Игорь Евгеньевич Пронин
Пираты. Книга 2. Остров Паука
Пираты – 2
Игорь Пронин
Пираты. Книга 2. Остров Паука
ПРОЛОГ
Польша, 1632 год.
В этом сне она была совсем маленькой. Зима, снег. Стояла ясная погода, солнце ласкало румяные от мороза щеки, и по глаза укутанная в шаль девочка щурилась, улыбалась всему миру. Ей было десять лет в том далеком году.
– Моника! Стой там, жди меня!
Выйдя из костела, мать остановилась поболтать с кем‑то из знакомых. Кажется, это был воскресный день… Да, погожий воскресный день! Мимо шли люди, бедные и богатые, добрые и злые, но в тот день одинаково любезные. Все были опрятно одеты, все улыбались. Или маленькой Монике только так казалось? Даже во сне она удивилась: будто мир был совсем другим! Не было в том мире ни ненависти, ни крови, ни унижений.
– Здравствуй, красавица!
Моника обернулась и увидела высокую, статную пани. Пани, конечно, заслуживала внимания, но девочка во все глаза уставилась на шубу. Мех блестел на солнце, и его было много, очень много! Хвостики, спинки… Ей отчаянно захотелось погладить мех, уткнуться в него носом, потереться щекой!
– Шубка моя нравится? – пани присела и заглянула Монике в глаза. – Это русские соболя.
– Я знаю! – она и правда знала, только вчера услышала от дедушки Анджея. – Это из Московии, где наши солдаты! Они воюют и скоро у всех в Польше будут такие соболя!
– Время нынче смутное… – пани чуть помрачнела и без нужды поправила на Монике шаль. – Да что нам до Москвы? Тебя ведь зовут Моника Бенёвская, верно?
– Да! – девочка осмелела и тихонько погладила шубку. Даже сквозь варежки она почувствовала – или придумала это чувство? – нечто невообразимо приятное. – Мы шляхтичи, но бедные, и солдат нет, некому за соболями ехать… Вот вырастет Вацлав, мой братик, и привезет нам, и маме тоже!
|
|
– Конечно! Конечно, привезет… Только мне надо идти. Поэтому слушай внимательно! Вот тебе подарок.
При слове «подарок» Моника наконец отвлеклась от шубы и посмотрела в бледно‑голубые глаза пани. Так она и осталась в детской памяти: соболя и эти глаза, будто выцветшие, хотя пани вовсе не была старой.
– Это… Ну, допустим, это такая рыбка, – на узкой ладони женщины оказался маленький металлический предмет. – Видишь, к хвостику привязана веревочка? Это чтобы не потерялся. Его можно на шею повесить, и никто не заметит.
– Рыбка! Это мне? – Моника осторожно взяла диковину и та, будто чуть обожгла пальцы. Наверное, остыла на морозе. – Спасибо!
– Не потеряй! – голос пани зазвучал строже. – Она принесет тебе удачу. Но только это не совсем для тебя подарок, слышишь?
– А для кого?!
– Для того, кто еще не родился. Ты сохранишь дельфина… Ну, вот эту рыбку, и сделаешь так, чтобы он достался Маурицию Бенёвскому, который родится еще не скоро. Но другого Мауриция в семье не будет, поэтому главное: не забудь! А пока дельфин твой, никому его не показывай. Все поняла?
– Да! – Моника отправила рыбку поплавать себе в рукав. – Мауриций… А когда он родится у мамы?
– Не у мамы! И не скоро, успеешь наиграться. Просто не показывай его никому, и будет тебе счастье! – пани вздохнула и поднялась. – Встретиться бы мне с тобой попозже, да другого шанса уже не будет! Моника, я умоляю тебя, не забудь: дельфин должен достаться Маурицию Бенёвскому! Он родится… Ах, ты не запомнишь! Научилась уже писать?
|
|
– Да! Все буквы знаю и слов немножко! Правда, ошибаюсь иногда… – поправилась Моника, как честная девочка. – Хотите, я вам свое имя на снегу напишу?
