– Но Мирра все равно отказалась покинуть родину, сказав, что не сможет быть счастлива в чужом краю, когда на родной земле царят разрушение и горе. А я бы уехал на ее месте, как пить дать, уехал. Если бы один взгляд другого человека дарил мне столько же радости, я бы отправился за ним на край света.
Солнце уже скрылось за горизонтом. Двое сидели в полумраке. Ночь темными волнами плескалась в углах комнаты, и весь мир проплывал мимо двух застывших фигур.
– Ты останешься? – вдруг спросил Александр.
– Еще как останусь! Это же моя квартира!
– Нет, я хочу знать, останешься ли ты со мной?
Вопрос был поставлен прямо и требовал прямого ответа.
– Я не знаю. Я должна все обдумать. Скажи мне, есть ли еще что-то, что я должна знать.
– Есть много чего, что ты должна знать, чтобы сделать выбор.
Александр встал и включил свет. Его фигура отбрасывала тень на светлые обои. Очень четкую, за исключением едва различимых очертаний крыльев.
Глава 20
Паук
Владимир внимательно следил за ним. Наблюдал за тем, как высокий молодой мужчина вышел из высотного здания, затем перешел дорогу. Солнце выглянуло из-за туч. Яркий свет его разлился по улицам Воронежа, по широким проспектам и крохотным дворикам, по многолюдным площадям и заброшенным паркам. В центре города зеленели каштаны, и лучи скользили между листьями, отбрасывая на плитку мостовой причудливые тени. Считанные дни отделяли Воронеж от лета.
Но у Владимира Ярославцева не было возможности оглядеться по сторонам. Он сосредоточил все свое внимание на высоком молодом человеке с огненно-рыжими волосами. Тот спокойно перешел на другую сторону улицы и, смахнув рукой со лба пот, расстегнул верхнюю пуговицу на белой рубашке. Солнце начинало припекать. Молодой человек даже не взглянул на свой белый «Мерседес», припаркованный у здания, и Владимир сделал вывод, что путь ему предстоит недолгий.
Поморщившись от яркого света, слепившего глаза, Ярославцев последовал примеру многих прохожих, надев солнцезащитные очки. Александр же, напротив, не торопился прятать глаза от яркого света, словно демонстрируя, что ему совершенно нечего скрывать. Владимир готов был дать руку на отсечение, что это чистой воды притворство. Подождав, пока молодой человек отойдет на достаточное расстояние, Ярославцев последовал за ним. И вдруг остановился как вкопанный. Александр отбрасывал очень странную тень. По обе стороны от его плеч на мостовой трепетали какие-то неясные, едва заметные очертания… Крылья, так и есть. Длинные, правильной формы, как у птицы и, судя по тени, полупрозрачные. Владимир перевел взгляд наверх, убеждая себя в том, что тень дают трепещущие на ветру листья деревьев. Но деревьев поблизости не было. Как не было и крыльев у Александра.
Владимир повидал на свете немало странных вещей, и сейчас он как раз раздумывал над тем, побил ли этот случай все рекорды или пока может быть условно отнесен к первой тройке.
Александр тем временем прошел метров двести по проспекту, с улыбкой принимая рекламные листовки, протягиваемые ему со всех сторон и, выкинув всю эту макулатуру в ближайшую урну, зашел в одно из многочисленных кафе. Владимир как тень проследовал за ним. Сев за дальний столик, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, он заказал чашку кофе, пить который определенно не собирался, и продолжил наблюдение.
