— Неужели тебя оставили одного? — воскликнул Дэнни, поднимаясь в чулан, где спал его внук.
— Папа сказал, что скоро вернутся мама или девочки. — Кормак сидел на кровати, слегка великоватая ему полушерстяная пижама была аккуратно застегнута на все пуговицы. Когда в комнатку вошел дед, мальчик отложил книгу, которую читал.
— Твоя мама будет очень недовольна, если застанет тебя одного. Я останусь с тобой, пока кто-нибудь не придет. — Дэнни присел на край узкой кровати. — Что ты читаешь, сынок?
— Я не совсем читаю, дедушка, — серьезно объяснил Кормак. — Я пытаюсь решать примеры.
У Дэнни отвисла челюсть. Пятилетний мальчик на самом деле штудировал учебник по арифметике. Сердце его исполнилось гордости. Подождите, он расскажет об этом Филлис и приятелям в пивном баре!
— Нужна помощь, сынок? — поинтересовался он, хотя, если речь заходила о чем-то более сложном, чем таблица умножения, помощь требовалась ему самому.
— Что это за слово? — Кормак перевернул страницу и указал на заглавие.
— Умножение. Это значит...
— Я знаю, что это означает, дедушка. Это значит «во сколько раз». Я просто не знал, как оно называется. На следующей странице тоже что-то... не знаю, как оно называется.
— Это деление на бумаге, с выписыванием всех промежуточных шагов. — Он начал думать, что его внук — гений. — Ты можешь делать все эти штуки — деление и умножение?
— Только с маленькими цифрами, — с грустью признался Кормак.
— А еще кто-нибудь в классе умеет это? — спросил Дэнни.
Кормак покачал своей светловолосой головкой.
— Вообще-то, дедушка, мне в школе немножко скучно. Я бы хотел, чтобы все было не так легко и просто.
«Его надо перевести в старший класс», — раздраженно подумал Дэнни. Он поговорит об этом с Элис, когда та вернется.
* * *
Неподалеку, на Ирлэм-роуд, Бернадетта Мойнихэн кипела от возмущения. Подумать только, все эти годы она сохла по такому ярому женоненавистнику! Даже когда она вышла замуж за своего любимого Боба, присутствие Дэнни Митчелла всегда смущало ее.
Все началось тогда, когда умерла его жена и Дэнни как будто потерял опору под ногами. Берни было восемь лет, столько же, сколько и Элис, и она решила выйти за Дэнни Митчелла замуж и заботиться о нем, когда вырастет. Ему было всего двадцать девять. Бернадетта взрослела — ей исполнялось двенадцать, шестнадцать, двадцать, но в ее глазах Дэнни оставался все тем же двадцатидевятилетним. Она мечтала о том, что однажды сравняется с ним, он заметит ее и попросит ее руки. Немало счастливых часов провела она, представляя, каково это — быть женой Дэнни Митчелла. Это была мечта, которой она не смела поделиться с Элис, ведь той могла не понравиться мысль о том, что лучшая подруга станет ее мачехой.
Потом Бернадетта встретила Боба Мойнихэна, и все мысли о Дэнни Митчелле вылетели у нее из головы, если не считать тех случаев, когда она сталкивалась с ним вплотную — тогда ее коленки начинали дрожать, а щеки покрывала предательская краска. Она молилась, чтобы Боб ничего не заметил, и он ничего не замечал.
Но теперь! Она окончательно разлюбила его. «Нельзя выгонять мужчину из его собственного дома, что бы он ни сделал», — вот как он выразился. Черт возьми! Берни поколотила бы Джона Лэйси сковородкой, окажись она на месте Элис, а потом вышвырнула бы его на улицу и сменила замки, чтобы он не смог вернуться.
Она ненавидела мужчин, ненавидела их всех до единого, и сильнее всего — Дэнни Митчелла.
