Гермиона предприняла максимум усилий, чтобы выглядеть невинно озадаченной.
— Не понимаю, о чем вы, Поппи.
Волшебница улыбнулась.
— Неужели? Есть другое объяснение, почему профессор Снейп доверил тебе свои драгоценные зелья? Почему он вдруг взялся отвечать тебе на личные вопросы? — От смущения Гермиона поежилась в кресле, а Поппи встряхнула головой и потянулась вперед, касаясь ее руки. — Не переживай так, дорогая. Я не злюсь, не удивлена, не потрясена — ничего такого, отнюдь. Я так давно не видела в глазах Северуса отблеска жизни. Если вы оба счастливы — а вы, похоже, счастливы, — то и я рада.
Поборов сомнения, Гермиона улыбнулась.
— Я счастлива, правда. И уверена, что он тоже, хоть никак этого не показывает.
— О, ну ты же его знаешь! — хихикнула Поппи. — Он счастлив, поверь. Целую вечность его таким не видела. Я еще помню, как это бывало... В детстве у Северуса была удивительная улыбка, может, потому, что улыбаться ему доводилось редко.
— Каким он рос? Я видела пару воспоминаний, там кусочек, тут обрывок, а кое-что он сам мне рассказал...
— Любой, кто знал Северуса в те годы, скажет, что он рос ожесточенным и вспыльчивым. Была в нем и темная сторона, отчего его характер становился еще более скверным. Кроме того, он был мстительным и очень спокойным. — Медсестра поудобнее угнездилась в кресле. — Впервые я встретила Северуса через пару недель после его поступления в школу. Вспоминаю такого щуплого маленького мальчика, с застарелыми синяками на ребрах, с ужасно взрослыми и уставшими глазами... Я таких ни у одного ребенка никогда не видела. Держался Северус враждебно, но ведь это все от одиночества. Он не был мрачным, нет, скорее грустным. Было в нем и нечто темное, и этот мрак усиливался из-за того, как с ним здесь обходились. Вел себя очень тихо, достаточно вежливо, но в разговоры не вступал. Вокруг него витала особая аура ребенка, пережившего насилие. Я сразу поняла — мы будем часто встречаться.
В первые годы Северус был тихим и безропотным. Гнев появился позже, когда он понял, что все происходящее никогда не закончится, а чтобы выжить, ему придется драться. Все ребята в подростковом возрасте становятся более агрессивными, а у Северуса на это было куда больше причин, чем у большинства его ровесников. А также куда больше возможностей выпустить дьявола на волю. Все началось с самозащиты, но зашло намного дальше. Я пыталась оберегать мальчика, но слишком многие были настроены против Северуса. Потом ситуация достигла определенной точки, и паренек покатился по наклонной. Я наблюдала подобное с другими студентами, позже они плохо кончили... Для Северуса я всегда желала лучшей участи. К сожалению, шансов у него было очень мало. — Поппи встряхнула головой с печалью в глазах. — Однажды я поняла — мальчик совсем пропал. Я видела это по его лицу, и в тот момент мечтала придушить Альбуса собственными руками. Северус тебе не рассказывал?..
— Про Хижину? Да. Я и раньше об этом знала, но Северус добавил подробностей.
— Я понимаю, почему Альбус принял такое решение. Отчасти я с ним даже согласилась — всегда жалела бедного Ремуса и хотела его защитить. Но Альбус это так обставил... Такое не прощают. Я видела, как он подошел к тяжело травмированному мальчику — редко встретишь такого перепуганного ребенка, как Северус в ту ночь — и сообщил ему: если он, Северус Снейп, только пикнуть посмеет, что его чуть не растерзали, ему принудительно подчистят воспоминания. В ту ночь я наблюдала за Северусом. Он просто сидел на кровати, обхватив руками колени, и часы напролет не сводил глаз с луны в окне. Он не шелохнулся до самого восхода солнца. Я видела, как той ночью в нем что-то умерло, и поняла, что он для нас потерян. Я прошла две войны, но та ночь остается для меня одним из самых жутких воспоминаний.
