|
|
|
|
| NB |
|
sehr
gut!
Но в народной жизни, где дело идет о господах и
слугах, о труде и прибылях, о правах и обязанностях,
о законах, обычаях и порядках, попу и профессору-
философу широко предоставлено слово и каждый из
них имеет свой особый метод, для того чтобы... маски-
ровать истину. Религия и философия, бывшие раньше
невинными заблуждениями, становятся теперь, когда
господствующие заинтересованы в реакции, утончен-
ными средствами политического надувательства.
Урок, данный нам в предыдущей статье профессо-
ром Бидерманом, научил нас, что не следует обращаться
к туманной неопределенности, даже в поисках истины.
Тут философия становится в оппозицию здравому чело-
веческому рассудку. Она не ищет, подобно всем спе-
циальным наукам, определенных эмпирических истин,
а подобно религии стремится найти совершенно особый
вид истины — абсолютную, заоблачную, ни на чем
не основанную, сверхъестественную. Что для мира
реально, — то, что мы видим, слышим, обоняем, ося-
заем, наши телесные ощущения, — для нее недостаточно
реально. Явления природы для нее только явления,
или «видимость», о которых она знать ничего не хочет...
Философ, одержимый религиозными предрассуд-
ками, хочет перешагнуть через явления природы, он
за этим миром явлений ищет еще какой-то другой мир
истины, при помощи которого должен быть объяснен
первый...
Следует заметить, что я приписал Декарту гораздо
больше того, что он сделал на самом деле. Дело обстоит
следующим образом: у нашего философа оказались две
души — одна обычная, религиозная, а другая — науч-
ная. Его философия представляла смешанный продукт
той и другой. Религия заставила его повери ть, что
чувственный мир — ничто, в то вр е мя как присущий
|
|
|
|
|
| NB |
| NB |
ему научный склад мысли старался доказать против-
ное. Он начал с тленности, с сомнения в чувственной
истине, а телесными ощущениями своего бытия дока-
зал противное. Однако научное течение не могло еще
тогда проявиться так последовательно. Только беспри-
страстный мыслитель, повторяя опыт Декарта, на-
ходит, что, если в голове копошатся мысли и сомнения,
то только телесное ощущение убеждает нас в существо-
вании мыслительного процесса. Философ извратил факт;
он хотел доказать бестелесное существование абстракт-
ной мысли, он полагал, что научно можно доказать
сверхъестественную истину религиозной и философ-
ской души, в то время, как в действительности он только
констатировал обычную истину телесных ощущений...
|
|
|
|
| Erschei- nungen im bosen Sinne ** NB |
Идеалисты, в хорошем смысле этого слова,
все честные люди. И тем более — социал-демо-
краты. Наша цель — великий идеал. Идеалисты
же в философском смысле — невменяемы. Они
утверждают, будто бы все, что мы видим, слы-
шим, осязаем и т. д., будто весь мир явлений
вокруг нас вовсе не существует, что все это лишь
осколки мыслей. Они утверждают, что наш ин-
теллект есть единственная истина, что все про-
чее — одни лишь «представления», фантасма-
гории, туманные сновидения, явления в дурном
|
смысле этого слова. Все, что мы воспринимаем
из внешнего мира, по их мнению не суть объек-
тивные истины, действительные вещи, а лишь
субъективная игра нашего интеллекта. И когда
здравый человеческий рассудок все-таки возму-
щается против подобных утверждений, они очень
убедительно доказывают ему, что хотя он еже-
дневно видит собственными глазами, как солнце
восходит на востоке и заходит на западе, тем
не менее наука должна вразумить его настолько,
чтобы он научился узнавать эту истину с помощью
своих несовершенных чувств.
|
|
* Подчеркнутые косыми линиями замечания написаны В. И. Лениным
в углу страницы. Поэтому здесь и далее, если нельзя точно определить,
к какому месту относится ленинское замечание, приводится весь текст дан-
ной страницы. Ред.