* * *
За соседним столиком чернокожий мужчина притянул к себе на колени девушку и потрогал ее груди, прикрытые зеленым джемпером. Девушка засмеялась и отодвинулась. От пудры ее лицо приобрело оранжевый оттенок, а рот казался ярко-красным пятном. В ушах у девушки покачивались зеленые сережки размером с добрый булыжник.
— Эй, приятель. Обычно я не позволяю мужчинам делать это за просто так.
Мужчина оскалился, демонстрируя большие, очень белые зубы:
— Сколько ты берешь?
— Пять шиллингов, и я твоя на целых полчаса.
— Куда мы пойдем?
— На улицу, я покажу куда, но сначала дай-ка мне пять шиллингов.
Парочка ушла, и Джон Лэйси почувствовал жжение внизу живота. После десяти месяцев воздержания и полудюжины кружек пива ему отчаянно нужна была женщина. Раньше сама мысль о том, чтобы воспользоваться услугами проститутки, показалась бы ему отвратительной, но сейчас, вероятно благодаря выпитому, эта идея выглядела уже не такой отталкивающей.
Господи Боже! Неужели он и в самом деле намеревался пасть так низко? А почему бы и нет, собственно говоря? Войти в этот притон — поступок мужчины, которого не заботит, низко ли он пал. Здесь уже была драка — двое мужчин обнажили ножи и набросились друг на друга. Их вышвырнули вон, но после них осталась изрядная лужа крови. Драка произошла из-за женщины, костлявой молодой девицы с впалыми щеками и пустыми глазами, которая последовала за ними на улицу.
Местечко именовалось «Аркадия», и, когда он переступил порог большой квадратной комнаты с изъеденными червями балками и низким потолком, почерневшим от копоти и старости, оно напомнило ему сцену ада. Деревянный пол был посыпан опилками, вдоль стен стояли длинные столы со скамейками, покрытые пятнами и прожженные сигаретами. Как он и ожидал, зал был набит битком. В уши ему ударила волна шума. Мужчины и женщины надсадно орали во весь голос, стараясь перекрыть шум и гам, особенно выделялись пронзительные женские голоса. Прямо перед ним мужчина с черной повязкой на глазу взмахнул рукой над столом, и с десяток пустых стаканов полетели на пол. В воздухе стоял резкий запах грязных, немытых тел и дешевых духов. Под потолком висел тяжелый и сладкий дым — не только от табака.
Его первым побуждением было повернуться и уйти, но он вспомнил, что искал место, где его никто не знает. Какая разница, где напиться? Два часа спустя он понял, что его первый порыв был правильным. Он не был окончательно пьян, ничего не забыл и от выпитого пива совсем пал духом. Беда в том, что теперь жизнь казалась ему еще более жалкой, запутанной, более невыносимой, чем раньше. Здесь ему с трудом верилось в то, что он женат на прекрасной женщине и у него четверо замечательных детей.
Когда он входил сюда, секс был последним делом, что его заботило, но сейчас он не мог больше ни о чем думать. Как ни пытался, Джон не мог отвести глаз от вульгарно размалеванных женщин в облегающих платьях и коротких юбках. Он воображал, как проделывает с ними вещи, на которые никогда не осмеливался с Элис. Он представил себе, что делает с девушкой в зеленом джемпере чернокожий мужчина, и почувствовал, как напрягся у него член.
На скамью напротив скользнула женщина. «Нужна компания, дорогой?» — спросила она грубым, хриплым голосом. Женщина была вдвое старше его, ее волосы были выкрашены в неестественно рыжий цвет с каким-то лиловым оттенком, лицо ярко и безвкусно накрашено. Джон не мог оторвать глаз от ее грудей, которые почти вываливались из низкого выреза черной блузки, сквозь тонкий материал которой просвечивали соски. Под блузкой у нее ничего не было.
Он отрицательно покачал головой, хотя сердце у него стучало, как бешеное, и он сгорал от желания протянуть руку и коснуться этих выпирающих грудей.
— Нет, спасибо.
