Вскоре после Рождества правительство Кастро стало показывать зубы: они пытали и казнили политических соперников, конфисковали частную собственность, забивали пропагандой головы детям в школе. Когда мать услышала новость, что Кастро планирует обобществить детей, отняв их у родителей, она ударилась в панику и решила срочно отослать Карлоса и его брата Тони в США, чтобы сохранить их в безопасности. Братья попали в число четырнадцати тысяч кубинских детей, которые были самолетом переброшены во Флориду в период с 1960 по 1962 год в рамках так называемой операции «Питер Пэн». Мать Карлоса, как и тысячи других родителей, остались на Кубе ждать разрешения на выезд и дня, когда они воссоединятся с детьми.
Для нее этот день настал через три года. В 1965 году она прилетела с Кубы в Иллинойс, где Карлос и его брат жили у дяди. Отец был вынужден остаться на Кубе. К тому времени жизнь самого Карлоса очень изменилась. По прибытии в Америку их с братом поселили во флоридском приюте, где кишели тараканы, кормили один раз в день и нужно было обороняться от других сирот. В Иллинойсе мальчикам жилось лучше. Но поскольку их мама не владела английским и хромала из-за перенесенного в детстве полиомиелита, то Тони с Карлосом вынуждены были пойти работать, чтобы прокормить себя и ее. В пятнадцать лет Карлос приврал, прибавив себе возраста, и устроился мыть посуду в отель «Хилтон» в Чикаго. Со среды до воскресенья он работал в отеле с четырех вечера до двух часов ночи, а утром, проспав всего несколько часов, спешил в школу, где одноклассники дразнили его «даго», то есть «испашкой». Беззаботная и роскошная жизнь, которую Карлос когда-то вел в Гаване, теперь казалась ему давним сном.
Когда Карлосу было уже пятьдесят лет, разнеслась новость о том, что на берег океана во Флориде волнами выбросило юного кубинца по имени Элиан Гонзалес, жертву международного кризиса. К тому времени Карлос преподавал историю в Йельском университете, счастливо и спокойно жил в Коннектикуте с женой и тремя детьми. Он редко вспоминал свое далекое кубинское детство. Но история Гонзалеса словно прорвала дамбу в его душе и памяти – и хлынули воспоминания. Карлос ощутил позыв упорядочить и записать их в виде мемуаров, чтобы осознать все случившееся с ним и его семьей.
Работая над воспоминаниями, Карлос много размышлял об утраченной кубинской жизни. Мемуары он озаглавил «В ожидании снега в Гаване» и рассуждал в них о том, как могла бы сложиться его жизнь, если бы не случилась революция или Кастро быстро свергли. Он размышляет, как повернулись бы события, если бы операция в заливе Свиней прошла успешно. Представляет, как Кастро ставят к стенке и расстреливают, чтобы тот почувствовал такой же невыносимый ужас, какому подвергал пленников. Карлос представляет, что остался в Гаване, а не улетел в США. Рисует картину, как он, щеголеватый юноша, мажет волосы бриолином и отправляется в гаванский клуб на танцы. Представляет, как идет на похороны отца, которого в реальности так больше никогда и не увидел, после того как простился с ним в гаванском аэропорту весной 1962 года.
«Не знаю, можно ли испытывать ностальгию по будущему, – пишет Карлос в своих мемуарах. – Но иногда я скучаю по тому будущему, которое у меня могло быть и не состоялось. Как бы сложилась моя жизнь, какой была бы? Каким бы человеком я стал? Какие отношения у меня были бы с отцом? У меня не было бы такого разрыва между детством и взрослой жизнью. Моя жизнь текла бы непрерывно». Карлос верит: если бы не революция, его жизнь была бы куда легче и беззаботнее, без тех тревог и тягот, которые ему пришлось вынести подростком, без приступов депрессии, накрывавшей его спустя годы, без гнева, который он ощущал в адрес коммунистов, разрушивших его детство, без финансовых тревог. «Да, – сказал Карлос. – Эта жизнь была бы легче. Но означает ли это, что я бы жил лучше? Не уверен. Сейчас я уже достаточно взрослый, чтобы понимать: этот резкий поворот послужил к лучшему. Он сделал меня тем, кто я есть».
