где восставшее мещанство боролось за господство против отечественных и чужеземных феодальных держав монархии и институтов вотчины — как в Греции в древности, в Италии и Фландрии в средние века, в Голландии, Англии, Франции в более поздние века — идеализм и энтузиазм, проистекавшие из глубоких чувств классовой необходимости, призывали к великим подвигам героизма и самопожертвования. Эти эпизоды, с которыми мы встречаемся, например, во время Французской революции или при освобождении Италии последователями Гарибальди, считаются одними из самых красивых страниц в истории человечества. Историки прославляли их, а поэты пели их как эпохи величия, ушедшие навсегда. Поскольку продолжение освобождения, практика нового общества, правление капитала, контраст наглой роскоши и жадной бедности, скупость и жадность бизнесменов, охота за чиновниками — все это представление о низком эгоизме провалилось, как леденящее разочарование следующего поколения. В революциях среднего класса эгоизм и амбиции сильных личностей играют важную роль; как правило, идеалисты приносятся в жертву, а базовые персонажи приходят к богатству и власти. В буржуазии каждый должен стараться возвыситься за счет других. Добродетели общинного чувства были лишь временной необходимостью, чтобы завоевать господство в своем классе, после того, как эта цель достигнута, они уступают место безжалостному соперничеству всех против всех.
Здесь мы имеем принципиальную разницу между бывшими революциями среднего класса и приближающейся сейчас революцией рабочих. Для трудящихся сильное чувство общности, возникающее в результате их борьбы за власть и свободу, является в то же время основой их нового общества. Достоинства солидарности и преданности, импульс к совместным действиям в твердом единстве, порожденный в социальной борьбе, являются основой новой экономической системы общего труда, которая будет увековечена и усилена своей практикой. Борьба формирует новое человечество, необходимое для новой системы труда. Сильный индивидуализм в человеке сегодня находит лучший способ заявить о себе, чем тяга к личной власти над другими. Применяя всю свою силу к освобождению класса, он развернётся более полно и благородно, чем при преследовании личных целей.
Для победы над капитализмом недостаточно чувства общности и организации. Духовное господство буржуазии в подчинении рабочему классу имеет такое же значение, как и его физическая сила. Невежество является препятствием на пути к свободе. Старые мысли и традиции сильно давят на мозг, даже если они уже затронуты новыми идеями. Тогда цели видятся в самом узком свете, благозвучные слова принимаются без критики, иллюзии о легких успехах, половинчатые меры и ложные обещания сбивают с пути. Таким образом, показывается важность интеллектуальной силы для рабочих. Знания и проницательность являются существенным фактором подъёма рабочего класса.
Революция рабочих — это не результат грубой физической силы, это победа разума. Она, конечно, будет продуктом массовой мощи рабочих; но эта мощь — духовная сила в первую очередь. Рабочие не выиграют, потому что у них сильные кулаки; кулаки легко направляются хитрым умом, даже против их собственного дела. Они также не выиграют, потому что они — большинство; невежественное и неорганизованное большинство регулярно сдерживалось, бессильно, хорошо обученными организованными меньшинствами. Теперь большинство победит только потому, что сильные моральные и интеллектуальные силы заставляют его подняться над властью своих хозяев. Революции в истории могут увенчаться успехом, потому что в массах пробуждаются новые духовные силы. Грубая глупая физическая сила не может ничего сделать, кроме как уничтожить. Революции, однако, являются созидательными эпохами в эволюции человечества. И как никакая прежняя революция, которая заключается в том, чтобы сделать рабочих хозяевами мира, требует высочайших моральных и интеллектуальных качеств.