— Профессор говорил, что именно в ту ночь решил присоединиться к Волдеморту, — подтвердила Гермиона. — Сказал, что и раньше размышлял об этом, и порой даже всерьез, но окончательное решение принял именно в Больничном крыле.
Поппи понимающе кивнула.
— Я Северуса не виню. Свет равнодушно от него отвернулся, поэтому оставалось только обратиться на сторону Тьмы, ведь терять-то все равно нечего. А ведь тогда мы еще могли его спасти! Веди себя Альбус повежливее, найди какой-то предлог проучить Сириуса... Да просто признай случившееся и объясни, почему Мародеры остались безнаказанными, а не продолжай твердить о невинной шалости — даже этого бы хватило! В шестнадцать лет в Северусе еще оставалось какое-то благородство, доброта. Я видела, как все это умерло в ту ночь. Может, что-то и осталось, но тем, кем он мог бы стать до этой трагедии, ему было не стать никогда. Если бы Северуса в то время хоть кто-то поддержал, возможно, он сумел бы спастись... То есть, я хочу сказать — если бы его простила Лили, потому что кроме нее с ним никто не дружил. Не знаю, почему они поссорились, и не хочу знать. Не мое это дело. Но думаю, для Северуса их ссора стала началом конца. Он был очень ей предан, всякий раз, когда она приносила ему в лазарет домашнее задание и оставалась, чтобы его подбодрить, эта преданность горела в его глазах. Как жаль, что Эванс ничего не замечала!
— Северус думает, она всё понимала, — мягко ответила Гермиона. — Он полагает, Лили так и не простила его, отчасти потому, что не могла ответить на его чувства и не знала, как же его отвадить. Использовала их ссору, как предлог покончить с нелепой дружбой. Может, он и прав… их стычка произошла по его вине, но то была абсолютная случайность, которая не может служить серьезным оправданием того, чтобы после стольких лет отношений отталкивать друга.
Гермиона не собиралась сообщать свои мысли Северусу или Гарри, но про себя украдкой считала Лили Эванс Поттер эгоистичной сукой. Ей удалось нанести Северусу такой удар, от которого зельевар все еще, спустя столько лет, не оправился. А какие у нее, по сути, были причины рвать отношения? Снейп, безусловно, сказал гадость, но в тот момент он был зол и унижен, даже напуган, ведь шайка хулиганов, обычно его третирующая, собрала вокруг них целую толпу. Северуса осудили за слова, которых он вовсе не имел в виду; он отчаянно пытался оправдаться и исправить ошибку.
Гермиона не знала, как поступила бы в подобной ситуации. Наверное, ей было бы больно, она бы злилась, но хотелось думать, что в ответ она не стала бы вот так жестоко присоединяться к обидчикам, даже не дав Северусу шанс исправить произошедшее. С девяти лет они были лучшими друзьями, а Лили взяла и перешагнула через это — фактически, сама подтолкнула его к Пожирателям Смерти. Возможно, у Эванс имелись и другие причины, но Гермиона по-прежнему думала, что причиной всему эгоизм. В конце концов, жить с Северусом, одиноким и недоверчивым, и так болезненно раненым пришлось именно ей, Гермионе.
Поппи прервала ее мысли.
— После той ночи я редко видела Снейпа. Годами он сам лечил свои травмы и приходил ко мне, только если ранения были очень серьезными, или если хотел ненадолго спрятаться в Больничном крыле. Помню его выпуск. Он тогда единственный не улыбался — нечему было радоваться. С тех пор, пока он не начал здесь преподавать, мы не встречались. Как-то раз Северус пришел поговорить, и я ему ответила — к моему теперешнему стыду — что мне нечего сказать человеку с Темной Меткой. Он не стал спорить, только посмотрел измученным, уставшим взглядом, и молча удалился. Прошли долгие месяцы, прежде чем Альбус разбудил меня среди ночи и позвал на помощь: Северус оказался сильно ранен. Тогда-то директор и объяснил, что Северус ради нас следит за Волдемортом. В тот раз Снейп угодил в настоящий переплет. С ног до головы он был покрыт кровью. Его так трясло, что он не мог ни ходить, ни говорить. Он ужасно страдал. Но самое страшное — его глаза. Они были… Я даже слов не могу подобрать.