Александр устроился за столиком у окна, перебросился парой слов с официанткой, которая, очевидно, его знала, и, сделав заказ, перевел взгляд на зеленеющий сквер напротив. Владимир был уверен, что молодой человек кого-то ждет, но на этот раз ошибся. В течение всей трапезы Александр оставался в одиночестве. Лишь под конец у него зазвонил телефон. Как Владимир ни прислушивался, он смог различить лишь отдельные слова разговора, но, имея большой опыт наблюдения за людьми, он готов был поклясться, что беседа носит деловой, а не личный характер. Еще больше он убедился в этом, когда Александр достал из кармана ручку и, схватив за неимением лучшего со стола салфетку, принялся что-то писать на ней. Закончив разговор, он уже собирался засунуть импровизированный блокнот в карман, как вдруг девушка, проходившая в этот момент позади него, уронила толстую стопку документов, которую держала в руках. Оставив без внимания столик и все, что лежало на нем, молодой человек нагнулся и стал помогать ей собирать листы. Владимир не мог упустить такого шанса. Оставив деньги на столе, он направился к выходу. Ничего удивительного, что путь его лежал мимо столика, за которым обедал Александр. Незаметно прихватить сотовый было большим соблазном, но при этом и большим риском, пойти на который Владимир все же не решился. Проходя мимо, он лишь замедлил шаг и бросил долгий взгляд на мобильный Александра и его импровизированный блокнот. Этого вполне хватило.
Получив необходимую информацию, Ярославцев сел в свой черный «Фольксваген» и поехал прочь. Не знал он лишь о том, что Александр все это время был в курсе слежки.
* * *
Поднимаясь по лестнице пустынного медицинского центра, Владимир столкнулся с мужчиной средних лет и, сухо поздоровавшись, пошел своим путем. Ярославцев знал его, хотя и не очень хорошо. Этот человек был таким же, как и он, наемником, выполняющим без лишних вопросов дела сомнительного свойства. В определенных кругах он был известен как Паук. Это прозвище он получил из-за большой мохнатой родинки на щеке, делающей его и без того малопривлекательную внешность еще более отталкивающей. Настоящее имя его знал, пожалуй, только Петр Сергеевич. Такой человек, как он, не мог не иметь подробнейшего досье на каждого из своих подчиненных. Пользоваться в повседневной жизни прозвищем, сохраняя от большинства окружающих в тайне свою настоящую фамилию, было действительно очень удобно, и Владимира даже временами брала досада, что он в свое время не позволил привязаться к себе какой-нибудь кличке.
Паук не предпринимал никаких попыток избежать амплуа человека, делающего грязную работу: неопрятная одежда, взъерошенные волосы, поблекший синяк на скуле… Однако Владимир Ярославцев склонен был думать, что он выполняет задания и куда более деликатного свойства.
Через несколько минут Ярославцев очутился перед кабинетом Петра Сергеевича. Тот как всегда не заставил себя ждать.
– Добрый день, Владимир, – начал он. – Сейчас ко мне заходил Паук – вы с ним, вероятно, встретились в коридоре – и предоставил весьма любопытную информацию. А если точнее, подтвердил мои собственные предположения.
– И что же это за информация? – полюбопытствовал Владимир, хотя тон начальника не предвещал ничего хорошего для него.
– Я с самого начала подозревал, что личный интерес не позволит вам быть беспристрастным в этом деле, но все же решил положиться на ваш профессионализм. Напрасно.
– Что вы имеете в виду? – ни один мускул не дрогнул на лице Ярославцева, но ладони его непроизвольно сжались в кулаки.
– Для начала то, что Мира в курсе дела, над которым вы работаете. Вот, смотрите, – продолжал он, не дав Ярославцеву возможности и слова вымолвить в свое оправдание. Петр Сергеевич протянул ему несколько фотографий, на которых Мира с Владимиром сидели в кафе.
– Это была встреча сугубо личного характера, – возразил Владимир, окинув снимки беглым взглядом. – Я ничего не рассказывал ей.
– Кроме того, – продолжал Петр Сергеевич, явно не убежденный протестом Владимира, – вы очень затягиваете дело, что вам определенно несвойственно. Слежка растянулась на месяцы, а результаты близки к нулю. Вы понимаете, что дело не может ждать? Я мог бы подождать, но у тех двоих, которые лежат сейчас на стационаре, времени совершенно нет.
