Миртл появлялась лишь изредка. Она выглядела ужасно, в своих уродливых домашних тапочках, с серым, покрытым пятнами лицом. Как-то раз она сошла вниз в халате — клетчатой грязной хламиде без пояса. Элис быстро отправила ее наверх.
— Она сошла с ума, — заявила при виде Миртл одна из посетительниц. — Думаю, все из-за того, что война закончилась. Война заставляла ее держаться. Помните, как нам пришлось принести свои собственные полотенца?
Элис улыбнулась:
— А шампунь мы сделали, натерев мыло на терке и вскипятив его в воде. Однажды мне не осталось ничего другого, как мыть клиентке волосы мыльными хлопьями «Люкс».
— Я помню, как вы укладывали мне волосы сахарной водой, когда у вас закончилась жидкость для укладки. Миртл обычно открывала заведение или очень рано, или совсем поздно, даже по воскресеньям, чтобы облегчить жизнь женщинам, работающим на фабриках, иначе у них не нашлось бы времени привести свои волосы в порядок. И она никогда не брала лишнего. — Женщина вздохнула. — Мы все держались вместе. Я не хочу, чтобы снова началась война, ни за что на свете, но тогда кругом была такая приятная дружеская атмосфера. Люди выкладывались полностью, как Миртл. — Она мотнула головой в сторону лестницы. — За ней кто-нибудь присматривает?
— Обычно я готовлю ей что-нибудь перекусить на завтрак и обед, и ее подруга, миссис Глэйстер, заходит каждый день, чтобы сделать ей чай и уложить в постель. Она написала дочери Миртл в Саутгемптон, что ее мать нуждается в постоянном уходе.
— Получается, вы скоро останетесь без работы, так?
— Похоже на то.
Оливия Казенс, дочь Миртл, не торопилась с приездом. Она появилась только четыре недели спустя, в начале февраля: остролицая женщина лет пятидесяти, с чрезмерным количеством розовой пудры на лице и в овчинной шубе, от которой пахло молью. Но даже приехав, она не сразу поднялась к матери. Элис, которая как раз начала заниматься перманентной завивкой, пришлось слушать, как Оливия объясняла на убийственно правильном английском, иногда, впрочем, сбиваясь на нормальную речь, что Рождество выдалось очень суматошным, что она буквально валилась с ног и ей понадобилось время, чтобы прийти в себя. Ее сын приехал домой из университета, ее дочь недавно вышла замуж за врача, и его пациенты тоже приехали вместе с ним — она подчеркнула слова «университет» и «врач», явно рассчитывая произвести впечатление. Так оно и получилось, но Элис решила не показывать этого. Она невзлюбила Оливию Казенс с первого взгляда.
|
|
— Где мать? — строго спросила Оливия, оглядывая салон так, как будто ожидая, что ее мать возьмет и выскочит откуда-нибудь из-за угла.
— Наверху, в постели, — коротко ответила Элис.
— Ну что, мне не понравилось, как она выглядит, — заявила будущая обладательница перманентной завивки, когда высокие каблуки Оливии Казенс затопали по ступеням.
Она оставалась три дня, столовалась и спала в пансионе на Марш-лейн — никто не мог винить ее за это, учитывая, что творилось наверху у Миртл. На второй день она вошла в салон и объявила, что на следующее утро забирает мать с собой в Саутгемптон.
— Очень мило с вашей стороны, — заметила Элис, переменившая вдруг свое мнение об этой женщине. Но оказалось, что Миртл поместят в дом для престарелых — в незнакомой ей части страны, где никто из ее соседей и знакомых не сможет навестить ее. Однако так было удобнее для ее дочери.
|
|
— Она никак не может жить с нами, у нас нет свободной комнаты, и я не могу ездить через полстраны каждый раз, когда с ней что-то случится.
— Вы ведь оставите нам адрес, не так ли? Дома для престарелых я имею в виду, чтобы мы могли написать ей.