– Нет. Я хочу, чтобы ты написала письмо тому Маурицию, который однажды родится в вашей семье! Напиши и спрячь куда‑нибудь, подрастешь – поймешь больше. Напиши, что Московии ему бояться не следует, что только там, далеко на востоке, он найдет и верного друга, и путь к своей цели! А когда соберешься… Ну, когда станешь старенькая, вложи в конверт и фигурку.
– Старенькая?! – Моника расхохоталась. – Пани, это же будет еще совсем‑совсем потом!
– Да… – пани погладила девочку по голове и снова вздохнула. – Но ты напиши такое письмо, я тебя очень прошу. Это как в игре: главное, никому ничего не рассказывать.
– Что за игра?
– А вот вырастешь, и узнаешь! Повтори: письмо Маурицию, чтобы смело ехал в Московию, там друг и путь к цели! Иначе ничего не получится! И не забудь передать с письмом предмет!
– Не получится… Предмет…. Письмо… – послушно повторяла Моника, снова рассматривая шубу.
– Дочка! – девочка обернулась и увидела спешащую к ней мать. – С кем ты разговаривала?
– Вот с ней! – Моника повернулась назад, но пани уже не было. – Убежала куда‑то! У нее шуба, русские соболя! Когда у нас такие будут, мама?
– Когда подрастешь и жениха тебе, будем искать, вот как раз к тому времени уже будут! – мать обняла ее. – Что тебе говорила пани? О чем‑то спрашивала? Незнакомо мне ее лицо!
– Спросила, как зовут… Больше ни о чем! – хитро улыбаясь, девочка спрятала рыбку в варежку. Мама недавно сказала ей, что у Взрослых женщин могут быть свои секреты. Раз так, и у Моники тоже будет хоть один! – Ни о чем не говорили.
|
|
– Да как ее зовут‑то, знаешь? Эх, ты… Пойдем домой, морозно! – мать потащила ее за собой. – И больше не разговаривай с незнакомцами! Бывают такие, что… Вдруг она колдунья?
– Какая же она колдунья! У колдуньи нос большой и волосы седые, торчат! – Моника засмеялась: ну что за глупости? – А у пани шуба! Гладкая! И еще…
Игрушечная рыбка снова чуть обожгла руку холодом, будто попросила: молчи, не рассказывай обо мне!
– Что еще? – мать помахала рукой кому‑то из знакомых.
– Ничего. Больше – ничего!
– Точно? – мать, щурясь на солнце, заглянула Монике в лицо. – Что‑то у тебя с глазами… Ладно, дома посмотрим. Я замерзла. Побежали?
– Я быстрей, я быстрей!
И Моника помчалась по белому снегу вперед и вверх, к сияющему солнцу далекой Польши своего детства. Она наверняка добежала бы, но неловко повернулась во сне, и боль в обожженной спине заставила вскрикнуть.
Вест‑Индия, 1573 год.
– Пся кревь! – она встала на колени и заскрипела зубами, пережидая приступ.
Спустя минуту боль немного отпустила и Моник смогла припомнить сон, в котором ее называли «Моника». Сон вышел удивительно красочным, ярким. Лица незнакомки припомнить не удалось, но вот ее слова…
– Не помню такого! – проворчала Моник и поднялась на ноги, опять выругавшись: обувь она потеряла при бегстве из горящего города, и вот уже около десяти дней шла по тропическому лесу босиком. Ступни горели не хуже спины. – Да что же это такое?! Куда я иду, куда?
Проклятая девчонка Кристин выстрелила неудачно: пуля ударила в левое плечо и срикошетила от кости. Первое время Моник была уверена, что плечо раздроблено, но, к ее удивлению, это оказалось не так. Да и сама рана была явно неглубокой, хоть рассмотреть ее и не получалось, а попытки ощупать доводили до потери сознания. Во всяком случае, сильного кровотечения не было, а дня три спустя левая рука понемногу начала слушаться. Тем не менее, выстрел Кристин все же мог оказаться смертельным: от сильного удара и боли Моник потеряла сознание и упала в дверях подожженного пиратами дома. Она пришла в себя, когда два испанских солдата тащили ее из горящего жилища за ноги. Опоздай они еще хоть на минуту, она просто надышалась бы дымом до смерти.
