Владимир Джа Гузман
Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра
«Тропой священного козерога, или В поисках абсолютного центра»: Амфора; Москва; 2005
ISBN 5-901582-96-9
Аннотация
В 70-80-х годах прошлого века молодые люди, уставшие от официального лицемерия и унылой действительности застойного периода, в поисках ответов на основные вопросы бытия углублялись в себя, пытаясь использовать для этого техники измененного сознания и освоить глубинную мудрость древних философий. Эта книга о паломничестве на Восток - не только духовном, но и реальном.
Владимир Джа Гузман (Видеман)
Тропой Священного Козерога
Или В ПОИСКАХ АБСОЛЮТНОГО ЦЕНТРА
(Азиатские записки)
Дорогие читатели, предлагаемый вашему вниманию текст "ТРОПОЙ СВЯЩЕННОГО КОЗЕРОГА" совмещает в себе жанры авантюрного рассказа, автобиографической повести и инициатического романа. В качестве близких по характеру произведений можно назвать "Рукопись, найденную в Сарагоссе" Я. Потоцкого, "Из пещер и дебрей Индостана" Е. Блаватской или "Встречи с замечательными людьми" Г. Гурджиева. Речь здесь идет в целом об альтернативной тусовке в советской Средней Азии - мистиках, йогах, хиппи, диссидентах, артистах, разного рода романтиках и просто сумасшедших. Все описанное - чистейшая правда!
Часть I. Семидесятые
Прелюдия: Азиатская идея
В Среднюю Азию я впервые попал в 1977 году. Это была эпоха самого расцвета застоя. Народ набирал жиры, хороших товаров с каждым днем становилось все больше, и жилось все веселее. Я только что закончил институт с дипломом филолога и обладал неограниченным резервом свободного времени. На производственную практику в качестве сельского учителя на каком-нибудь отдаленном балтийском острове я выходить никоим образом не собирался. Была в Эстонии такая халява, что отмазаться от распределения представлялось возможным без сильных напрягов.
В то время вовсю раскручивалось движение нью-эйдж, ориентализация нравов в продвинутых слоях общества шла по возрастающей. В общем, Восток был «in». Тартуский университет выпускал ученые записки с описаниями мескалиновых опытов сотрудников тартуско-московской школы и пособиями по медитации тибетской школы жод-жуд. Появилась первая таллиннско-московская тусовка кришнаитов во главе с Толей Пиняевым. В альтернативных салонах гадали на И-Цзине. «Благоприятен брод через великую реку». Оракул призывал меня к большому переходу. Интуиция звала в Среднюю Азию. И любопытство — тоже.
Первым человеком, к которому я обратился за консультацией по азиатскому вопросу, был Рыжий. Рыжий — урожденный одессит и авантюрист, сын капитана дальнего плавания и выпускник ВГИКа — периодически оттягивался в Душанбе у своих друганов, с которыми прежде учился в Москве.
— Ну и что же, Дмитрий, представляет собой Таджикистан?
— Рай!
И я узнал, что «тадж» означает «белый» или «благородный», что Бухара и Самарканд — таджикские города, и что вообще Таджикистан входит в персидский культурный ареал, а Тадж-Махал — пример таджикского искусства в Индии. Жизнь в этом раю протекает примерно так: «Утром встаешь, делаешь косяк и ложишься в гамак. Вокруг птицы поют, горная панорама — дух захватывает, девушки в шелковых платьях чай носят, фрукты, плов... Так и тащишься до вечера!..»
— Что нужно брать с собой?
— Ничего!..
Понятно, что после такой информации не ехать в Азию было просто невозможно. Я так, в принципе, и прикидывал: брать с собой ничего не нужно. За несколько дней до отъезда встретил на улице знакомого системщика, который только что вернулся из Средней Азии и версию о том, что «ничего не нужно», что там тепло и классно, полностью подтвердил. С другой стороны, его рассказ оправдал и мои латентные опасения по поводу излишней строгости азиатского этикета в отношении целого ряда специальных вопросов.