— Разумеется. Ей будет приятно получать письма, но я сомневаюсь, что она сможет их читать, — оживленно ответила Оливия, как будто они обсуждали погоду, а не здоровье ее матери. — Так, теперь о салоне. Сначала я собиралась продать его, чтобы избавиться от забот, но, — губы ее искривились, — поскольку никто не дает за такой сарай и ломаного гроша, я написала в компанию, которой принадлежит здание. С сегодняшнего дня салон закрывается.
— Сегодня! — Элис онемела. Она наверняка выглядела ужасно глупо. Дело в том, что книга предварительной записи была заполнена на несколько недель вперед, а многие клиенты записывались и за месяцы, для всяких знаменательных событий: бракосочетания и тому подобного. Под ложечкой у нее засосало. Ей придется вывесить уведомление на двери.
— Сегодня, — твердо повторила Оливия Казенс. — Я не сомневаюсь, что вы предпочли бы, чтобы вас известили заблаговременно, но вы должны были ожидать этого уже давно.
— Полагаю, должна была.
— Разумеется, вы можете приобрести салон и сами, если предположить, что вы в состоянии вносить арендную плату.
— Что такое аренда? — Элис почувствовала себя еще глупее.
— Это как квартирная плата, только более долгосрочная, — резко бросила Оливия, считая, что раз человек не знает, что такое аренда, то маловероятно, чтобы он был способен платить за нее. — Мать подписала арендный договор сроком на семь лет только в прошлом году, так что он будет действовать еще шесть лет. Наверху я нашла письмо от владельца — он требует арендную плату за этот год и указывает на плохое состояние дома. Моя мама, то есть моя мать, недостаточно заботилась о том, чтобы содержать его в приличном виде. — Оливия презрительно фыркнула. — Она позволила, чтобы он пришел в запустение и разрушался.
|
|
— Она не совсем хорошо себя чувствовала, — сказала Элис. — А какова арендная плата?
— Сто семьдесят пять фунтов за семь лет. Это очень дешево. Мой муж занимается таким бизнесом, поэтому я знаю. Мама, мать, выплачивала двадцать пять фунтов в год.
Двадцать пять фунтов! Элис никогда даже не видела двадцати пяти фунтов. Она обвела взглядом обшарпанную комнату и представила себе, что стены выкрашены свежей краской — розовато-лиловый будет в самый раз, — на окнах висят новые занавески, на полу лежит новый линолеум. На стульях тоже следовало бы сменить обивку, но пока ее можно просто подлатать, сушилки выглядели так, словно пережили вселенский потоп, но, если их хорошенько почистить и отполировать, они будут как новенькие. Она не знала, что на нее нашло, когда спросила у Оливии Казенс:
— Вы уже отправили уведомление собственнику компании?
— Оно здесь, со мной, лежит в моей сумочке, и я отправлю его, как только выйду отсюда.
— Не могли бы вы подождать до завтрашнего утра? Если меня не будет к девяти часам, тогда отправляйте.
* * *
В гостиной дома номер восемь по Гарнет-стрит было включено радио. Джеральдо и его оркестр исполняли избранные произведения Кола Портера.
— День и ночь, — мурлыкал Дэнни Митчелл, отглаживая свою любимую рубашку: голубую в белую полоску, с жемчужными пуговицами. Он улыбнулся, воображая себе предстоящий вечер. Через час он зайдет за Филлис Гендерсон, сорокалетней вдовой. Они отправятся в пивной бар, немного выпьют, Филлис будет строить из себя недотрогу, но все кончится тем, что она пригласит его к себе домой на чашку какао, а потом — в постель.
У Дэнни была заслуженная репутация сердцееда. В течение десяти лет, пока он был женат на своей возлюбленной Рене, и следующих десяти лет после ее смерти, когда ему пришлось воспитывать дочь, Дэнни не посмотрел ни на одну женщину, но потом Элис вышла замуж, и Дэнни начал развлекаться, пусть даже немного поздно.
