Эта разница с давних времен была обозначена в философии, которая на протяжении тысячелетий выделяла два пути к хорошей жизни. Первый путь назывался «гедонией» – в наши дни мы как раз именуем его «счастьем». Зигмунд Фрейд писал об этом, отмечая, что человеческие существа «охотятся за счастьем: они хотят стать и оставаться счастливыми». Фрейд назвал это явление «принципом удовольствия», который для большинства людей и определяет все жизненные устремления. Древнегреческий философ Аристипп, ученик Сократа, считал, что ключ к хорошей жизни – именно стремление к гедонии. «Искусство жизни, – писал Аристипп, – состоит в том, чтобы пользоваться ее радостями и удовольствиями по мере их появления, и острейшие удовольствия – не интеллектуальные и далеко не всегда высоконравственные».
Спустя несколько десятилетий философ Эпикур популяризовал сходную идею: он настаивал, что хорошую жизнь человек обретает в удовольствиях, при этом удовольствие определял как отсутствие страданий, умственных и физических, например тревоги. Сытая, спокойная, беспечальная жизнь и есть счастье, согласно Эпикуру. Эта идея не пользовалась популярностью в средние века и была почти забыта, но возродилась в XVIII веке, когда ее воскресил Джереми Бентам, основатель учения утилитаризма. Бентам верил, что главная сила, движущая человеком, – стремление к счастью. «Природа подчинила человека двум властным хозяевам: боли и удовольствию, – гласит знаменитое изречение Бентама. – Лишь они указывают путь и определяют, что нам надлежит сделать».
В согласии с этой традицией многие современные психологи определяют счастье как позитивное эмоциональное и умственное состояние. Например, один из способов измерить уровень счастья, применяемый в социологии, состоит в следующем. Человека просят подумать и ответить: часто ли он ощущает позитивные эмоции, такие как гордость, энтузиазм и востребованность, – и соотнести этот показатель с тем, насколько часто он испытывает негативные эмоции, а именно страх, тревожность и стыд. Чем выше ваш уровень позитивных эмоций в сравнении с негативными, тем более счастливым можно считать человека.
Но, разумеется, наши эмоции переменчивы. И, как показал эксперимент Нозика, эмоции – это еще не все. Можно с удовольствием читать бульварную прессу и испытывать стресс, ухаживая за больным родственником, – но большинство из нас согласится, что уход за родным важнее, чем чтение новостей. Возможно, в настоящий момент это занятие не является для нас источником положительных эмоций, но, отказавшись ухаживать за больным, мы впоследствии будем горько сожалеть и испытывать стыд. Иными словами, это неприятное дело стоит делать, потому что оно имеет смысл.
Осмысленность – второй путь к хорошей жизни, который легче всего понять, обратившись к трудам греческого философа Аристотеля и его концепции «эвдеймонии». Это слово в переводе с древнегреческого означает «человеческое процветание», и нередко его переводят как «счастье». Поэтому Аристотелю нередко приписывают мысль о том, что счастье – наивысшее благо и главная цель нашей жизни. Однако на самом деле Аристотель весьма сурово отзывался о тех, кто стремится к жизни, состоящей из наслаждений. Таких людей он называл вульгарными рабами, подчеркивая, что погоня за удовольствиями в попытке постичь блаженство, хоть и свойственна большинству людей, – все же это скорее удел животных, чем разумных существ.
По Аристотелю эвдеймония – не мимолетная положительная эмоция. Это скорее то, чем человек занят. Чтобы вести эвдеймоническую жизнь, по утверждению древнегреческого мыслителя, нужно пестовать в себе лучшие моральные и интеллектуальные качества, реализуя свой потенциал. Хорошая жизнь по Аристотелю – это активная жизнь, в которой ты делаешь свое дело и служишь обществу. Это жизнь, в которой ты вносишь лепту в благополучие своего окружения, преобразуешь мир к лучшему и, главное, реализуешь свои возможности, а не зарываешь таланты в землю.
