– Докажите, что вы наш друг, Бенёвский, сейчас или никогда!
Я направила на полковника острие сабли и рядом со мной встали мои матросы. Из‑за мачты выглянул Клод, усмехнулся Устюжину и поднял заряженное ружье. Раненый Иван тщетно пытался дотянуться до отброшенного в ходе боя автомата.
– Хорошо, но что толку? – Бенёвский все еще колебался. – Мы ведь и так можем с ними разделаться пушками!
– Нет! – настаивала я. – Мы проиграли бой! И мы хотим отомстить! Джон, командуй лево руля, мы возвращаемся!
В другой раз многие, может быть, и засомневались бы. Но команда была слишком горяча от первого боя и теперь, получив новое оружие, рвалась вперед. Бенёвский что‑то сказал Устюжину и тот, с досадой сплюнув за борт, пошел отдавать распоряжения. Я успела заметить, что как минимум троих не досчитался и полковник, хотя наши потери были куда выше.
Увидев, что мы возвращаемся, японцы взвыли от восторга. Они снова заполонили всю палубу. Сколько же их было на небольшом корабле?! Не меньше двух сотен, а то и больше, и это не считая матросов. Мушкетная пуля, прилетевшая с «Венесуэлы» убила одного и ранила второго матроса, стоявшего за его спиной. Дюпон тут же выстрелил в ответ и подскочил ко мне, потянул за мачту.
– Он жив, я чувствую!
– Стрелок?! – я и забыла про этого дьявола. – С чего ты взял?
– Я следил! – Клод указал на палубу. – Там минимум пятеро наших, которым попали в голову. Убивал одного за другим, без промаха. Стрелял в голову, наверняка. Кто это может быть?
Мы снова попрятались. Теперь «кошки» забрасывали только японцы, наши не высовывались. Да и что в том нужды, если враг сам обо всем позаботится. Люди Бенёвского между тем разложили на палубе гранаты и доложили командиру о готовности. Полковник обернулся ко мне.
|
|
– Уже очень близко, так что пусть все спрячутся! Ну, и… За павших товарищей! Давай!
Мне хотелось посмотреть, но подскочивший Джон оттянул меня в сторону. Он уже видел, с какой силой и на какое расстояние разлетаются осколки. Впрочем, кое‑что я все же увидела. И этого хватило, чтобы понять: в будущем не будет никаких абордажных сражений. Когда сеять смерть так легко, что это способен сделать и ребенок, нет никакого смысла подставлять славных бойцов под нелепую гибель.
Когда взрывы стихли, мы услышали истошные крики десятков раненых. На палубу «Венесуэлы» было страшно смотреть даже видавшим виды пиратам. Впечатленные атакой Бенёвского, бойцы не спеша взбирались на борт и рассматривали произведенное гранатами действие. Но так продолжалось недолго: в них снова полетели стрелы. На корабле начинался пожар, в трюм наверняка заливалась вода, но выжившие японцы продолжили бой. И тогда мы бросились вперед.
Добивать раненых – подлое дело. Но только в том случае, если раненый просит о помощи, а не пытается достать тебя мечом даже с разорванным животом. Из будущего пришли эти люди, или из прошлого, меня не волновало. Они убивали моих товарищей, и они должны умереть. Я уже понимала, что вся эта история не может быть ничем иным, кроме как вылазкой Прозрачных, противостоящих тем, которым помогали мы. Но что бы ни говорил Клод о мушкете, которому все равно, куда стрелять, я теперь думала иначе. Мушкет по имени Кристин Ван Дер Вельде выбрал свою сторону просто потому, что враги начали первые.
|
|
Из трюма поднимались новые японцы, здоровые или уже раненые прежде. И все они готовы были драться до конца. Опьянение боем – страшная, ни с чем не сравнимая вещь. Мы дрались за каждый дюйм уже тонущей «Венесуэлы», просто потому, что наша победа должна была быть полной. Это касалось не только пиратов. Я видела, как расстрелявший все патроны каторжанин не отступил, а вступил в драку с японцем, орудуя автоматом как дубиной, и упал, разрубленный мечом. Позади что‑то кричал Бенёвский, видимо, умоляя остановиться и поберечь себя, но никто его не слушал.
