Спектакли театральных лабораторий - неповторимы, оттого всё же и ездишь туда, невзирая на некоторые организационные огрехи. А Свияжские лаборатории делает особенным его место - остров-град Свияжск, до начала 2000 сохранявшее аромат и ауру древнего города чуть ни XVI века (на острове: лишь церкви да старые дома, очень долго здесь даже электричества не было, водопровода (колонки одни стоят), летом - Свияжск становился островом и был отрезан от большой земли, у каждого местного жителя - лодка). Сейчас этот аромат, кажется, утерян: город отуристичен, приведён в порядок, тут не то, что электричество и водопровод - гостиницы, кафешки, торжища, дома новые, одних музеев сколько... по-разному к этому относятся, но к 21.00 туристов уже не остаётся. и воцаряется таинственная тишина, одни церкви видны и закаты... и снова мы вдруг начинаем ощущать почти кинестетически (то есть телом), и здешнюю бывшую тюрьму, и психиатричку, ничто не исчезло! Предночная тишина в Свияжске - явление особенное, и мало кто из туристов увидит её, погрузится в эту тишину, одновременно пугаясь и восхищаясь, вознося глаза к небу, к церковным куполам...
Режиссёр Всеволод Лисовский встречал нашу группу днём, часа в три, до таинственной тишины ещё далеко, место встречи - близ одной из церквей... Он поставил спектакль по философскому трактату Мишеля Фуко "Надзирать и наказывать", вот разве представимо вообще, что из этого можно сделать спектакль? Но сделали...
"Человек - раб и постоянная жертва насилия, насилие постоянно и перманентно, и оно - его естественое состояние, начиная с детсада, школы, армии и прочее... тюрьма наша метафизика. И бороться с ней не надо, а надо принять её как данность. Тебе не принадлежит ни твоя душа, ни даже твоё тело!" Примерно такой катехизис - вдалбливается зрителю (и читателю тратата Мишеля Фуко) неким абстрактным "оповещателем" этого полностью античеловеческого миропорядка. И когда в душе у тебя всё вопиёт против этого - тебе скажут: нет никакой души! И тела нет. И подробно опишут казнь конца XVIII века, когда шесть лошадей тянули несчастного в разные стороны (руки и ноги у него были привязаны, каждая отдельно, и верёвки от руки или ноги тянулись к лошадям)...
Казнь описывается подробно, зримо, указывается имя преступника и его преступление, чтобы мы могли подробнее представить его себе, примерить на себя его мучения и прийти в ужас. Это - первая остановка-станция спектакля. Далее - мы будем идти по маршруту. Режиссёр Лисовскй - наш Вергилий. И ещё далее - нам не понадобится сюжетов, конкретных героев. Актёры, встречающие нас на следующих станциях - будут зачитывать наизусть уже совершенно отвлечённые (от конкретных судеб, времён и пр.) философские сентенции. Они будут казаться такими металическими и лязгующими, как будто мы попали в мир Оруэлла и нам включили радио и заставляют его слушать. Радио - подавляет нашу волю.
Неожиданно и очень быстро из "цивилизованной" части острова мы попадаем в заброшенную. Туристы здесь не ходят, узкая тропа, колея, колея по засохшей грязи - след от колеса квадроцикла, а вокруг - кусты, заросли, т. н. "зелёнка", как на какой-нибудь советско-афганской границе. Актёры появляются ("выстреливают") неожиданно, их лица в белилах, сами они - в военном камуфляже. Чаще всего - появляется в нише из веток посреди кустов белая голова! И рассказывает тоном вивесектора, доктора Моро, что тебе нужно полностью подчиниться правилам, и это хорошо, никакой свободы нет, и это хорошо, спокойно убеждает тебя в этом языком теорем.
Лисовский ведёт дальше. Мы идём друг за другом. Опаздывающие, уже кажется, теряют нить спектакля. Иногда Лисовский стреляет в стартовый пистолет (организаторам пришлось потрудиться, чтобы найти его, случайно я был свидетелем их переговоров)...
Тыльный Свияжск похож на затерянный остров. Закопанная в песке девушка; белая голова посреди высокого склона холма; лозунги, нарисованные на полиэтиленовой плёнке; на спинах трёх полуголых девушек... высокая трава, старая одинокая баржа, мерещущиеся духи умерших свияжских зэков. Один актёр - "распятый" на перекладине (в плаще, рукава просунуты в палку), висит на столбе и вещает, рядом на высоте - дом с забором. На верхотуре, за проволочным забором истошно лают собаки, пока "распятый" с белым лицом произносит очередной монолог-сентенцию.