В своей работе психологи четко осознают это отличие, сформулированное Аристотелем. Если гедония определяется как «ощущение блаженства», то эвдеймония означает «творить добро и жить по‑доброму», а также «стремиться к саморазвитию и наилучшему применению своих способностей», чтобы это согласовывалось с глубинными моральными принципами человека. Проще говоря, это жизнь, построенная на порядочности и добрых делах. И она щедро вознаграждается. Ученые сформулировали это так: «Чем прямолинейнее и настойчивее человек пытается выжать из жизни максимум удовольствия и избежать боли, тем вероятнее в итоге у него получится жизнь, лишенная глубины, смысла и единения с человеческим обществом». Но те, кто делает выбор в пользу стремления к осмысленности, в конечном итоге получают более счастливую и полную жизнь.
Конечно, сложно измерять идею смысла лабораторными методами, но, по мнению психологов, когда человек говорит, что его жизнь наполнена смыслом, налицо выполнение трех условий:
– человек оценивает свою жизнь как значимую и достойную, то есть часть чего‑то большего;
– человек верит, что живет не зря, а ради чего‑то;
– он чувствует, что живет, руководствуясь конкретными целями.
Некоторые социологи скептически относятся к идее, что счастье и осмысленность жизни – разные понятия. Однако исследования показывают, что наличие смысла в жизни и ощущение счастья не так просто объединить в одно целое. То, что отличает одно от другого, было выявлено в исследовании, проведенном в 2013 году группой психологов университета штата Флорида во главе с Роем Баумайстером. Исследователи опросили примерно 400 человек в возрасте от 18 до 78 лет, задав им два вопроса: счастливы ли они и считают ли свою жизнь осмысленной. Социологи изучили не только ответы, но и значимые характеристики респондентов, например, уровень стресса у опрошенных, финансовые привычки, наличие детей. Было установлено, что, хотя в ряде случаев люди смешивают понятия «осмысленной» и «счастливой» жизни, полагая, что одно порождает другое, но, по мнению большинства, у счастья и осмысленности весьма разные истоки.
Баумайстер и его группа обнаружили, что счастливая жизнь, по мнению людей, – это жизнь легкая, беззаботная, в которой человек большую часть времени чувствует себя довольным, испытывает мало стрессов и тревог. Кроме того, по данным опроса, счастливая жизнь ассоциируется с крепким физическим здоровьем и способностью покупать нужные и желанные вещи. В этом отношении исследователи получили то, чего и ожидали. Однако удивило их другое: респонденты связывали стремление к счастью с эгоистичным поведением, считая, что к счастью стремятся те, кто привык брать, а не давать.
«Счастье без глубинного смысла и значимости жизни, – отмечали исследователи, – характеризует относительно пустую, эгоцентрическую или даже эгоистическую жизнь, в которой все хорошо, желания и нужды легко удовлетворяются, а трудности и заботы игнорируются».
Осмысленная жизнь, наоборот, ассоциировалась у опрошенных с альтруизмом и отдачей, а ее главным признаком они считали стремление облагодетельствовать не только себя, но и окружающих. Более осмысленная жизнь ассоциировалась со следующими занятиями: дарение подарков другим людям, забота о детях и даже ведение дискуссий. Последнее занятие, по словам исследователей, указывает на то, что у человека есть убеждения, которые он готов отстаивать, а значит, есть и смысл в жизни. Поскольку все эти занятия требуют от человека энергетических затрат на нечто большее, то осмысленная жизнь ассоциируется с более высоким уровнем стресса, беспокойства и тревоги по сравнению со счастливой, безмятежной жизнью. В то же время обнаружилось, что осмысленность ассоциируется с более низким уровнем счастья – и особенно это касается родителей, участвовавших в опросе. Иными словами, люди, которые растят детей, больше тревожатся и реже чувствуют себя счастливыми, но считают свою жизнь осмысленной.
Итак, получается, что осмысленность и счастье зачастую взаимно исключают друг друга. Однако исследования показали, что действия, совершаемые человеком ради наполнения своей жизни смыслом, также способны приносить ощущение благополучия и счастья. Именно к такому выводу пришли в 2010 году исследователи Вероника Хата из университета Оттавы и Ричард Райан из университета Рочестера. В ходе исследования они предложили группе студентов колледжа в течение десяти дней стремиться или к осмысленности, или к счастью, а для этого ежедневно совершать хотя бы один поступок, который бы преумножил либо эвдеймонию, либо гедонию. В конце каждого дня участники эксперимента отчитывались исследователям о том, какое именно дело они предпочли выполнить. У тех, кто решил стремиться к осмысленной жизни, наибольшей популярностью пользовались такие поступки: простить друга, позаниматься учебой, подумать о собственной шкале ценностей, помочь или подбодрить кого‑то. Те же, кто стремился к счастью, перечислили такие занятия: сон, игры, покупки и поедание сладостей.