– Джон, последи за ней!
И сбоку возник Джон, отклонив направленный мне в шею удар меча. Вместе мы потеснили японца, и только тогда я поняла, что кричал Дюпон. Где он сам? Когда японец упал, я оглянулась, но нигде его не увидела.
– Не лезь вперед! – теперь Джонни решил стать моей нянькой. – Клод говорит, где‑то тут Стрелок! И он пришел, возможно, за тобой!
Между тем выстрелы почти стихли – патроны в автоматах закончились, а мушкеты в горячке боя перезаряжать некогда. И только у бушприта «Венесуэлы», где все еще отчаянно сопротивлялась горстка японцев, то и дело кто‑то стрелял из пистолетов. Мне сразу бросились в глаза тела наших матросов – они лежали там гуще, чем в других местах.
– Стрелок! – у меня в глазах потемнело от ярости. Вот кто разбивал мой корабль, когда я ничего не могла сделать! – Стрелок! Я убью его!
Джон пытался меня остановить и получил эфесом в лоб. Он все же кинулся следом, держась за плечо и вот так, вдвоем, мы оказались перед Стрелком. В этот самый миг упал последний из окружавших его товарищей, но и пираты боялись к нему приблизиться. Он лежал, раненый в голову и грудь, а рядом – несколько пистолетов. Узкие, жестокие глаза увидели меня, и я заметила в них радостный, злой огонек. Стрелок поднял пистолет. Я остановилась. Мне просто стало понятно, что все кончено, он не может промахнуться.
|
|
Джон схватил валявшийся под ногами мушкет и выстрелил падая, совсем не успев прицелиться. Мушкет оказался заряжен и пуля, ударившись прямо в пистолет Стрелка, вышибла его из руки. С досады вскрикнув, он попытался взять другое оружие, но сломанные пальцы не слушались. Он потянулся другой рукой, но в тот, же миг в шею Стрелка вонзился широкий нож.
– Вот так вот! – выдохнул Устюжин и зачем‑то стал отряхивать мой камзол. – А я уже думал, леди, конец вам.
– Благодарю, – только и оставалось сказать мне. Впрочем, не смогла удержаться: – В драке всегда немного запачкаешься, А нож могли и не кидать, Стрелок все равно не мог выстрелить.
Устюжин наморщил лоб, вдумываясь, а потом рассмеялся. И натянул мне шляпу на нос. Расправу пришлось отложить на потом – я знала, что Стрелок выстрелил бы снова. Я сняла шляпу, стараясь унять дрожь в руках, и увидела Дюпона. Он, широко улыбаясь, выбирался из трюма.
– Полно воды! Это корыто часа не продержится! – доложил он, проходя мимо меня. – Кстати, они хотели взорвать пороховой погреб. Не успели.
Все так же спокойно Клод подошел к еще хрипящему Стрелку, наступил ему на грудь и выдернул из раны нож. Кровь на миг брызнула фонтаном, и глаза Стрелка закатились. Только мне и Джону было видно, как скользнули за ворот мертвеца пальцы Дюпона, как нащупали что‑то, и как окровавленный нож перерезал какой‑то шнурок.
– Мертв! – француз подошел к Устюжину и протянул ему нож.
– Да я и сам видел, – хмыкнул Иван и опомнился. – Мауриций! Ты цел, брат?
– Вполне, – Бенёвский мрачно стоял на палубе «Венесуэлы», рассматривая поле боя. – Не могу не отметить, капитан Кристин: вы слишком увлекаетесь боем.
– А я чем не займусь, всем увлекаюсь, полковник Бенёвский! – ни в какой критике я сейчас не нуждалась. – Эй, кто там на ногах?! Обшарьте корабль! Нам нужно все, но прежде всего провиант, вода, канаты и все, что может пригодиться для починки! Моррисон, не изображай из себя раненого, займись делом!