— Будто он видел нечто ужасное, недоступное вашему взгляду, — добавила Гермиона. — Будто для него видеть подобное в порядке вещей. Словно смирился с этим и тот ужас имеет для него какой-то смысл, будто происходящее нормально. Будто ничто не может этого изменить, да никто и не пытается. Он до сих пор иногда так выглядит.
Медсестра кивнула.
— О да. Это не отчаяние и не апатия. Это…
— Как будто он не то чтобы потерял надежду, а ее и вовсе не было.
Женщины обменялись взглядами, подтверждающими, что Гермиона только что точно сформулировала самую большую проблему Северуса, то, что лежало в основе его трагедии: отсутствие надежды. Это сломило его окончательно. Снейпу в голову не приходило, что обстоятельства могут измениться и появится хоть какой-то просвет. Он думал, на его жизнь распространяются другие правила, вот и решил, что не заслуживает большего.
— Гермиона, скажи… как он сейчас? Я так редко его вижу. Кажется, он счастлив, но…
Гермиона немного помолчала, понимая, о чем на самом деле спрашивает мадам Помфри.
— У него бывают хорошие и плохие дни, — наконец, сказала она. — Последнее время чаще хорошие, чем плохие. Он… возвращается туда, Поппи. Не думаю, что Северус когда-нибудь, как говорят, станет нормальным. Он никогда не исцелится полностью. Но… вы же знаете, Северус сильный, ведь он все это пережил. Мне кажется, окончательно профессор сломался во время своего… изгнания. В одиночестве Северус пережил психологический срыв, ему пришлось собирать себя по кусочкам. Никто бы другой так не смог. Да, он до сих пор набрасывается на людей, порой ему снятся кошмары, а иногда накатывает такая депрессия и отчаяние, что смотреть больно… Однако, это происходит все реже. Чаще всего Северус все-таки счастлив. — Гермиона встряхнула головой и улыбнулась. — Никогда раньше не понимала, что он за человек. А он бывает невероятно милым и нежным, честно-честно.
Поппи моргнула.
— Ты уверена, что мы говорим об одном и том же мужчине? Мне нравится Северус, но “милый” — не подходящее для него слово, как и “нежный” вообще-то.
Гермиона расплылась в улыбке.
— Иногда он действительно такой! Знаете, почему я сегодня сама принесла зелья? Вчера мне было очень плохо, поэтому Северус всю ночь глаз не сомкнул, приглядывал за мной. Вот я и настояла, что лично отнесу лекарства, пусть немного отоспится.
Медсестра выглядела донельзя растроганной.
— Правда? Расскажи еще что-нибудь!
Стараясь не хихикать — Северус лопнет от злости — Гермиона подчинилась.
— Вы знаете, что сразу после Нового года я связалась с родителями? Это не моя заслуга, я даже понятия не имела, где они. Перед Рождеством Северус уехал и выяснил, где они живут. Я его об не просила, а он не рассказывал, что у него появилась такая идея, просто взял и принес их адрес. Он не часто совершает подвиги, но если уж совершает, то с размахом.
Медсестра рассмеялась.
— Никогда бы не догадалась. Неужели ты всерьез утверждаешь, что глубоко в душе Северус Снейп — романтик?
Гермиона не смогла сдержать смех. Наконец перестав хохотать, она с трудом перевела дыхание.
— Ну, не до такой степени! Но иногда, совершенно внезапно, Северус делает милые сюрпризы. Мое кольцо с выдрой, например — его подарок. Северус подарил его задолго до начала наших отношений. Он не имел в виду ничего романтического, просто заказал кольцо специально для меня — как знак благодарности за то, что помогла вернуться в Волшебный мир.