— Зашел поглазеть, что ли? — злобно ответила она и ушла, бормоча: — Педрила вонючий.
От него требовалось лишь немного мужества. Мужчины и женщины исчезали и вновь появлялись спустя полчаса, час, еще позже. Все, что нужно было сделать, это просто подойти к женщине — ничего не говоря показать деньги и кивнуть в сторону двери. Но он страшно боялся того, что даже эти падшие женщины оттолкнут его, увидев лицо. Хуже того, они могут взять деньги с тем же выражением отвращения на лице, которое, как ему казалось, он подмечал у Элис, хотя она категорически отрицала это.
Он пожалел, что отослал женщину, которая набивалась составить ему компанию — совершенно очевидно, что лицо Джона ее не беспокоило. Он подумал о том, чтобы найти ее и сказать, что передумал. Глаза его обшаривали переполненную комнату в поисках рыжеволосой, но ее нигде не было видно.
И тут Джон заметил девушку. Она сидела через два столика от него, скромно сложив руки на коленях и наклонив голову, как будто рассматривая что-то на столе. Волосы у нее были длинные и прямые, такие светлые, что казались почти белыми. Даже на таком расстоянии Джон разглядел ее большие серые глаза в обрамлении длинных светлых ресниц. Девушка подняла голову, словно почувствовав его взгляд, и их глаза встретились — глаза мужчины с обожженным лицом и девушки, которая казалась бы хорошенькой, если бы не уродливая заячья губа.
Уже после того, как они занялись любовью, он узнал, что ее зовут Клэр. Ей пришлось написать свое имя, потому что он не мог разобрать странные гортанные звуки, слетавшие с ее губ. У нее было расщепленное нёбо и губы, не прикрывавшие рта. Она отчаянно жестикулировала, показывая то на себя, то на него, черты лица при этом искажались от усилий. Когда он спросил, сколько ей лет, она начертила пальцем в воздухе: «двадцать».
Девушка понравилась Джону. Ему пришлось по душе то, что она никогда не улыбалась, потому что ему и самому долгое время было не до смеха. Он чувствовал, что ей так же, как и ему, жизнь кажется непосильной ношей. Он восхищался тем, что она не размалевала свое лицо и не напялила на себя вызывающую одежду — на ней были простое черное платье и черные туфли без каблука и совсем не было украшений. Она была очень чистой, а ее комнатка на верхнем этаже трехэтажного дома, стоящего сразу за углом от «Аркадии», опрятной и уютной.
Он не сотворил с ней тех отвратительных вещей, о которых мечтал, когда думал о других женщинах. Джон занимался с ней любовью так, как делал бы это со своей женой — нежно, даже с некоторой страстью, вполне удовлетворенный. Она не реагировала никак, только обхватила его ногами, но у него создалось впечатление, что ей не было противно.
Когда они закончили, ему показалось, что с плеч свалилась неимоверная тяжесть. В первый раз с тех пор, как он стал работать пожарным на вышке и увидел, как загорелся тот чертов корабль, Джон смог расслабиться. Он лежал рядом с ней на кровати, глядя, как в маленькое окошко заглядывает холодная луна. В темном небе мерцали звезды.
— Хочешь вернуться обратно в «Аркадию»? — спросил он, когда они спокойно лежали на кровати. Наверное, он мешал ей зарабатывать на жизнь.
Она отрицательно покачала головой и показала на дверь, словно хотела сказать, что он может уйти, если хочет.
— Не возражаешь, если я останусь? Я чертовски устал.
Закрыв глаза, она тихонько вздохнула, и он воспринял это как знак того, что она тоже устала.
Джон протянул руку и дотронулся до ее искривленных губ:
— Ты очень красивая.
Она повернулась к нему — в ее умных серых глазах светилось удивление. Казалось, она колеблется, но потом подняла руку и погладила его по обожженной щеке. Он решил, что может быстро привыкнуть к ее невнятному произношению, когда она неловко прошептала:
— А ты очень привлекателен.