– У нас такие течи, что того гляди пойдем вслед за «Венесуэлой», – проворчал боцман, поправляя повязку. – Всех, кого мог, уже отправил вниз, к Бену. Так что давайте‑ка сами займемся остальными делами.
Я оглянулась на свой корабль и едва не заплакала. Несколько рей сбито, паруса обвисли до палубы, на корме черное пятно от пожара. В борту – проломы от ударов ядер. Мне казалось, что даже стрелы, утыкавшие все судно, причиняют «Ла Навидад» боль. Команда была под стать кораблю: израненные люди помогали друг другу перебраться через борт.
– Парни, мы должны… – начала я и вдруг поняла, что Роберт так и не появился рядом со мной. – Что с Робом?
– Стрела, – вздохнул Джон. – Пробито бедро, насквозь.
– Так надо насыпать пороху, поджечь, чтобы заразы не было! – я двинулась к «Ла Навидад». – А вы обыщите это проклятое корыто, у нас все на исходе!
Но прежде, чем я покинула «Венесуэлу», Дюпон вложил мне в руку нечто металлическое, кольнувшее пальцы. Я опустила глаза и увидела фигурку кобры.
– Стрелок? – тихо спросила я, хотя все поняла.
– Конечно. И мне кажется, он приходил за тобой.
– Да хоть за морским дьяволом! Стрелок у нас ты, оставь себе.
– Обижаете, леди! – Дюпон хрипло рассмеялся. – Заряжаю я теперь не так быстро, но стреляю по‑прежнему неплохо. Распорядись этой змеей сама, капитан.
Ничего не оставалось, как запихать волшебную фигурку в карман. Не препираться же, пока она не попадется на глаза Бенёвскому. Я перескочила на «Ла Навидад» и пошла искать Роба. Есть время убивать, есть время лечить.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Простить и не простить
Опьянение боем – это прекрасно, только у каждого опьянения есть и оборотная сторона – похмелье. Я проснулась под утро с пересохшим горлом и больной головой. Вода была тут же, в графине на столе, но все тело ломило, и я боялась пошевельнуться. Вспоминались самые неприятные картины вчерашнего. Мои люди умирали… И даже не ради добычи. Они защищали меня. Это, конечно, было единственно правильным выходом, наши головы связаны охотничьим соглашением. И атака на любого из нас – атака на всех. Вот только я жива и даже не ранена, а очень многим пришлось отправиться на дно в парусиновом мешке, с чугунным ядром в компании. И то и другое мы взяли на «Венесуэле», своего осталось маловато.
Странный корабль. Испанский, судя по всему, хотя мог быть и португальским, переименованным. Ни одного европейца на борту. Кто послал сюда Стрелка, как он нашел нас? Теперь вряд ли удастся это выяснить. Разве что спросить у Прозрачного, если он еще раз появится. Я отчего‑то знала, что появится обязательно. Вот только разговоры с ним всегда одинаковы: он говорит только то, что хочет сказать. Но вчерашний бой многое изменил. Врагов правильнее всего выбирать самому, только не всегда так получается. Вчера враги выбрали меня. Что ж, им же хуже.
Еды на «Венесуэле» оказалось совсем мало, в основном копченое мясо и рис. А вот воды не удалось найти совсем. То ли они прикончили ее перед последним боем, чтобы хоть раз напиться вдоволь, то ли ее и без того не оставалось. И у нас воды было мало. Но мне так хотелось пить… Я решилась, села в постели и тут же полезла под подушку за пистолетом. К счастью, его там не оказалось, или пришлось бы оттирать от моей двери мозги Руди. Он сидел, прислонившись к ней спиной, и смотрел прямо на меня.
– Дьявол тебя сожри, кто впустил?!
Руди молчал, и я вдруг поняла, что он спит. С открытыми глазами, выпученными, как у какого‑нибудь осьминога. Ничего тяжелее подушки у меня не было, поэтому ему повезло второй раз. Он заморгал, поднял ударившую его по лицу подушку и, наконец, сообразил, где находится.
– Что ты здесь делаешь?
– Простите, капитан! – он кое‑как встал и сделал шаг к кровати. – Это ваше?