Например, выяснилось, что нашего общего приятеля Рейна, которого все звали «Мичурин» (из-за того, что он постоянно приносил гнездившейся у него хипповой тусовке свежие яблоки), в Ташкенте на базаре замела милиция и отправила в дурдом. Теперь его мамаша должна была срочно ехать туда, чтобы получить чадо на руки. Самоходом врачи пускать парня, видимо, не решались. Поводом, по которому молодца повинтили, оказался его неадекватный кришнаитский аутлук: лысый, в бусах, со звякающими караталами (индийская перкуссия) в руках, проповедующий — можно себе представить! Мичурин, видимо, порешил резко подняться в рейтинге тогда только что складывавшейся кришнаитской тусовки и поехал в этих целях на мусульманский Восток добровольным апостолом миссии Свами Прабхупады. Видно, не судьба! Несмотря на то что позже он достиг в рамках секты брахманского достоинства и даже женился на стар-кришнаитке — известной московской поэтессе, искомого просветления Кришна ему не принес. Спустя десятилетие Мичурин, отказавшись от титулов, реинтегрировался в ткань бесхитростной жизни эстонского народа где-то на рыбачьих островах Дальней Надежды.
Ну, поскольку мы в Азию ехали вовсе не за титулами, а лишь за туманом и за запахом травы, то риск быть повинченным из-за несоответствия культурным нормам аборигенов можно было особо в расчет не принимать. Да и где наша только не пропадала!
И вот наконец настал тот замечательный солнечный летний день, когда я налегке сел в поезд Таллинн—Москва—Душанбе, и магическое волшебное путешествие началось.
Magical Mystery Tour
В принципе, ехал я не совсем в никуда. За месяц до этого в Душанбе из Таллинна отправились Эдик Малыш и Родригес. У Эдикова брата-медика был там какой-то знакомый по университету, тоже медик. Звали его Коля, и мы с Эдиком договорились, что как-нибудь сконтачимся через него. Пространства, пересекаемые составом по пути в припамирский рай, полны космогонического символизма и соответствуют магическим климатам древнего натурфилософского учения исмаилитов.
Мой трансконтинентальный тур начинался у «финских скал» балтийского побережья, у крайней кромки атлантических вод, из которых встает гигантский скалистый утес рыцарского запретного города — исторического ядра Ревеля-Таллинна. Пространство между бухтами Финского залива и Валдайской возвышенностью представляет собой типично прибалтийский ландшафт — хвойный лес с выходом на белые ливонские пляжи. Далее идет более светлая сухая и теплая полоса лиственных лесов с русскими березами и бесконечными голубыми наличниками. Этот классический шишкинско-тургеневский пейзаж заканчивается тамбовскими лесами, за которыми открываются приволжские степи — бескрайние пространства с низкорослой растительностью, переходящие в засушливую казахстанскую целину.
Единственные объекты, бросающиеся в глаза на протяжении полутора суток, в течение которых поезд пересекает Казахстан, — это гигантские кладбища. Форма и размеры многочисленных мавзолеев заставляют новичка принимать поначалу все видимое за реальные города: купола с изящными полумесяцами, зубчатые стены, мощные порталы с куфической вязью и каменными чалмами... Города мертвых — как в Древнем Египте — в затерянных пространствах континентальной Евразии... И как в Африке — верблюды! Впервые верблюда за пределами зоопарка я увидел именно здесь, в Казахстане. В Приаралье в те времена местные жители еще продавали пассажирам с транзитных поездов свежую рыбу. Странно было видеть, как в ночи, из полупустыни, к поезду выходят, подобные аидовым теням, рыбари с отменным уловом.