По крайней мере, Гермиона была в этом почти уверена. Впрочем, судить о мотивах Северуса непросто, а в лоб она не спрашивала.
— Ох, что-то не верится!
— Это не часто случается, к тому же Северус не выносит, когда перед ним распинаются в благодарностях. Поэтому любит представлять добрые поступки случайным стечением обстоятельств. Зачастую он так сводит меня с ума, даже не знаю, поцеловать его или придушить. Он язвит, злит меня, насмехается, упрямствует и может вывести из себя как никто другой, но...
— Дорогуша, ты ведь по уши в него влюбилась? — ласково улыбаясь, спросила Поппи.
Гермиона печально вздохнула.
— Да... Глупо, правда? Сама не знаю почему, но рядом с Северусом я счастлива, даже если порой мечтаю его поколотить. Все эти мелочи... Северус умеет улыбнуться особенным образом, одними глазами… Совсем незаметно, никто другой, кроме меня, и не увидит. Он любит Крукса — клянусь, давно, еще в самом начале нашей дружбы, именно кот помог нам найти общий язык. Он — господи, он убьет меня за эти слова — ужасно любит обниматься, особенно, когда засыпает. Иногда даже притворяется, что почти спит — чтобы дать себе лишний повод понежиться в обнимку. Часто совершает хорошие поступки, облегчая мне жизнь, и совершенно не заостряет на этом внимание. Это мило, пусть это слово совершенно не подходит Северусу.
Они немного помолчали в уютной тишине, пока мадам Помфри не заметила лукаво:
— Ну и, конечно, его голос...
Гермиона снова рассмеялась.
— О, да! Могу слушать его бесконечно, даже если Северус просто будет читать вслух перечень уборочного инвентаря. Когда он особым образом произносит мое имя, я буквально таю. Даже немного неловко.
— Как я тебя понимаю, дорогая! Когда у Северуса начал ломаться голос, никто и внимания не обратил. Однако, вернувшись в Хогвартс учителем, профессор Снейп мастерски им овладел. Представь, на первом же собрании в учительской все сидели и внимали ему, затаив дыхание. Я почти уверена, что учеников гипнотизирует одна лишь сила его голоса.
— Хм… Может, вы и правы. Уроки Зельеварения я до сих пор помню дословно. Даже в одиннадцать лет я его очень внимательно слушала! Мне кажется, если бы не его нездоровый вид, по нему сохла бы половина школы, как бы он нас ни пугал.
— Ты сказала нездоровый? Не “отталкивающий”?
— Да, потому что по-своему Северус очень даже привлекателен. Впрочем, сам он этого не замечает, что тоже очень мило. Но в любом случае, у него есть харизма. От него так и веет силой, особенно, когда он уделяет тебе особое внимание. Не понимаю, почему больше никто не замечает.
— Потому что не хотят. Если признать, что Северус вовсе не уродливый монстр, придется относится к нему, как к человеку, то есть по сути согласиться с тем, что все это время люди ошибались. — Поппи улыбнулась и откинулась назад. — Я рада, что вы нашли друг друга. Ты явно попала под его обаяние, более того, любишь в нем реального человека, а не придуманный образ. Принятие Северусу необходимо не меньше, чем любовь, и ты ему это даешь. Ты разглядела в нем нечто, о чем я и не подозревала. Если хотя бы половина из рассказанного сегодня правда, он для тебя горы свернет.
— Знаю, но мне это не нужно. Я хочу, чтобы Северус просто был собой, тогда я чувствую себя счастливой. Он всю жизнь делал что-то для других, и это до сих пор довлеет над ним. Не хочу такого.
— Он страдает?
Гермиона заколебалась, но все же ответила:
— Плачет во сне. Очень тихо, не всхлипывая, только слезы катятся. Это даже не кошмары, они теперь совсем редко ему снятся. Просто беззвучно плачет почти каждую ночь. Уверена, сам он об этом и не подозревает. Похоже, для Северуса это единственный выход эмоций. Что ж, это хотя бы ему не во вред. Вот о чем я говорила раньше — ему никогда не стать нормальным. Но Северус нашел способ заставить обстоятельства работать на себя, не дать им победить. Несмотря ни на что, у него получилось сделать нас счастливыми.
