— Потому что ты часто так и поступаешь.
Снейп раздраженно выдохнул, откинулся немного и посмотрел на нее.
— Я сейчас говорю именно о нас с тобой. Когда я предложил тебе летом перебраться в кемпинг, ты отреагировала примерно так же. А зачем бы я стал тебя просить об этом, если бы не хотел, чтобы ты там жила? Зачем мне предлагать этот отпуск, если я не собираюсь получить от него удовольствия?
— Но почему именно Франция? — возразила она. — В жизни не поверю, что ты добровольно собираешься отдать себя на суд парочке маглов, которых никогда не встречал. Ты же терпеть не можешь общаться с посторонними! А конкретно эта ситуация будет еще и неловкой.
Вот теперь он почти рассердился.
Голос его звучал расстроенно:
— Мне это ничего не стоит. На их мнение мне плевать, а вот на твое — нет. Я знаю, ты хотела, чтобы мы встретились, и все еще хочешь, чтобы я начал видеться с твоими друзьями. Я пытаюсь показать — я не против. Если бы я думал, что это будет слишком неприятно, не предложил бы, потому что есть вещи, которых я не стал бы делать даже ради тебя. Да, это будет неловко, но я пойду на это и буду вести себя как полагается, потому что лично меня это не заденет, а тебе это важно.
Совершенно ошеломленная Гермиона уставилась на него в ответ. Несколько мгновений спустя глаза профессора ожесточились, он нахмурился и отвел взгляд.
— Можно подумать, это сюрприз, — пробормотал он, слова звучали оборонительно. — Не такой уж я эгоист. Шутки в сторону, я не конченая сволочь.
— Да нет же, дело не в том! Просто… ты обычно не любишь, когда кто-то это признает, вот и все. — Она потянулась, чтобы нежно коснуться его щеки. — Не ожидала от тебя подобной сознательности.
Он тихо фыркнул и немного расслабился, хотя глаза все еще оставались несколько напряженными.
— Я полагаю, у психотерапевтов это называется прорывом. — Снейп пожал плечами. — Как-то раз моим заслугам отдали дань с одной лишь целью — мной манипулировать. Я никогда не слышал искренних похвал и возненавидел их, потому что это всякий раз напоминало о том, как сильно я хотел настоящего признания. Сейчас все это кажется ерундой, потому что я знаю, ты — искренна. Ты не станешь так лгать.
Гермиона задумчиво посмотрела в черные глаза Северуса.
— То есть, ты со мной честен, потому что я не стану использовать это против тебя?
Северус подумал немного и кивнул.
— Что-то вроде того, — осторожно сказал он, отводя глаза. Профессор выглядел неуверенным. Кажется, Северус опасался, что слова могут когда-нибудь к нему вернуться бумерангом, но переживал не всерьез. Как он и говорил, это настоящий прорыв.
Гермиона взяла его лицо в руки и погладила по скулам.
— Спасибо, что доверился, — тихо сказала она. А потом вдруг толкнула его обратно к столу и опустилась на колени. — Так ты принес какие-нибудь рекламные буклеты?
28.01.2018
Глава 32
"The broken locks were a warning
that you got inside my head
I tried so hard to be guarded,
but I'm an open book instead..."
— Lifehouse, 'Broken'.
Через неделю после начала каникул Гермиона обнаружила себя сидящей в помятом джипе на тихой улочке маленького городка в Дордони. Крукшанкс остался у Гарри и Джинни, а Гермиона с Северусом отправились в путешествие по Франции. На ночь они останавливались в Орлеане.
Гермиона тяжело вздохнула и прислонилась к нагретому солнцем окну авто.
— Я так нервничаю, — призналась она.
Северус погладил ее руку, нежно провел по костяшкам.
— Понятное дело, но поворачивать обратно уже поздно. Вперед!
— Лучше бы ты со мной пошел.