– Может, оно и к лучшему бы? Дьявол забери эту дикую страну!
Постанывая от боли, Моник подошла к кустам и пересохшими губами собрала с широких листьев капли утренней влаги. Уже два дня, как не получалось отыскать ручей. Еще немного, и она не сможет идти. На очередном листе оказался паук величиной с ладонь, и женщина отскочила в сторону, снова застонав от боли в распухших ступнях.
– Да, надо было сдохнуть там! Где туже это проклятое море?!
В суматошной, полной огня и перестрелок ночи Моник ушла из Картахены в лес. Остаться значило не просто оказаться в цепких лапах инквизиции, но и получить новые обвинения. Город разграблен и сожжен, кто‑то должен за это ответить. У Моник спросили бы, каким образом ее бывшие друзья смогли прорваться сквозь все оборонительные линии, как проникли в цитадель, что за сила им помогала…
– Проклятый дельфин! Может быть, и в самом деле был этот разговор о Мауриции. Но какой к чертям Мауриций! – разговаривая сама с собой, Моник подобрала с земли прихваченную из города шпагу, свое единственное оружие, и продолжила путь. – У нас в семье нет Мауриция… Или он уже родился и ждет моего письма? Нет, не родился, потому что дельфина я получила примерно в 1632 году а сейчас 1573‑й… Что будет раньше: я сойду с ума или меня загрызет какой‑нибудь ягуар?
В семье Бенёвских была традиция: когда дети болели, их переставали кормить. Не из жестокости, а потому что верили, что это поможет скорее поправиться. Моник считала это глупым суеверием, хотя слышала в Мадриде о лекарях, что придерживались того же мнения. Так или иначе, она ничего не ела больше десяти дней, но все еще шла. Рука понемногу приходила в порядок, рана на плече не гноилась и не воспалялась, да и поджаренная спина теперь беспокоила все реже. Главной проблемой стали ноги.
Сперва Моник ушла как можно дальше от города, чтобы не попасть под облавы: наверняка в суете разбежались рабы. Поэтому просто шла и шла прочь, не стараясь приблизиться к морю. Там тоже будут искать прежде всего – поврежденный корабль пиратов мог встать на починку в бухте неподалеку. Но теперь, когда все немного улеглось, следовало выйти к берегу, только там можно встретить людей. А без них Моник обречена – сама себя обеспечить пищей женщина оказалась не в состоянии.
– Еще дня три, и сожру вот такого паука… – от омерзения Моник передернула плечами и снова застонала от боли. – Господи, пошли мне одинокого доброго охотника!
От платья мало что осталось: подол она сама пустила на хоть какую‑то перевязку, почти все остальное осталось висеть клочками на колючих ветках. Засохшая кровь, грязь, слипшиеся, грязные волосы… Окажись перед ней зеркало, Моник старательно обошла бы его с закрытыми глазами. Ей хотелось лечь, но она гнала и гнала себя на запад. Если идти весь день, то ночью от усталости можно уснуть прямо на земле. Ей прежде и в голову не приходило, как можно замерзнуть в этих вечно теплых краях! Но ночами, после дневного зноя, становилось холодно, мучительно холодно. Хотя в Польше такая ночь считалась бы теплой и нежной.
– Польша, Польша! – зло бормотала она в полубреду, едва перебирая ногами. – Нет для меня больше никакой Польши! Нет никакой Моники Бенёвска, и Мауриция нет! И дельфина тоже нет, будь он проклят… Зачем та ведьма мне его подарила, зачем?!