Странный "антикрёстный ход" по свияжскому аду. Тыльной стороне... Последний акт, последняя актриса: девушка в воде, среди камышей. мы видим только голову её. Она читает. Через минуту всё кончится. Выход из ада - вот он! Пейзаж становится привычным. Обычная автобусная стоянка. В голове вещает механизм-автомат, запущенный неософистом Фуко.
II. Спектакль-перформанс "В глубокой воде"
Про режиссера Массимо Фурлан а пишут: «Швейцарский итальянец Массимо Фурлан известен тем, что эксплуатирует свои детские воспоминания. Причем, в отличие от большинства художников, которые "родом из детства", он не выбирает какие-то частные, глубоко личные впечатления, которые потом делает достоянием зрителей. Напротив, господин Фурлан находит нечто, что было событием для миллионов людей, а заодно оставило и в его детской памяти неизгладимый след. Жанр, в котором поставлены спектакли Массимо Фурлана, это "реконструкция события". В перформансе "В глубокой воде" таким растянутым "событием" стала школьная жизнь (в основу, видимо, легли воспоминания самих актёров, участников спектакля) и ситуации подросткового насилия, в которой оказывались эти ребята (да и мы все, наверняка, оказывались, припомните, и что-то подобное наверняка отыщется). Соавтором спектакля стала Клэр де Рибопьер.
Это именно не "рассказ о", а реконструкция. Задачей режиссёров было, чтобы зрители именно попали в ту самую, свою школу детства, которая для многих ребят было маленьким подобием тюрьмы. В коридорах работают увлажнители, создающие эффект тумана, передвигаться сложновато, но сносно, дышать сложновато, но сносно, сначала мы подумали, что это дым, потом уж догадались и вспомнили о названии - "в глубокой воде", вот этот туман и цветные фильтры и световое оборудование для дискотек (мерцающий шар и проч.) создавали особенные эффекты.
Спектакль - тоже ходибельный, разбит на несколько частей ("уроков"), зрители, разделённые по группам - перемещаются в кабинетах (начальная школа, кабинет английского, математики, русского языка и литературы, и в конце - разные группы объединяются на последний общий урок - в тренажёрный зал)... Перемещаются группы по сигналу школьного звонка: урок, перемена. На переменах - всё тот же водянистый дым, между зрителям ходят дети в черных плащах с капюшонами, глядящие исподлобья, иногда берущие за руку зрителя, того или другого, и переставляющие (переводящие) его на другое место. Обстановка напоминает повесть братьев Стругацких "Гадкие лебеди".
В Кабинетах на уроках - перед нами разыгрывается сценка. Одна из задач - вывести зрителя из ситуации психологического комфорта, к тебе приближаются на расстояние мизинца, остро заглядывают в глаза, в одной из комнат - поднесли горшок с кактусом, зачерпнули чайную ложку в землю, сказали: "ешь" (в некотрых группах зрители не ели, я - съел: оказалась не земля, конечно)...
Особенные ощущения - от работы со светом и с цветами, совершенно импрессионистическое впечатление: каждая комната - затемнена, но с солирующим в темноте резким цветом (фиолетовый, голубой, красный и т. д.). Свет направлен на окна. И мы видим типично свияжские пейзажи за окном - реку и монастырь, на противоположном берегу; купол соседеней церкви и т. д. - но видим как бы через цветное стёклышко (советские люди, бывшие детьми во время оно, это хорошо поймут - все же смотрели через цветные стёкла из бывших стеклянных лимонадных бутылок на мир?)... Очередное новое открытие Свияжска, ожившая выставка... там, за цветным стеклом, снаружи! А мы - тут, в тюрьме свияжской школы. И здесь с нами может произойти всё. А кто всё-таки сумеет вырасти - то значит и пройдёт этот квест до конца, а потом и забудет его со временем, будет вспоминать "школьные годы чудесные", пока однажды швейцарские реконструкторы не вернут их вдруг сюда снова, и взрослые вновь почувствуют себя - в глубокой воде...
III. Спектакль "Палата № 6". Реж. М.Бычков
Нет нужды пересказывать сюжет "Палаты № 6", но есть два самых важных момента, на которых можно остановиться. Первое - это ансамблевость спектакля, а второе - это взаимодействие с пространством острова Свияжска, на котором, как известно, среди прочего и психиатричка имелась.