Казахские степи постепенно превращаются в туркменские Черные пески — Каракумы. Когда поезд вошел в область этих песков, стало чудовищно жарко. Все окна нашего плацкартного вагона были задраены, и солнце палило сквозь стекла нещадно. Воды в баке не было — всю выпили! Некто вез несколько ящиков с живыми кроликами. Животные от жары и жажды загнулись с почему-то вспученными животами. Кто-то сказал, что травы якобы не той хозяин накануне нарвал: «Не в коня корм!» После случая с кроликами с одним из пассажиров случилась истерика. Видимо, увидев во вздутых тушках недобрый знак, он бросился выбивать закрытое на ключ окно. Другие стали ему помогать. Как только стекло было ликвидировано, в вагон ворвался удушающий огненный вихрь пустыни, так как воздух снаружи оказался значительно горячее, чем изнутри. В итоге стало еще хуже, но зато выбросили из вагона дохлых кроликов. Все дурели от жары страшно, но постепенно забылись. Оставалось мучиться всего одну ночь. Земля обетованная приближалась.
Проснувшись наутро, я с удивлением увидел за окном сельскую жизнь Средней Азии: бесчисленные глиняные дувалы, зелень во дворах, высокие конусы деревьев, широкие поля, сельхозтехника, декхане с мотыгами и в тюбетейках, девушки в шелковых платьях... Все было дико интересно. Я представил себе, что уже еду по территории Бухарского эмирата. До Душанбе оставалось около часа пути. Неожиданно в окне появилась горная гряда, потом еще одна, и еще... Мы въехали в Гиссарскую долину. И ландшафт, и внешний облик населения резко изменились. Появились бабаи с длинными бородами, в чалмах и стеганых халатах-чапанах, подпоясанных пестрыми платками-сюзанэ. Девушки носили шаровары. В общем, народ выглядел несравненно ярче и оригинальнее, чем во всех предыдущих ландшафтных поясах. С удивлением я обнаружил, что очередной бабай, привлекший мой взгляд, шагает уже по перрону душанбинского вокзала. Ну что ж, хуш омадед!
Душанбе — город кайфа
Первое, что я увидел, ступив на древнюю согдийскую почву, были Эдик с Родригесом, висевшие на подножке последнего вагона стоявшего на соседних путях поезда, готового вот-вот отправиться. «Эдя!» — крикнул я Малышу. Меня заметили, показали знаками, мол, иди быстрее. В этот момент состав тронулся.
— Вова, мы уезжаем в Крым! Вот это Коля. Тут круто! Приезжай потом в Крым!..
Последние слова Малыша заглушил свисток отходящего экспресса Душанбе—Лазурный берег. «Ну вы, ребята, схакуете!» — подумал я, но сообщить этого ни Эдику, ни Родригесу уже не мог.
Коля оказался вполне приличным молодым человеком. С ним была еще пара молодцов, и один из них — Саша по кличке Ворона — предложил мне поселиться на время у него. Ну что ж, why not? До Вороны мы дошли минут за десять. Он жил на улице Коммунальной, параллельной проспекту Айни, недалеко от корпусов местного университета — что на полпути между площадью Айни и поворотом на аэропорт. Во дворе дома располагалось нечто вроде времянки — сарайчик с прилегающим крытым загоном, в котором стояла большая суфа (так здесь называют деревянные насесты в чайханах).
Не успели мы как следует познакомиться, как тут появляется еще один человек, некто Юрчик. Юрчик — местный армянин, в черных очках, по-пижонски прикинут, с ярко авантюрной внешностью. Живет он как раз в доме у поворота на аэропорт. Юрчик предлагает раскурить шалу со свежего урожая, которую он только что привез откуда-то из Денау.
— Ну что, Вовчик, давай дернем и пойдем гулять по городу! — обращается ко мне Ворона.