Медсестра медленно покачала головой.
— Всегда подозревала, что Снейп многое не договаривает. Мне и так кое-что известно, но… все еще хуже?
Вопрос Поппи не подразумевал подробного ответа.
Гермиона кивнула.
— Почти все шрамы Северус маскирует магией. От всех, кроме меня. Когда он показал их впервые, то ожидал, что я сбегу прочь. А ведь шрамы у него остались не только на теле...
Глаза Поппи затуманились.
— Я видела некоторые. Даже Северус не смог скрыть всего. К тому моменту я уже перестала выпытывать подробности. Вряд ли он снизошел бы до ответов.
— Отмолчался бы в любом случае.
— Не сомневаюсь. И… мне ужасно неловко спрашивать, Гермиона, но… у вас все в порядке?
До подобного вопроса еще никто не додумался. Однако никому и не давали столько пищи для размышлений.
“Поппи ведь не со зла, — уговаривала себя Гермиона, стараясь не скрипеть зубами. — Она просто переживает…”
Что вовсе не означает, что вопрос не был отвратительным.
— Вы хотите спросить, оправился ли Северус после своих травм и изнасилования и не причиняет ли мне боль в постели? — напрямик уточнила Гермиона, в упор глядя на Поппи.
Мадам Помфри встретила ее взгляд с выражением лица человека, не раз имевшего дело с Северусом Снейпом в самом худшем его проявлении; потуги Гермионы остались не оцененными.
— Если ты хочешь сформулировать вопрос именно таким образом, я не возражаю.
Несколько смешавшись, Гермиона опустила глаза.
— Простите. Знаю, вы не хотели меня задеть. Нет, Северус ни разу не причинил мне боли, ни малейшего признака не было.
Царапины, укусы и прочие следы любовных забав не в счет — доставалось обоим. Секс у них никогда не был слишком грубым. Пожалуй, Гермиона на Северусе оставляла даже больше отметин, хотя Поппи об этом сообщать не обязательно. Гермиона знала: если Северус случайно причинит ей физический вред, никогда себе этого не простит. Он не ранит ее, даже если от этого будет зависеть судьба Волшебного мира… Но и в этом случае Гермиона не была уверена, что Северус на такое способен.
Вспоминая их недавний разговор, Гермиона пожала плечами.
— Северус как-то сказал, что разделяет в своей голове секс и насилие. Случившееся не было его первым опытом... Думаю, потому он и сумел это пережить. Он справился благодаря своему невероятно мощному, четко организованному разуму.
— Прости, что спросила, — мягко ответила ведьма. — Просто хотела убедиться. Сексуальные проблемы зачастую являются симптомом других, куда более серьезных. После всего, через что прошел Северус, кто угодно на его месте… Впрочем, пожалуй, ты права насчет его разума. Во время войны я нередко задумывалась, что благодаря Окклюменции он не только обводил вокруг пальца чокнутого маньяка, те чары делали для него гораздо большее. Порой у него бывали такие раны... любой другой превратился бы в скулящее животное… Северус прекращал сопротивляться, застывал неподвижно, глаза мутнели, и я понимала: он уходит куда-то глубоко внутрь себя, сбегает от кошмара, происходящего в реальности с его физическим телом. Однажды он упомянул, что это особая техника медитации, но и только.
— Окклюменция — это нечто большее, — согласилась Гермиона. — Мы как-то это обсуждали. Северус может сопротивляться Империусу, Веритасеруму и прочей принуждающей магии. Даже какое-то время способен противостоять Дементорам! Без этого он бы не выжил.
— Он сам рассказал? Я потрясена. Готова была жизнью поклясться, что Северус Снейп никогда и словом не обмолвится о чем-то столь личном.
— Это только кажется, что он взял и выболтал все свои секреты, — усмехнулась Гермиона. — Мы общаемся почти два года, вместе почти год, а я все еще знаю о нем лишь малую толику. Если Северус не хочет делиться, у него ничего выпытаешь, он согласен рассказывать только на своих условиях.