Актёры были собраны из разных театров, и был даже один непрофессиональный - администратор зала театрального пространства "Угол" Леонид Обойшев (впрочем, я ничего не знаю о его образовании, а в спектаклях видеть Леонида уже приходилось). Но как же здорово были прописаны роли-характеры каждого из актёров "Палаты № 6". У Леонида вон вообще ни единой своей реплики (только хоровые) - а он, большой и внушительный, ищущий какие-то паутинки вдоль белой кирпичной стены, похожий то ли на садовника-великана из сказки Уайльда, то ли на чудовище из "Аленького цветочка", такой наивно прекрасный!
А Елена Калаганова - моя любимица, актриса Тюза! играет дебелую бабу, помощницу главврача... всё-то себе придумала, и походку, и пришибленную постановку головы, выпяченные губы, крестьянский просторечный говор, да я её вообще не узнал сначала.
Все герои - не от мира сего, они как бы в иномирии, и лишь главврач - от "сего", он и говорит-то быстрее, нормальнее, остальные как бы и двигаются в небольшом рапиде.. Я думаю, с речью, с движениями актёров много поработал режиссёр.
Ну и взаимодействие с пространством. Режиссёр ушёл от нарочитости (в первых вариантах, судя по фотографиям у участников лаборатории в соцсетях, планировалось проецировать на стену фотографии реальных больных бывшей свяижской больницы). От этого решено было отказаться. Зато - старинная церковь на заднем фоне (позади белой кирпичной стены, служившей естественным задником), свияжские закаты, кусок забора и электрощитовая будка, создавшая вполне естественный загородок-кулису, были использованы сполна.
Спектакль "Палата № 6" наиболее сильный по актёрскому составу из всех трёх, кроме того, как оказалось, хорошо подытоживал именно те темы, которые развивались и в первых двух показах. Перечитайте "Палату № 6", монологи героев, и вы поймёте о чём я.
Говорят, есть шанс, что спектакль этот повторят в пространстве "Угол", это будет хорошо, но конечно, это будет другой спектакль. Не увидят новые зрители действа из психиатрички на фоне свияжской церкви и невыносимо прекрасного заката, и не будут героев, прижатых к кирпичной стене, поливать из настоящегго противопожарного уличного шланга...
* * *
IV
Спектакль окончился... наступили тишина. Танственная свияжская тишина... небо застыло стеклянно. Кресты над церквями как мачты старинных летучих кораблей... Одинокий буддист медитирует на лужайке.
Река Потудань
Съездил ещё в Челны, на спектакль "Река Потудань"...
История, очень попадающая, на взгляд, в наше сегодняшнее время, в нынешние смыслы...
Пережив апокалипсис - революцию, гражданскую войну... вот пережив - как снова быть человеком? Как снова просто запросто жить, как будто ничего не было? Что-то сломалось. "Русская земля как будто потеряла силу держать на себе людей" - писал Ф.Достоевский по поводу волны самоубийств молодёжи в середине 1870-х. Вот и тут - земли ли потеряла? А скорее: сами люди потеряли. Разучились жить. После апокалипсиса - даже как-то биологически, физиологически... Когда всё это грохнется - как мы придём к своим жёнам? Как будем рожать детей?
Хочется - счастья, любви, детей... не получается! Просто даже быть мужчиной с женой - не получается! Изнасиловать, убить - это, может быть, получилось бы?
Как получилось это у героя поэмы Багрицкого "Февраль", начинавшейся так похоже...
Вот я снова на этой земле.
Я снова
Прохожу под платанами молодыми,
Снова дети бегают у скамеек,
Снова море лежит в пароходном дыме...
Вольноопределяющийся, в погонах,
Обтянутых разноцветным шнуром, -
Это я - вояка, герой Стохода,
Богатырь Мазурских болот, понуро
Ковыляющий в сапогах корявых,
В налезающей на затылок шапке...
И дальше - тоже похоже всё у Багрицкого. Воспоминание о девочке из детства:
Самое главное совершится
Ровно в четыре.
Из-за киоска
Появится девушка в пелеринке, -
Раскачивая полосатый ранец
Но вот потом разница... вернувшийся солдатик Платонова - стал столяром, а солдатик Багрицкого - комиссаром... Комиссар - изнасиловал...