Ему исполнился пятьдесят один год, он работал электриком в порту и был стройным и сильным, как мужчины вдвое моложе его; на голове его курчавились волосы такого же цвета, как у дочери. В лице Дэнни не было ничего особенно привлекательного, но он обладал летящей, необычной улыбкой, которая нравилась окружающим, а от взгляда его голубых глаз женщины начинали чувствовать слабость в коленках. В Бутле было полно вдов и незамужних женщин, которые не задумываясь отдали бы правую руку за возможность связать свою жизнь с Дэнни Митчеллом.
Композиция «День и ночь» закончилась. «Ты еще никогда не была такой прекрасной», — запел Дэнни себе под нос. Он все еще думал о Филлис в ее черной шелковой ночной рубашке, когда открылась задняя дверь и вошла Элис. Все мысли о Филлис и предстоящем вечере вмиг вылетели у него из головы, и он встревоженно посмотрел на Элис. С облегчением он заметил, что глаза его дочери светятся ярким светом, чего давненько уже не случалось. Вероятно, отношения с Джоном у нее начали наконец-то налаживаться.
— Я принесла тебе сладких пирожков, пап. У нас осталась после Рождества начинка из миндаля с изюмом. — Она положила на стол бумажный пакет. — Они еще теплые.
— Спасибо, моя хорошая. Я попробую их через минутку. В чайнике есть чай, если тебе хочется чашечку. Налей и мне, если не возражаешь. Мне нужно выгладить только манжеты. — Он отвернул манжеты, в которые осталось продеть запонки, и повесил рубашку за дверь. После этого сложил прожженное одеяло, на котором гладил свои вещи, вынес утюг во двор и поставил его на ступеньки охлаждаться. Элис разлила чай по чашкам. Они уселись друг против друга за столом, дочь заняла место, которое раньше принадлежало ее матери.
— Как дела в школе у Кормака? — задал Дэнни вопрос, с которым неизменно обращался к дочери с тех пор, как внук пошел в школу; ему нравилось слышать ответ.
— Я тебе уже говорила, пап, он любит читать так, как утка любит плавать. Учительница очень им довольна. Когда я уходила, он сидел на кровати и читал книжку.
— Хорошо. — Он удовлетворенно причмокнул губами. Его внук все время оставался в тени своего двоюродного брата Мориса, и так приятно было узнать, что Кормак в чем-то превосходит его. Насколько ему было известно, Морис в школе не блистал особыми успехами.
— Наша Орла хочет увидеться с тобой, чтобы поговорить о Большой войне. Кажется, они сейчас проходят ее в школе.
— Скажи ей, пусть приходит в субботу. Я куплю пирожных. — Он никогда не признался бы в этом ни одной живой душе, но Орла, с ее темпераментом и живостью, была его любимицей. Дэнни уже с нетерпением ждал субботы.
— Ты не сделаешь ничего подобного, — возразила Элис. — Если тебе нужны пирожные, я испеку их сама. Орла принесет их с собой.
При упоминании о пирожных Дэнни вспомнил о сладких пирожках. Он вынул один из пакета, с аппетитом съел его и быстро расправился с остальными.
Элис с подозрением посмотрела на отца:
— Ты ел что-нибудь с тех пор, как вернулся домой после работы?
— Ну конечно, моя хорошая, — заверил он ее. Хотя все, на что он был способен, это приготовить себе бутерброд с острой приправой.
— Я хотела бы, чтобы ты приходил к нам обедать.
— У тебя и без того хватает забот, дорогая, чтобы кормить еще один лишний рот. И я всегда обедаю у вас по воскресеньям, разве не так?
Она протянула к нему через стол руку. Глаза, которые показались ему такими яркими, когда она вошла, потускнели.
— Я предпочла бы, чтобы ты был с нами все время. — Голос дочери прозвучал надрывно. У Джона хватало ума придерживать язык в присутствии своего тестя, и было так хорошо иметь кого-то на своей стороне, кого-то, кто никогда не пойдет против нее, что бы ни случилось.