Тогда, в детстве, Моника никому не рассказала о фигурке. Это была ее собственная маленькая тайна. Хотя кому‑то из подружек, кажется, рассказывала… Она не помнила. Так же, как не помнила и этих слов о нерожденном Мауриции, о письме, о Московии и какой‑то цели этого Мауриция.
– Я должна об этом подумать! – Моника остановилась, опершись о шпагу, и повторила, обращаясь к внимательно разглядывавшему ее яркому попугаю. – Я должна об этом подумать, если останусь жива! Нерожденный Мауриций – это значит, что та ведьма знала о нем, то есть пришла ко мне из будущего… Зачем?! Нет, не могу думать, пока не поем. Чем ты питаешься, гадина крылатая?! Тут же ничего нет!
Попугай повертел хохлатой головой и что‑то протрещал.
– Мог бы хоть поговорить из вежливости к даме, – проворчала Моник и продолжила путь. – А ты только ждешь, чтобы мне глаза выклевать! Почему меня все ненавидят, что я вам всем сделала?
Она прошла еще немного и вдруг заметила на земле клочок грязной ткани. В ту же секунду в ноздри ударил запах дыма. Моник потрясла головой, чтобы немного прийти в себя, и поняла, что пахнет не дымом, а жареным мясом. Пытаясь не шуметь, она двинулась вперед. Это было опасно, очень опасно… Но запах тащил ее к себе, словно на цепи.
А потом из‑за дерева вышел человек. Он явно только что проснулся, сладко потягивался и тер глаза. Заметив Моник, он сперва подался назад, но быстро сообразил, в чем дело, и рассмеялся.
– Эй, амигос! Да у нас гостья!
Спустя минуту Моник оказалась окружена семью оборванцами, в которых без труда можно было опознать беглых рабов. Белые и черные, но одинаково грязные, они переглядывались и скалили зубы.
– Я много дней ничего не ела… Я ранена! – Моник опустилась на колени и простерла руки к тому, кто показался ей вожаком. – Прошу вас, помогите мне!
– Тоща! – вожак приосанился и поправил нож, торчащий из‑за пояса. – И страшна, как индейская старуха! Но другой‑то нет, верно?
– Верно! – один из беглецов присел рядом с Моник, послюнявил палец и провел по ее грязной ноге, оставляя след. – Грязная и воняет! Хорошо бы ее в ручье прополоскать!
– Тебя бы тоже! – крикнул другой, и все загоготали.
– Ну, раз тебе надо почище, то жди, пока из леса другая выйдет! – Вожак схватил Моник и легко закинул ее, изрядно потерявшую в весе, на плечо. От боли женщина почти потеряла сознание. – А мы пойдем, подумаем, что с ней можно сделать, и как поступить по справедливости!
Он бросил ее возле костра, где жарилась тушка какого‑то мелкого животного. Запах мяса вернул Моник к жизни. И все же дело принимало скверный оборот – для беглых рабов она лишь добыча. Покормить ее, может быть, не забудут, но дальнейшая судьба грозила чем‑то даже худшим, чем рабство.
– Я могу показать вам, где золото! – Моник пыталась сосредоточиться, изменить ситуацию в свою пользу, но проклятый запах мешал сосредоточиться. О, если бы, хоть кусочек, хоть косточку! – Я знаю, где сокровища! Я жена пиратского капитана!
– Да, да! – вожак, хихикая, потянул за остатки платья, и оно просто расползлось по швам. – Потом все покажешь и расскажешь! А платьице‑то дорогое, не из простых бабенка!
– Да видно же – из Европы пожаловала, или еще какая цаца! – поддержал его «чистюля». – По разговору видно. Может, потом, как устроимся, сможем за нее что‑нибудь получить из Картахены?
– Да ты посмотри на нее! Трех дней точно не протянет, и хорошо, если прямо сегодня не окочурится! Так что лучше поспешить.
Зарычав, словно животное, Моник рванулась к костру и, не думая больше ни о чем, схватила полусырое мясо. Увы, впиться в него зубами не удалось: сильные руки ухватили ее за щиколотки и рывком вернули на место.