Когда Карлос покинул Кубу десятилетним ребенком, он едва научился сам завязывать шнурки, никогда ничего не делал по дому, даже мясо на тарелке ни разу сам себе не нарезал, поскольку был избалованным и холеным ребенком из богатой семьи. Навыков для выживания у него не было вообще. В Америке мальчику пришлось научиться заботиться о себе самостоятельно. Кроме того, по словам Карлоса, трудности способствовали его взрослению и укрепили его дух. «Мне довелось испытать, что такое оказаться на дне, – вспоминал он. – И это изменило мой взгляд на все на свете. Я обрел сострадание к тем, кто оказался на дне, и начал понимать, как несправедлива порой судьба».
Карлос потерял многое. Но на фоне потерь становятся заметнее и приобретения, а приобрел он тоже многое: семью, значимую и удачную карьеру, веру в Бога.
Исследовательница из университета штата Миссури Лаура Кинг большую часть своей карьеры посвятила исследованию того, как нарратив помогает разобраться в утраченной жизни. В конце 1990-х годов она исследовала три группы взрослых, которые столкнулись с серьезными трудностями в своей жизни: родители детей с синдромом Дауна, гомосексуалы и лесбиянки, открывшие окружающим свою ориентацию, а также женщины, которые развелись после двадцати и более лет в браке. Хотя Кинг изучала людей в конкретных обстоятельствах, всех их объединял универсальный человеческий опыт утраты. Все они утратили свое прежнее «Я».
Кинг попросила испытуемых записать два варианта истории их возможного будущего. В первом варианте предлагалось изложить, как они представляют будущее «лучшего из возможных „Я“», то есть каким видят свое будущее из настоящего момента. Во втором же варианте нужно было записать контрфактуальное повествование о том, каким могло быть будущее их «утраченного „Я“», – если бы на их плечи не пала эта трудность. Например, гомосексуалы писали о том, как сложилась бы их жизнь, будь они гетеросексуалами, а разведенные женщины – как они жили бы, оставшись в браке. Написав два варианта нарратива, исследуемые также заполнили анкету, указав, что думают о каждой из двух версий своего будущего и часто ли о ней думают.
Кинг установила, что чем больше человек размышляет о своем нынешнем «Я», тем он счастливее. Представляя будущее, он исполняется надежд, потому что такое будущее достижимо. Однако, чем больше человек думает о своем «двойнике», о том возможном, но утраченном «Я», тем он несчастнее. В тот период, когда Кинг проводила свое исследование, дискриминация геев и лесбиянок была более суровой, чем в наши дни. Ни в одном из штатов однополым парам не разрешалось вступать в брак или жить в гражданском союзе. Поэтому оглашение ориентации сулило настоящую утрату. И гомосексуалы, и лесбиянки в результате частых и длительных размышлений об утраченных возможностях после огласки своей ориентации испытывали расстройство и сожаления. Эти люди осознавали, что так называемая нормальная жизнь без дискриминации и других преград была бы намного легче, чем та, которую они ведут. Аналогичным образом чувствовали себя и разведенные женщины, поскольку развод вызывает порицание общества.
Как обнаружили обе группы, размышления на тему «что было бы, если бы» могут стать эмоционально болезненным процессом. В то же время подобные контрфактуальные мысли заставляли их погрузиться в собственную человеческую природу. Кинг обнаружила, что через два года после того, как эти люди подробно анализировали и описывали свое утраченное «Я» и их возможную, но несостоявшуюся жизнь, и у гомосексуалов, и у разведенных женщин это привело к более интенсивному развитию «Я».
Уровень развития «Я» определяется тем, как человек видит и интерпретирует реальность – в какой степени он способен управлять, интегрировать и осмыслять свой опыт, думать о себе и о мире сложным образом. Иными словами, это мера эмоциональной глубины, то, что проступает в историях, которые Кинг собирала для своего исследования. Один из опрошенных гомосексуалов написал историю о том, как могла бы развиваться его жизнь, будь он гетеросексуален.