— Ничего хорошего из этого бы не получилось, Элис, — недовольно произнес Дэнни. Он знал, зачем нужен дочери — чтобы служить буфером между ней и мужем, но главные действующие лица на Эмбер-стрит должны сами разобраться в ситуации. В последнее время, однако, он испытывал все большее желание вправить Джону Лэйси мозги. Это несправедливо, что он заставляет страдать людей, которые любили его больше всех, особенно если учесть, что речь идет о его любимой дочери и внучках.
За какие-то месяцы на глазах у Дэнни Элис превратилась из счастливой и жизнерадостной молодой женщины в печальное и унылое создание, на губах ее крайне редко расцветала улыбка. Одному Богу известно, как она будет чувствовать себя, если потеряет эту свою работу в парикмахерской, что могло произойти в любой момент. По крайней мере, она отвлекала ее от домашних проблем. Если бы только он мог сделать что-нибудь, чтобы поправить положение!
Элис отпустила его руку.
— Оставим это, пап. Я пришла просить помощи.
— Тебе стоит только сказать, дорогая. Все, что мое, — твое, и тебе это прекрасно известно. — Он отдал бы жизнь за нее и ее детей.
— Мне нужны деньги.
Дэнни ничем не выдал своего удивления, хотя и знал, что Джон зарабатывал достаточно и они никогда не нуждались. Он сунул руку в карман:
— Сколько?
— Мне нужно больше, чем ты носишь с собой в кармане, пап.
— Мой бумажник наверху. — Он встал. — Пойду принесу его.
К его ужасу, она закрыла лицо руками и расплакалась.
— Я, должно быть, сошла с ума, — всхлипывала она. — Мне надо показаться врачу. Я сказала той женщине, чтобы она не отправляла своего письма до завтра, но мне не собрать двадцати пяти фунтов и за целый месяц, не говоря уже о нескольких часах.
Он почувствовал, что бледнеет.
— Двадцать пять фунтов, милая? Мне понадобится уйма времени, чтобы наскрести пятерку, да и то придется ждать завтрашнего дня, пока мне заплатят. За каким чертом тебе нужно так много?
— Чтобы заплатить за парикмахерскую Миртл. Салон закрывается, вообще-то он уже закрыт, но я могу взять на себя его аренду, если захочу. Она стоит двадцать пять фунтов. Ох, папа! — Она повернулась и, обхватив отца руками, прижалась лицом к его грубой рабочей рубашке. — Я отдала бы все, что угодно, если бы салон Миртл принадлежал мне. Все говорят, что у меня хорошо получается. Мне в любом случае не хотелось бы уходить, а теперь, когда дома такое...
— Я знаю, моя хорошая, — нежно сказал Дэнни. Он быстро подсчитывал в уме стоимость принадлежащих ему вещей. Что он может заложить? Ничего, что имело бы хоть какую-то ценность. У него были только мебель, постельное белье, кое-какая посуда и столовые принадлежности, несколько безделушек и книги. Он почувствовал себя виноватым за то, что у него так много рубашек, что он не отложил нескольких фунтов на черный день. Но он был любитель хорошо провести время и всегда свободно обращался с деньгами. Когда дело доходило до того, чтобы заплатить за выпивку для всех, он не скупился. Ему нравилось покупать подарки своим внукам. Ему нравилось женское общество, может быть даже слишком, и многочисленные подружки, которыми он обзавелся за эти годы, обходились ему недешево. В бумажнике Дэнни лежала банкнота в десять шиллингов. В настоящую минуту его состояние исчерпывалось двенадцатью шиллингами и шестью пенсами.