– Стой там и кидай ее мне! Тебе вообще в детстве объясняли, что неприлично торчать возле спящих, нечесаных, помятых девушек?
– Вчера все здорово устали, а я помогал Бену в трюме… – забормотал Руди. Подушку он мял в руках, никак не решаясь бросить. Бросил наконец, и так вежливо, что она пролетела только половину пути и упала на пол. – Извините. И вы устали, и потом все ушли, а вы приказали принести вам еще бутылку вина, и я пришел, а вы спите. И я как‑то уснул.
Я осмотрела каюту. На столе красовались несколько пустых винных бутылок. Значит, похмелье у меня было не только от боя. Оставалось только надеяться, что я к этой «батарее» имею меньшее отношение, чем боцман или Клод.
– Ну и где вино, которое я приказала принести?
– Да я пришел сказать, что все, нет больше вина. Только немного рома. Я пришел, а вы спите.
Подойти и поднять подушку он, конечно же, не решился. Я, кряхтя, поднялась и подобрала ее сама, а потом взяла графин и мелкими глотками, как учил отец, высосала из него всю влагу. Воды на «Ла Навидад» тоже осталось совсем немного, нужно экономить. Ненавижу умываться морской водой! Но что поделать… Я нашла пистолет, проверила заряд и, можно сказать, окончательно проснулась. Оглянулась на Руди и обнаружила, что он смотрит в сторону.
– Ну ты молодец! Торчать у меня в каюте, когда я сплю – это ничего, а белье, значит, смущает! – я приоткрыла ставень и выглянула в окно. За кормой, на западе, все еще было темно. – Чего ждешь, Руди?
– Капитан Кристин, я вам кое‑чего не рассказал… Но думаю, вам будет интересно узнать.
– Мне все интересно! – я вернулась в кровать и накрылась. – Давай, только быстро.
– А я… – Руди сложил руки на груди, будто молиться собрался. – Я могу считать себя членом вашей команды, капитан?
– После вчерашнего‑то? Запросто!
Нам дорого стоил вчерашний бой. Только убитыми я потеряла четверть экипажа, еще несколько человек наверняка умерли этой ночью. Из Моррисона лекарь так себе, и от меня мало проку, а больше и нет никого. Много раненых, трудно распределять вахты. Впервые я пожалела, что не держу на корабле коз – все‑таки молоко раненым очень полезно. Но вот не держу, чтобы не смеялись за спиной. Потому что в детстве меня коза кормила, а не мать, и шуток на эту тему не люблю.
– Тогда вот что, капитан! – Руди выпрямился. – Осмелюсь доложить: там, на Мадагаскаре, фрекен Моник и полковник Бенёвский с кем‑то встречались.
– Интересно! Если, конечно, они не встречались друг с другом, – хотя меня и это интересовало. Меня интересовало все, касавшееся Моник. – Подробнее!
– Ну, об этом почти никто не знал. После того, как… Ну, после того, как почти вся команда погибла, мы обогнули остров и стали на якорь в одной бухте. Не смогу ее показать, я не разбираюсь в картографии. Часть экипажа высадилась на берег. Бенёвский послал Устюжина и еще несколько человек обследовать какие‑то скалы. В лагере остались только он, фрекен Моник, лейтенант и я. Я готовил ужин на всех. Как только ушла группа Устюжина, полковник и фрекен отправились куда‑то в другую сторону, вдоль берега. Их не было, наверное, час. Я не знаю, важно это или нет.
– Не знаю.
В общем‑то, это было вполне в стиле Моник. Пока был нужен Отто, она с ним, а как появился новый начальник – так у Моник новая любовь. Но, то ли Бенёвский оказался умнее, то ли они ходили не за тем… Она ведь и правда любила своего Отто, и вчера вечером не отходила от него, хотя досталось обоим примерно поровну от взрыва бочонка с порохом.
– А что делал лейтенант?
– Лейтенант фон Белов охранял лагерь. И он очень нервничал. Но мне ничего не сказал, а я, конечно, не спрашивал, – Руди закатил глаза, припоминая. – Они тогда поссорились с фрекен Моник. Но потом, по пути сюда, помирились. А мне лейтенант приказал молчать, и полковник тоже.