В завершение эксперимента исследователи опросили участников, чтобы выяснить, как эти десять дней повлияли на их самоощущение. Обнаружилось, что студенты, которые выбрали в качестве приоритета счастье, непосредственно после эксперимента испытывали больше позитивных чувств и меньше негативных. Однако уже через три месяца их бодрость и радость пошли на спад. Вторая группа студентов, сосредоточившая свои усилия на осмысленной жизни, сразу после эксперимента не чувствовала душевного подъема и счастья, хотя и оценила свою жизнь как более целеустремленную и осмысленную. Однако три месяца спустя самоощущение изменилось и у этой группы. Студенты сообщили, что почувствовали, как духовно обогатились, вдохновились и теперь ощущают себя частью чего‑то большего, нежели собственное «Я». Они также признались, что испытывают негативные эмоции в меньшей степени. Таким образом, в долгосрочной перспективе, судя по всему, стремление придать жизни смысл укрепляет психологическое здоровье, а погоня за сиюминутными удовольствиями – наоборот, ослабляет его.
Философ Джон Стюарт Милль этому не удивился бы. Он писал: «Счастливы лишь те, чей разум сосредоточен на чем‑то ином, нежели собственное счастье. На счастье других, на том, чтобы облагородить род человеческий, на каком‑либо искусстве или цели, само устремление к которой важнее конечного результата. Таким образом, стремясь чего‑то достичь, эти люди попутно обретают счастье».
Психологи, подобные Хате и Баумайстеру, являют собой часть нового растущего движения, которое кардинально меняет наше представление о том, что значит жить хорошо. Их работы показывают, что поиск смысла в жизни приносит гораздо больше морального удовлетворения, чем погоня за личным счастьем. Они помогают понять, как именно действовать, чтобы отыскать смысл в жизни и придать ей значимость. С помощью своих исследований эти ученые ищут ответы на глобальные вопросы. Нужно ли каждому отдельно взятому человеку искать смысл самостоятельно, в одиночку, или же есть некие универсальные источники, к которым мы все можем обратиться? Почему люди в определенных культурах в большей степени склонны считать свою жизнь осмысленной, чем в других? Как это отражается на их здоровье? Как нам найти смысл жизни перед лицом смерти и возможно ли это вообще?
Подобные исследования отражают качественные сдвиги в нашей культуре. По всему миру просветители, врачи, политики, предприниматели и рядовые люди теперь стараются остановить погоню за личным блаженством и все больше сосредоточиваются на том, чтобы наполнить свою жизнь смыслом.
Все глубже погружаясь в психологические исследования, я стала искать таких людей. На страницах этой книги я расскажу вам о нескольких выдающихся личностях из их числа. Вы познакомитесь с группой любителей средневековья, которые обрели смысл жизни, создав свое сообщество. Я расскажу о смотрительнице зоопарка, которая нашла смысл жизни и призвание в своей работе. Вы узнаете об инвалиде, которому травма помогла полностью измениться как личности. Наконец, вместе с бывшим астронавтом вы отправитесь в космос, где он нашел свое подлинное призвание.
В чем‑то эти истории являются самыми обычными. Но в чем‑то – они необыкновенны. Следуя за этими искателями истины в их путешествиях, я обнаружила, что всех их объединяет нечто общее – некие важные качества. И мое открытие было подкреплено современными научными данными: вокруг нас полным‑полно источников смысла. Черпая из них, мы можем сделать свою жизнь ярче, значительнее и полезнее, а также помочь другим людям достичь того же самого. В этой книге я расскажу о таких источниках и о том, как отыскать и освоить их, чтобы придать жизни глубину и осмысленность. Попутно вы узнаете о преимуществах осмысленной жизни: о том, как она делает лучше нас самих, наши учебные заведения, работу и общество в целом.