— Ночью мне так страшно, пап. — Элис крепче обхватила его. — Девочки уходят из дому, и я не могу винить их в этом. Я даже сама советую им так поступать. Я укладываю Кормака спать как можно раньше, он не возражает, если я не выключаю свет. Так что внизу остаемся только я и Джон. Сейчас он перестал включать даже радио. Такое ощущение, что Джон не выносит ничего радостного. Я задерживаюсь на кухне как можно дольше, но ведь есть предел всему — сколько можно мыть посуду или готовить выпечку на завтра, поэтому я пристрастилась к шитью. Читать бесполезно. Я не могу сосредоточиться, зная, что Джон сердито смотрит на меня. Ох, папа! — Она расплакалась. — Он обвиняет меня в том, что я завела любовников. Вбил себе в голову, что я встречаюсь с другими мужчинами. Если бы! Он единственный, кого я когда-либо желала. А теперь и Миртл закрылась, — со стоном вырвалось у нее. — По крайней мере, это было что-то, чего я ждала с нетерпением. Мне нравилось там. Это было похоже на страну чудес, все такое яркое и сверкающее.
— Ну, ну, успокойся, дорогая. — Дэн погладил ее по голове. Ему определенно придется перемолвиться словечком с Джоном Лэйси. Он никогда не видел свою дочь в таком состоянии, похоже, она дошла до ручки. Дэн лихорадочно пытался придумать способ найти эти двадцать пять фунтов. Ему даже пришло в голову, не ограбить ли банк, но он не был уверен, что это сойдет ему с рук. Он подумал о возможном решении и недовольно скривился. — А как насчет Коры, этой женщины? — спросил он. Дэнни терпеть не мог Кору Лэйси.
— Кора! — Элис перестала плакать и уставилась на него. — Мне это и в голову не пришло. Нас трудно назвать подругами.
— По-моему, она ни с кем особенно не дружит, — коротко бросил Дэнни. — Но, кажется, деньги у нее водятся, хотя одному Господу известно, откуда. Билли зарабатывает жалкие гроши на расчистке завалов после бомбежки. Уж он-то никак не может позволить себе платить за дом на Гарибальди-роуд.
— Она работает на домовладельца, Горация Флинна, — объяснила Элис. — Ведет его книги или что-то в этом роде. Я полагаю, он по-дружески уступил ей домик. — Гораций Флинн был печально известен в Бутле тем, что вышвыривал людей на улицу, не моргнув глазом.
— Думаю, дело не ограничивается ведением его книг.
— О, пап! — Она выглядела шокированной. — У тебя грязные мысли. Я еще не видела большей пуританки, чем Кора. — Она задумчиво подперла рукой подбородок. — Наверное, мне стоит зайти к ней. Во всяком случае, вреда от этого не будет. Все, что она может сделать, это сказать «нет».
— Но она может сказать и «да». Хочешь, чтобы я пошел с тобой? — Дэнни совершенно забыл о Филлис Гендерсон.
— Нет, не стоит, пап. Лучше, если я пойду одна.
— Тогда тебе следует поторопиться. Уже половина восьмого. Джон знает, где ты?
— Я сказала, что зайду к тебе, чтобы угостить сладкими пирожками. — Она горько усмехнулась. — Он, наверное, думает, что они для одного из моих тайных обожателей. Мне придется выдержать настоящий допрос, когда я вернусь, особенно если вернусь поздно.
— Он знает об этих двадцати пяти фунтах?
Она покачала головой:
— Нет, он мог не разрешить мне прийти, если бы знал. Джону не нравится, что я работаю. Он хочет, чтобы я сидела дома, потому что там я не могу изменить ему.
Дэнни Митчелл едва удержал готовый сорваться с языка нелестный эпитет. Он и не представлял себе, что дела так плохи.
— Он не обрадуется, если Кора даст тебе денег и ты займешься своим парикмахерским салоном, — осторожно сказал он, обеспокоенный тем, что Элис окажется в ситуации, которая только ухудшит ее положение.
— А мне наплевать, пап. — Ее лицо приняло ожесточенное выражение, которого он никогда не видел у нее раньше. — Я имею право получить от жизни хоть что-нибудь из того, чего не получаю сейчас. От всего сердца мне хотелось бы, чтобы с Джоном не произошел тот несчастный случай. Я люблю его и всегда буду любить, но я устала доказывать ему это. С ним невозможно жить, так что мне нужно заняться собственной жизнью за стенами нашего дома.