— И ты не возражаешь?
— В этом вся суть Северуса. Если я стану возражать, значит, мы не будем вместе, — честно ответила Гермиона. — Я всегда знала, что он скрытный и замкнутый. И, помимо всего прочего, это его жизнь, не моя. В конце концов я осознала, что, может, мне и не надо знать всего, — добавила она, улыбаясь.
Поппи усмехнулась.
— Интересно, что сказал бы в ответ на это Северус.
Гермиона фыркнула.
— Он до сих пор зовет меня Невыносимой всезнайкой.
— И всегда будет так звать. Помню, когда он назвал тебя этим прозвищем в первый раз.
— Когда это? — У Гермионы от любопытства загорелись глаза. Неужели Поппи и Северус ее между собой обсуждали? Внезапно ее осенило: — Тот случай с Оборотным!
— Боюсь, что да, — согласилась, улыбаясь, мадам Помфри. — Должна признаться, никогда не слышала, чтобы Северус так смеялся. Так бы и отшлепала его за это.
— Это бы не помогло! Он меня до сих пор дразнит! Честно говоря, оглядываясь назад, я понимаю — это действительно вышло забавно. Для всех, кто не был на моем месте. Зато я научилась осторожности. — Гермиона печально улыбнулась, качая головой: та история произвела на нее неизгладимое впечатление, такое вовек не забудешь. Другие девочки никогда не могли понять, почему Плакса Миртл все время мяукает при виде Гермионы. — Хотя последствия могли быть хуже. Ведь профессор знал, что Оборотное я сварила незаконно, да еще и ингредиенты у него стащила, но никому и слова не сказал.
— Наверное, в благодарность за развлечение, — заметила Поппи, — за удовольствие, которое он получил, решая сию головоломку. Тот год был хорошим для Северуса — до того как все пошло наперекосяк.
— Вряд ли. Тогда его раздражала потеря вожделенной должности, однако уступить ее Локонсу было по-настоящему обидно. Так жаль, что я редко видела их вместе, — озорно хихикнула Гермиона.
Поппи закатила глаза.
— Это было… скажем так, интересно. Даже если бы Альбус специально наколдовал кого-нибудь, чтобы досаждать Северусу, лучшей кандидатуры не найти. Удивляюсь, как не дошло до убийства.
— Альбус взял с Северуса клятву не причинять Златопусту никакого вреда.
— В любом случае, самое ужасное, что как только чудовище вырвалось на свободу, все сразу решили, что уж Северус-то точно об этом что-то известно — ведь был замешан его факультет. До сих пор не понимаю, как он нашел время сварить Тонизирующий Глоток Мандрагоры. Ведь это не так-то просто, снадобье чрезвычайно сложное. А ему даже спасибо никто не сказал.
Гермиона поморщилась.
— Как и я. До летних каникул у меня все напрочь из головы вылетело. Потом-то, конечно, вспомнила, и совесть меня вконец замучила. Хотела послать ему записку со словами благодарности, но не осмелилась.
— Он бы на эту писульку даже внимания не обратил. Порой Северус сам себе худший враг.
— Так и есть, — горячо согласилась Гермиона. — Ну, что ж, я так рада, что мы поговорили, Поппи! Приятно поболтать с кем-то, кто понимает, почему мы с Северусом вместе. Большая часть моих близких друзей уже в курсе, ситуацию они более или менее приняли, но все-таки думают, что я просто тронулась умом. А вы хорошо знаете Северуса и понимаете меня.
— Я счастлива за вас обоих, — искренне ответила медсестра. — Всегда считала, что Северус заслуживает лучшего. Погоди уходить, пообещай кое-что, пока ты еще здесь.
Гермиона хмыкнула.
— Поппи, я живу со слизеринцем. Я не даю обещаний, пока не узнаю, чего именно от меня хотят.
— Во-первых, не причиняй ему боли.