«Уходите! - я сказал матросам... -
Кончен обыск! Заберите парня!
Я останусь с девушкой!»
Громоздко
Постучав прикладами, ребята
Вытеснились в двери.
Я остался.
В душной полутьме, в горячей дрёме
С девушкой, сидящей на кровати...
«Узнаёте?» - но она молчала,
Прикрывая лёгкими руками
Бледное лицо.
«Ну что, узнали?»
Тишина.
Тогда со зла я брякнул:
«Сколько дать вам за сеанс?»
И тихо,
Не раздвинув губ, она сказала:
«Пожалей меня! Не надо денег...»
Я швырнул ей деньги.
Я ввалился,
Не стянув сапог, не сняв кобуры,
Не расстёгивая гимнастёрки,
Прямо в омут пуха, в одеяло,
Под которым бились и вздыхали
Все мои предшественники, - в тёмный,
Неразборчивый поток видений,
Выкриков, развязанных движений,
Мрака и неистового света...
Я беру тебя за то, что робок
Был мой век, за то, что я застенчив,
За позор моих бездомных предков,
За случайной птицы щебетанье!
Я беру тебя, как мщенье миру,
Из которого не мог я выйти!
Вот она, любовь времени апокалипсиса! Только такая - возможна сейчас! А Никита у Платонова - так не может. Он любит. Он хочет любви. И она его любит! Но довершить! Долюбить! Дойти до соития во любви - после апокалипсиса - как? И плотник сейчас - это не то, что плотник до революции. Нынешний плотник - сметает стружку! Стружка! Опилки! - вот метафора, исполненная и в спектакле!
Бьются молодые тела и души, как рыба подо льдом реки Потудань. Там подо льдом - жива! Но над нею. над ними, над нами-рыбами - толщи льда! Когда же... когда же она вскроется?
Вот спектакль про эти наши изнасилованные души времени постапокалипсиса...
Прекрасное попадание главного актёра (Иван Поляков)... ну просто органически, типажно. И это - самый хороший всегда путь для любительских театров, когда есть такое попадание.
В спектакле платоновский герой Никита - получился такой добрый, немножечко увалень, похожий на Герасима из "му-му" (и даже - когда он он выдержав, уходит из семьи на базар нищим, его принимают за немого! может, Герасим и не случайная ассоциация?). И тем страшнее представить его убивающим на гражданской - такого доброго невинного увальня. Что же с нами сделали-то? Все эти войны, революции, хаос...
Меньше этого у актрисы, вот этого излома души, но она просто очень нежна и воздушна, что особенно видно, когда он обнимает её, и берёт на руки... такое нежное, лёгкое созданье в его больших великанских руках...
Много хороших решений пространственных и по деталям придумок. Похороны подруги (сцена с детским гробиком, веточкой и колокольчиком) - щемяща. Актёр, играющий отца - да, тоже неплохо, но всё-таки совсем не старый, всё-таки как-то не сыгралась "старость"...
Но вот Иван-Никита - полностью попал в спектакль, сделал все его смыслы прозрачными и верными...
И от этих-то смыслов, которые столь рифмуются с нынешним, по крайней мере, моим жизненным ощущением, как-то становится печально, библейски печально...
Дневник фестиваля "Действующие лица"
1. «Бойцовский клуб». Моя версия
Страшное дело - фестивальная газета, когда рецензии приходится писать прямо с колёс, когда ты не только вынужденно вползаешь в шкуру театрального критика, но у тебя ещё и нет времени выучить мат.часть
(ибо сейчас уже полвторого ночи, фестивальный день закончился полтора часа назад, а статью тебе сдавать в 7 утра по воле сурового редактора), а значит, приходится просто извиняться и признаваться: “Да, ребята! Я не смотрел фильм "Бойцовский клуб”, и даже не читал первоисточник - одноимённый роман Паланика! Да! Я существую!“ И вот сейчас - именно такой я буду пытаться писать рецензию на спектакль "Бойцовский клуб. Наша версия” Ижевского театра «Les Partisans», спектакль, имеющий дело и с книгой и с фильмом.