Дэнни никогда не думал, что его обычно тихая и спокойная дочь способна на такую решимость. Он одобрительно кивнул головой:
— Вот и правильно, дорогая.
* * *
— Входи, — с удивлением произнесла Кора, открыв дверь и обнаружив на ступеньках свою невестку.
Элис редко бывала на Гарибальди-роуд, главным образом, потому, что ее редко туда приглашали, а Кора была не тем человеком, которому можно сваливаться как снег на голову, просто чтобы поболтать.
— Что я могу для тебя сделать? — спросила Кора, когда они уселись в чудесно меблированной гостиной. Она понимала, что это не обычный визит вежливости и что Элис пришла по какой-то особой причине, которая требовала объяснения.
— Где Билли? — Элис не хотела, чтобы брат Джона своим неожиданным появлением помешал им.
— В пивной, где же еще? — презрительно скривилась Кора.
Элис удовлетворенно кивнула.
— Хорошо. Я хочу занять у тебя денег, — напрямик сказала она. Элис не собиралась ходить вокруг да около и переливать из пустого в порожнее, чтобы убить время, а потом тактично перейти к вопросу о займе.
— Вот как! — Кора рассмеялась. Должно быть, речь идет о чем-то очень важном. При обычных обстоятельствах Элис не поинтересовалась бы у нее, который час, не говоря уже о деньгах. — Зачем?
Элис холодно обрисовала ей ситуацию.
— Я верну тебе эти двадцать пять фунтов, как только смогу, и добавлю еще, вроде как за то, что ты мне их одолжила.
— Ты имеешь в виду проценты?
— Это так называется? — смущенно спросила Элис.
— Проценты — это плата за то, что тебе дали взаймы деньги.
— Тогда я заплачу проценты.
— По какой ставке? — поинтересовалась Кора, явно желая смутить невестку.
Но Элис разгадала намерения Коры.
— По какой скажешь, — ответила она, снова обретя хладнокровие.
Ее собеседница неприятно улыбнулась:
— Чего ради я должна давать тебе хотя бы пенни?
— Потому что на этом ты заработаешь другое пенни.
Кора снова улыбнулась. Потом голос ее стал жестким:
— Мы должны заключить деловое соглашение.
— Я не возражаю, — безразлично ответила Элис. Она отчаянно старалась быть начеку. Она не доверяла Коре Лэйси, ведь та могла запросто обмануть ее, и жалела, что отказалась от предложения отца сопровождать ее. Господи, что такое «деловое соглашение»?
— Я одолжу тебе двадцать пять фунтов, но составлю соглашение, и мы обе распишемся в том, что будем делить доходы до тех пор, пока ты не выплатишь мне долг.
— Разделим доходы! — воскликнула Элис. Больше всего на свете ей хотелось получить салон Миртл, но разделение доходов казалось совершенно неприемлемым. — Ты имеешь в виду — поровну? Вряд ли это можно назвать справедливым. Ведь всю работу буду делать я.
— Отлично, ты получаешь две трети, а я одну треть. — Кора знала Элис достаточно хорошо, чтобы понимать, что та ни за что не согласится на половину. С самого начала ее вполне устраивала одна треть. Это был самый легкий способ делать деньги из тех, что ей были известны. — Я сейчас быстро составлю соглашение.
Элис ждала, сидя на краешке стула. Получилось! Завтра утром парикмахерская Миртл будет принадлежать ей, хотя очень хотелось бы обойтись без Коры Лэйси. У нее остался неприятный осадок. Одна треть доходов! Здесь было холодно. Чтобы согреться, она протянула руки к небольшому огню в камине, разведенному из брикетов кокса. Она поежилась. Огонь почти не давал тепла. Кора окружила себя красивыми вещами, но не придавала никакого значения земным благам, уюту. Ничего удивительного, что Билли предпочитал проводить все вечера в пивных барах.
О своей невестке она не знала ничего, за исключением того, что ее девичья фамилия была Барклай, что мать Коры умерла при родах и ее воспитали две тетки, старые девы, которые давно умерли. Об отце никто и никогда ничего не слышал.