Пока я расспрашивала исследователей и изучала истории людей, ищущих и обретающих смысл жизни, судьба то и дело напоминала мне о суфиях, которые, собственно, и направили меня на этот путь. Суфии – воплощение осмысленной жизни, которые чаще всего живут очень скромно и кротко. Многим из них дорога к осмысленной жизни далась нелегко. Но все‑таки их конечной целью было облагодетельствовать других людей и сделать мир лучше. Один суфийский наставник как‑то сказал: «Если дервиш делает лишь один шаг по пути к доброте и любви, но не движется дальше, он все равно вносит свою лепту в улучшение мира, посвящая себя другим людям». Даже малый шаг – важный шаг. То же самое относится и к тем, кто ищет осмысленной жизни. Они преображают мир, каждый по‑своему, глобально или в мелочах, стремясь к благородным целям и идеалам.
В самом деле, подобно тому, как новые научные открытия вернули нас к мудрости, которую проповедовали гуманитарные науки, работа над этой книгой лишь подтвердила те уроки, что я усвоила в детстве, когда жила в суфийской общине. Хотя все ее члены‑дервиши вели обычную жизнь – работали юристами, строителями и инженерами, растили детей, – их мышление изначально было направлено на обретение смысла жизни. И это придавало высший смысл всему, что они делали: от уборки со стола после ужина до распевания песен на стихи Руми и Аттара. Они жили опираясь на их мудрость. Для дервишей стремление к личному счастью не было целью, они о нем не задумывались. Они скорее постоянно были сосредоточены на том, как по возможности быть полезными окружающим, как помочь людям стать счастливее и более цельными, как стать частью чего‑то большего. Все они создавали осмысленную жизнь. По их примеру нам всем следует задаться лишь одним вопросом: как нам добиться того же самого?
Глава 1
Кризис смысла
Как‑то раз, осенним днем 1930 года, историк и философ Уилл Дюран убирал листья во дворе своего дома в Лейк‑Хилл, в штате Нью‑Йорк. К нему подошел хорошо одетый мужчина и сказал: «Я собираюсь покончить с собой и исполню свое намерение, если вы не предложите мне хоть одну весомую причину жить дальше».
Потрясенный Дюран постарался найти такой ответ, который утешил бы незнакомца, но его слова не действовали: «Я посоветовал ему найти работу – но у него уже была работа; вкусно поесть – но он не был голоден. Что бы я ни говорил, его явно ничего не трогало».
Дюран, писатель и интеллектуал, который скончался в 1981 году в возрасте 96 лет, больше всего известен как автор популярных книг по философии, рассчитанных на широкую публику. Его «История философии», вышедшая в 1926 году, стала бестселлером, а многотомный труд «История цивилизации», который Уилл создавал сорок лет в соавторстве с женой, Ариэль Дюран, получил Пулитцеровскую премию за десятый том «Руссо и революция». В жизни Дюран был мыслителем с широким кругом интересов. Он прекрасно разбирался в литературе, религии и политике, а в 1977‑м получил одну из высочайших правительственных наград для гражданских лиц – президентскую Медаль свободы.
Дюран воспитывался в католической традиции, учился в иезуитской академии и планировал принять сан. Но в колледже он стал атеистом, прочитав труды Чарльза Дарвина и Герберта Спенсера, чьи идеи растопили наследственную религиозность Дюрана. Много лет после утраты веры Дюран размышлял над вопросом о смысле жизни, но так и не нашел ответа, который бы его удовлетворил. Агностик, эмпирически мыслящий философ, Дюран позже осознал свою неуверенность в вопросе, что именно дает людям причину продолжать жить, даже когда они в отчаянии. Этот мудрец своего времени не смог предложить ответ незнакомцу, собиравшемуся покончить с собой, – напомним, что дело было в 1930 году, лишь год спустя после финансового кризиса, породившего Великую Депрессию.
Дюран решил написать величайшим светилам своего времени – литераторам, философам и ученым, от Махатмы Ганди и Мэри И. Вули до Х. Л. Менкена и Эдвина Арлингтона Робинсона. Он захотел спросить, как они находят смысл и цель в собственной жизни в этот неспокойный исторический период. «Не могли бы вы ненадолго прервать свою работу, – учтиво писал им Дюран, – и сыграть со мной в одну философскую игру? Я пытаюсь ответить на вопрос, который наше поколение, возможно, больше, чем прочие, готово задавать все время, но никак не может на него ответить: каков смысл и цель человеческой жизни?» Ответы светил Дюран включил в свою книгу «О смысле любви», которая была опубликована в 1932 году.