Владимир тяжело вздохнул. Его начальник всегда очень хорошо знал, куда нужно надавить. В какой-то момент даже Ярославцеву показалось, что Петра Сергеевича действительно заботит судьба неизлечимо больной девушки и ее старшего товарища по несчастью. Но эта иллюзия покинула Владимира в тот момент, когда его собеседник продолжил свою мысль:
– К тому же вам прекрасно известно, что люди, с которыми я сотрудничаю, заказчики, также не могут терпеть промедления. Поначалу вы действовали очень решительно, вероятно, слишком решительно. Не думайте, будто мне неизвестно о том эпизоде, когда вы едва не сбили ребенка. Зато потом вы стали настаивать на слежке, утверждая, что для принятия решения необходимо больше информации. И до сих пор никаких результатов. Никаких контактов с объектом. Во всяком случае, я так думал до недавнего времени. И вот я получаю весьма интересную информацию. Смотрите, – он протянул Владимиру сотовый телефон. Узнаете? Еще бы, он принадлежит Александру, вернее, принадлежал. Теперь смотрите: входящие звонки за 22, 23 и 24 марта. Знакомый номер. Не ваш ли?
– Я не звонил ему, – в какой-то момент Владимиру показалось, что он сходит с ума, но потом Ярославцеву все же удалось взять себя в руки.
– Кто же еще мог звонить с вашего сотового? – Петр Сергеевич откровенно издевался над ним.
– Никто. Но ведь вам прекрасно известно, что существуют устройства, способные обмануть определитель номера.
– Но они недоступны обывателям.
– А кто говорит про обывателей?! Меня подставили, и это дело рук профессионала. Стал бы я, по-вашему, звонить Александру со своей основной SIM-карты. У меня их пять штук.
– И кто, по-вашему, вас подставил? – Владимир не мог с уверенностью сказать, убедили Петра Сергеевича его доводы или нет.
– Вероятно, тот, кто был бы рад занять мое место. Вы случайно не поинтересовались у Паука, каким образом ему удалось достать мобильный Александра. Возможно, он так же пояснил бы, каким образом его собственный сотовый оказался у Александра. Неужели просто подошел на улице и предложил поменяться?
– Вы уверены в этом?
– Абсолютно. Если бы вы дали мне возможность высказаться, то я начал бы свой доклад именно с этого. Я обнаружил это не далее, как сегодня. Сомнений быть не может: та же модель, причем очень редкая, потому что дорогая, и идентичная царапина на корпусе.
– Мне нужны доказательства, – Владимиру показалось, что его начальник с самого начала сомневался в информации, предоставленной Пауком. Это, однако, еще не означало, что он сам вне подозрений. – Я должен знать, виновен ли он, и если да, то пострадали ли из-за него интересы дела. Если он выдал наши планы…
– … то Александр полный идиот, раз еще не убрался из города.
– И все-таки вы должны убедиться. Я со своей стороны также приму меры. И на этот раз объектом слежки будет не только Александр, но и Паук…
– … и я, – закончил за него мысль Владимир.
– Вы схватываете на лету, – похвалил Петр Сергеевич.
– Если Паук действительно выдал нас, то есть смысл прибегнуть к плану, который я предлагал вам ранее.
– Предложить Александру сотрудничество на добровольной основе?
– Именно.
– И что мы можем предложить ему? Деньги? Вряд ли это то, чего он жаждет. Известность? Она его погубит.
– Вы забыли, что он человек, так же, как и любой из нас. Своим согласием он, вероятно, сможет спасти множество людей. Возможно, это послужит достаточной мотивацией.
– Если же нет, то всегда можно прибегнуть к шантажу.
– Пригрозить сдать его милиции?
– Не только это. Нам ведь известно одно его слабое место.
– Не трогайте ее!