Не нравился мне этот Отто. Мрачный, влюбленный, склонный к самоубийству… Лучше бы Моник ему не мешала. Но, с другой стороны, Отто – ее слабое место. Тогда пусть живет.
– Значит, Устюжина полковник не посвятил в этот секрет?
– Не могу знать! – Руди вытянулся в струнку. – Но, думаю, посвятил. Только, скорее всего, потом, после дела. Бенёвский никому, кроме Устюжина, до конца не доверяет. Говорят, были еще два человека, но они погибли на Формозе.
– Ладно, ступай. Займись чем‑нибудь полезным вроде приборки, а как Бен проснется – снова помогай ему.
– Все еще спят, кроме вахтенных! – Руди замялся и вдруг вытащил из кармана какую‑то коробочку с прорезями. – Давайте, я вам чуть‑чуть поиграю?
Я потянулась к пистолету. С этими парнями из двадцатого века надо держать ухо востро, особенно когда они держат в руках что‑то непонятное. Но Руди поднес коробочку к губам и принялся издавать какие‑то заунывные звуки.
– Прекрати!
Я люблю, как испанцы играют на своих гитарах. Я люблю, когда в тавернах играют пьяные музыканты и все пляшут. А вот таких «та‑та‑та», да еще на похмельную голову – не люблю!
– Это старинная песня! – Руди, кажется, искренне удивился. – Я хорошо играю на гармонике! А песня трогательная, она о девушке, у которой умер возлюбленный Августин, и…
– Пошел!! Вон!!!
Он наконец‑то убрался. Пора было и самой выйти на палубу. Кое‑как приведя себя в порядок и одевшись, я, постанывая от боли в каждой мышце, покинула каюту. По носу небо уже посветлело, вот‑вот должен был начаться восход. За штурвалом стоял Джон, мрачный и сонный.
– Привет! – он махнул мне рукой. – Еще пара дней и уткнемся в берег, а Дрейка что‑то не видно. Как спалось?
– Прекрасно! Вот только вино кончилось, как всегда, в самый неподходящий момент. Но зато в меня, кажется, влюбился Руди.
Джон скривил губы в подобие улыбки. Ну конечно, мистер Мак‑Гиннис полагает, что если его приятель Роб пытается за мной волочиться, то я уже его невеста.
– Кстати, как там Роберт? Спал ночью?
– После того, как ты ему обработала рану порохом? – Джон наконец‑то улыбнулся по‑настоящему. – Еще как! Один только раз проснулся, растолкал меня и просил пообещать, что ты больше не придешь. И во сне, кажется, убегал от тебя.
– Бедняга! Но с ранами в этих широтах не шутят, любая зараза может убить.
За Роба я особенно не беспокоилась: молодой, крепкий парень, да и рана не серьезная, хотя и потерял немало крови. А вот остальные… Я зашла к раненым и, как и ожидала, нашла четыре трупа. Еще двое могли скончаться в любой момент. Боцман, к утру набравшись смелости, вдруг решил заштопать себе рану на лбу и теперь, приплясывая от боли, матерился перед зеркалом. Пришлось помочь, а то Моррисон с похмелья и глаза себе мог зашить трясущимися руками.
– Корабль будем латать. Как ни странно, почти все можно починить на ходу, – докладывал он, пока я протыкала ему кожу парусной иглой. – Бен жалуется на пробоины, но плотники всегда жалуются! Пробоины небольшие, даже, можно сказать, аккуратные. Забьем как следует, и продержимся сколько надо, только следить за ними и воду отчерпывать пару раз в сутки. А вот с людьми плохо. Считай, на ногах только половина. Ребята говорят, за тобой приходили. И Стрелок этот – сущий дьявол! Да все они дрались, как дьяволы. А ты что думаешь?
– Думаю, что приходили за мной, – подтвердила я. Не было смысла скрывать правду. – И что думает команда по этому поводу?
– Что мы должны были тебя защитить, что же еще? А еще здорово, что если у Бенёвского и остались эти гранаты, то одна‑две. Это мы переживем, если потребуется его выкинуть.