– Отберите у нее жаркое! Это, милашка, наш завтрак! А на тебя, прости, не рассчитывали!
Мясо вырвали из рук Моник, и в ее затухающем сознании все потеряло смысл. Не помня себя, она развернулась и с неожиданной силой вцепилась вожаку в лицо, словно разъяренная кошка. Ногти впились в кожу, сразу появились капли крови. Моник, оскалившись, тянулась к нему, чтобы пустить в дело и зубы.
– Вот ведьма! – вожак вскочил и попытался оторвать Моник от себя, но сделать это можно было только вместе с кожей. – Дьявол! Она мне кожу с лица сдерет! Да помогите же!
Моник ухватили за ноги, за волосы, но и все вместе не могли справиться с этой животной яростью. Наконец, кто‑то догадался заехать ей кулаком в ухо и, оглушенная, она сразу обмякла. Вожак швырнул ее на траву и провел ладонями по лицу.
– Вот же злая бестия! Свяжите ее, пока не очухалась!
Моник почувствовала, как ее руки грубо вывернули за спину, но у нее не было сил даже застонать. Однако на полянке вдруг повисла тишина, лишь ветки негромко потрескивали в огне. Руки, обхватившие ее запястья, вдруг разжались.
– Это еще что за черти?! – воскликнул вожак. – Откуда они взялись?!
Моник приподняла голову. Среди окружавших поляну деревьев темнело несколько фигур в одинаковой черной одежде. Странные люди стояли совершенно неподвижно. Наконец один человек сделал пару шагов вперед. Он был весь перетянут тонкими ремнями, голову украшал не виданный прежде Моник убор с ярко блестевшей кокардой. Светло‑серые глаза пристально смотрели прямо на пленницу.
– Вы – Моника Бенёвска? – спросил он по‑польски с немецким акцентом и, сделав паузу, повторил по‑испански: – Ваше имя – Моника Бенёвска?
– Да, – отчего‑то на английском ответила она. – Да, это я. И даже если вы из инквизиции, пожалуйста, дайте мне поесть!
– Какого черта?! – вожак пятился к сваленному чуть в стороне от костра добру беглецов. – Кто вы такие? Какая инквизиция? Это наша баба! Парни, их всего пятеро, и я не вижу мушкетов!
– Мушкетов тебе? – немец не спеша расстегнул маленькую кожаную сумку, висевшую на его поясе, и вынул смешной пистолет с тонким коротким стволом. – Думаю, хватит и этого!
Вожак успел нагнуться и схватить оружие, но когда выпрямился, раздался совсем негромкий выстрел, больше похожий на хлопок, и в середине лба беглого раба появилось аккуратное отверстие. Он изумленно округлил глаза, покачнулся и упал. В тот же миг с руганью и мольбами разбежались в разные стороны его друзья.
– Струве, расставьте людей вокруг – кто‑то может вернуться! – немец аккуратно убрал свой странный пистолет в не менее странную кобуру, снял шляпу – или она называлась как‑то иначе? – и опустился перед Моник на одно колено. – Позвольте представиться: Отто фон Белов. Я здесь, чтобы спасти вас. Остальное, полагаю, пока не важно.
От потрясения голова Моник немного прояснилась. Фон Белов носил смешную прическу: длинные волосы спереди и коротко стриженые виски и затылок. Несмотря на правильные, пропорциональные черты, было в его лице что‑то детское. Моник, стараясь не морщиться, села и как могла, прикрылась обрывками.
– Струве, дайте даме какую‑нибудь одежду. Сейчас мы доставим вас в безопасное место. Может быть, глоток коньяку?
– Воды… – попросила Моник. – И… Я очень хочу есть, я ничего не ела много дней.
– Полагаю, вам сперва следует показаться нашему доктору! – немец смешно хмурил брови, озабоченно рассматривая Моник. – Я не уверен, что вам сейчас можно принимать такую тяжелую пищу, как мясо! Струве, дайте даме воды!