— Обещаю никогда умышленно не делать ему больно, а если случайно обижу — приложу все усилия, чтобы исправить дело. Устраивает?
— Устраивает, дорогая. Второе: когда соберешься объявить коллегам о вашей связи, предупреди, пожалуйста, заранее. Хочу заблаговременно занять место в зрительном зале. К тому же, если кого-нибудь хватит удар, мне лучше быть поблизости.
— Ха! — вырвалось у Гермионы. — Я не собираюсь делать публичных заявлений! Но запомню на всякий случай. Что-то еще?
— Скажи Северусу, пусть перестанет упрямиться и придет поговорить.
— Ни за что! Ни за что не скажу ему о нашем разговоре!
— Это еще почему?
— Я проболталась, что Северус любит обниматься. Если он об этом узнает, найдет меня даже на краю света.
— Ладно, принимается. Третий пункт вычеркиваем, — стараясь казаться серьезной, согласилась Поппи. — Но когда в следующий раз при встрече с профессором Снейпом я не выдержу и начну смеяться, он заподозрит неладное! Просто в голове не укладывается, что Северус оказался таким романтиком.
— О, Мерлин! Лучше уж мне сразу начать вымаливать у него прощение.
* * *
Немного погодя, стоя у двери спальни, Гермиона улыбалась открывшемуся зрелищу. Видимо, Северус недавно проснулся. Он побрился, волосы после душа блестели от влаги. В одних пижамных штанах профессор лежал в обнимку с урчащим Крукшанксом.
— А вот и два моих самых любимых мальчика! — бодро провозгласила Гермиона, присев на угол кровати.
Северус открыл один глаз, смерил ее прохладным взглядом, и снова смежил веко.
— Как ты можешь все время быть такой жизнерадостной?
— Будь мы оба такими капризными ворчунами, как ты, мир раскололся бы надвое, — серьезно ответила она. — Кстати, зелья доставлены с величайшими предосторожностями.
В ответ Снейп признательно кивнул, снова проваливаясь в сон.
Гермиона улыбнулась и почесала Крукшанкса за ухом.
— А еще Поппи сказала, чтобы ты прекратил упрямиться и поговорил с ней.
Снейп медленно открыл глаза и уставился на нее с непонятным выражением лица.
— Что, хорошо поболтали? — наконец спросил он.
Голос его не дрогнул, но Гермиона поняла: все висит на волоске. Северус ненавидел сплетни, и даже сейчас готов поверить, что она (она!) скорее скажет про него за глаза какую-то гадость, чем что-то хорошее.
— На самом деле, да, — ответила Гермиона. — Поппи выяснила, почему ты теперь выглядишь счастливым, и очень рада.
Выражение лица Северуса нисколечко не изменилось.
Он снова закрыл глаза, и после паузы холодно произнес:
— Знаешь, Гермиона, ты — ужасно надоедливая везде сующая свой нос ведьма.
С облегчением выдохнув — она достаточно хорошо знала профессора, чтобы понимать, что несмотря на весь его суровый вид, гроза миновала — Гермиона улыбнулась.
— Ну так уж сложилось. Хочешь поговорить об этом или просто поворчать решил?
— Иди сюда, я утихомирю тебя, несносная женщина, — приказал он, не открывая глаз.
Изо всех сил стараясь не смеяться, Гермиона встряхнула головой.
— Нет. Тебе надо еще поспать. Не хочу, чтобы ты завтра случайно прикончил кого-нибудь из учащихся.
Она неспешно развернулась и пошла прочь.
Северус, уже не такой измученный и раздраженный, каким казался, догнал ее в гостиной. Бесцеремонно прижав Гермиону к стене, он стал целовать ее, игнорируя все протесты. И только когда убедился, что для возражений у нее не осталось дыхания, отпрянул, сверкая глазами.
— Дорогая, когда-то, после невыносимо долгого дня, следующего за не менее утомительной, по милости моего господина, ночью, я был способен столкнуться с Поттером и не свернуть ему шею. Так что бессонную, по милости некой особы, чья компания для меня не в пример предпочтительней, ночь я уж как-нибудь переживу, — вкрадчиво известил профессор.