В своем письме Дюран исследует причину, по которой многие его современники ощущали, будто живут в экзистенциальном вакууме. В конце концов, на протяжении тысячелетий люди верили, что существует некая высшая сверхъестественная область, населенная богами и духами, которая находится за пределами наших земных чувств. Они постоянно ощущали присутствие этого потустороннего мира, наполнявшего земной мир смыслом. Но, как утверждал Дюран, современная философия и наука показали, что вера в подобный мир – незримый и неосязаемый – в лучшем случае наивна, а худшем суеверна. Таким образом, они привели человечество к повальному разочарованию.
Дюран объясняет, почему утрата этих традиционных источников смысла столь трагична. «Астрономы сообщили нам, что человеческая жизнь – не более чем миг в траектории звезды, – писал он. – Геологи сказали, что цивилизация – не более чем крошечная интерлюдия между двумя ледниковыми периодами. Биологи объявили, что вся жизнь – это война, борьба за существование среди особей, групп, народов, союзов и биологических видов. Историки сказали, что так называемый прогресс – иллюзия и заблуждение, а расцвет неизбежно переходит в упадок. Психологи утверждают, что воля и личность – безвольные орудия наследственности и среды, и что душа, некогда считавшаяся неподверженной порче, – не что иное, как мимолетная пульсация мозга». Между тем философы, которые старались проложить рациональный путь к истине, обосновали умозаключение, согласно которому жизнь бессмысленна: «Жизнь в общефилософской перспективе стала судорожным копошением насекомых на земле, лишаем планетарного масштаба, который вскоре будет излечен и уничтожен».
В своей книге Дюран воспроизводит старую историю о полицейском, попытавшемся помешать самоубийце броситься с моста. Между ними завязался разговор, и в итоге с моста бросились оба. «Именно к этому нас привели философия и наука», – утверждал Дюран. Рассылая свое письмо мудрейшим из современников, он искал ответ на нигилизм своего времени – ответ тому незнакомцу, который лишил его дара речи. Дюран умолял их ответить, что придает жизни смысл и ради чего стоит жить. Он просил рассказать, что понуждает их жить дальше, что дарит вдохновение, энергию, надежду и утешение.
В наши дни вопросы Дюрана звучат актуально как никогда. Безнадежность и уныние не просто на пике – они превратились в эпидемию. Вот данные по США: с 1960 гг. количество страдающих депрессией сильно увеличилось, а с 1988‑го по 2008‑й употребление антидепрессантов выросло на 400 %. Эти показатели нельзя объяснить тем, что улучшился доступ к лечению душевных заболеваний. Согласно Всемирной организации здравоохранения, уровень самоубийств по всему миру со времен Второй мировой войны увеличился на 60 %. Особенно уязвимы оказались отдельные прослойки населения. Например, в США во второй половине XX века количество случаев суицида среди лиц в возрасте 15–24 лет увеличилось в три раза. В 2016 году уровень самоубийств у населения в целом достиг своего пика за последние 30 лет, а у людей среднего возраста с 1999 года увеличился на 30 %. Каждый год 40 000 американцев совершают суицид, а суммарно по всему миру этот показатель доходит до миллиона человек.
Что творится?
В 2014 году Шигехиро Оиши из Виргинского университета и Эд Дайнер из Галлапа провели исследование, в котором попытались ответить на этот вопрос. Исследование было невероятно масштабным и охватило 140 000 человек из 132 стран, но было весьма прямолинейным. За несколько лет до этого исследователи из Галлапа опросили респондентов, довольны ли они своей жизнью и чувствуют ли, что в их жизни есть смысл и важная цель. Оиши и Дайнер проанализировали данные по странам, сопоставив уровень счастья и осмысленности с такими показателями, как благосостояние, уровень самоубийств и другими социальными факторами.