— Позже приду. Мы ведь это обсуждали. Сначала тебе надо встретиться с родителями самой, поговорить. Моя персона на повестке дня не самое важное. Давай, Гермиона: повидай родителей, обнимитесь, поплачьте, проделайте все эти сентиментальные глупости. Поговорите! Вам предстоит наверстать почти десять лет. Когда будешь готова — позвони, и я приду.
— А ты чем займешься?
— Осмотрю достопримечательности, — пожал плечами профессор, — никогда здесь не бывал. Со мной все будет в порядке, не тяни время. — Он ободряюще улыбнулся. — Иди.
Гермиона наклонилась к нему и поцеловала.
— Ты замечательный, Северус Тобиас Снейп.
— Это ты сейчас так говоришь, потому что еще не видела, как я пытаюсь делать хорошую мину в неловких ситуациях на публике, — съехидничал Снейп, целуя ее в ответ. — Увидимся позже.
"А ведь Северус ни на гран не ошибся", — немного погодя размышляла Гермиона.
Последовали и объятия, и слезы, и куча сантиментов с обеих сторон.
Гермиона неторопливо пила очередную чашку чая, стараясь восстановить душевное равновесие. Она недоверчиво смотрела на родителей, пытаясь осознать происходящее. После своего последнего визита, покинув отчий дом в слезах, Гермиона ужасно страдала. А теперь — наконец-то! — она могла все исправить.
Отец с матерью сильно сдали. Никто не задумывается о возрасте своих родителей, пока внезапно не осознает, что они уже старики. Гермиона совсем забыла, как быстро уходят года маглов, ведь она жила с Северусом. Профессор младше ее папы и мамы всего на несколько лет, а выглядит намного моложе. У отца поредели волосы, а мама поседела; оба набрали вес и обзавелись морщинами. Но все это не имело значения. Слезы смыли минувшее прочь.
Семья устроилась в патио с видом на улицу, все пили чай, наслаждаясь солнышком.
Наконец речь зашла и о Северусе.
— Ты ведь хотела поговорить о нем до официального знакомства?
Гермиона кивнула.
— Да. Хочу предостеречь вас или хотя бы просто все объяснить. Есть темы, которых не стоит касаться. Конечно, вы за меня переживаете, поэтому у вас к нему много вопросов, он и сам это понимает. Но Северус — ужасно скрытный человек, про него даже я многого не знаю. Не могу подобрать слов, чтобы описать, чего ему стоило решиться на эту поездку. Он позволит подробно себя расспросить, но кое-что может причинить ему боль, а мне бы этого не хотелось.
— Продолжай...
— О войне его лучше не расспрашивать. Северусу-то без разницы, а вы к такому не готовы. Он может высказаться совершенно честно, но поверьте, вам не нужны подробности. Есть еще кое-что, насчет личного... Пожалуйста, не спрашивайте в лоб, любит ли он меня.
— Что? Но почему?
— Ему сложно говорить о своих чувствах, — вздохнула Гермиона. — Подобные излияния, особенно с посторонними, Северус ненавидит. Однако, если разговор вскользь коснется этой темы, он может ответить откровенно. Он не терпит само слово “любовь”, а не то, что за ним скрывается. Северус не готов кричать на весь мир о своих чувствах, а я не хочу, чтобы он считал себя обязанным произносить это вслух. Я вас очень прошу!
Отец с матерью переглянулись.
— Ладно, — наконец сказал мистер Грейнджер. — Что-то еще?
— Да вроде больше ничего. Некоторые, по-настоящему сложные разговоры, Северус воспринимает нормально, а другие… Но… если я все же попрошу замять какую-то тему, то ради меня, так и сделайте. Мне кажется, он не слишком уверен в себе, чтобы отказаться отвечать на вопрос. Он… — Гермиона попыталась улыбнуться. — Он почти так же переживает насчет этой встречи, как я, и притворяется, что совсем не взволнован. Вы-то не заметите, даже не старайтесь, по нему никогда не поймешь, о чем он думает. Но он нервничает и ужасно хочет мне угодить, поэтому позволит вам на себя надавить, чего не потерпел бы ни от кого другого. Будьте добры к нему, ладно?