* * *
Элис здорово разозлилась, когда, вернувшись домой, обнаружила, что Джон куда-то ушел. Она не возражала против этого, но он не должен был оставлять Кормака одного.
Ее отец считал, что Джон почти наверняка отправился куда-нибудь выпить:
— Это ему не повредит, если хочешь знать.
— Да, но он мог бы предупредить.
Дэнни ушел, надо сказать довольно поздно, на свидание со своей подружкой. Девочки вернулись домой. Элис приготовила какао с гренками, и они уселись у огня, безостановочно хихикая и рассказывая друг другу глупые шутки. Они так шумели, что Кормак сошел вниз посмотреть, что происходит, и выдал самую несмешную шутку:
— Почему цыпленок перешел через дорогу?
— Чтобы попасть на другую сторону! — хором закричали все.
— Ох, — выдохнула Маив, согнувшись пополам от смеха. — Как жаль, что папа редко уходит. Без него так весело. — Она покраснела, и все умолкли, сознавая, что она права.
— Ну, — сказала наконец Элис, — я думаю, нам пора ложиться спать. Я совсем вымоталась, а завтра мне рано вставать, чтобы встретить мастера, который будет стелить линолеум в салоне Миртл. — Ждать Джона не было смысла. С прошлого четверга они не перемолвились и парой слов.
— В салоне Лэйси, — напомнила ей Фионнуала.
— О да, Лэйси.
Элис мгновенно уснула на неудобной кушетке, и ее разбудило звяканье бутылок. Пришел молочник. Она вошла в гостиную в ночной рубашке и снова почувствовала прилив раздражения оттого, что Джон не развел огня, как он делал это обычно, прежде чем уйти на работу, — когда он будил ее с чашечкой чая в руках, но те времена давно миновали.
Она сама разожгла огонь, приготовила чай, разбудила Кормака, а потом и дочерей.
— Через минуту мне нужно уходить, — сказала она, обращаясь к трем девочкам с заспанными лицами. — Поручаю вам проследить, чтобы ваш брат съел свои кукурузные хлопья и прилично оделся для школы. Он имеет привычку забывать о жилетке, так что присмотрите за ним.
— Хорошо, мам, — хором откликнулись они, и она подумала, какие у нее замечательные дети и как хорошо и весело им было прошлым вечером без гнетущего присутствия их отца. «Может, он станет уходить почаще, чтобы пропустить стаканчик», — с надеждой подумала она.
Линолеум был очень дешевым, поэтому мастер порезал его в мгновение ока.
— Он долго не продержится, — предупредил он, — особенно в парикмахерской, где так много ходят.
— Это только временно, — заверила его Элис, — просто для того, чтобы придать салону приличный вид, пока я не приобрету что-нибудь стоящее.
Он пожелал ей удачи, пообещал порекомендовать парикмахерскую Лэйси своей супруге, и Элис дала ему шесть пенсов на чай.
— Вы сотворили настоящее чудо, Элис, — изумленно воскликнула первая клиентка, придя в назначенные ей девять часов утра на стрижку. — Розовато-лиловый, белый и черный прекрасно сочетаются.
В течение всего дня клиентки не уставали восхищаться переменами в салоне Миртл. «Теперь он называется «Парикмахерский салон Лэйси»», — сообщила им Элис. Она нисколько не смутилась, когда кто-то попросил разрешения воспользоваться туалетом. Сейчас в нем, по крайней мере, чисто, и, как только ей позволят средства, она покрасит там стены.
Вскоре после обеда в дверь просунула голову миссис О'Лири и поинтересовалась, нельзя ли будет выкроить время, чтобы подстричь Дэйзи. Она с удивлением оглядела салон:
— Он выглядит таким очаровательным и светлым, совсем как грот. После Рождества я дала себе клятву, что ноги моей больше здесь не будет, но теперь я рада, что в парикмахерской Глории на Марш-лейн были слишком заняты, чтобы принять нас. Завтра вечером у нашей Дэйзи концерт, и ей срочно нужна стрижка.