– До этого не дойдет, если вы проявите достаточную расторопность. У вас есть три дня, чтобы прояснить ситуацию с Пауком, и еще столько же, чтобы доставить объект сюда. И не забудьте согласовать со мной план своих действий.
– Непременно. Всего хорошего, – сухо попрощался он и вышел за дверь.
Петр Сергеевич остался один, и в помещении в серых тонах с его пугающей четкостью линий воцарилась тишина. Лишь на стене первый из людей продолжал тянуть руку к Создателю.
Выходя из здания, Владимир предался размышлениям. Он уже два года работал на Петра Сергеевича, и по правде говоря, ему нравилось заниматься своим делом, несмотря даже на многочисленные «но». Где бы еще он увидел столько явлений, которые вполне могли бы стать темой цикла паранаучных передач? Вспомнить хотя бы ту молоденькую девушку, которая одним прикосновением руки могла излечить от любой болезни. Бедняжка не смогла исцелить лишь саму себя: она умерла от рака, не дожив немного до своего семнадцатилетия. Были и те, кто мог поставить диагноз, даже не прикасаясь к больному, даже в тех случаях, когда недуг не имел внешних проявлений. Немало разного пришлось повидать Владимиру.
На земле живет множество людей, даже и не подозревающих, что обладают иммунитетом против того или иного тяжелейшего заболевания, поскольку их телесные жидкости содержат вакцину, и не знающих о том, что за одну каплю их крови другие готовы отдать все, что имеют. Деньги. Именно по этой причине Петр Сергеевич стал проводить расследования и организовал медицинский центр. Владимир не питал иллюзий по этому поводу. Клиентами его начальника становились исключительно состоятельные люди, сумевшие купить за деньги все, кроме здоровья. Ярославцев подозревал, что он не гнушается и незаконной торговлей органами. Однако все те авантюры, в которых он сам принимал участие, осуществлялись если и не законно, то, по крайней мере, в большинстве случаев на добровольной основе. На все остальное Владимир просто закрывал глаза.
В практике Владимира были нередки случаи, когда люди, узнавая о несчастьях других, сами предлагали свою помощь, образцы крови, ДНК, подчас не требуя ничего взамен. Ярославцев искренне надеялся, что и с Александром все будет также, ведь он тоже человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Если он действительно человек…
Глава 21
Твоя жизнь
Голос, улыбка, крылатая тень –
Твой образ со мною всю ночь и весь день.
Незадолго до полуночи Александр слушал музыку, удобно разлегшись на диване. Динамики музыкального центра разносили песню «Не хочешь, не верь мне» в радиусе нескольких этажей. Услышав привычный стук по батареям, Александр выключил громкость, но лишь для того, чтобы крикнуть:
– И тебе спокойной ночи, друг!
Затем звуки рока вновь наполнили комнату. Стук по батареям продолжился, но он определенно не мог соперничать с грохотом музыки, а потому не слишком досаждал молодому человеку.
Вдруг через привычные аккорды прорвался новый звук. В дверь звонили. Решив, что это, верно, студент с нижнего этажа решил перевести их добрососедские отношения на новый уровень, Александр, не колеблясь, направился к двери, но по дороге все же прихватил из ящика пистолет, позаимствованный им некогда у одного из похитителей. И мера эта была принята, очевидно, не на случай появления незадачливого меломана.
Но ни одно из его предположений не оправдалось. На пороге стояла Мира.
– Ты забыл у меня свои часы, – прямо с порога сказала она, и в руках девушки блеснуло что-то металлическое.
– Ты пришла, чтобы отдать мне их? – спросил Александр с несколько озадаченным выражением, принимая часы и впуская девушку в квартиру.
– Нет, но должен же быть у порядочной девушки какой-то повод, чтобы вторгаться в квартиру к молодому человеку среди ночи.
– Этот, без сомнения, очень веский.
Мира обхватила Александра за плечи и привстала на цыпочки, чтобы глаза их были на одном уровне, чего, впрочем, так и не добилась.