** — Явления в дурном смысле. Ред.
|
| sehr gut! |
|
И- слепая курица, как говорит пословица,
то тут, то там находит зернышко. Такая слепая
курица — ф илософский идеализм. И он подхва-
тил зернышко, а именно мысль, что то, что мы
в мире видим, слышим или осязаем, не есть реаль-
ные предметы или объекты. Естественнонаучная
физиология чувств в свою очередь с каждым
днем ближе подходит к факту, что пестрые
объекты, которые видит наш глаз, суть лишь
пестрые зрительные ощущения, что все грубое,
тонкое, тяжелое, что мы ощущаем, — только чув-
ственные ощущения тяжести, тонкости или гру-
бости. Между нашими субъективными чувст-
вами и объективными предметами нет никакой
абсолютной границы. Мир есть мир наших
чувств...
Вещи в мире существуют не «в себе», а получают все свои
свойства через взаимную связь... Только в связи с определенной
температурой вода — жидкость, в холоде она становится плот-
ной и твердой, при жаре — превращается в пар, обыкновенно
она течет сверху вниз, но, встречая на своем пути голову сахара,
подымается и вверх.
|
|
|
| NB |
Она в себе не имеет никаких свойств, никакого
существования, но получает их только в связи с дру-
гими предметами.
Всё есть только свойство, или предикат, природы; она окружает
нас не в своей сверхъестественной объективности или истинности,
а везде и всюду своими мимолетными, разнообразными явле-
ниями.
|
|
Вопросы о том, как выглядел бы мир без глаз, без
солнца или без пространства, без температуры, интел-
лекта или без ощущений — нелепые вопросы и только
глупцы могут размышлять о них. Правда, в жизни
и в науке мы можем разграничивать, разграничивать
и классифицировать до бесконечности, но при этом мы
не должны забывать, что все составляет единое целое
и все связано между собой. Ми р — чувствен, и наши
чувства, наш интеллект — вполне земные. Это еще
не есть «граница» человека, но кто хочет перешагнуть
ее, доходит до абсурда. Если мы докажем, что бес-
смертная душа попа или несомненный интеллект фило-
софа одной и той же, самой обыденной природы, что
и все другие явления мира, то тем самым будет дока-
|
|
зано, что «другие» явления столь же истинны и непре-
ложны, как и несомненный декартовский интеллект.
Мы не только верим, думаем, предполагаем пли со-
мневаемся в том, что наши ощущения существуют, но
мы их действительно и истинно ощущаем. И наоборот:
вся истина и действительность покоятся лишь на чув-
стве, на телесных ощущениях. Душа и тело, или субъект
и объект, как нередко говорят ныне, Одного и того же
земного, чувственного, эмпирического свойства.
«Жизнь — сон», говорили древние; теперь фило-
софы сообщают нам новость: «мир есть наше предста-
вление»...
Основывать истину не на «слове божьем» и не на
традиционных «принципах», а наоборот, строить свои
принципы на телесных ощущениях — вот в чем сущ-
ность социал-демократической философии...
NB
NB
V
|
|
|
[123—130] Господь бог создал тело человека из
комка глины и вдохнул в него бессмертную душу.
С тех самых пор существует дуализм, или теория двух
миров. Один — физический, материальный мир есть
дрянь, другой — духовный, или умственный мир ду-
хов, — есть дыхание юспода. Эту сказочку философы
увековечили, т. е. они приспособили ее к духу времени.
Все доступное зрению, слуху и ощущению, словом,
физическая действительность все еще считается не-
чистью; зато с мыслящим духом связывается предста-
вление о царстве какой-то сверхъестественной истины,
свободы, красоты. Как в библии, так и в философии
слово «мир» имеет скверный привкус. Из всех явлений
или объектов природы философия удостаивает своим
вниманием только один — дух, знакомое нам дыхание
господа; и то только потому, что ее путаному уму он
представляется чем-то высшим, сверхъестественным,
метафизическим...