Дэйзи отбросила со лба золотистые кудри.
— Я играю эльфа, — объявила она.
— Боюсь, вам придется подождать немного. — Элис как раз заканчивала перманентную завивку, а под сушилкой сидела другая клиентка, которой надо будет уложить волосы. Она работала за двоих и чувствовала себя совершенно измотанной.
— Я вижу, вы совсем сбились с ног, — заметила, усаживаясь, миссис О'Лири. — Вам нужна помощница.
— Знаю. Я все собираюсь повесить объявление в окне, но за весь день не смогла выкроить времени, чтобы написать его.
— Я бы предложила себя, но нашему Кевину всего пять — он пошел в школу вместе с вашим Кормаком, — и мне не хотелось бы оставлять его и Дэйзи одних, чтобы они шатались по улицам, пока вы не закроетесь, да еще и по субботам. Сейчас Кевин с моей соседкой, но я ведь не могу просить ее каждый день. — Она скорчила гримаску. — Лишние деньги мне бы не помешали. Плата за танцевальный класс Дэйзи возросла, а ее костюмы вообще влетают нам в копеечку. Муж утверждает, что мы не можем позволить себе этого, и грозится прекратить занятия. Но учитель танцев говорит, что у девочки талант. — Она погладила Дэйзи по щеке. — Ты хочешь выступать на сцене, когда вырастешь, правда, дорогая?
— О да, мам, — согласилась Дэйзи.
— М-м, — задумчиво пробормотала Элис. Миссис О'Лири всегда была тщательно и опрятно одетой, у нее теплая улыбка и располагающие манеры. Она действовала на нервы Миртл, без нужды похваляясь Дэйзи и ее успехами в танцах, но Элис была согласна мириться и с худшей помощницей. И она сказала: — Собственно говоря, работать придется, только пока в школе идут занятия. В остальное время мне будет помогать Фиона. Вообще-то она должна прийти с минуты на минуту. А вот и она.
В салон влетела Фиона, горя нетерпением начать работать настоящим парикмахером. Она недовольно надула губы, когда Элис попросила ее подмести пол:
— О мам!
— Сделай, как я тебя прошу, дорогая. Пожалуйста. Ты еще не готова делать перманентную завивку. — Она повернулась к миссис О'Лири: — Ну, что вы скажете насчет работы?
— С удовольствием, — с готовностью согласилась женщина. — Когда я могу приступать?
— Завтра будет в самый раз.
— Договорились. Кстати, меня зовут Пэтси. Нельзя же, чтобы вы называли меня миссис О'Лири, а я вас — Элис.
* * *
«Я, кажется, стал невидимкой», — с горечью подумал Джон Лэйси, вернувшись домой после работы и обнаружив, что никого не обеспокоило его отсутствие прошлой ночью. Для его семьи он попросту не существовал.
Он провел ночь с Клэр, терзаясь чувством вины, но в то же время надеясь, что Элис сойдет с ума от беспокойства — сам он достаточно понервничал из-за нее. Он даже выдумал оправдание: дескать, встретил приятеля, слишком много выпил, отправился к нему домой и заснул. Но его история не понадобилась. Элис безостановочно тараторила о парикмахерской и о том, какой у нее был чудесный день. Можно было подумать, что Фионнуала вымыла шампунем и уложила волосы самой королеве Елизавете, хотя все, что она сделала, это вымыла голову какой-то женщине.
— Я ухожу, — угрюмо буркнул он, покончив с чаем.
— Желаю тебе хорошо провести время, дорогой, — тепло напутствовала его Элис.
Джон заметил, как Орла радостно подмигнула сестрам, когда он выходил из комнаты. Ему так захотелось вернуться, сказать им, как сильно он их любит и что все у них снова будет хорошо! Но было уже поздно. Они ненавидели его. Он перешел грань, после которой возврата не было.