– Я хочу понять тебя, – молодой человек ощутил на своем лице ее теплое дыхание. – Расскажи, как ты живешь. Я пыталась представить все эти дни. Это как фэнтези: новый мир, игра по другим правилам.
– Верно, игра по другим правилам, – согласился Александр. – С чего бы начать?
Он усадил Миру на диван, а сам прошелся по комнате пару раз, словно собираясь с мыслями.
– Мы с сестрой переезжали с места на место в среднем раз в десять лет. Обстоятельства бывали разные, но обычно к перемене мест подталкивали участившиеся замечания в мой адрес на тему того, как я удивительно молодо выгляжу. Мирра всегда была рядом со мной. Судьба лишь изредка разлучала нас, но и то ненадолго. Приходилось менять документы. В советские времена с этим было сложно – зачастую приходилось подделывать самому. Сейчас куда легче – стоит только выйти на нужных людей. Иногда поступал более или менее законно – говорил, что документы утеряны. В послевоенные годы этим вообще было никого не удивить.
А вообще чем только не занимался: работал, учился, иногда и то, и другое одновременно. У меня несколько высших образований…
– Шесть, – уточнила Мира.
Взгляд Александра взметнулся на нее:
– Нашла тайник?
Девушка кивнула:
– Ты как будто специально оставил лежать ключ на самом видном месте.
– Это была случайность. Ничего преднамеренного.
– Зачем же тогда дал ключи от квартиры?
– Чтобы узнать, могу ли я доверять тебе, – словно невзначай произнес Александр. – У меня и в мыслях не было, что ты найдешь тайник и тем более возможность его открыть.
– Как видишь, я довольно сообразительна. Впрочем, если бы не те двое взломщиков, у меня ничего бы не вышло.
Александр ошарашено посмотрел на нее. Мира успокоительно махнула рукой:
– Продолжай, я тебе потом расскажу.
Александр нахмурил брови, но повиновался:
– Не то, чтобы меня терзала извечная жажда знаний… Тут все дело в обстановке. Общаться с молодыми людьми мне гораздо легче, чем с теми, чья жизнь клонится к закату. Еще лучше – с детьми. От них исходит такое тепло! Даже когда малыши плачут, это не угнетает меня, а когда смеются – душа просто поет. Поверишь или нет, одно время я работал воспитателем в детском саду. Платили, конечно, мало – приходилось подрабатывать, но это были самые счастливые годы, – улыбка тронула уголки его губ и подкралась к глазам.
– Вся моя жизнь состоит из отрезков, – продолжал Александр, – десять ли лет, больше ли, меньше ли – каждый раз я начинал все заново. Новая фамилия, новые документы, новое место жительства, новая работа. Как бы хорошо не было в прошлый раз, я говорил: «Гори все огнем!» – и начинал заново.
– Почему? – изумилась Мира. – Что хорошего в том, чтобы метаться от одного к другому?
– А к чему стремиться? В чем цель жизни?
Мира молчала.
– А у меня ее нет. Что можно сделать за вечность? Заработать все деньги мира? Стать самым известным человеком на планете? Для меня жизнь не средство, а цель. Все время испытывать что-то новое, смотреть вокруг и наслаждаться каждым моментом – вот чего я хочу!
– И это все, к чему ты пришел за свою сотню лет жизни? – в голосе Миры звучало явное осуждение. – Как насчет того, чтобы помочь другим, тем, кто в этом нуждается? Как тебе такая цель?
– То, кем я являюсь, накладывает ограничения. Страдания других меня убивают, и стоит мне протянуть кому-либо руку помощи, сам пойду вместе с ними на дно. Я могу придти на выручку тем, кто, несмотря ни на что, надеется, не упал духом и заслуживает поддержки. Остальные же – пусть выкарабкиваются сами. Я не делал такого выбора, за меня было решено, но с годами я осознал, что и в этом есть своя мудрость.