Родители еще раз обменялись взглядами, скрывая улыбки.
— Мы попробуем, — пообещала мать. — Позвони ему, пора знакомиться.
Гермиона кивнула, набрала номер и включила громкую связь.
Раздались гудки, потом щелчок, из динамика донесся голос Северуса:
— Я запрещаю тебе играть с моим телефоном.
Гермиона недоуменно моргнула, а потом разулыбалась.
— Северус, у меня динамик включен, будь повежливее. А что случилось?
— Ты поменяла мой рингтон на Синди Лопер!Популярная американская певица. — преувеличенно возмущенным тоном попенял профессор.
Гермиона зажала рот рукой — она давно это устроила и напрочь забыла о своей шалости, просто Снейп слишком редко пользовался сотовым.
— Ой…
— Вот именно. На меня теперь косятся.
Родители слушали пикировку и улыбались.
Гермиона прикусила губу, чтобы не хихикать.
— Мне жаль.
— Врушка.
— Где ты?
— В десяти минутах пешком. — Он помолчал и осторожно уточнил: — Хочешь, чтобы я пришел сейчас?
— Да, приходи, пожалуйста.
— Уже иду.
— Хорошо, до встречи.
Она повесила трубку и выжидающе посмотрела на родителей.
— Что за песню Лопер ты ему поставила? — спросил, не скрывая улыбки, отец.
— “True Colours”. — Гермиона представила реакцию Снейпа, когда зазвонил телефон. Эта музыка напоминала его самого, но Гермиона не фанатела от певицы, да и Северус не был ее поклонником. — Мама, что скажешь?
— Кажется, теперь я понимаю, что ты имела в виду, говоря о его голосе, — задумчиво сказала миссис Грейнджер. — Даже по телефону...
Гермиона рассмеялась.
— Подожди, ты еще услышишь его вживую. Если он расслабится и разговорится — это нечто, на самом деле.
Вся семья продолжала наблюдать за улицей. У Гермионы от нервного ожидания заболел живот.
Наконец, она увидела Северуса и кивнула.
— А вот и он.
Приближающегося профессора ее взгляд выхватил из толпы за долю секунды. Он очень постарался выглядеть как все: потертые кроссовки, темно-синие джинсы. Поверх светло-серой футболки — зеленая рубашка с длинными рукавами. Даже отсюда Гермиона могла сказать, что он волнуется. Северус напряженно выпрямил спину, хромоты не показывал, усилием воли держал голову высоко, не пряча, как обычно, лицо за волосами.
Несмотря на все усилия казаться неприметным, он приковывал взгляды. Гермиона не сдержала улыбки, наблюдая, как он приближается к ступеням внутреннего дворика, где они расположились. Северус посмотрел на Гермиону, взгляд его смягчился, однако выражение лица оставалось подчеркнуто бесстрастным. Гермиона эту нарочитую маску на дух не переносила, но сегодня была готова не обращать на нее внимания.
Снейп подошел, Грейнджеры поднялись навстречу.
— Мама, папа, это — Северус. Северус, это доктор Джон Грейнджер и доктор Элен Грейнджер.
— Привет, Северус. Мы много о вас слышали.
Он кивнул и пожал протянутые руки.
— BonjourЗдравствуйте.
— Ah, parlez-vous Francais?О, вы говорите по-французски?
— Oui.Да
— Северус по-французски говорит лучше меня, — сообщила Гермиона. — Хотя меня превзойти несложно.
— Выпьете что-нибудь, Северус? — предложила Элен, превращаясь в заботливую мамочку. — Чай, кофе, может, что-то прохладительное?
— Кофе было бы замечательно, — осторожно ответил Снейп.
— Молоко, сахар?
— Нет, спасибо.
Они снова расселись у стола, и допрос начался.
О да, это и в самом деле был настоящий допрос. Сначала вопросы пошли достаточно невинные, осторожные — о войне, затем менее деликатные, но все еще приемлемые о работе профессора, о том, как они подружились, а затем беседа приняла напряженный оборот.