Кормак вышел за ним в коридор, и Джон остановился. Должно быть, в его душу вселился дьявол, если он мог подумать, что его маленький сынишка способен ненавидеть кого-нибудь, в особенности своего отца.
— Сегодня я получил десять из десяти за сложение, пап. Я принес книжку домой, чтобы показать тебе.
К его глазам подступили слезы. Он опустился на ступеньку лестницы и посадил Кормака к себе на колени.
— Давай-ка посмотрим, сынок.
— Это примеры на сложение и вычитание.
— Понятно. Смотри-ка, у тебя очень красивый почерк.
— Учительница говорит, что я пишу лучше всех в классе.
Он погладил нежную щеку Кормака.
— Еще бы ей так не говорить, сынок.
Элис просунула голову в дверь.
— Я не знала, ушел ли ты. Я не слышала, как хлопнула дверь.
Джон опустил Кормака и потянулся за своим пальто.
— Я ухожу. Кстати, — угрюмо бросил он, — теперь можешь спать на кровати. Кушетка пусть останется мне.
* * *
В доках всегда царило оживление. Конторы торговых агентов, импортеров и экспортеров, были закрыты, и движение было не таким интенсивным, как днем. Но в семь часов вечера улицы вновь были полны рыбаков и моряков всех национальностей. Из-за высоких стен, огораживающих доки, доносился шум — крики и глухие удары, сопровождающие погрузку и разгрузку судов, пришедших со всего мира, залитых ярким светом прожекторов.
Резкий ветер, налетавший с реки Мерси, разносил снежную крупу, которая беспорядочно металась в воздухе и под ногами. Джон слышал, как тяжело ударяются волны в стены доков. Он потуже затянул шарф вокруг шеи.
Он подошел к «Аркадии», на ее ступеньках сидели маленькие мальчик и девочка, прижавшись друг к другу и дрожа от холода в легкой одежонке. Он дал им по монетке.
— Спасибо, мистер, — на удивление бодро произнес мальчик.
Клэр сидела за тем же столом, что и вчера, повернувшись к нему спиной. Сердце у Джона взволнованно забилось, и он начал протискиваться сквозь толпу. Он ждал этого момента весь день — день, когда впервые за долгое время он был в ладу с самим собой. Он опустился на скамью рядом с ней.
— Привет, красавица.
Девушка нахмурилась. Сначала он было подумал, что она недовольна его приходом, но потом догадался, что она просто не верит своим глазам. Щеки у нее порозовели, и Джон увидел, что она рада и польщена тем, что он вернулся.
Клэр усиленно закивала головой.
— Привет. — Она заколебалась, совсем как прошлой ночью, а потом взяла его за руку. — Рада, — прошептала она, — я рада, что ты здесь. — Она улыбнулась, и улыбка сделала ее лицо почти красивым.
Джон улыбнулся в ответ и подумал о том, что это просто чудо, что он встретил женщину, которая страдала от своей физической неполноценности так же, как и он, и что они могут заставить друг друга улыбаться.
* * *
Кора Лэйси вошла в парикмахерскую в конце первой рабочей недели. Элис уже собиралась закрывать салон. Фионнуала мыла раковины, а Кормак стоял на коленях в кресле у кассы перед большим денежным ящиком, и забавлялся тем, что пробивал чеки.
— Неделя была трудной? — поинтересовалась Кора.
— Совершенно сбилась с ног, если хочешь знать. — Элис обессиленно рухнула в кресло под одной из сушилок. — Слава Богу, сегодня суббота. Я только что послала Орлу и Маив за рыбой и жареной картошкой. У меня нет сил приготовить чай.
— Хорошо, — удовлетворенно заметила Кора. Значит, выручка будет приличной. — Подвинься, малыш. — Она легонько подтолкнула Кормака бедром, и тот неохотно сполз с кресла. — Это все, что есть? — Она с подозрением уставилась на свою невестку. — Ни одной банкноты?
— Они у меня дома, — объяснила Элис. — Я выбираю кассу каждый день. И у меня почти не бывает банкнот, если не считать оплаты за перманентную завивку. А сегодня я не сделала ни одной.