Ну и даже хорошо, что я признался, ведь и в этот спектакль вмонтированы “признавашки” простых людей, молодых ребят-ижевчан, да просто - ребят из российской глубинки, неважно какой… Эти “признавашки” собрали с них актёры, записав в виде интервью на диктофон, и потом воспроизвели на сцене по ходу спектакля о “Бойцовском клубе”. Это называется “вербатимом”, как мы знаем! Вот я не смотрел “Бойцовский клуб”, и это никак не называется, а они, те, которые “признавались” в чём-то для одноимённого спектакля - этот фильм смотрели!
И теперь в спектакле: кадры из фильма проецируются на экран, иногда даже целые фрагменты, и живые актёры театра повторяют те же реплики, что актёры в кино, иногда синхронно с ними, иногда чуть-чуть запаздывая… как бы примеривая их на себя, и чуть-чуть не попадая, но возможно, очень желая попасть.
Вот такая история - про молодых ребят из российской глубинки, примеривающих на себя личины главных героев “Бойцовского клуба”, иногда не попадающих, но страстно желающих попасть! Попасть - в мужество, в силу какую-то, в уверенность, в какой-никакой поступок! Попасть! Ведь герои “БК” - такие же молодые и задаются теми же вопросами, обуреваемы той же тоской, что и наши признавальщики здесь, в российской глубинке, тоской от общей бессмысленности и собственной недоделанности, недовоплощенности, недо, недо… но у них-то, ненашенских из фильма, что-то выходит!
Что выходит у этих киношных героев? Да, непонятно! Тоже, в общем, какая-то ерунда выходит, если честно! Но пусть ерунда! Пусть бессмыслица, такая же, как базаровское резанье лягушки - этот “бойцовский клуб”! Но о Базарове ижевская молодёжь ничего не слышала или что-то краем уха! Зато фильм смотрели все (кроме меня), и вот там, в этом фильме - те, американские ребята, не зная, что тут можно поделать со всем этим, всё-таки создают бойцовский клуб! И это вызывает восхищение! Они могут - показаться (хотя бы показаться!) самим себе мужественными, способными на что-то, воплощёнными! И наши, потерянные с глубинок, собравшись все вместе в каком-нибудь клубе по типу анонимных алкоголиков воскликнули бы хором: “Хотим быть как Тайлер! Хотим - "Бойцовский клуб”!
Очередное “потерянное” поколение, поколение недо-, первым манифестом которого стал отчаянный выкрик: “Мы, поколение мужчин, воспитанных одними женщинами”… Последним - песня про обезьяну-космонавта, жаждущую самостоятельно нажимать все рычажки, но капсула с нею на борту - неумолимо летит в океан! На экране - клип! Обезьяна! Океан! И какой-то неумолимый “Ижевск” как советский Китеж. Отдельная сильная сторона спектакля - эти песни-коды, сравнимые с песнями-кодами в недавнем поколенческом фильме “Шапито-шоу”.
Переживание отсутствия отца. Отца-бога. Не только Бога-Отца, а именно Отца-бога, обычный земной отец - как недостижимое, как бог, хотя отец и живой, и вот он, подвозит меня на своей машине до города, и он для меня, как бог, но мне не о чем поговорить с моим “богом”, хотя и сижу с ним в одной машине… В спектакль вмонтированы вербатимы детей, “недополучивших” отца, наших детей, воспитывавшихся на излёте и при развале СССР и при фактическом развале семей, хотя формально многие из них продолжали существовать.
- Мне было 6 лет… и я пошёл покупать мороженку! И вот стою я… и вдруг - телефонный автомат зазвонил! Дрынь-дрынь! Даже громче чем в похожей сцене в “Бойцовском клубе”! Я взял трубку!
(Нет, это был не Тайлер, как в сцене фильма!)
- Проверка автомата! Раз!Два!Три!Четыре…
У Бутусова была такая песенка “НИКОМУНИКАБЕЛЬНОСТЬ”… вспомнил я, не смотревший “Бойцовский клуб”, но слушавший когда-то “Наутилус”, в том числе и другую его песенку: “Взгляд с экрана”, там припев был: “Ален Делон - говорит по-французски! Ален Делон - не пьёт одеколон”.