– Он приведет нас к золоту, не забывай. Не стоит сейчас его трогать.
Так действительно было нужно. Да и ни к чему, чтобы кто‑то собрался кого‑нибудь «тронуть» без моего приказа. А Бенёвский сейчас был просто необходим. Я желала отомстить врагам. А по‑настоящему это можно было сделать, только выполнив ту миссию, которую Прозрачный возложил на Джона. Значит, сначала надо отыскать Дрейка.
Настала пора завтрака. В моей каюте, как обычно, собрались только свои – Бенёвского и его людей мы не звали. Роберт приковылял сам и зачем‑то стал извиняться, что громко орал во время обеззараживания раны. Смешной, я бы еще не так визжала! Ногу показывать не стал, уверил, что все в порядке. Клод выглядел куда хуже. Он пытался пить ром, но как‑то не очень у него получалось. Я даже порадовалась, что вина на корабле больше нет. Мне хотелось посоветоваться.
– Скажите, друзья, я зря вчера второй раз пошла на абордаж? Мы могли потопить «Венесуэлу» ядрами.
– Нет, не зря! – сразу откликнулся Клод. – Это был вызов. Стрелок пришел за тобой, и его нужно было добить. А иначе… Может быть, он и в воде не тонет? Ты же знаешь, что он не просто метко стрелял.
– Ах, да! – я и забыла. – Хочу вам представить новый предмет.
Я отыскала в кармане фигурку кобры. Размышлять о ее свойствах не приходилось – Стрелок без промаха бил по нам и из пушки, и из пистолета.
– Здорово! – Джон покачал кобру перед глазами. – Пригодится. Теперь «Ла Навидад» в море никого к себе не подпустит. Будешь не только капитаном, но и главным канониром.
– Нет, не хочу, – я и правда не хотела. Вообще как‑то стала уставать от стрельбы и убийств. – Роберт! Я доверяю эту кобру тебе.
– А почему не Джону? – у Роба глаза загорелись, но он не мог не поскромничать. – Джон тебе вчера жизнь спас!
– И Джон, и Иван. И, если разобраться, вы все. Бери кобру, Роб.
Джон только кивнул. Я знала, что наш шотландец до сих пор переживает, что оказался в пиратской компании. Дай такому кобру – а он начнет мучиться, играть в честность. Мол, не по‑джентльменски так воевать. К тому же и сам он ее не хотел.
– Тогда дальше! Я приняла сторону в игре Прозрачных. Вчера нам бросили вызов, пытались помешать. Я считаю своим долгом передать дельфина дальше, просто чтобы насолить врагам.
И снова все согласились. Клод, конечно, ухмылялся, зато как был рад Джон! Наконец‑то перестал бояться за морскую славу Британии. Оставался последний вопрос, самый сложный.
– А еще я хочу разобраться с Моник. Хватит жрать, дайте совет. Моник обещает вернуть отца. Но может обмануть. Она тоже общалась с Прозрачными, не знаю, с какими. Они, вроде бы, подсказали выход.
– Обманет! – тут же заявил Роб. – Я ей не верю!
– Скорее всего, обманет, – поддержал его Клод. – Но дело не только в этом. Видишь ли…
– Стой! – мне не терпелось изложить свой план. – Прозрачные говорят, что Подземелье Демона не пустит нас в то время и в то место, где мы уже есть. Но я могу нанять команду, дать им корабль и Ключ. Они отправятся туда и спасут отца.
Над столом повисла тишина, даже Клод положил нож, с которого ел солонину.
– И что же получится? – спросил наконец Джон. – Капитан Ван Дер Вельде будет жив, а Моник, скорее всего, убьют. Тогда… Тогда все пойдет иначе?
– Запросто. И неизвестно, что в итоге получится, – Клод печально посмотрел на меня. – Кристин, всего, что произошло, не станет. Все будет по‑другому. Может быть, я пристрелю Дрейка. А может быть, твой отец просто заберет у него добычу, хотя, скорее всего, и то, и другое. И мы с Джоном никогда не станем друзьями, и ты не станешь такой, как сейчас.
