Когда в БДТ только началась репетиция спектакля «Язык птиц», с участием начинающих актёров с аутизмом, студентов центра «Антон тут рядом», то режиссёру и организаторам проекта приходилось даже согласовывать маршруты передвижений этих актёров (особенных людей) по коридорам театра, «чтобы не дай Бог не попасться на глаза уважаемым заслуженным и народным артистам БДТ». Нашлись даже те, кто писали письма в инстанции: «Превратили уважаемый театр в больницу!»
Это одна из историй, рассказанных в Казани Борисом Павловичем, режиссером из Санкт-Петербурга, экс-руководителем социально-просветительского отдела БДТ, неоднократным номинантом на премию «Золотая маска». И эта история, закончившаяся хорошо! Примерно через год особенных артистов в театре полюбили!
- Я это понял, когда меня вдруг остановил один из актёров и со смехом рассказывает: «Тут вбегает твой один…» - а это Антон был, нас в этот день перевели в другой зал репетировать, а Антон опоздал и не знал ничего, и он вбегает, а на нашем месте уже основная труппа БДТ репетирует, все главные актёры, готовят серьёзный спектакль – «Войну и Мир», и тут Антон этот! «Вбегает твой, слышь, прямо на середину сцены, а там Алиса Бруновна, весь генеральский состав БДТ. Антон, значит, озирается, глядит на всех, и вдруг громко так на весь зал: «А где Павлович?»
И по тому, как он мне это пересказал (заслуженный артист из БДТ), не злобно, а со смехом, я понял, что всё! Можно выдохнуть! Наших ребят приняли! Нужно было, чтоб прошёл год! И начинали мы с согласования маршрутов, а закончили тем, что вот есть у нас, например, капельдинер, работник зала, милая женщина, и она всегда приходит именно на этот спектакль, просит, чтобы её смену ставили в этот день! И актёров этих здесь все теперь обожают!
«Самоё большое живое существо в мире – это опёнок», - иногда полезно об этом вспоминать. Нам об этом как раз и напомнил режиссёр Борис Павлович, гость Казани, проводивший в театральном пространстве «Угол» свою творческую встречу с местной интеллигенцией, но кажется, в отсутствие журналистов, кроме вашего покорного, во всяком случае, известных мне коллег-«культурников» я не встретил. Наверное, потому, что Борис показался им каким-нибудь опёнком, а не секвойей, но опёнок – самое большое существо в мире, самая большая грибница опёнка находится где-то в штате Орегон, и простирается чуть ли не на 25 километров.
«Самоё большое живое существо в мире – это опёнок», - иногда полезно об этом вспоминать. Нам об этом как раз и напомнил режиссёр Борис Павлович, гость Казани, проводивший в театральном пространстве «Угол» свою творческую встречу с местной интеллигенцией, но кажется, в отсутствие журналистов, кроме вашего покорного, во всяком случае, известных мне коллег-«культурников» я не встретил. Наверное, потому, что Борис показался им каким-нибудь опёнком, а не секвойей, но опёнок – самое большое существо в мире, самая большая грибница опёнка находится где-то в штате Орегон, и простирается чуть ли не на 25 километров.
Но эта грибница опёнка находится под землёй, и её никто не видит, хотя она там находится более 2000 лет! Вот самой старой секвойе – всего около 700 лет, но ею все любуются, потому что она такая большая, такая вертикальная (а грибница горизонтальная)! По совпадению, секвойя эта тоже растёт в штате Орегон! Борис Павлович нашёл идеальную метафору того, что он называет «горизонтальные структуры в современном искусстве» (заявленная тема лекции). Вот эти самые – секвойя и опёнок (грибница), второе и первое (и по размеру, и по продолжительности жизни) живые существа на нашей планете! Причём, и в том, и в другом случае – реальное преимущество за опёнком, но видимое глазу – преимущество за секвойей, махиной дерева любуются, а случайный опёнок (маленький отросток во внешний мир, огромной подземной махины) – не заметят, а могут и пнуть!
Но самое главное – что они растут в одном месте (штат Орегон)! Вот это «вместе» - важная часть той истории, которую проповедует сейчас Борис Павлович! Очень важно, например, что спектакль «Язык Птиц» прошёл не в центре для людей с аутизмом «Антон тут рядом», а именно в БДТ! БДТ здесь – этакая секвойя, вертикаль, делящаяся своей тенью. А центр помощи взрослым людям с аутизмом – эдакая горизонтальная структура. Всё началось с фильма про мальчика с аутизмом Антона.
Режиссёр Любовь Аргус снимала кино про парня. Ему исполнилось 18, и у него умерла мама, и тогда выяснилось, что после 18 – судьба его предрешена, и он должен будет оставшуюся жизнь провести в интернате, и там – не будут уже с ним возиться и развивать, и постепенно он должен будет превратиться в овощ, и вот на этом можно было закончить кино, получилось бы такое фестивальное, трагическое, о брошенном, одиноком человеке, и был уже снят последний кадр, как он сидит под одеялом в приюте, этаким маленьким опёнком… Но Любовь не смогла его просто так оставить. И вот так начиналась история уже не фильма, а Центра «Антон тут рядом», нашлись волонтёры, потом специалисты, потом много ещё чего было, пока грибница не разрослась настолько, что Центр открылся! А потом они позвали Бориса из БДТ, с предложением сделать спектакль.