Их открытия были поразительны. В более богатых странах, например в Скандинавии, люди чаще утверждали, что они счастливы, чем респонденты в бедных странах, например в ЮАР. Но, когда дело касалось смысла жизни, ответы были совершенно противоположными. В богатых странах, наподобие Франции или Гонконга, уровень осмысленности жизни оказался самым низким, а в бедных странах – в Того и Нигерии – он был самым высоким, несмотря на то, что респонденты из этих стран оказались самыми несчастными. Однако самое тревожное открытие касалось уровня самоубийств. Выяснилось, что в богатых странах уровень самоубийств значительно выше, чем в сравнительно бедных. Так, в Японии, где ВВП на душу населения составляет 34 000 долларов, уровень самоубийств в два раза выше, чем в Сьерра‑Леоне, где ВВП на душу населения – всего 400 долларов.
Казалось бы, эта тенденция необъяснима, но это лишь поверхностное впечатление. В более богатых странах люди, как правило, ощущают себя счастливее, а их условия жизни можно назвать практически райскими по сравнению со странами вроде Сьерра‑Леоне, где свирепствуют эпидемии, нищета и разруха после гражданской войны. Так почему же жители более благополучных стран кончают с собой? Какие у них на то причины?
Странная взаимосвязь между счастьем и уровнем самоубийств подтвердилась и еще в одном исследовании. Благополучные страны наподобие Финляндии и Дании также показывают высокий уровень самоубийств. По мнению некоторых социологов, причина заключается в том, что быть несчастным в стране, где так много счастливых и довольных людей, особенно тягостно и невыносимо. Другие предполагают, что уровень счастья в этих странах повышается, потому что самые несчастливые люди самоустраняются.
Однако исследование Оиши и Дайнера предлагает другое объяснение этой загадке. Сопоставив статистические данные, они обнаружили поразительную закономерность: счастье или несчастье не позволяют спрогнозировать самоубийство. Показатель, от которого реально зависит уровень суицидов, не что иное как осмысленность жизни, а точнее, отсутствие смысла в жизни. В странах, где меньше всего жителей считали свою жизнь осмысленной – например, в Японии, – уровень самоубийств самый высокий.
Проблема многих людей, решивших покончить с собой, – ровным счетом та же, что и у загадочного незнакомца, который пришел к Дюрану и попросил найти причину жить дальше. Хотя в целом его условия жизни были сравнительно благополучны, он тем не менее верил, что жить ему незачем, а смысла в жизни нет. В наши дни его мнение разделяют миллионы людей. Четверо из десяти американцев не находят удовлетворяющий их смысл жизни. И почти четверть американцев – а это около ста миллионов человек! – не чувствуют, что их жизнь имеет какую‑то цель или смысл.
Очевидно, что решение этой проблемы заключается не в том, чтобы понизить уровень жизни и превратить благополучные США в подобие Сьерры‑Леоне. Современность, возможно, и лишает некоторых из нас смысла жизни, но у нее есть и масса преимуществ. И все же как людям, живущим в современном обществе, отыскать смысл жизни и ее цель? Если мы не заполним трещину между осмысленной жизнью и современной жизнью, она будет неуклонно расширяться, и это дорого нам обойдется. Религиовед Хьюстон Смит писал: «Каждый из нас временами ловит себя на том, что задается вопросом, ради чего жить. А этот вопрос подводит к другому: когда нам плохо, стоит ли продолжать жить? Те, кто решает, что дальше жить не стоит, сдаются, и не всегда путем самоубийства, а зачастую через медленное самоуничтожение, ежедневно сгибаясь под тяжестью бытия – иными словами, поддаваясь депрессии, слабости и отчаянию».
Именно такая участь постигла знаменитого русского писателя Льва Толстого. В 1870‑е годы, в возрасте около 50 лет, он впал в экзистенциальную депрессию, столь острую и опустошающую, что его неотступно терзало желание покончить с собой. Толстой заключил, что его жизнь совершенно бессмысленна, и эта мысль переполняла его ужасом.
Стороннему наблюдателю депрессия писателя могла бы показаться беспричинной. Толстой был не только знаменитым писателем, но и аристократом, у него было все: богатство, слава, почести. Он был женат, имел несколько детей. Два его шедевра, «Война и мир» и «Анна Каренина», были опубликованы в 1869 и 1878 гг. и получили колоссальное признание. Толстой завоевал международную известность, при жизни считался одним из величайших писателей своего времени и мог не сомневаться, что его произведения станут классикой мировой литературы.
Большинство людей были бы рады и куда более скромным успехам. Но в расцвете своей славы Толстой решил, что все эти достижения – лишь ловушки бессмысленной жизни, а потому ничего для него не значат.