Могут ли рабочие ответить на эти требования? Как они могут получить необходимые знания? Не из школ, где дети впитали в себя все ложные представления об обществе, которые правящий класс хочет им дать. Ни из газет, которые принадлежат и редактируются капиталистами, ни группами, стремящимися к лидерству. Не с кафедры, которая всегда проповедует служение и где Джон Боллс чрезвычайно редок. Не из радио, где, в отличие от публичных дискуссий в прежние времена, которые были для граждан мощным средством подготовки ума к общественным делам, односторонние передачи, как правило, приводят в ступор пассивных слушателей и своим постоянным навязчивым шумом не дают возможности спокойно подумать. Не из фильма, который не похож на театр, в первые дни для восходящего класса мещан это средство обучения, а иногда даже боевые апелляции только к визуальному впечатлению, никогда не к мышлению или интеллекту. Все они являются мощными орудиями правящего класса, чтобы удержать рабочий класс в духовном рабстве. С помощью инстинктивной хитрости и сознательного размышления они все используются для этой цели. А рабочие массы ничего не подозревая подчиняются их влиянию. Они позволяют обманывать себя хитрыми словами и внешними проявлениями. Даже те, кто знает, что такое класс и борьба, оставляют эти дела вождям и государственным деятелям и аплодируют им, когда они произносят старые добрые слова традиции. Массы проводят свободное время в поисках веселых удовольствий, не зная о тех огромных социальных проблемах, от которых зависит их существование и существование их детей. Это кажется неразрешимой проблемой, как рабочая революция должна когда-либо произойти и преуспеть, когда по пронырливости правителей и безразличию правящих ее духовные условия отсутствуют.
Но силы капитализма действуют в глубинах общества, будоражат старые условия и толкают людей вперед, даже если они этого не хотят. Их подстрекательские эффекты подавляются как можно дольше, чтобы сохранить старые возможности продолжения жизни; хранящиеся в подсознании они только усиливают внутренние напряжения. Пока, наконец, в кризис, на самом высоком уровне необходимости они щелкают и уступают место в действии, в восстании. Действие не является результатом преднамеренного намерения, оно приходит как спонтанный поступок, неотразимо. В таком спонтанном действии человек открывает себе то, на что он способен, удивляет себя. А поскольку действие всегда есть коллективное, то оно открывает каждому, что силы, тускло ощущаемые в нем самом, присутствуют во всех. Уверенность и мужество вырастают при открытии сильных классовых сил общей воли, и они перемешивают и уносят все более широкие массы.
Действия разворачиваются спонтанно, навязываются капитализмом невольным рабочим. Они являются не столько результатом, сколько отправной точкой их духовного развития. После того, как борьба взята на себя, рабочие должны продолжать атаковать и обороняться; они должны прилагать все свои силы до конца. Теперь отпадает безразличие, которое было лишь формой сопротивления требованиям, на которые они считали себя неспособными ответить. Теперь наступает время интенсивного умственного напряжения. Стоя против могущественных сил капитализма, они видят, что только при максимальных усилиях, развивая все свои силы, могут надеяться на победу. То, что в каждой битве появляется в первых ее следах, теперь разворачивается широко; все силы, скрытые в массах, разжигаются и приводятся в движение. Это и есть созидательная работа революции. Теперь потребность в твердом единстве вбивается в их сознание, теперь потребность в знании ощущается в каждый момент. Каждое невежество, каждая иллюзия о характере и силе врага, каждая слабость в сопротивлении его трюкам, каждая неспособность опровергнуть его аргументы и клеветы, мстят в неудаче и поражении. Активное желание, сильные импульсы изнутри теперь побуждают рабочих использовать свои мозги. Новые надежды, новые видения будущего вдохновляют разум, делая его живой активной силой, которая избегает боли в поисках истины, чтобы получить знания.
Где рабочие найдут необходимые им знания? Источников много; обширная научная литература книг и брошюр, объясняющих основные факты и теории общества и труда, уже существует и ее будет еще больше. Но они демонстрируют наибольшее разнообразие мнений о том, что должно быть сделано; и сами работники должны выбирать и различать то, что истинно и правильно. Они должны использовать свой собственный мозг в трудном мышлении и целенаправленном обсуждении. Ибо они вновь и вновь сталкиваются с новыми проблемами, для решения которых старые книги не могут дать никакого решения. Они могут дать только общие знания об обществе и капитале, они представляют принципы и теории, осмысливая прежний опыт. Применение во все новых ситуациях — наша собственная задача.