Я зажмурилась. Да, я повзрослела за последнее время, и не жалела об этом. И я была рада, что я – капитан, что со мной трое друзей, которым я могу доверять во всем. Но как много случилось плохого! Прежде всего – смерть отца. Проклятое время! Уберешь плохое – уберешь и хорошее.
– И это не все, – Клод решил меня добить. – Кристин, а зачем его вообще возвращать с того света? Я все понимаю, ты любишь отца и скучаешь по нему, но ведь однажды ты должна была увидеть его смерть. Случилось лишь то, что должно было случиться рано или поздно.
– Еще неизвестно, кого бы прикончили раньше! – закричала я сквозь слезы. – Может, я и не увидела бы его смерти!
– Ага, он бы увидел твою! – все же Клод бессердечная скотина, каким был, таким и остался. – Вот радость для папаши! Нет, вот уж этого он хотел бы меньше всего. Пусть все идет своим чередом, Кристин. Ван Дер Вельде‑старший умер. И это его судьба. Он бы не захотел, чтобы ты все меняла, поверь. Его корабль в надежных руках, и о его дочери тоже есть, кому позаботиться. Вот, разве что, если ты вернешься в Лондон и выйдешь замуж за…
– Заткнись! – я утерла слезы салфеткой. – Были у папаши и дурацкие желания. Не все же их выполнять?
Мы снова помолчали. Как ни странно, я не стала возражать. Увидеть отца очень хотелось, а спорить с очевидным – нет. Я капитан. Я должна иметь холодную голову. И Клод, конечно, прав. «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов» – отец не слишком жаловал Святое Писание, но эту строчку любил.
– Хорошо! – я встала из‑за стола и сунула за пояс пистолет. – Если так, то и с Моник больше церемониться незачем.
Они, конечно, все трое тоже вскочили. В глазах Джона – мольба. Ох, шотландец, нежная душа! Все еще верил он где‑то в глубине души, что Моник способна измениться, что не она виновата в своих несчастьях… Тот, кто ищет оправданий, всегда их найдет! Но суть человека никогда не меняется.
– Я пойду с тобой, – решил за всех Клод. – А вы, парни, останьтесь. Будет заварушка – поможете. Роб, не забудь прижать кобру к телу.
– Кристин, не надо! – все же не удержался Джон. – Я понимаю, что ты имеешь право, но…
– Да, она имеет право, – оборвал его буканьер. – Я тоже не хочу ее крови, но Кристин имеет право.
Больше говорить было не о чем. Я вышла из каюты и вместе с Клодом спустилась в трюм. В углу, где жили «бенёвцы», все спали, даже караульный спал в обнимку с мушкетом. Стонал раненый, про которого еще вчера было ясно, что не выживет. Повсюду – окровавленное тряпье. Под гамаками лежали пулеметы. Страшное оружие! Вот только зубов у него почти не осталось, я видела опустевшие ленты.
Гамаки Моник и Отто были, как и всегда, прикрыты занавеской. Я бесшумно отодвинула ее и тут же встретилась взглядом с Моник. У нее были какие‑то пустые, ввалившиеся глаза, да и вся она будто почернела. Дело было не только во вчерашнем взрыве. Снова не поладили с Отто? Он тем временем спокойно спал. Не вступая в разговор, я молча приставила пистолет ко лбу Моник. Она открыла было рот, но тут же в ее глазах появился неподдельный ужас. Я рискнула на миг взглянуть в сторону: Клод с невозмутимым лицом приставил свой пистолет к виску спящего Отто.
– Мне очень жаль, Моник.
– Тебе не в первый раз убивать спящих, да, Клод? – прошептала она. – Прошу, не надо. Не стреляйте.
– Я против Отто ничего не имею, – меня немного удивил такой поворот. – Клод, оставь его.
– Он будет кое‑что иметь против тебя, когда выстрелишь, – буканьер не пошевелился. – Ты наш капитан, и я не собираюсь ждать, когда он на тебя набросится. А ты, Моник, не грусти – многие хотели бы умереть во сне. Уснуть и не проснуться, это так легко.