– Я… понимаю твои чувства. В смысле, не понимаю, конечно, но могу предположить, что это такое. Но ты напрасно раскрасил мир в черное и белое. Готова поспорить, капля чужого страдания тебя не убьет. Это как уступить место в транспорте: лишиться толики собственного комфорта, чтобы помочь тому, кому это нужнее.
– Ты права… ты не понимаешь.
– Но очень хочу понять. Попробуй объяснить.
– У каждого свои особенности: что-то такое, что выделяет его, но накладывает ограничения. Ограничения серьезные или совсем незначительные. Тот, у кого нет ног, никогда не сможет ходить, человек с аллергией никогда не насладится ароматом весенних цветов, а красивой девушке, – он ласково поднял ее голову за подбородок, – никогда не избавиться от назойливых поклонников. Так и я. Существуют места, появляться в которых – для меня непозволительная роскошь. Те места, где царят боль и страдание. В больницах мне настолько не по себе, что меня нередко принимают за тяжелобольного. В тюрьме я, должно быть, не протянул бы и дня, на кладбище же… я вспоминаю о сестре каждый день, но бываю у ее могилы не чаще, чем раз в несколько лет. Просто потому, что не хочу умирать. Избегаю мест, где контакт с нежелательными людьми практически неизбежен: почти никогда не езжу в общественном транспорте, не пользуюсь лифтом.
– А как передаются эмоции: только вживую или через аудио, видео, еще как…
– Запись на видео или аудио сохраняет чувства, но эффект значительно слабее. То же можно сказать и про разговор по телефону. Так что телевизор я смотрю безбоязненно: это меня не погубит. Фильмы на меня вообще не производят эффекта: все эмоции – сплошная фальшь.
– Скажи мне, ты чувствуешь боль… как обычные люди? Каково это – ощущать на теле рану, погубившую бы любого другого.
– Я чувствую боль, так же, как и другие. То есть так же, как чувствовал ее, когда был, как все. Со мной за долгие годы случалось много всякого разного. Я привык терпеть. К тому же, боль воспринимается на уровне сознания немного иначе, если не несет угрозы для жизни, но остается болью, в конце концов. Ты думаешь, быть неуязвимым значит не умирать? – продолжал он. – Ошибаешься. Это значит уходить и возвращаться.
– Как клиническая смерть? – выдвинула предположение Мира и уже в следующее мгновение поняла, какую глупость сказала.
Александр засмеялся:
– Откуда мне знать, что такое клиническая смерть?! Смерть – это ничто, вернее, полное отсутствие чего-либо. Это не больно и не страшно. Нет ни длинного туннеля, ни света, ни тьмы. Ни чувства полета, ни падения. Вообще никаких чувств, никаких мыслей – абсолютная пустота. Нет даже ощущения времени. А потом возвращаешься.
– Часто с тобой такое бывало?
– Нет, не очень. Это происходит только тогда, когда рана однозначно смертельна.
– А тогда, когда на нас напали?..
– Я же сказал тебе еще раньше: ни один человек бы такого не пережил.
Мира нервно сглотнула.
– Это не твоя вина, – Александр как будто читал ее мысли. – Моя. Они преследовали меня, а не тебя. А я шел за тобой – хотел проводить тебя с занятий, но немного опоздал и пошел следом, надеясь догнать.
– Было очень больно? – спросила Мира, беспокойство упорно отказывалось покидать ее.
– Боль – просто иллюзия. Людей она предупреждает об опасности, а для меня – только атавизм. На мне вообще все быстро заживает, это не исключение.
Он не стал рассказывать о том, что рана не затянулась мгновенно, потому что вокруг не было никого, кто мог бы поделиться теплом души. Не упомянул и о мучительном возвращении домой, и о том, что лишь ее голос в телефонной трубке смог принести ему долгожданное облегчение.
– Почему же на следующий день ты так упорно отказывался снять футболку?