— Тогда я пойду с тобой домой, чтобы забрать свою долю.
Фионнуала бросила работать и прислушалась. Она зло уставилась на свою тетку, которую всегда недолюбливала:
— О чем она толкует, мам?
— Это тебя абсолютно не касается, дорогая.
— Почему она берет деньги из кассы? Это наш салон.
— Твоя тетя Кора вложила деньги в дело, — терпеливо объяснила Элис. Старшая дочь иногда доводила ее до белого каления. — Она имеет право на часть доходов.
— Но доходы появятся еще очень и очень не скоро, мам, — воскликнула Фиона. — Ты же сама так говорила, учитывая стоимость покраски и остального.
— Да, но... — Элис умолкла. Фиона была права. Ей не следовало одной нести все расходы по переделке помещения, нужно было разделить их с Корой. И зарплата — она подумала, имеет ли она право сама установить себе зарплату? О боже! Должно быть, она самая тупая женщина в мире, если проглядела очевидное.
Элис с трудом проглотила комок в горле — Кора всегда заставляла ее нервничать — и произнесла твердым голосом:
— Боюсь, что ты не можешь просто так прийти и взять, сколько тебе захочется. Сначала мне нужно самой во всем разобраться, каков приход, каков расход и все такое прочее.
— А какие еще были расходы, кроме нескольких банок краски? — удивилась Кора. Она рассчитывала унести домой в кармане несколько фунтов и теперь разозлилась, узнав, что ее надеждам не суждено сбыться.
Элис уже собралась было перечислить все, что она купила и собирается купить, когда вдруг вмешалась Фионнуала, заявив с вызовом:
— Она сказала, что все запишет, разве не так? Это наша парикмахерская. Мы не должны отчитываться перед вами в каждой своей покупке.
— Успокойся, дорогая. — Элис стиснула ладонь дочери.
Открылась дверь, и вошли Орла с Маив. У каждой в руках были рыба с жареной картошкой, завернутые в промасленные газеты.
— Может, нам отнести это домой и положить в духовку, мам? — спросила Орла.
— Пожалуйста, дорогая. Мы придем через минуту.
Взгляд блестящих и любопытных глаз Орлы скользнул от матери к тетке и остановился на раскрасневшемся, сердитом лице сестры.
— Что тут происходит?
— Ничего не происходит, дорогая. Лучше отнеси рыбу и картошку домой, пока они совсем не остыли.
— Мы подождем тебя. — Орла и Маив вошли в салон и стали по обеим сторонам от матери. Кормак прижался к материнскому бедру, и Элис рассеянно принялась перебирать его мягкие светлые кудри.
Увидев устремленные на нее враждебные взоры девочек, Кора вдруг поняла, что их бестолковая мать вовсе не будет для нее такой легкой добычей, как она себе представляла. Смущало и то, что против нее выступили единым фронтом, тогда как ей некого было привлечь на свою сторону. Она пожалела, что не взяла с собой Мориса, чтобы можно было гладить его по голове так, как это делала сейчас Элис с Кормаком, тогда она хотя бы не чувствовала себя такой одинокой.
— Я приду в понедельник за отчетом, — пробормотала она.
— Он может быть не готов, — ухмыльнулась Фионнуала. Она наслаждалась тем, что защищает мать от этой ужасной Коры. Ведь именно она напомнила маме, что парикмахерская еще не скоро начнет приносить доход, и это она придумала название салона. Она почувствовала раздражение и недовольство, когда мама снова потянула ее за рукав и сказала: «Ш-ш».
— Отчет будет готов у меня к понедельнику, — пообещала Элис.
* * *
Клэр сообщила ему, что появилась на свет, когда ее матери исполнилось сорок семь. К тому времени троим ее братьям было уже к тридцати; все они были женаты и жили в разных концах страны. Они редко приезжали домой. Брак ее родителей распался много лет назад. Джон поразился, узнав, что ее отец был, да и сейчас, наверное, остается клерком в адвокатской конторе.