– Не надо… – по щекам Моник покатились крупные слезы. – Я очень прошу тебя, Кристин, не убивай меня! Особенно сейчас! Я виновата, но я все верну, все исправлю!
– Врешь, – вздохнула я. – Если ты не убьешь капитана Ван Дер Вельде, то многого не случится. Например, ты никогда не встретишь Отто.
– Я добралась бы до него сквозь века… – почти застонала Моник. – Я бы вытащила его с той войны… Я бы попыталась. Кристин, пожалуйста, я очень тебя прошу! Не убивай меня! Я исчезну из твоей жизни, просто исчезну! Мне ничего не нужно, мы с Отто будем жить где‑нибудь тихо, вдалеке от любого моря! Не убивай!
Она попыталась опуститься передо мной на колени, но я не пустила, уткнув дуло пистолета ей в грудь. Глупо все получалось. Я должна была убить ее тогда, в горящем городе! Или еще раньше, на Тортуге! Но я ошиблась, я не справилась. И теперь расплата: передо мной не жестокая тварь, не беспринципная авантюристка, а ревущая баба. Убить ее просто, но так гадко.
– Время идет, Кристин, – Клод не отводил взгляда от спящего. – Я не буду тебе ничего советовать.
– Куда вы с Бенёвским ходили на Мадагаскаре? – я вспомнила утренний разговор с Руди. – Ты там говорила с Прозрачными?
– Там – нет, они приходили раньше, во сне! – всхлипывая, затараторила Моник. – На Мадагаскаре я должна была показать Бенёвскому, где взять одну вещь…
– Волшебный предмет?
– Нет! То есть – да, но не как дельфин. Это такая коробочка, похожая на компас. Там стрелка. Она указывает на дельфина. Так сказали Прозрачные, я должна была передать ее Маурицию. Он захотел пойти со мной, и мы все нашли там, где и было обещано. Кристин, я говорю правду, не убивай меня! И Отто!
– Ты служила моим врагам. Нашим врагам! – чем сильнее я злилась, тем менее была способна спустить курок. Вот такие странные вещи стали со мной случаться. – Ведь это они вчера напали на нас!
– Мауриций согласился забрать у Дрейка дельфина уже после его кругосветного путешествия, – вздохнула Моник. – А должен был взять его еще там, в Вест‑Индии. Коробочка помогла бы нам его найти. Сначала мы собирались идти прямо на подводной лодке, но не хватило горючего. Отто едва дотянул до Оука, там мы хотели взять у вас корабль и пойти на перехват Дрейка, так требовали Прозрачные. Но Мауриций решил поступить по‑своему. Он не доверял Прозрачным! Они рассердились. Теперь мы все в опасности.
– А про способ вернуть моего отца с помощью записки самой себе ты, конечно, солгала?
– Я не знаю! – всхлипнула Моник. – Что я в этом понимаю? Но они сами сказали, что вернуться в, то, же время и место нельзя! Я старалась придумать… Не убивай меня, прошу!
– Вот заладила! – я влепила ей затрещину и убрала пистолет. – Все, Клод. Мы уходим.
– Ты бы предупреждала, когда вот так звонко бьешь! – пробурчал он. – Я ведь мог и выпалить с перепугу! Что ж, Моник, скажу честно: я рад, что ты осталась жить. Потому что мне тебя жаль.
Она ничего не ответила, только закрыла лицо руками. Мы вышли из‑за занавеси. Караульный проснулся и удивленно смотрел на нас. Я помахала ему рукой.
– Люди ведь не меняются, Клод?
– Немного все же меняются, – он то и дело оглядывался через плечо, всего ожидая от Моник. – Умнеют, вот как. Не все, не всегда… Только те, кому повезет. Мне кажется, Моник начала что‑то понимать.
– А ты как был бессердечным убийцей, так и остался.
– Наверное, – признал Клод. – Да и поздно мне менять некоторые привычки. Надеюсь только, что я поумнел. Во всяком случае, я больше не мечтаю забрать себе все золото мира.