В 1879 году Толстой в отчаянии принялся за «Исповедь», автобиографический отчет о своем духовном кризисе. «Исповедь» начинается с описания того, как в юности, будучи студентом университета, а затем военным, он вел разгульную жизнь. «Ложь, воровство, любодеяния всех родов, пьянство, насилие, убийство… Не было преступления, которого бы я не совершал, – пишет он, возможно, слегка преувеличивая, – и за все это меня хвалили, считали и считают мои сверстники сравнительно нравственным человеком». Именно в тот период жизни Толстой «…стал писать из тщеславия, корыстолюбия и гордости», руководствуясь желанием получить славу и деньги.
Вскоре он примкнул к литературным кругам и интеллектуальным сообществам России и Европы, где буквально молились на идею прогресса. Толстой стал одним из адептов этой религии. Но затем два потрясших писателя впечатления открыли ему всю пустоту веры в совершенство человека и общества. В 1857 году Толстой собственными глазами наблюдал смертную казнь на гильотине в Париже: «Я видел в Париже, как в присутствии тысячи зрителей отрубили голову человеку гильотиной. Я знал, что человек этот был ужасный злодей; я знал все те рассуждения, которые столько веков пишут люди, чтобы оправдать такого рода поступки ‹…›, но в тот момент, когда голова и тело разделились и упали в ящик, я ахнул и понял не умом, не сердцем, а всем существом моим, что все рассуждения, которые я слышал о смертной казни, есть злая чепуха, что сколько бы людей ни собралось вместе, чтобы совершить убийство, как бы они себя ни называли, убийство – худший грех в мире», – пишет Толстой.
Второй трагической историей стала бессмысленная смерть его брата Николая, умершего от туберкулеза: «Другим случаем сознания недостаточности для жизни суеверия прогресса была смерть моего брата. Умный, добрый, серьезный человек, он заболел молодым, страдал более года и мучительно умер, не понимая, зачем он жил, и еще менее понимая, зачем он умирает. Никакие теории ничего не могли ответить на эти вопросы ни мне, ни ему во время его медленного и мучительного умирания», – вспоминал Толстой в «Исповеди».
Оба эти события потрясли Толстого, но не изменили его. В 1862 году он женился, и семейная жизнь отвлекла его от сомнений. Помогла переключиться и работа над романом «Война и мир», которую он начал вскоре после женитьбы.
Толстого всегда интересовал вопрос о том, что придает жизни смысл, – эта тема красной нитью проходит через все его произведения. Левин, которого принято считать автобиографическим героем и отражением Толстого, мучительно решает этот вопрос на незабываемых страницах романа «Анна Каренина». В конечном итоге герой приходит к выводу, что его жизнь не бессмысленна: «Жизнь моя теперь, вся моя жизнь, независимо от всего, что может случиться со мной, каждая минута ее – не только не бессмысленна, как была прежде, но имеет несомненный смысл добра, который я властен вложить в нее».
Однако вскоре по окончании «Анны Карениной» Толстой начал смотреть на жизнь мрачнее. Чем бы он ни занимался, его неотступно преследовал вопрос о смысле жизни. Внутренний голос в его голове упорно спрашивал: «Зачем я здесь? Для чего? В чем цель и смысл всей моей деятельности? Зачем я существую?» С годами этот голос звучал все настойчивее: «Прежде чем заняться самарским имением, воспитанием сына, писанием книги, надо знать, зачем я это буду делать. Пока я не знаю – зачем, я не могу ничего делать», – писал Толстой в «Исповеди».
Там же он формулировал вопрос иными словами: «Вопрос мой – тот, который в пятьдесят лет привел меня к самоубийству, был самый простой вопрос, лежащий в душе каждого человека, от глупого ребенка до мудрейшего старца, – тот вопрос, без которого жизнь невозможна, как я и испытал это на деле. Вопрос состоит в том: „Что выйдет из того, что я делаю нынче, что буду делать завтра, – что выйдет из всей моей жизни?“ Иначе выраженный, вопрос будет такой: „Зачем же мне жить, зачем чего‑нибудь желать, зачем что‑нибудь делать?“ Еще иначе выразить вопрос можно так: „Есть ли в моей жизни такой смысл, который не уничтожался бы неизбежно предстоящей мне смертью?“»