Гермиона уже придумала остроумный ответ: мол, раз профессор считает компанию Гарри куда более приятной альтернативой обществу Волдеморта, уж она-то может надеяться, что ее, Гермиону, Северус предпочтет любому студенту. Однако сказать ей ничего не позволили.
Стоило ей открыть рот, профессор прильнул к нему губами, тут же скользнув языком внутрь.
У нее промелькнула ленивая мысль: надо и в самом деле заставить его перестать так поступать. Но Северус целовал ее все яростнее, все голоднее, и Гермиона решила: не обязательно делать это именно сегодня, обняла ногой его бедро и притянула ближе к себе. В результате они оказались на полу, катаясь по ковру среди поспешно сброшенной одежды. Затем темп немного снизился, и торопливые поцелуи Северуса стали мягче.
Поппи совершенно не о чем волноваться, улыбнулась про себя Гермиона.
Раньше она не раз видела как Снейп проявляет жестокость. Эта грань его характера не имела никакой связи с их интимной жизнью; из них двоих склонность сходить с ума имела именно Гермиона. Северус никогда не оставлял на ней кровавых отметин, а вот она да, любила царапаться. И уж, конечно, Снейп никогда не делал с ней того, чего бы она сама не хотела.
Северус раздразнил ее до такой степени, что Гермиона чуть не принялась умолять его о большем. Она оставила всякие попытки думать и позволила себе раствориться в удовольствии. Здесь, в их собственном уютном мирке, ничто другое не имело значения. Когда Северус так ее касался, она чувствовала себя самой красивой женщиной в мире. Он продолжал нещадно ее терзать, Гермиона выгнула спину и застонала ему в рот. Наконец он оказался внутри, глубоко в нее погрузившись.
Все исчезло, остались лишь разбуженные им ощущения.
Гермиона хотела, чтобы это не заканчивалось никогда.
— Северус… — шепотом позвала она.
В ответ профессор пошевелился, она задрожала под ним и взглянула ему прямо в глаза.
Северус не сразу понял, что она о чем-то спрашивает, а не просто произносит его имя — он уже давно привык, что Гермиона всегда шумно ведет себя во время секса.
В конце концов он с трудом прохрипел:
— Что?
— Ты можешь… ненадолго остановиться?
Он тут же неловко застыл, уставясь на нее с нечитаемым выражением в глазах. Понимая, о чем он думает, она помотала головой и, улыбнувшись, коснулась его лица.
— Все в порядке. Я всего лишь... хочу это прочувствовать.
Он неохотно расслабился, кивнул, чуть сдвинулся, полностью войдя в нее, и замер. Гермиона закрыла глаза и прислушалась к своим ощущениям.
Под спиной — ковер, плотная шерсть бережет от холода каменных плит, однако не скрадывает недостаток мягкости. Обнаженную кожу поглаживает прохлада. Все остальные чувства исходят от мужчины, пригвоздившего Гермиону к полу. Глубоко в ней его член — толстый, длинный, горячий и твердый, он словно одновременно нажимает сразу на все нервные окончания. Если немного сконцентрироваться, можно уловить его пульсацию.
Между ее распростертых ног лежит Северус, придавив ее бедрами. Он и правда нарастил мускулатуру, но если двигался слишком резко, мог тазовыми костями оставить на ней синяки. Твердый плоский живот прижимается к ее мягким формам, жар его тела с легкостью прогоняет холод подземелья. Вес Северус в основном удерживает на локтях, так, чтоб ей было не слишком тяжело. Гермиона осязала тепло его грудной клетки, поднимающиеся и опадающие во время дыхания мускулы; колючие волосы царапают ей грудь, а там, где ее касается ожерелье профессора — пятнышко холода. Северус дышит: глубоко и не слишком ровно, можно даже уловить легкую дрожь. Он пахнет дымом и медью, травами и дождем, слабоуловимым ароматом геля для душа, и, безусловно, мужчиной.