Философ, трезво считающий человеческий дух на-
ряду с другими предметами целью познания, перестает
быть философом, т. е. одним из тех, кто, изучая загадку
существования вообще, удаляется в туманную неопреде-
ленность. Он становится специалистом, а «специальная
н аука» о теории познания — его специальностью...
За вопросом о том, находится ли в пашей го-
лова какой-то благо родный идеалистический дух или
же обыкновенный, точный человеческий рассудок,
N B
|
sehr
gut!!
скрывается практический вопрос о том, принадлежат ли
власть и право привилегированной знати или про-
стому народу...
Профессора становятся предводителями в лагере
зла. На правом фланге командует Трейчке, в центре
фон Зибель, а на левом — Юрген Бона Мейер, доктор
и профессор философии в Бонне...
В предыдущей статье мы уже говорили о декартов-
ском фокусе, который почти ежедневно проделывается
профессорами высшей магии, или философии, перед
публикой, чтобы окончательно сбить ее с толку. Дыха-
ние господа демонстрируется как истина. Правда, имя
это пользуется дурной репутацией: перед просвещен-
ными либералами нельзя говорить о бессмертной душе.
Поэтому они притворяются трезвыми материалистами,
говорят о сознании, мыслительной или познавательной
способности...
Мы ощущаем внутри нас физическое существование
мыслящего разума и точно так же, теми же чувствами
ощущаем вне нас комья глины, деревья, кусты. И то,
что мы ощущаем внутри нас, и то, что вне нас, не осо-
бенно сильно разнится одно от другого. И то и другое
относится к разряду чувственных явлений, к эмпири-
ческому материалу, и то и другое есть дело чувств.
Как при этом отличить субъективные чувства от объек-
тивных, внутреннее от внешнего, сто действительных
талеров от ста воображаемых — об этом мы поговорим
при случае. Здесь же следует понять, что и внутренняя
мысль и внутренняя боль одинаково имеют свое объек-
тивное существование и что, с другой стороны, внешний
мир субъективно тесно связан с нашими органами...
Предоставим слово самому Юргену: «и принци-
пиально неверующий все снова и снова будет прихо-
дить к философски доказанной истине, что все наше
знание в конце концов все же покоится на какой-ни-
будь вере. Самое существование чувственного мира
даже материалист принимает на веру. Непосредствен-
ного знания о чувственном мире он не имеет; непосред-
ственно он знает только то представление о нем, кото-
рое имеется в его воображении. Он верит, что этому
его представлению соответствует представляемое нечто,
что представляемый мир именно таков, каким он себе
его представляет, он верит, следовательно, в чувствен-
ный внешний мир на основании доводов своего духа»...
Вера Мейера доказана «философски», тем не менее
он знает лишь, что он ничего не знает, и что все есть
вера. Он скромен в знании и науке, но совершенно
нескромен в вере и религии. Вера и наука постоянно
перепутываются у него — обе, очевидно, не имеют для
него серьезного значения.
Итак, «философски доказано», что «всему нашему
знанию настал конец». Чтобы благосклонный читатель
мог понять это, мы позволим себе сообщить, что цех
философов недавно устроил общее собрание и торже-
ственно постановил изъять из обращения слово наука,
а на ее место поставить веру. Всякое знание называется
теперь верой. Знания больше не существует...
Однако господин профессор сам себя исправляет и
говорит дословно следующее: вера в чувственный мир
есть вера в собственный дух. Итак, — все, и дух и природа,
опять покоятся на вере. Он неправ только в том, что
желает подчинить также и нас, материалистов, решению
своего цеха. Для нас это решение не имеет никакой обя-
зательной силы. Мы остаемся при старой терминоло-
гии, сохраняем за собой знание и предоставляем веру
попам и докторам философии.