Северус выглядел загнанным. Гермиона заметила, как он старается не волноваться, пытаясь объяснить разницу между истинной Темной Магией и тем, что люди за нее принимали.
Когда у профессора под глазом задергался нерв, Гермиона поняла, что с него уже довольно. Она вообще удивилась, как он продержался так долго.
После подробнейшего обсуждения всех заметных глазу шрамов Северуса, Элен Грейнджер напрямую спросила: скольких людей он убил за свою жизнь. Тут-то ситуация и подошла к критической точке. Северус, услышав это, вздрогнул, и у Гермионы лопнуло терпение.
— Ну, хватит, — ледяным тоном, удивившим даже ее саму, сказала она и встала. — Мама, папа, пойдемте в дом. Мне надо с вами поговорить. Подожди здесь, Северус. — Она выудила из кармана сигарету и бросила ему. — Мы ненадолго.
Северус уставился на сигарету, стараясь дышать ровнее. Его собственная пачка лежала у него в кармане вместе с зажигалкой. Он осторожно осмотрел ее и даже понюхал.
“Ах, как умно!”
Гермиона подмешала в табак успокаивающую настойку. Снейп подумал, пожал плечами, зажег огонь и с облегчением понял, что с первой же затяжкой в груди начал рассасываться тяжелый узел.
Северус оперся на перила и уставился в никуда, не замечая улицы внизу. Теперь он понял, в кого Гермиона такая: оба ее родителя оказались цепкими, как питбули. Из дома доносился разговор на повышенных тонах, профессор старался не вслушиваться. Гермиона, наверное, в запале вылепила какую-нибудь личную информацию — попытавшись шокировать, дабы привести в чувство.
Северус предпочел бы не знать, что именно она рассказала.
“Какого черта я вообще на это согласился?”
Профессор фыркнул и чуть не подавился дымом. Да разве он соглашался? Сам же все это спланировал, совершенно точно понимая, с какой целью.
Северус отлично знал свой противоречивый характер, в том числе и некоторые тщательно скрываемые ото всех особенности. Еще со времен юности в глубине души он ощущал отчаянный и навязчивый страх потери близких.
Он позволял Лили распекать себя, указывать, как именно он должен с ней дружить, просто чтобы она осталась его другом. Позволил Альбусу обращаться с собой как с дерьмом, даже хуже, чем с дерьмом, потому что в Ордене у него было хоть какое-то место, назначение, и он мог верить, что принадлежит этим людям. Позволил Волдеморту (хотя бы мысленно Северус мог произносить это имя вслух) бесконечно пытать его, подводя к грани безумия или даже смерти — точно по тем же причинам. И даже мирился с насилием отца и равнодушием матери.
Права Гермиона — он принимал боль и страдания, не получая ничего взамен. С Грейнджер это проявилось еще острее: он точно знал, что вляпался в неприятности с тех самых пор, как впервые взглянул ей в глаза. Она улыбнулась и сказала, что хочет вернуться и еще раз с ним поговорить. Если честно, это была одна из главных причин его возвращения в Хогвартс. Он скучал по замку, а не по людям, и уж, конечно, не по преподаванию. Северус вернулся ради улыбки этой невыносимой женщины: он всегда был легкой добычей для любого, кто проявлял к нему хоть капельку доброты. Просто счастье, что никто не сообразил, как просто подобрать к нему ключ!
Ни один из его хозяев так и не понял, что им двигало.
Вот почему Снейп покорился парочке маглов, разрешая им копаться в своем прошлом и бередить старые раны, о которых старался не вспоминать. Северус знал, что Грейнджеры не имеют никакого права его допрашивать, разговор его безумно раздражал, но он сознавал, что значит этот визит для Гермионы. Стоило ей первый раз ему улыбнуться — и он вляпался, попался, просто безнадежно пропал…
Когда это случилось? Северус не знал точно.