Они хотели сделать просто студию в своём Центр, а Борис позвал их прямиком в БДТ! Потому что, к тому времени знал, что фактор секвойи может сработать! Что это же будет совсем другое ощущение, и у артистов, и у зрителей! От спектакля, взаправду идущего на сцене БДТ!
Он это знал, потому что уже испробовал этот принцип «секвойи и опёнка». Однажды они пригласили в БДТ подростков, они придумали спектакль по мотивам Чернышевского. И даже сегодня, во время казанской встречи, на Борисе Павловиче майка с Чернышевским, а «Что делать?» Видно судьба!
Коллеги Бориса - режиссёр Ада Мухина и драматург Наташа Боренко тогда дали задание детям – найти и привести в БДТ или хотя бы рассказать со сцены зрителям историю про нынешнего «нового человека», ну кто сейчас, в начале XXI века этот самый новый человек? Найдите его, покажите нам его! «И я просто затрепетал, когда одна девочка привела в театр на спектакль Женю Штиль, руководителя благотворительной организации «Дети Павловска», помогающей выпускникам детского дома-интерната для детей с отклонениями в развитии. И вот сидит хрупкая девушка на сцене Большого Драматического Театра, на неё направлены софиты. И она – новый человек! А приведшая её девочка-подросток где-то в глубине зала рассказывает историю Жени. Начала вот как: «Знакомьтесь, это Женя! Посмотрите на неё! Она настоящий новый человек. А на меня не надо смотреть, я ещё ничего такого не сделала!» И ушла в глубину зала с микрофоном, и оттуда продолжила рассказывать Женину историю. Вы представляете? Это же подросток, это самый обычно эгоистический возраст, когда ребята особенно хотят выделиться, обратить на себя внимание, а тут – «не надо на меня смотреть, на неё смотрите!»
Вообще, у горизонтали, «грибницы», есть ещё одна важная вещь, здесь нет одного главного, одного – режиссёра или хозяина, здесь мы все вместе – творим! Главное организовать пространство так, чтобы эти опёнки прекрасных индивидуальностей могли бы вылезать на Свет Божий тут и там. Скажем, спектакли с актёрами с аутизмом хорошо получаются, если сделаны по этому принципу, если им дана свобода пространства и инициативы. Но это работает вообще с любыми людьми. И в том, например, что та девочка-школьница ушла в глубину зала, рассказывая о Жене, не было никакой жертвенности с её стороны, просто сейчас – надо посмотреть на Женю, вылупившегося нового опёнка нашей общей прекрасной грибницы.
«Жертва – это сапоги всмятку»! Учил один из героев романа Чернышевского «Что делать?», то есть нет никакой жертвы, есть какой-то просто новый принцип! Не знаю уж, перечитывали ли роман этот режиссёр Павлович сотоварищи, но с Чернышевским они угадали. Помните, как устроены, к примеру, мастерские Веры Павловны? Там зарплату получают ровно и простая швея, и начальница цеха. И главная цель – это общее благоденствие, общее сотворчество, соработа! Нечто возвышающее!
Много может быть метафор, одна из наглядных – про секвойю и грибницу, но можно припомнить и Чернышевского, а я ещё, конечно, вспомнил Алексея Степановича Хомякова, отца русского славянофильства, он называл эту дихотомию – «иранством и кушитством», в «иранстве» - Бог-личность, Бог-творец («секвойя), а в «кушитстве» - Бог как бы растворён во всей природе, атеизм Хомяков тоже считал разновидностью «кушитства». Сам он был на стороне «иранства», куда относил и русское Православие, Павлович же – чаще занимался горизонтальными проектами, но считал, что большие структуры – театры, университеты, или прочие важные институции – могут многое дать проектам, выстроенным по горизонтальным, волонтёрским принципам.
И вот тут надо сказать о разнице. Ведь на самом деле, мы слышали, а частью видели в Казани похожие истории. Скажем, приезжал сюда режиссёр Красноярского ТЮЗа, Роман Феодори, рассказывал, каким он встретил театр: здание находилось в одном из депрессивных районов города, на спектакли приводили подростков из местных школ, маленькие гопники, трудные подростки, понятный, в общем-то контингент, пацаны бросали пустые бутылки из-под пива прямо на сцену во время спектаклей. Новый режиссёр принял правильное решение: сделать спектакль-вербатим про этих детей, послал актёров собирать истории местных подростков, и из них родился потом спектакль! И это было впервые, когда жизнями этих ребят кто-то заинтересовался всерьёз и превратил в спектакль! И это, как раз пример «секвойя и грибница».