Для нынешних молодых ребяток этот Бутусов, хотя живой, почти так же далёк, как Базаров. Ребята, смотревшие “Бойцовский клуб”, воспитывавшиеся женщинами и отцами-неудачниками, воспитывавшимися женщинами и слушавшими Бутусова. Спектакль-исповедь очередного поколения недо-, ищущего свой язык или свой “Бойцовский клуб”. Нежный, смешной и одновременно трагичный спектакль, местами затянутый (а может и наоборот?), с очень органичными актёрами-юношами, особенно в главных ролях, и напротив, несколько однотипными женскими монологами актрис, сливающимися в один… при всех этих некоторых структурных недостатках - спектакль очень живой, спектакль о жизни, о любви и о Боге, с которым всё-таки, как и с родным обычным отцом, мы-дети до сих пор находимся в одной машине…
Я включил плейер. В уши полилась музыка - песня про обезьянку в космосе! Поехали!
2. Бро или не Бро...
Фестиваль “Действующие лица-2015″. Спектакль “Бро”, реж. Павел Зорин, “Les partisans”, Ижевск
Аполитичный до демонстративности Бродский, даже несколько сверху вниз смотревший на тех, кто вовлечён во все общественно-политические дрязги и сношения с государством - в спектакле стал чуть ли не лидером современной оппозиции.
Все современные тренды тут - и намёк на наезды “православных активистов” на всяческие тангейзеры, и крысолов, дирижирующий хором серых горожан, один из которых под взмах палочки вскрикивает “Крым наш”! Вставленная сцена суда над Бродским, перед заседанием - дирижёр-крысолов вручает медальку судье, а после уходит за кулисы, напевая романсно: “наш суд”, что на самом деле - для ситуации 1960-х тоже смотрится как излишество. И вся эта актуализация суперзаострение социально-политического контекста - под стихи Бродского, которые всё-таки, во-первых, метафизичны, а всё остальное - очень сильно во-вторых… В спектакле же - наоборот. Этакий Бродский-Навальный.
Это вопрос вообще амплитуды смысловых интерпретаций и границ в обращении с первоисточниками. Сложный и неоднозначный вопрос. В стихах, не драматургических длинных произведениях, а отдельных стихах, очень большой разрыв между буквальным содержанием и метафизикой, всяческими ритмовыми волнами, само содержание - часто метафорично и может быть подвёрстано под самые разные нужды интерпретаторов, которые однако же могут очень далеко уйти в своих “фантазмах” от “реальности” поэта, значительно сузив при этом траектории читательских восприятий.
Подача стихов тоже содержала различные кульбиты. Стихи читались то хором, то диалогово-театрально, то из них сочинялся дворовый шансончик, то рокопоп в духе какого-нибудь “Сплина”, что просто ещё раз говорит о высоком качестве поэзии Бродского, ставшего “своим”, т.е. бро - и нынешнему молодому поколению. Голос поэта в записи прозвучал в поэме лишь раз, но тут же на него наложили музычку, а потом еще женский голос, получился такой рэпчик современный… ну, это ладно.
Если отвлечься от идеологической стороны - спектакль долгое время держал, очень остроумно был выстроен, переходы - плавные, очень незаметно и хорошо разные стихи ложились в мизансцены, отдельно отмечу прекрасную выученность стихов актёрами, очень четкую работу с текстом, некоторые вставные гэги просто были оченно милы, но потом, как и в случае с другим спектаклем театра - “Бойцовский клуб” - началось провисание, ломка ритма спектакля, затянутость… и последние полчаса, которыми явно можно было просто жертвовать - тянулись невыносимо, даже остроумие, брызжущее в начале, казалось, стало изменять театру в последних сценах. Когда, наконец, закончили - сил на аплодисменты почти не осталось.
Остались вопросы. В этом и есть, пожалуй, результат. Любительские театры-студии - часто смелее, неприкрытее, иногда, может слишком в лоб задают эти неудобные вопросы, так и в советские времена было. Я вот помню, брал же интервью у 70-летнего Сёмы Каминского, бывшего лидера КАИшного СТЭМа (студ.театр эстрадных миниатюр), который ровно это и говорил: “Нас не так сильно литовали (цензурировали - А.Б.), как большие театры, вот мы и позволяли себе быть смелее.
Ну, это вот всего лишь один, не единственный, повод приезжать на фестиваль молодежных любительских театров в Челны, закончившийся в эти выходные…
О "Тонино Гуэрра фесте", проходившем в Набережных Челнах в 2010 году
Очень порадовала атмосфера настоящего уличного карнавала, условно: большого городского праздника, в котором участвует весь маленький город - такое я видел по-настоящему, только в фильмах Феллини, и не ожидал, что это можно воплотить в помещении ДК советских лет постройки. Это и был настоящий мир Гуэрры, потрясающе! Ключ попробовал себя в формате уличного театра, карнавального, балаганного, есть подобные фестивали в Европе, где сценической площадкой делается вся улица, вся площадь.