Коля замолотил папиросу, и процесс пошел. Косяк еще гулял по кругу, когда мне приспичило в туалет. Первая проблема обнаружилась в тот момент, когда я решил подняться с унитаза. Оказалось, что это требовало особого ментального сосредоточения, ибо в состоянии промежуточной полуприподнятости как-то спонтанно забывалось о конечной цели движения и мозг переставал посылать сигналы в центры опорно-двигательной системы, заведующие комплексным процессом поднятия. В итоге тело так и зависало над унитазом, а мозг в это время лихорадочно просчитывал опции, мало имеющие отношения к действительности.
Я совершил до десятка попыток, стараясь довести процесс последовательного осознания своих действий до состояния их полного физического осуществления, но мысль, словно заколдованная, постоянно срывалась в постороннюю мечтательность, а тело, лишаясь поддержки практического разума, вновь срывалось в расслабу бессознательного телепания, плюхаясь в бессильной немощи назад на толчок. Наконец невероятным усилием воли мне удалось-таки преодолеть первую космическую скорость и, резко дернувшись вперед, перенести центр тяжести за критическую черту, а затем, открыв дверь лбом, доползти на полусогнутых до суфы.
— Вовчик, что с тобой? — спросил Ворона. — Мы думали, тебя засосало! Вот, второй косяк докуриваем...
Я не мог не только курить, но даже сидеть. Развалившись на суфе, я с трудом проговорил, что никуда не могу идти и останусь здесь вплоть до возвращения в состояние вменяемости. Ворона, Юрчик и Коля пошли гулять, а я остался лежать, раскинув руки и уперевшись взглядом в небо, по которому плыли, словно мыслительная материя, высокие облака. Постепенно небесное пространство начало наполняться звучанием, вызвавшим у меня ассоциации с ревом небесного слона — ухыра-бурэ. Звучание усилилось. И вот уже тысячи небесных слонов неистово трубили инфразвуками, пронизывающими каждый миллиметр пространства, каждую клеточку тела, сливая его воедино с бездной эфирного океана. После первой слоновьей атаки пошла вторая, затем — еще одна, через какое-то время — еще. Прямо-таки Hannibal ante portas! Потом, чуть оклемавшись, я понял, что за рев ухыра-бурэ принимал шум самолетов, взлетавших и садившихся в пресловутом аэропорту за поворотом.
Через несколько часов, когда уже стемнело, вновь нарисовались Ворона с Колей. Я продолжал лежать в той же позе, в которой они меня оставили, но мозг уже работал вполне адекватно. Мне предложили подвигаться, чтобы отойти от маразма. В качестве профилактической прогулки было предложено сходить к Джурабеку — другану Вороны, живущему неподалеку. Мы вышли на улицу. В движении я окончательно пришел в себя. Над домом Джурабека дым пах, как смог в лондонском Сити в час пик. Жизнь вновь вступала в свои права.
После Джурабека мы пошли небольшой компанией гулять по городу. Вечерний Душанбе производил впечатление некоего курорта, засаженного густыми аллеями и застроенного ностальгическими особняками сталинско-сочинского типа. На улицах было полно народу. Повсеместно играла музыка, в чайханах сидели люди, с лотков продавали мороженое и всяческие вкусности, парочки гуляли по освещенному фонарями бульвару, а по проезжей части катили бесконечной чередой троллейбусы, такси, маршрутные микроавтобусы и просто транспортные средства частных граждан. Это был кайф теплого южного города, полного фруктов, красивых девушек и восточных сладостей, в окружении живописных гор с прозрачными озерами и целебными минеральными источниками.
Мы шли небольшой компанией по широкой освещенной улице. Навстречу накатывала пестрая толпа праздношатающегося люда. Многие девушки были в шелковых штанишках и национальных платьях, молодые люди — в белых рубашках и тюбетейках.
— Вовчик, — сказал Ворона, — посмотри вокруг себя: большинство всех чуваков, которых ты видишь, обкурены!..
Я пригляделся к лицам — и точно! Такое ощущение, что весь город торчит. В общем, восточный образ жизни. Первый день в раю катился к своему завершению.