Много всякого произошло, в основном, мелочи, конечно... Гермиона, наверное, и значения-то им не придавала, а вот Северус ошарашенно понял, что вопреки всем ожиданиям, она действительно его понимает и не боится.
Снейп затянулся еще раз, зелье подействовало — он расслабился. Профессор вспомнил, как ударило по нему осознание факта, что Гермиона не винит его за все, что он натворил. Он знал, что не достоин прощения, однако мисс Грейнджер придерживалась иного мнения. Снейп совершенно запутался, пытаясь принять мысль, что возможно — возможно — не такой уж он подлец. За все пятьдесят лет его жизни никто не обращался с ним просто как с человеком. Они уже год вместе, а Снейп все еще не понимал, какого черта вообще происходит.
Северус надеялся, Гермиона никогда не узнает, насколько он от нее зависим. Всего две недели назад он заявил, что есть вещи, которых не сделает даже ради нее. Редчайший случай — Снейп откровенно солгал своей женщине. Чтобы сохранить их связь — как бы она ни называлась — он был готов абсолютно на все.
Вот почему он сидел здесь, позволял ее родителям клеймить себя убийцей, честно отвечая на их вопросы. Когда Гермиона решится, он послушно даст себя втянуть в следующую авантюру — встретится с ее друзьями, столкнется со старыми призраками, хотя, черт побери, меньше всего на свете Северус хотел еще раз увидеть Поттера и эти его проклятые глаза.
Он пойдет на все что угодно, лишь бы Гермиона оставалась в его жизни. Похоже на помешательство, однако сейчас Снейп, как никогда со времен своей юности, был близок к психологической норме, так что мог позволить себе эту безнадежную и опасную одержимость. Впрочем, он все равно не сумел бы совладать с чувствами. Снейп всегда отличался исключительным постоянством.
Голоса в доме поднялись еще на несколько тонов. Из-за стеклянных дверей доносились обрывки криков. Северус старался не улыбаться — его маленькая фурия перешла в режим нападения. Он обожал вспыльчивый характер Гермионы, даже когда, как нередко случалось, ее крутой нрав обращался против него самого. Снейп иногда намеренно подначивал Гермиону, просто чтобы понаблюдать за последующим фейерверком. Грейнджер в своем гневе была великолепна, карие глаза вспыхивали, а голос опускался почти до рыка.
Наблюдать, как эта удивительная пугающая ярость направлена на кого-то другого в твою защиту, смотреть, как могучая гриффиндорская львица встает за тебя горой — потрясающее чувство! Никто никогда не заступался за Северуса, не пытался его поддержать.
“Глубоко же я влип”, — в очередной раз подумал профессор.
Снейп не волновался — он испугался до чертиков. Подозревал, что их расставание полностью его уничтожит, но… ему было все равно. Невыносимая всезнайка связала его по рукам и ногам, накрепко приковав к себе — Альбус и Волдеморт ей и в подметки не годились. К узам рабства профессору было не привыкать, но он никогда не пытался с этим бороться. Северус догадывался, что подсознательно ему наконец-то надоело спускать в трубу собственную жизнь, за него это и так рады были сделать все окружающие.
Профессор отдавал себе отчет, что эти мысли для него необычны. Он затушил окурок и сделал себе пометку предупредить Гермиону проверять дозировку, когда ей в следующий раз взбредет в голову накачать его наркотой. Северус знал, что еще не успокоился окончательно, ему хотелось схватить палочку и выплеснуть гнев. Он смежил веки и предался воспоминаниям.
После той ночи, когда он не смог вызвать Патронуса, чтобы предупредить Гермиону, что он, мол, не задумал самоубийство, не напился вусмерть и все такое, профессор снова занялся Окклюменцией. Он тщательно отобрал кусочки воспоминаний, которые могли спустить курок. Этим приемом он практически полностью блокировал смертельные уровни боли, высокие уровни страха — любой другой человек от ужаса обмочился бы.