Не переставало вызывать удивление и то, что они с Билли нашли друг в друге. Билли почти никогда не бывал дома, Кора редко выходила за его пределы, а когда они были вместе, то совершенно игнорировали друг друга. Казалось, что Билли чувствует себя не в своей тарелке в присутствии холодной и расчетливой супруги, Кора же демонстрировала презрение к добродушному и по-детски наивному мужу.
Ноги у Элис закоченели от холода. Она встала и начала ходить по комнате, чтобы вернуть им ощущение тепла. Она сняла вазу, стоявшую на каминной полке. В тусклом свете ваза заискрилась, как бриллиант, когда Элис повертела ее в руках. Она щелкнула по ней ногтем, и та издала резкий, звонкий звук, как колокольчик. Хрусталь! Господи, как Кора смогла позволить себе такую вещь? И, если на то пошло, откуда у нее двадцать пять фунтов? От Горация Флинна?
«Я полагаю, что она не только ведет его книги», — кажется, примерно так выразился отец. Элис содрогнулась, представив себе, как толстый и жирный Гораций Флинн подходит к ней вплотную, а уж о том, чтобы вести его книги или проделывать какие-то интимные вещи (если папа прав), и говорить нечего.
На столе лежала детская книжка — картонная азбука-раскраска, где рядом с каждой буквой нарисована какая-нибудь зверушка: «А» — антилопа. Она открыла последнюю страницу: «3» — зебра. Из книжки выпал листок бумаги, на котором были написаны простые примеры на сложение: 1 + 1, 2 + 2, 2 + 1. Ответы были вписаны неуклюжей детской рукой. Должно быть, Кора составляла примеры, а Морис писал ответы. Вероятно, она занимается с ним дома.
Элис зачем-то посмотрела на стену, где раньше висела розга. Теперь ее там не было. Она заметила, что розга стоит, прислоненная к облицованному зеленой плиткой камину. Желудок у нее подступил к горлу. Неужели Кора избивает своего малыша, чтобы заставить его учиться?
Внезапно Элис охватило горячее желание побыстрее убраться из этой красивой холодной комнаты, с ее дорогими украшениями и вернуться в свой собственный, теплый и уютный дом, в котором ни одна безделушка не стоила дороже шести пенсов, но который был ей гораздо милее. К черту Миртл с ее салоном! Кора может оставить себе свои деньги и свое деловое соглашение.
Она направилась к двери — и представила Джона, который сидит в кресле возле окна, поджидает ее, сердясь и раздражаясь, желая знать, где она была и скольким мужчинам позволила дотронуться до себя. Обвинения становились все более и более дикими и оскорбительными. Она не могла заставить себя пересказать отцу хоть что-то из того, что говорил Джон. Скольких мужчин она обслужила? Сколько она заработала? Ужасные обвинения из уст человека, который, как она думала, будет любить ее всегда! Элис подавила всхлип, и как раз в этот момент в комнату вошла Кора, держа в руках вырванный из блокнота листок бумаги.
— Извини, что я так задержалась, но все надо было изложить предельно точно. Просто подпиши вот здесь, где я проставила пунктирную линию. Я захватила с собой чернила и ручку.
— Сначала я хотела бы прочесть это.
— Конечно, — легко согласилась Кора. — Никогда ничего нельзя подписывать, не прочитав сначала.
— «Я, Элис Лэйси, — принялась читать вслух Элис, — удостоверяю получение суммы в двадцать пять фунтов от Коры Лэйси, что дает право упомянутой Коре Лэйси на владение in perpetuity[2] одной третью делового предприятия, известного в настоящее время как «Салон-парикмахерская Миртл». — Она нахмурилась. — Что значит «in perpetuity»?
— До тех пор, пока ты не вернешь мне деньги назад.
— Тогда все в порядке. — Ей не часто приходилось ставить свою подпись. Она села и аккуратно написала над пунктирной линией: «Элис М. Лэйси».
— Что значит «М»? — поинтересовалась Кора.