Спустя минуту, когда Моник залпом осушила фляжку, фон Белов лично взял ее на руки и маленький отряд заспешил к берегу. По словам командира, дорога должна была занять не более двух часов. Моник сделала вид, что сознание оставило ее, и из‑под полуприкрытых век наблюдала за странными моряками. Мушкеты у них все же имелись, только, также как и пистолет фон Белова, выглядели будто игрушки. Короткие стволы, прикладов нет вовсе… Моряки легко носили их на ремне.
«Сосредоточься! – мысленно приказывала себе Моник. – Не думай о еде! Думай, к чему эти перемены. Они из будущего, это ясно. Почему они ищут меня? Как они смогли найти меня в этом лесу? Думай, думай… Что они могут обо мне знать, чего они будут от меня требовать и что мне нужно попросить взамен? А этот Отто ничего, и глаза добрые – жалостливый… Но не надо спешить, да и не в том я виде, чтобы начинать действовать. Хотя знакомство вышло самое подходящее, ведь он романтик, ему нравится спасать. Выжидать, Моник, выжидать и думать… Если у них есть корабль и Ключ от острова Демона – а как они еще могли сюда попасть?! – то не все потеряно. И Кристин еще пожалеет обо всем, что сделала со мной!»
В обещанный фон Беловым срок они и правда вышли к океану. Перед Моник оказался самый странный корабль, который она когда‑либо видела: длинный черный корпус едва виднелся из воды, а посередине торчал будто горб. Ни мачт, ни парусов не было вовсе.
– Вот и наша подводная лодка! – с гордостью представил судно фон Белов. – Удивлены? Но не пугайтесь, все будет хорошо!
– С вами мне не страшно, – не смогла удержаться от кокетства Моник. – Скажите… Вы – капитан этого корабля?
– Нет! Но скоро вы познакомитесь с капитаном Шпеером. Уверен, он будет очень рад вас видеть… – по лицу фон Белова пробежала тень, и Моник поняла, что капитан не слишком ему нравится. Это лицо просто не умело ничего скрывать. – Струве! Сигнальте, чтобы нас забрали!
Когда в высшей степени странная лодка, приводимая в движение не веслами, а неким рычащим в воде аппаратом, донесла Моник до «подводной лодки», она уже кое‑что начала понимать. По всей видимости, корабль умел плавать под водой, а двигался тоже с помощью каких‑то приспособлений, безо всяких парусов. На металлической палубе она увидела странное орудие, всего одно, но сомневаться в его чудовищной убойной силе не приходилось.
«Наверняка такой корабль способен и догнать, и потопить „Ла Навидад“! – зло подумала она. – Что ему ваши пушки, ваши ядра?! Да он весь из железа! А почему тогда не тонет?.. Наверное, тонет и как‑то по дну перемещается? Верно, деревянный‑то он бы не утонул! – мысли Моник путались, да она и не старалась сейчас разобраться в устройстве корабля по‑настоящему. – Если я смогу направить этих людей туда, куда мне нужно, меня никто не остановит… Если конечно, не появится еще кто‑нибудь из того времени, для которого эта подводная лодка – как галеоны для фрегатов! Но пока их нет… Господи, надеюсь, меня наконец накормят?»
Бережно поддерживаемая любезным фон Беловым, Моник спустилась в узкий люк. Внутри оказалось тесно, но не темно, как она думала – на стенах и потолке были расположены странные светильники. Она оказалась перед невысоким, худым человеком со злым некрасивым лицом и сразу поняла, что это капитан Шпеер.
– Осмелюсь доложить, госпожу Бенёвска следует сразу же показать нашему доктору! – тут же сказал из‑за ее спины фон Белов. – Дама крайне истощена и ранена!
– Без сопливых разберусь, Отто! – капитан развернулся и пошел куда‑то по узкому проходу. – Давайте ее сюда, доктор уже ждет!
В крохотном отсеке и правда оказался врач – мрачный сутулый человек в белом халате перебирал лежавшие на столике хирургические инструменты. Это Моник совершенно не понравилось, тем более, что фон Белова капитан внутрь не пригласил.