Очень хорошо, что зрители как бы вовлекались в процесс, например во время флэш-моб перформансов, которые проводили костюмированные герои Тонино. безумный математик Доменико (Дмитрий Русин) из «Ностальгии» (фильма реж. А.Тарковского), собиравший опавшие листья, «525! 743! 632!» – то и дело он громко считал их, складывая в мешок. В какой-то момент его мешок похитил грабитель, и все дружно гонялись за ним. А в конце - Доменико произнёс свою знаменитую речь людям, которую слушали все собравшиеся на площади (актёры+зрители), слава Богу, обошлось без самосожжения героя, которым закончился этот трагический и одновременно патетический момент в фильме.
Или второй герой, которого изображал Артур, кричавший "женщину хочу", угрожая, если ему не дадут женщину броситься в пропасть, и весь город искал для него красивую и добрую женщину...
И эти танцы (герои в костюмах танцевали медленные танцы с обычными, пришедшими зрителями), и чай, который наливала всем очаровательная барышня в очках, похожая на сельскую восторженную учительницу начальных классов. Действие происходило внутри сооружённого так называемого кабинета Тонино, того самого, разукрашенного самим актёрами, полного разрисованных бумажных птиц. Смешных костюмов и веселых предметов быта, похожих на те, что могут стоять в доме у самого маэстро Тонино.
Все эти флэш-мобные и перформансные элементы - перемежались собственно с основными пунктами программы, когда люди занимали стулья перед сценой - она же: главная площадь города, и происходило действо: либо спектакль, либо чтение, либо показ фильмов (документальный - "долгое путешествие", о работе Тонино и Тарковского над фильмом "Ностальгия" и художественный "Амаркорд").
Спектакли "Лев с седой бородой" и "Солнечная пыль" очень органично смотрелись именно в этом фестивальном, почти уличном варианте. Мне кажется, что именно на площади для детей их и идеально разыгрывать, как уличные спектакли, надо только простынь, вместо экрана... потому что смотреть Льва в академическом театре за билеты, при том, что мы видели очень симпатичное действо - мне кажется, будет не так хорошо. Я бы предложил как-нибудь летом в хорошую погоду сыграть его во дворе театра "Ключ", можно в сумерках, выставив свет или как-то...
Фестиваль же - именно напоминал уличный, поэтому вполне органично это выглядело. Очень хорошо использовано пространство вестибюлей, двухэтажный сквозной вестибюль (т.е. - со второго этажа видно, что в низу), можно было рыбачить сверху, произносить речи, собравшимся внизу.
Большая заслуга - участие в фестивале молодых художников и дизайнеров, пространство стало праздничным, наполненным яркими красками, необычными инсталяциями. Мне вот этого буйства жизни не хватало в 2005 году в спектакле о Нижинском в сцене масленницы, чёрные костюмы актёров плохо вписывались в атмосферу гуляний масленницы, и даже введенные по моей подсказке расписные платки тогда не очень помогли, хотя медведь-Рушан с валенками на руках был прекрасен. А вот сейчас - счастливо удалось пространство, действительно, наполнить! Это было лучше моих ожиданий, и здорово, что я приехал накануне, 11-го, и видел это творческое кипение, когда все рисовали, развешивали, резали, клеили, пели, вставали на стремянки, тут же репетировали, катались по паркету на детском велике... Актёры и художники, дизайнеры и поэты - все вместе.
Поэтическая часть самая сложная, ибо для уличного карнавала, нужны и тексты не всякие, и читать их нужно задорно. Чтение "черного вторника" я увы почти пропустил, ибо заменял девочку на билетах внизу, второе поэтическое действо, за которое я волновался, было наше с Никитой, фактически без репетиций сложное более часа чтение "Одиссеи поэта" Гуэрры, где сюжет классической "Одиссеи" перемежается с воспоминаниями Тонино о войне, и последующих, Никита придумал немножко театральных вставок, кое-что мы симпровизировали, и это было спасением, потому что в данном случае, это не была классическая читка, которая должна проходить в строгом помещении для зрителей, пришедших с соответствующей установкой, но это: чтение внутри уличного карнавала, которое могло погасить весь ритм действа, но мы, считаю, справились, и донесли, что хотели.