Этот же метод помогал Снейпу сопротивляться любому, даже самому мощному, зондированию сознания. К тому же, он выяснил, что может теперь вызвать достаточно сильное счастливое воспоминание, позволяющее как никогда легко вызывать Патронуса.
Удобно, ведь таким образом можно избавиться от опасного гнева, скользящего прямо на поверхности.
До этого счастливое воспоминание у него было, к сожалению, лишь одно — тот день, когда Снейп получил письмо из Хогвартса. Впереди маячила свобода, от восторга Северус почти впал в эйфорию. К тому же родители казались трезвыми, счастливыми и ужасно интересовались происходящим. Воспоминание было чудесным, долгие годы Снейп с его помощью вызывал Патронуса, однако прошло слишком много времени, и сияние радости почти померкло. Собирая кусочки новых воспоминаний, Снейп действовал более осторожно.
Он позволил картинкам проплыть перед внутренним взором, мгновенными вспышками сменяя друг друга.
К Темной метке прижимаются губы Гермионы, тогда они впервые стали близки, тогда она впервые дала профессору понять, что принимает его такого, каков он есть.
Астрономическая башня — и первый раз за много лет Северус ощущает тепло другого человека. Практически неизведанное, шокирующее осознание: кто-то нуждается в его, Снейпа, утешении.
Профессор прогоняет кота. Чертово животное наотрез отказывается уходить, запрыгивает ему на руки и начинает мурлыкать.
Северус смотрит сверху вниз в глаза Гермионы, слышит, как ее голос шепчет его имя, пока сам он движется внутри нее.
Колокольчики пронизаны солнечным светом. У него на коленях лежит голова Гермионы, пальцы Северуса вплетают в ее невозможные волосы душистые цветы.
Незабываемо прекрасная музыка Рождественской службы, в руке Северуса — теплая женская рука.
На его ладони — кулон “инь-ян”, подарок. Сейчас он впервые наденет его на шею.
Они сидят перед камином в обнимку и читают, голова Гермионы отдыхает на его плече.
Он просыпается среди ночи, а она калачиком свернулась в его объятиях...
Северус открыл глаза и потряс головой, тихая радость смыла остатки мрачного настроения. Как его жизнь стала такой невероятно странной? Ладно, еще пару-тройку часов он как-нибудь выдержит. По сравнению с прошлым, это ерунда, за все когда-то приходится расплачиваться.
И за куда меньшее вознаграждение ему приходилось платить гораздо более высокую цену.
Гермиона открыла дверь во внутренний дворик и вышла на солнечный свет, осторожно наблюдая за Северусом. Тот повернулся и смиренно на нее взглянул. Сигарета была выкурена лишь наполовину, однако профессор выглядел довольно-таки безмятежным.
Гермиона тоже подошла к перилам и прислонилась к плечу Снейпа.
— Тебе лучше?
— Кажется, ты неправильно рассчитала дозу, — мягко сообщил он. — У меня будет роскошное похмелье.
— Прости.
— Не извиняйся. Твое зелье сняло самые острые симптомы, и я вполне успокоился. С теми же целями я принимал гораздо более опасные наркотики. — Он глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул, а затем посмотрел на Гермиону и тихо сказал: — Все в порядке. Я бы предпочел, чтобы некоторые вопросы были сформулированы не так грубо, но… все нормально. Я не против ответить.
— Зато я против! — возразила Гермиона. — Право беспокоиться обо мне они потеряли с тех пор, как выгнали меня из дома и сказали больше не возвращаться. — Она вздохнула и добавила: — Точно все нормально?
— Знаешь, это что-то вроде репетиции, — терпеливо заметил профессор, снова обращая взгляд на залитую солнцем улицу. — Правда — основная ее часть — всё равно выйдет наружу, если наш замысел к чему-то приведет. Такие вопросы будут задавать снова и снова. Да, есть вещи, о которых я не говорил даже с тобой, но я четко осознаю свои границы, всё будет в порядке.
— Мне всё равно очень жаль.