— Мэворин. Так звали мою маму. Мой отец называл ее Рене.
Кора кивнула:
— Ну, вот твои деньги. — Она протянула небольшой клочок бумаги.
Элис непонимающе уставилась на него:
— Что это?
— Это чек на двадцать пять фунтов.
— Но мне нужны деньги, а не чек! — Она краем уха слышала что-то о чеках, но еще никогда не видела их в глаза.
— Чек — то же самое, что и деньги, — снисходительно улыбнулась Кора. — Просто отдай его дочери Миртл. Она знает, что с ним делать.
Элис хотела было возразить, но это только лишний раз продемонстрировало бы ее невежество. Она взяла чек, поблагодарила Кору и сказала, что пойдет домой.
На улице она остановилась. Ей было не по себе. Как может клочок бумаги иметь такую же ценность, что и двадцать пять фунтов? Ах, если бы только она могла спросить Джона! Ему, похоже, было известно все на свете. Элис вздохнула. Давно миновали дни, когда они могли что-нибудь обсуждать — например, стоит ли провести воскресенье в Нью-Брайтоне, если погода будет хорошей? Или лучше поехать в Саутпорт, куда легче было добраться на электричке, отходившей от вокзала на Марш-лейн? Поставить ли еще одну кровать в спальню к девочкам, которые стали старше? Орла постоянно жаловалась на то, что они спят втроем в одной кровати.
Эта история с чеком не давала ей покоя. Она вернулась бы к отцу, но он, наверное, уже ушел на свидание с Филлис Гендерсон, своей последней по счету пассией. О чеке должна знать Бернадетта. В отличие от Элис, она была умницей. Они вместе ходили в начальную школу Святого Джеймса, но в одиннадцать лет Бернадетта получила стипендию и перешла в монастырскую школу Сифилда. Она жила совсем рядом, на Ирлэм-роуд. Надо надеяться, Бернадетта успокоит ее. Конечно, придется задержаться, но она и так опаздывала, и сейчас Джон, наверное, уже сходил с ума от злости. «Какого черта! Пропадать, так с музыкой!»
— Конечно, с чеком все в порядке, глупышка, — рассмеялась Бернадетта. Она была уже в халате, собираясь лечь в постель, хотя была всего половина девятого. С самого Рождества Берни ходила подавленная. Рой Мак-Брайд оказался таким же, как все остальные мужчины, которых она знала, за исключением Боба, и в такси, когда они возвращались домой после танцев в канун Рождества, попытался сунуть руку ей под юбку. Она решила совершенно отказаться от общества мужчин, заменив его книгами.
— Мы в Управлении нефтепродуктов получаем массу чеков. А за что выписан этот, кстати говоря?
В третий раз за сегодняшний вечер Элис объяснила ситуацию с салоном Миртл, а потом рассказала о своей встрече с Корой.
— Она заставила подписать какое-то соглашение и хочет одну треть доходов, но это ерунда. Начиная с завтрашнего дня парикмахерская Миртл будет принадлежать мне, и только это имеет значение.
— Ох, Элис! — Бернадетта выглядела испуганной и недовольной. — Лучше бы ты спросила меня для начала. Я бы одолжила тебе денег, и тебе не пришлось бы ничего подписывать. Я не потребовала бы доли в доходах. Только чтобы ты вернула мне деньги, когда сможешь, вот и все.
Элис потрясенно уставилась на подругу:
— Мне и в голову не приходило, что ты состоятельная дама, Берни.
Бернадетта пожала плечами:
— Именно поэтому у нас с Бобом никогда не было детей, разве нет? Я задерживалась на работе, чтобы поднакопить на мебель для нашего дома. А когда его убили, я не смогла заставить себя истратить хоть пенни. Мне это казалось неправильным — покупать одежду и все такое, так что деньги так и лежат в Министерстве почт. Теперь там должно быть фунтов сорок. Ты могла бы взять их у меня, выкупить салон Миртл, а на остаток отремонтировать его немного. Он явно в этом нуждается.