Разумеется, и «все наше знание» покоится на субъек-
тивности. Очень может быть, что вот та стена, о кото-
рую мы могли бы разбить себе голову и которую мы
поэтому считаем непроницаемой, может быть, говорю я,
гномами, ангелами, дьяволами и прочими призраками
она беспрепятственно преодолевается, быть может вся
эта глиняная масса чувственного мира вовсе даже не
существует для них — что нам до этого? Какое нам
дело до мира, которого мы не чувствуем, не ощущаем?
Быть может то, что люди называют туманом и
ветром, в сущности, чисто объективно или «само по
себе» суть небесные флейты и контрабасы. Но именно
поэтому нам нет никакого дела до подобной нелепой
объективности. Социал-демократические материалисты
рассуждают только о том, что человек воспринимает
посредством опыта. К этому относится также его соб-
ственный дух, его мыслительная способность или сила
воображения. Доступное опыту мы называем истиной
и только это для нас есть объект науки...
С тех пор как Кант сделал критику разума своей
специальностью, установлено, что одних наших пяти
чувств еще недостаточно для опыта, что для этого тре-
буется еще участие интеллекта..,
|
| NB |
|
NB
Однако великому философу оказалось не под силу
совершенно забыть сказочку о глине, полностью осво-
бодить дух из-под гнета духовного тумана, отделить
науку от религии. Низменный взгляд на материю,
«вещь в себе» или сверхъестественная истина держала
всех философов в большей или меньшей степени в плену
идеалистического обмана, который исключительно под-
держивается верой в метафизический характер чело-
веческого духа.
Этой маленькой слабостью наших великих критиков
пользуются прусские правительственные философы,
чтобы приготовить новую религиозную дароносицу,
правда, крайне жалкую.
«Идеалистическая вера в бога, — говорит Ю. Б.
Мейер, — разумеется, не есть знание и никогда не ста-
нет таковым; но не менее ясно, что материалистиче-
ское неверие в свою очередь не есть знание, а лишь
материалистическая вера, так же не способная когда-
либо превратиться в знание»...
VI
|
|
|
[130—136] Все в унисон повторяют напев: «назад
к Канту». Ввиду этого интересующий нас вопрос
приобретает значение, далеко выходящее за пределы
мелкой личности генерала Юргена. Не потому хотят
вернуться к Канту, что этот великий мыслитель нанес
сильный удар сказке о бессмертной душе, заключен-
ной в грязную глину, — это он действительно сделал;
а потому, что его система, с другой стороны, оставила
щель, через которую контрабандой можно снова про-
NB NB
тащить немножко метафизики...
Совершенно ясно, что всякая превратная мудрость покоится
на превратном пользовании нашим интеллектом. И никто так
сознательно и так успешно не старался изучить этот последний,
создать науку теории познания, как столь почитаемый всеми
Иммануил Кант. Но между ним и его нынешними прихвостнями—
существенная разница. В великой историчес кой борьбе он стоял
на стороне правого дела против зла; он пользовался своим гe-
нием для революционного развития науки, в то время как наши
правительственные прусские философы поступили со своей
«наукой» на службу к реакционной политике...
Тот маневр, которым Кант удалил метафизику
из храма, оставляя для нее открытым черный ход,
ясно обозначен одной фразой в его предисловии
или вступлении к «Критике чистого разума». Так
как у меня сейчас нет под рукой текста, я цитирую
|
|
|
|
|
|
на память. Эта фраза гласит: наше познание огра-
ничивается явлениями вещей! Что они суть в
себ е, мы не можем знать...
Нельзя отрицать: где имеются явления,
имеется также и нечто такое, что является. Но
что, если это нечто само есть явление, если явле-
ния сами являются? Ведь не было бы ничего
нелогичного или безрассудного в том, если бы
всюду в природе субъекты и предикаты были
одного и того же рода. Почему же то, что является,
должно непременно быть совершенно другого
качества, чем само явление? Почему же вещи
«для нас» и вещи «в себе», или явление и истина
не могут быть из одного и того же эмпирического
материала, одного и того же свойства?