– Я времени терять не люблю! – сказал капитан, закрыв тяжелую дверь. По‑английски он говорил плохо, перемежая речь немецкими словами. Впрочем, бывавшую в Германии Моник это не смущало. – Итак, спрашиваю сразу: где бумаги Мауриция Бенёвского?
– Какие бумаги?.. – растерялась Моник.
Доктор положил ей на плечи сильные руки и мягко усадил в кресло. Моник вскрикнула от боли в спине, а когда захотела смахнуть с глаз выступившие слезы, обнаружила, что руки ее уже пристегнуты к подлокотникам ремнями.
– Я вижу, ты любишь длинные беседы? – Шпеер приблизил к ней лицо, и на Моник пахнуло перегаром. – Так вот я не люблю! Поэтому сейчас доктор сделает тебе немного больно, тварь, а потом ты скажешь, где бумаги Мауриция Бенёвского!
Он отступил и перед ней появился доктор с блестящими щипцами в руке. Моник дернулась, поняла, что все бесполезно, и наконец потеряла сознание уже на самом деле. Даже ее подвижный разум отказывался принять такие повороты. Увы, скоро пришла боль, и ей пришлось очнуться.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Наследник тамплиеров
Я – Кристин Ван Дер Вельде. И пусть для кого‑то это просто обыкновенное голландское имя, но я считаю иначе. Я считаю, что к капитану с таким именем – а я капитан! – следует относиться с особым уважением и, если хотите, с опаской. Даже если мне еще не исполнилось шестнадцати. Хотя как знать, с этими путешествиями во времени возраст надо отсчитывать как‑то иначе… Не знаю, потом поразмыслю. В любом случае я – капитан Кристин Ван Дер Вельде, пират и дочь пирата.
И вот сперва меня и моих людей захватывает некий бородатый тип с труднопроизносимой фамилией Устюжин. И захватывает только потому, что у него более совершенное оружие. Мы были беспомощны… Тогда я впервые задумалась о том, насколько это вообще честно: приходить в другое время с такими штуками, как наши разрывные ядра или вот эти мушкеты, из которых пули летят, словно пчелы из улья. Да, не мне говорить о честности. И все же есть в этом нечто недостойное.
Однако наше пленение я еще могла принять, всякое в пиратской жизни случается. Но когда мы вошли в дом и там сидела живая и здоровая змеюка Моник, а этот то ли полковник, то ли капитан спросил, привезла ли я «его золото»… Меня просто затрясло.
– Простите, – говорю, – я не расслышала. Что за чертову чушь вы только что произнесли?
Джон прихватил меня за локоть. Ну конечно, мистер шотландец Мак‑Гиннис решил не спешить и осмотреться! Я его этим локтем так под ребро пихнула, что он только охнул.
– Повторяю! – мужчина встал предо мной и поклонился. Это он умел, сразу видно – из Европы. – Мое имя – Мауриций Бенёвский. Мой воинский чин – полковник. Но в последнее время я командую морскими судами, и поэтому одновременно капитан. Еще я пригласил вас разделить с нами трапезу и извинился, что питаемся мы здесь не на много лучше, чем в остроге на Камчатке. Камчатка – это такой полуостров в восточной России. Удивительный край!
– Я не о том! – про полуострова я и сама много что могу рассказать. – Вы что‑то спросили о золоте?
– Золото! – Бенёвский, будто танцуя, изящно прошелся по комнате. – Проклятый металл! А может быть, нет? Может быть, металл‑то как раз священный, а проклятие достается людям, которые касаются его недостойными руками?
– Вы сейчас, простите, о чьих руках? – я и правда начала закипать. – Меня вот ничьи руки не заботят, пока они не тянутся к моей добыче!
Дюпон протиснулся вперед и наполовину закрыл меня плечом. Его явно больше всего интересовала Моник, и это мне тоже не нравилось.