Необходимое понимание не может быть получено как обучение невежественной массы образованными учителями, обладателями естественных наук, как излияние знаний в пассивных учеников. Оно может быть получено только путем самообразования, путем напряженной самоактивности, которая напрягает мозг в полном стремлении к пониманию мира. Рабочему классу было бы очень легко, если бы он принимал установленную истину только от тех, кто её знает. Но истина, в которой они нуждаются, не существует нигде в мире вне их; они должны строить ее внутри себя. Также то, что дано здесь, не претендует на то, что установлена окончательная истина, которую нужно выучить наизусть. Это система идей, завоеванная внимательным опытом общества и рабочего движения, сформулированная для того, чтобы побудить других задуматься и обсудить проблемы работы и ее организации. Есть сотни мыслителей, которые открывают новые точки зрения, есть тысячи интеллигентных работников, которые, уделив им внимание, могут, опираясь на свои глубокие знания, лучше и подробнее задуматься об организации своей борьбы и организации своей работы. То, что здесь сказано, может быть той искрой, которая разжигает огонь в их сознании.
Существуют группы и партии, претендующие на исключительное владение истиной, которые пытаются завоевать рабочих своей пропагандой, исключая все другие мнения. Моральным, а там, где у них есть власть, и физическим давлением, они пытаются навязать свои взгляды массам. Должно быть ясно, что одностороннее учение одной системы доктрин может и должно служить только тому, чтобы порождать послушных последователей, а значит, поддерживать старое или готовить новое господство. Самоосвобождение работающих масс подразумевает самоосмысление, самопознание, признание истины и ошибки их собственным умственным усилием. Использовать мозг намного труднее и утомительнее, чем использовать мышцы; но это должно быть сделано, потому что мозг управляет мышцами; если не их собственными, то чужими мозгами.
Столь неограниченная свобода обсуждения, выражения мнений — это дыхательный воздух борьбы рабочих. Более века назад против деспотического правительства Шелли, величайший поэт Англии XIX века, «друг бездружных бедняков», отстаивал для всех право на свободное выражение своего мнения. «Человек имеет право на неограниченную свободу обсуждения». «Человек не только имеет право выражать свои мысли, но и обязан это делать»... «и никакие законодательные акты не могут уничтожить это право». Шелли исходил из философии, провозглашающей естественные права человека. Для нас свобода слова и печати провозглашается именно в силу ее необходимости для освобождения рабочего класса. Ограничение свободы обсуждения — это препятствие рабочим в получении необходимых им знаний. Каждый старый деспотизм, каждая современная диктатура начинались с преследования или запрета свободы печати; каждое ограничение этой свободы является первым шагом к тому, чтобы поставить рабочих под господство какого-то рода правителей. Неужели же тогда массы не должны быть защищены ото лжи, искажений, заманчивой пропаганды своих врагов? Как в воспитании тщательное ограждение от дурных влияний может развить способность сопротивляться и побеждать их, так же мало рабочий класс может быть воспитан к свободе духовной опекой. Там, где враги предстают в образе друзей и при разнообразии мнений каждая из сторон склонна считать других опасными для класса, кто должен решать? Рабочие, конечно; они должны бороться и в этой области. Но сегодняшние рабочие могут в честном убеждении осудить как нежелательные мнения, которые впоследствии окажутся основой нового прогресса. Только будучи открытым для всех идей, которые подъем нового мира порождает в сознании человека, проверяя и отбирая, оценивая и применяя их со своими собственными умственными способностями, рабочий класс может обрести духовное превосходство, необходимое для подавления власти капитализма и возведения нового общества.