— Гриффиндор! — пробормотал, оборачиваясь, Снейп. Намек на улыбку смягчил его глаза. — Я ведь сам это предложил, если помнишь. Я догадывался, что они захотят задать несколько вопросов.
— Просто знай, ты не обязан говорить, — мягко напутствовала она. — Иногда мне кажется, ты все еще забываешь, что у тебя теперь есть выбор.
Что-то во взгляде Северуса подсказало, что догадка верна, но он промолчал, просто легонько кивнул в ответ. Вдруг послышался звук открывающейся двери, и профессор посуровел лицом. Гермиона поняла, что ее слова угодили в цель точнее, нежели предполагалось.
Судя по всему, больше Северус не будет таким снисходительным.
— Северус, примите наши извинения, — тихо сказала Элен.
Он обернулся и смерил Грейнджеров невыразительным взглядом.
— Ваше беспокойство простительно, однако не следует вести себя так бесцеремонно, — решительно ответил Северус. В голосе его слышались фирменные студеные нотки. — Я не возражаю, что вы допрашиваете меня, доктор Грейнджер, однако оскорблений не потерплю.
У родителей Гермионы хватило порядочности выглядеть пристыженными.
— Мы искренне сожалеем, — сказал отец. — Каждый родитель мечтает о лучшем для своего ребенка, и со всем уважением, Северус...
— Вы представляли себе совсем другое, — закончил за него Снейп. — Весьма понятно.
Последовала минута тяжелой тишины, затем Северус снова занял свое место у стола, остальные последовали его примеру. Какое-то время профессор задумчиво разглядывал пустую чашку. А затем поднял взгляд.
— Может, будет лучше, если я сначала расскажу вам немного о себе? — Черные глаза Снейпа затуманились, словно он видел нечто, заметное только ему одному. Гермиона к этому привыкла, но люди, которые были незнакомы с Мастером Зелий, обычно немного пугались.
— Сам я из простонародья, с севера Англии, — начал он свой рассказ. — Родился в нищем районе рабочего городка Ланкашира. Отец мой был маглом, и жили мы как обычные люди. Сейчас я веду в основном магловский образ жизни, ваша культура мне ближе, чем Волшебный мир. Детство мое было не слишком счастливым. В Хогвартс я попал уже с кучей проблем и не слишком приспособленым к жизни. Покинув школу, я присоединился к Пожирателям смерти. — Снейп расстегнул манжету рубашки и отодвинул ткань, демонстрируя выцветшую змею и череп. — Это Темная метка, пожизненное клеймо в знак служения Темному лорду.
— Волдеморту, — вполголоса для родителей прокомментировала Гермиона, зная, что Северус не заметит: он ушел в себя и не услышит ничего, пока не закончит свою речь. — Он не может произносить его имя вслух из-за этой Метки.
Северус, погрузившийся в свои мысли, продолжал:
— Я стал его последователем по многим причинам, и мог бы найти миллион оправданий. Я и правда не понимал, во что ввязался. Однако я пришел к нему по доброй воле, зная, что отправляюсь не на прогулку под луной. — Северус медленно, одним пальцем, очертил контуры черепа и змеиное тело.
— Я поторопился, а когда у меня нашлось время подумать, раскаялся. Я не должен был так поступать, однако понимал, что податься мне некуда. Мне показалось, этот вариант лучше других. Когда я пришел к Лорду, мне исполнилось восемнадцать с половиной. Еще не наступил мой девятнадцатый день рождения, а я уже по-настоящему сожалел о своем решении и искал пути отступления. Но моя гордость была сильнее сожалений — сильнее всего на свете, пока я не понял, что поставил под удар дорогого мне человека. Гермиона рассказывала вам эту историю, я не буду повторяться.
Я перешел на другую сторону. От этого в жизни моей мало что поменялось. Я все так же вынужден был откликаться на призыв хозяина, а тот все так же приказывал мне творить страшные вещи. Я убил многих, пытал многих. Многих — предал.