– Тебе бы быть частным детективом, Мира, – протянул он. – Я боялся, что на спине остался шрам. Знаешь ли, не успел посмотреть в зеркало.
– А такое случается?
– Да, бывает. Но со временем все следы исчезают.
– Со временем?
– Через пару дней.
Воцарилось молчание, которое нарушила Мира:
– Ты стал таким, потому что пожертвовал собой ради сестры?
То ли вопрос прозвучал слишком сухо, то ли она затронула что-то недозволенное, но ответ был довольно резок:
– Я не жертвовал собой – я надеялся выжить. И позволь заметить, многие люди умирали смертью более героической, нежели я.
– А с чего ты взял, что ты один такой, что нет других?
– Я их ни разу не встречал.
– Ну, не думаю, чтобы они ходили со значками на груди «Привет! Я прожил столетие».
– Думаю, я бы знал, наверное, почувствовал бы, – та же резкость. – Почему ты не можешь примириться с мыслью, что я один такой?
– Наверное, потому что мне вообще трудно примириться с тем, что ты не такой, как другие! – Мира распалялась все больше. – Вот те раз! Я встретила парня: красивый, обаятельный, очень умный и образованный – мечта каждой девчонки. Наверное, с ним все-таки что-то не так. Где же подвох? Ах, вот в чем дело! Он прожил на свете в шесть раз больше, чем я. Говорила мне мама: «Не влюбляйся в парней намного старше себя!» – Мира зарделась, осознав, что признание только что слетело с ее языка, и быстро продолжала:
– И как тебе только удается идти в ногу со временем?
– Старики так привержены традициям прошлого, потому что ассоциируют его со свой молодостью, силой, красотой. Со мной все иначе, – спокойно объяснил Александр. Для него нападки подруги не стали неожиданностью. Александр знал, что за внешней агрессией девушка скрывает страх, неизбежно возникающий при встрече с новым и неожиданным; страх будущего – их будущего; а еще отчаянную попытку загнать пугающую действительность в привычные рамки бытия.
– Знаешь, мне кажется, ты очень гордишься собой, тем, кто ты есть…
– Да, горжусь. А почему бы и нет? Все люди слабы, я не исключение. Все мы гордимся не только тем, чего достигли упорным трудом, как следовало бы, но и тем, что было дано нам природой: красотой, талантом… бессмертием.
– Ты так радуешься этому… Неужели тебе нравится быть одному, хранить тайну, никому не доверяясь, быть вне закона, не совершая ничего плохого?.. Ты ведь не совершал?..
– Нет. Ты нашла в тайнике деньги и стала задумываться над тем, не убил ли я кого-нибудь, чтобы их заполучить?
Мира залилась краской.
– Не бойся, ничего криминального. В «прошлой жизни» я организовал фирму по продаже программного обеспечения. Она приносила хороший доход. Жаль, пришлось все бросить. Не беда, конечно – я достаточно пожил на одном месте. Просто неприятно вспоминать, чем это все кончилось. Я напортачил с документами – сам виноват, конечно. Меня остановила ГАИ. Тут я, пожалуй, совершил вторую ошибку. Потом все как в кино: погоня, авария… только без хэппи-энда. Просто отказали тормоза, я не хотел этого, – Александр вздохнул. – Не знаю, что сталось с ними, я же как всегда выкрутился.
Мира кивнула, и у Александра возникло подозрение, что она уже слышала эту историю.
– И все же, – продолжала девушка, – неужели у тебя никогда не появлялось желания жить как все, вновь стать смертным?
– Ты хочешь знать, не возникало ли у меня желания стать кучкой праха? – насмешливо переспросил Александр.
– Нет, просто жить и стариться как все. Отметить свой двадцать второй день рождения, зная, что ты действительно постарел на год.
– Нет, – ответ был дан без колебаний. – Я много раз думал, но всякий раз приходил к тому, что слишком люблю жизнь, чтобы отказаться от дарованной мне вечности.
Глава 22