Ответ: потому что предрассудок о метафизн-
ческом мире, потому что вера в окончательно
изобличенную нечисть и в неестественную, из
ряда вон выходящую истину, которая в ней не-
пременно должна содержаться, засели также и
в голове великого Канта. Положение: где есть
явления, которые мы можем видеть, слышать,
осязать, должно быть скрыто также и нечто дру-
гое, так называемое истинное или возвышенное,
чего нельзя ни видеть, ни слышать, ни осязать,
это положение нелогично, вопреки Канту...
Интеллект должен оперировать только в со-
знательной связи с материалистическим опытом,
а все обращения к туманной неопределенности
безуспешны и бессмысленны.
Но, по словам Гейне, профессор из Кенигс-
берга имел слугу, простого человека из народа
по имени Лампе, для которого, как утверждают,
воздушные замки являлись душевной потреб-
ностью. Над ним-то и сжалился философ и умоза-
ключил следующим образом: так как мир опыта
тесно связан с интеллектом, то он и дает только
интеллектуальные опыты, т. е. явления или
осколки мыслей. Материальные вещи, познанные
оп ытом, — не наст оящие истины, а лишь явле-
ния в дурном смыс ле слова, призраки или нечто
подобное. Действительные же вещи, вещи «в себе»,
метафизическая истина не познаются на опыте,
в н их нуж но верить, согласно известному аргу-
* — Явления в дурном смысле слова. Ред.
NB
NB
|
|
|
менту: где есть явление, должно быть и нечто
такое (метафизическое), что является.
Итак, была спасена вера, было спасено сверхъ-
естественное, и это пришлось очень кстати не
только слуге Лампе, но и немецким профессорам
в «культурной борьбе» за «народное образова-
ние» против ненавистных, радикальных безбож-
ников социал-демократов. Тут-то Иммануил Кант
оказался нужным человеком, он помог им найти
желанную, если и не научную, то очень прак-
тичную точку зрения середины...
Социал-демократы твердо убеждены, что кле-
рикальные иезуиты гораздо менее вредны, чем
«либеральные». Из всех партий самая гнусная
есть партия середины. Она пользуется образо-
ванием и демократией как поддельной этикеткой,
чтобы подсунуть народу свой фальсифицирован-
ный товар и дискредитировать подлинные прин-
ципы. Правда, эти люди оправдываются тем, что
они поступают по совести и в меру своего разу-
мения, мы охотно верим, что они мало знают, но
эти канальи не хотят ничего знать, не хотят
ничему учиться...
Со времен Канта прошло почти столетие; за
это время жили Гегель и Фейербах, восторже-
ствовало злосчастное буржуазное хозяйство, оби-
рающее народ и выбрасывающее его без работы
и заработка на мостовую, когда с него больше
нечего взять...,
Наши воспитанники, современные наемные ра-
бочие, достаточно развиты, чтобы понять на-
конец социал-демократическую философию, умею-
щую отделить явления природы как материал
теоретической, или научной, опытной, эмпири-
ческои, материалистической, или, если угодно,
также субъективной истины с одной стороны, от
претенциозной или сверхъестественной метафи-
зики с другой.
Как в политике в соответствии с экономиче-
ским развитием, направленным на вытеснение
средних классов и на создание собственников и
неимущих, партии все более и более группируются
в два только лагеря: на одной стороне работо-
датели, и на другой — работополучатели, так
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
и наука делится на два основных класса: там —
метафизики, здесь — физики, или материалисты.
Промежуточные элементы и примиренческие шар-
латаны со всяческими кличками — спиритуа-
листы, сенсуалисты, реалисты, и т. д. и т. д.
падают на своем пути то в то, то в другое течение.
Мы требуем решительности, мы хотим ясности.
Идеалистами называют себя реакционные мрако-
бесы, а материалистами должны называться все
те, кто стремится к освобождению человеческого
ума от метафизической тарабарщины. Чтобы
названия и определения не сбили нас с толку,
мы должны твердо помнить, что общая путаница
в данном вопросе до сих пор не позволила уста-
новить точную терминологию.