«Мать говорила, что забеременела мной после того, как он изнасиловал ее. Она ненавидела меня с самого начала. — Девушка рассказала это с помощью жестов, оживленной мимики и блокнота. Полностью ее имя звучало как Клэр Фрэнсис Карлсон. — Они стыдились того, что люди знают, что я — их дочь».
Ее отправили в специальную школу-интернат, и домой она вернулась в возрасте четырнадцати лет, завершив свое образование. Через несколько месяцев она сбежала — они жили в Уиднесе, — но не смогла найти себе никакую другую работу, кроме уборки. «Людям не нравится это. — Она показала на свой рот, а потом приписала: «Они думают, что я недоразвитая».
— Вовсе нет. — Джон взял ее руки в свои. Она была очень умной женщиной — а вот он не смог бы написать слово «недоразвитая» без ошибок. В серванте стояли книги, а на стенах висели карандашные наброски — он с удивлением узнал, что Клэр нарисовала их сама. На них присутствовала главным образом Док-роуд, улица, которую было видно из окна: оживленное движение, полные народу тротуары, трубы кораблей, торчащие из-за стен доков. Несколько картинок изображали внутреннюю обстановку «Аркадии», которую она воспроизвела по памяти.
Историю своей недолгой жизни Клэр поведала без малейшей жалости к себе. Ее никто не принуждал к проституции. Она просто слышала, что такое занятие существует, и ей показалось, что это неплохой способ заработать на жизнь. Ей это не нравилось, но нельзя сказать, чтобы она ненавидела такое занятие.
— Ты могла бы найти себе другую работу, — заметил Джон, отчетливо сознавая, что в его голосе звучат укоряющие нотки.
— Интересно, что бы ты делал на моем месте, если бы родился с таким лицом? — Она сделала ударение на слове «родился».
По какой-то причине он схватился за карандаш. «Постарался бы укрыться от мира», — написал он. «Что я по-своему и делаю», — написала она в ответ. «Ты заслуживаешь большего», — в свою очередь ответил он. Он никогда не был скупым. Несколько лишних шиллингов в неделю совсем не помешали бы ему, хотя, как опытный токарь, он зарабатывал намного больше «среднестатистического» мужчины. Его денег всегда хватало на то, чтобы семья ни в чем не нуждалась, а те крохи, которые Элис получала в парикмахерской, можно было не считать вовсе. Но ему очень хотелось забрать Клэр из этого дома-развалюхи, где жили одни проститутки, найти ей приличное жилье, содержать так, чтобы она смогла выйти из игры и принадлежала ему одному.
Однако без денег все это представлялось нереальным. Его грызла ревность, ведь до его прихода или после его ухода она сидит в «Аркадии» в ожидании клиентов, тем не менее у него не было никакого права просить ее больше не заниматься этим. Он не мог приходить к ней чаще одного-двух раз в неделю, поскольку она отказалась от денег после их первой ночи.
«Ты — совсем другое дело. Мы — друзья», — написала она, не захотев взять пять шиллингов, которые он ей предложил. В ней странным образом сочетались жесткость и наивность.
Он подумал, что слово «друзья» прекрасно подходит для их отношений. Они стали друзьями благодаря своим несчастьям и одиночеству. В глубине души он сознавал, что еще год назад ему и в страшном сне не могло бы присниться, что он будет посещать «Аркадию» или спать с проституткой. Он сказал Клэр о том, что женат, и беспокоился, что использует ее. Пробившись сквозь ее внешнюю жесткость, он обнаружил мягкую, щедрую душу. Джон боялся, что может причинить ей боль, подвести ее, что она привыкнет слишком полагаться на него. Например, если его отношения с Элис когда-нибудь улучшатся... Но, со вздохом сказал он себе, этого не случится никогда, особенно теперь, когда она так серьезно увлеклась этим своим чертовым салоном.