Но есть маленькая разница. Конечная цель этого, и других проектов, о которых рассказывал в Казани Роман Феодори – было привлечение зрителя в театр. Создание «своего зрителя», и в общем-то: именно театр был главным результатом во всей этой прекрасной истории в Красноярске. У Бориса Павловича – центр тяжести смещён как раз в сторону людей людей (то людей с аутизмом, то подростков), ему гораздо интереснее, что происходит с душами людей, чем непосредственно БДТ, театр для него – лишь средство, с помощью которого мы помогаем людям. В конченом итоге, он и ушёл из БДТ.
Или вот проект, которым Б. Павлович не руководил, но был участником. Копирую описание с отчётов о мероприятии: «На время осенних каникул четыре школы стали репетиционным пространством для повестей: «Бэла», «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист». Одна школа – одна история. В каждой из них свой Печорин, своя режиссерская интерпретация. Также школьников ждал сюрприз: чтобы увидеть все части романа зрителям необходимо было перемещаться по разработанному маршруту из одной школы в другую. И, конечно, выполнить творческое задание – рассказать о своих впечатлениях в форме телевизионного репортажа».
Много там было фишек, например, спектакль «Фаталист», поставленный в столовке одной из питерских школ – стал первой и пока единственной работой в России известного эстонского режиссёра Тийита Оясоо, сам БДТ им. Товстоногова приглашал его поставить спектакль на своей сцене, но режиссёр не смог выделить время в своём плотном графике, а вот приехать на 10 дней и поставить спектакль в столовке – смог! Некоторые ставили свои спектакли в таком жёстком варианте, - «но в этом, - говорит Б.Павлович, - тоже было такое детство! Ведь они с этой «жесткостью» идут в школу, к зрителям-детям, и это такой мальчишеский вызов!»
Но более всего поразило его другое, когда потом ребят попросили назвать лучшую из всех частей – каждый называл ту часть, которая ставилась именно в их школе, даже ученики той школы, где ставилась «Тамань», а ставилась она весьма скупыми средствами: пускали едкий дым, а на экране шёл текст «Тамани», который просто зачитывался. Но и здесь местные школьники сказали, что это лучшая часть! Потому что впервые они видели, что в их школе на окраинах города происходит настоящая движуха, в каком-то привычном, скучном спортзале, и рулят всем известные режиссёры («секвойя»!).
Вот эта реакция детей – для Б. Павловича самое важное в этой истории. Похоже устроенный спектакль этого года, прошедший в Свияжской школе на наших глазах – заканчивался впопыхах, зрители быстро убегали на другой спектакль, многие на него опоздали, и в общем – осмысления зрительского опыта, а особенно опыта школьников Свияжской школы в нашем варианте, в отличие от Питерского не произошло (по крайней мере, публично). Было просто интересно, во что превращается школа, как она становится театральным пространством, а вот экзистенциальный опыт человеческой души остался как бы за кадром.
Борис Павлович акцентирует, направляет наше внимание именно на этот опыт. Подкупает в Борисе именно эта любовь к людям, его всматривание в человека, любование человеком. Он восхищается, например, как в далёком Кагалыме, где открыли виртуальный филиал «Русского музея» (в Казани тоже есть), к экранам, на которые транслируются изображения картин и экспонатов, местные умельцы приделали настоящие рамки, чтобы дети видели не просто картины, а картины в рамках! Я помню историю про одного бывшего казанского художника, уехавшего в Сибирь, и там – бросившего занятия живописью, переключившегося на рамки, и когда его спросили, как же так? Он ответил запросто: «Кто-то должен писать картины, а кто-то – делать рамки». Готовая притча!
Мне кажется, я где-то уже видел подобное, но работники Кагалымского музея, сказали Павловичу, что это их ноу-хау. Принципиально не это, а то, как Борис Павлович прореагировал, как он восхитился этому простому факту, а не прошёл мимо него, восхитился, потому что представил, как дети будут смотреть на эти картинки в телевизоре, но в рамках! Каждый опёнок – часть чего-то большего, какой-то огромной грибницы! Грибницы Вселенской любви!
Сейчас они делают новый спектакль, уже не на сцене БДТ, в обычной, арендованной и переделанной под спектакль питерской, бывшей коммунальной квартире, в каждой комнате происходит действо, одновременно и в значительной степени импровизационное, но есть там и постоянные герои, есть свой Даниил Хармс в кепи и с трубкой и шарфом (не путать с Холмсом), есть девушка, которая решает все ваши проблемы, то есть вы говорите ей свои проблемы, а она берёт трубку и звонит, и она сама решает кому позвонить, чтобы решить вашу проблему, есть и старые знакомцы из приюта «Антон тут рядом», и все это происходит, и никто тут не главный, в этой грибнице любви, а заканчивается спектакль – общим застольем в самой большой комнате бывшей коммуналки, напоминающим прекрасные старые фильмы Эмира Кустурицы.