Один знающий человек заверял меня, что тем самым я спас уйму людей, помог больше, чем причинил вреда. Не знаю, правда или нет, но ситуация от этого лучше не становится.
К нашей беседе первая война не имеет никакого отношения, ваша дочь была совсем ребенком, когда те события закончились. Впервые я встретил Гермиону в ее одиннадцать лет. Она… — Профессор помолчал, во взгляде его мелькнула искра, и Гермиона поняла, что он задумал сказать какую-то гадость. Северус скривил губы и закончил: — просто феерически меня доставала. Она была очень умна и прекрасно это знала. Гермиона отчаянно старалась произвести положительное впечатление, желая занять в новом мире подобающее место. Рвение весьма оправданное, однако факт остается фактом: она ужасно, ужасно раздражала.
Девочка слишком сильно стремилась добиться моего расположения. Она это со всеми учителями проделывала, а со мной такой подход не работал. В придачу, я был деканом факультета, на котором учились дети Пожирателей смерти, а мы в то время свято верили, что не за горами возвращение Темного лорда. Я не мог отдавать предпочтение маглорожденной, даже если она каким-то чудом умудрялась меня не выводить. А потом вдруг мисс Грейнджер подружилась с единственным ребенком, которого я искренне ненавидел — несправедливо ненавидел, но сути дела это не меняет.
Гермиона и два ее маленьких дружка причинили персоналу школы больше неприятностей, чем все остальные ученики, вместе взятые. Эта троица родилась, чтобы искать проблемы на свои головы, а сам Поттер, как назло, то и дело притягивал к себе всё, связанное с Темным лордом. Вот кем она была для меня — бесконечно раздражающей школьницей, которая все время лезла на рожон и катастрофически не умела выбирать друзей. Тем не менее нельзя было не признать ее способности.
Когда началась вторая война, я почти перестал обращать внимание на учеников. Все свободное время я посвящал шпионской деятельности, к тому же… сильно страдал от множественных травм. Темный лорд к тому времени окончательно обезумел и частенько пытал своих приспешников — просто так, кто под руку попадется. Наряду с этим я пытался преподавать — совершенно невыполнимая миссия. Краем уха я слышал, что Гермиона принимает во всем этом участие — в основном, неофициальное. Но думал я о ней лишь как о придатке к Поттеру, который изо всех сил старается осложнить мою жизнь, даже если сам этого не подозревает.
Война закончилась. Я не ожидал, что переживу ее, и все еще не понимаю, как мне это удалось. Я бежал и скрылся, хотя дал Поттеру достаточно информации, чтобы меня оправдать. Но мне было неважно, считают ли меня виновным — я просто был не в силах остаться. Мне хотелось покинуть Волшебный мир, возвращаться я не планировал.
Скитаясь по миру, я пережил… Даже не знаю, как это описать, — задумчиво промолвил профессор и слегка нахмурился, продолжая смотреть на что-то, видимое лишь ему одному. — Не то чтобы нервный срыв, скорее… переосмысление. У меня появилась куча времени подумать обо всем, чего я избегал, пока был занят работой. Время заняться, как это сказать? — своим эмоциональным багажом. Или, если угодно, прогнать старых призраков — выберите любую банальность по вкусу. К слову о банальностях: я решил начать все с чистого листа. Примирился с прошлым и стал почти нормальным, — добавил он, иронически усмехаясь. — Однако, тем самым я оказал себе медвежью услугу. Столько лет я на человека-то едва походил, полностью отрекся от всего, сосредоточился лишь на жизненно необходимом, стараясь не стать конченым психопатом. Но рассудок вернулся, и я почувствовал невероятное одиночество. К тому же раны мои никуда не делись. Так что я приехал в Англию и начал искать путь обратно в Волшебный мир, ведь другой жизни я никогда не знал. Я снова встретил Гермиону. Заранее я этого не планировал, но если вдуматься — у кого еще хватило бы ума меня отыскать и сострадания попытаться помочь? Война изменила нас обоих, и мы нашли общий язык... — Его голос становился тише и, наконец, совсем умолк.