– Нет, я никого конкретно не имел в виду! – Бенёвский всплеснул руками. – Я просто пытаюсь объяснить вам, моя прекрасная леди, что золото – субстанция особая… Оно принадлежит всем и никому. Оно – дар людям от богов! Именно золото способно дать людям счастье, и именно оно причина наших вечных бедствий! Вы, случаем, не читали труды по алхимии?
– Бенёвский, я вас умоляю! – Моник скривила губы и я заметила, что ее щеку украшает шрам. Выглядел он зажившим, да и вообще гадина вроде как постарела. – Что она могла читать?! У них на корабле даже Библии нет. И выражайтесь, пожалуйста, короче.
Подошел прежде незамеченный мной светловолосый мужчина лет тридцати – тридцати пяти, кивнул нам и сел рядом с ней. Я заметила, как он украдкой погладил Моник по руке. Ну конечно, наша красотка времени не теряла! Руки чесались ее прикончить, но я постаралась успокоиться. Все‑таки я капитан, а значит, отвечаю за всю команду. Пока расклад был не в нашу пользу.
– Как вам будет угодно, прелестная Моник! – Бенёвский нахмурился. – Хорошо, скажу проще: у вас на борту золото тамплиеров. Я – наследник ордена Храма, поскольку истинный его Храм – это Храм знаний. Поэтому не сердитесь, но именно это золото по праву принадлежит мне. Впрочем, это вопрос не самый важный…
– Как мило вы за меня все решаете!
– Погоди, капитан! – Клод прошел вперед. – Если я верно понял, нас приглашают за стол, и кое‑что объяснят? Может быть, – поговорим не спеша?
– Да! – расцвел Бенёвский. – Именно это я и имел в виду: давайте поговорим не спеша! Присаживайтесь, леди Кристин и…
– Джон Мак‑Гиннис, к вашим услугам! – Джонни даже шляпу приподнял. И этот во все глаза пялился на Моник. А она ему еще и подмигнула. – Но хочу сказать сразу: я во всем поддержу своего капитана!
– А я разве прошу о чем‑то противоречащем? – Бенёвский руками поманил меня к столу. – Ну же, леди! Займите свое место!
Клод и Джон повернулись ко мне: садись, мол! Да, я должна была сесть, должна была начать переговоры… Но сесть за один стол с убийцей моего отца?
– Пусть она уйдет.
– Кристин, сейчас не время! – Моник с досадой сорвала с головы свою дурацкую пилотку и швырнула на пол. – Поверь, я сожалею! И не отказываюсь, как видишь… Но именно с моей помощью все можно исправить. Только с моей помощью, Кристин.
Исправить?! На меня будто наковальня упала: почему я сама не подумала?! Ключ, остров Демона! Мы можем вернуться во времени прямо туда, в тот проклятый день, и все исправить! Отец не умрет! Я зашаталась, и Клод меня подхватил.
– Не торопись! Не торопись ни на что соглашаться! – прошептал он мне в ухо. – Сядь, и давай‑ка побольше слушать!
Мы кое‑как разместились за столом. Пришел и Устюжин, но ему места уже не хватило, он устроился возле окна. Моник старательно отводила от меня глаза, но ни на грош я не верила в ее искренность. Только постаралась успокоиться. Нужно было понять, что она имеет в виду – «только с моей помощью». Бенёвский хлопнул в ладони.
– Руди! Накрывайте, прошу вас – гости наверняка голодны!
– Вообще‑то, моя команда сыта, – сказала я. Пусть наши припасы и истощились, но мы сюда не побираться пришли. – Так что не очень беспокойтесь. Тем более, что у вас, как я поняла, кормят как в тюрьме, да?
– Острог – не совсем тюрьма… – Бенёвский задумался. – Впрочем, как вам угодно. Однако не все так скверно. Я лишь хотел сказать, что у нас нет ни изысканных кушаний, ни достойного вина. Впрочем, коньяк совсем неплох. Из личных запасов покойного капитана Шпеера, а он знал толк в выпивке!