Когда я рос, то представлял, что моя жизнь будет такой же, как у моих кумиров. Их жизнь была для меня образцом, идеалом, к которому стоило стремиться. Я рос в маленьком городке… Мои родители и их друзья занимались волонтерской работой, у них был свой бизнес, они заправляли умонастроениями и определяли правила жизни в нашем сообществе. Я мечтал стать ветеринаром. Представлял, как женюсь (поскольку предполагалось, что мужчины женятся). Надеялся, что вместе с женой буду держать магазин товаров для животных и она будет там управляющей. Мы бы принимали активное участие в жизни общества, ведь в маленьких городках так славно живется. Меня бы все знали и ценили как порядочного и трезвомыслящего человека. Мой бизнес процветал бы, а потом я бы передал его в наследство детям.
Люди, писавшие подробные, глубоко продуманные истории вроде этой, – те, кто словно испытывал ностальгию по так и не состоявшемуся будущему, – явно много размышляли о той дороге, которая теперь для них закрыта. Примирение с такой потерей – трудный, но необходимый процесс, который оставляет позитивный отпечаток на реальной жизни этих людей, той, которой они живут. «Избегать мыслей об утрате – возможно, один из способов быть счастливым, – пишет Кинг. – Но вместе с тем он препятствует самопознанию, которое необходимо для дальнейшего роста».
Истории, которые мы рассказываем о себе, помогают нам понять, кто мы, как развивалась наша жизнь и как она могла бы развиваться при иных обстоятельствах. Но мы также черпаем смысл и в историях, рассказанных другими людьми. В книге, фильме, по радио, в театре – истории о других помогают нам поразмыслить над собственными ценностями и опытом.
Возьмем, к примеру, роман «Жизнь Пи». Это история мальчика-подростка по имени Пи, который в результате кораблекрушения, где погибла вся его семья, оказался посреди океана в спасательной шлюпке с бенгальским тигром, пятнистой гиеной, раненой зеброй и дружелюбным орангутангом. В таком составе они пробыли в лодке недолго, – очень скоро начался хаос и кровопролитие: мальчик с ужасом наблюдал, как гиена обезглавила и съела беспомощную зебру, а потом и орангутанга. Кровопролитие закончилось, когда тигр убил и съел гиену.
Пи остается в шлюпке наедине с тигром, и 227 дней лодка дрейфует по Тихому океану. Мальчик голодает, страдает от жажды, отчаивается и вынужден прилагать все усилия, чтобы выжить в обществе тигра. Пи не сдается, несмотря на то, что потерял все. История того, как он выжил, просто невероятна, особенно когда узнаешь, что она произошла на самом деле. Но оказывается, что животные были символами реально существовавших людей. Орангутанг олицетворял мать Пи; зебра – раненого моряка; гиена – отвратительного корабельного кока, который съел раненого моряка и убил мать Пи. Как мы узнаем позже, сам Пи был тигром. Он убил кока и съел его печень и сердце.
Решающее противостояние Пи и тигра – на самом деле противостояние, которое мальчик выдержал сам с собой. Рассказав о том, какая участь постигла зебру, гиену и орангутанга, Пи объясняет, как приручил свирепого тигра, убившего и съевшего гиену. Эти события – параллель случившемуся на самом деле: безжалостно убив кока, Пи научился контролировать собственные животные инстинкты. Рассказывание истории о тигре позволило Пи отделить себя от тех дикарских поступков, которые он наблюдал и совершил сам. Только через рассказ он смог отыскать смысл в событиях, развернувшихся в спасательной шлюпке.
Исследования показали, что людям, пережившим утрату и травму, литература помогает справиться с этим опытом. Чтение трагических историй позволяет им переварить то, что случилось с ними лично, и в то же время отстраниться от собственных болезненных воспоминаний и эмоций. Один в шлюпке, Пи проделывает нечто подобное: он использует басенные образы животных, которые воплощают человеческие качества, чтобы переработать и усвоить опыт, слишком тягостный для полного осознания в реальности. Для Пи рассказывание истории о тигре стало способом понять самого себя. Точно так же, как тигр научился контролировать свою дикую природу, подчиняясь дисциплине хозяина, мальчик Пи развил в себе набор духовных, эмоциональных и физических качеств, которые помогли ему в одиночку выжить в океане в течение месяцев, прежде чем его прибило к берегу Мексики. «Мир не просто таков, как он есть, – говорит Пи. – Он ведь такой, каким мы его воспринимаем, разве нет?»
Конечно, нам нет нужды переживать столь сильную травму, какую пережил Пи, чтобы почерпнуть мудрость из художественных произведений. В исследовании 2002 года Дэвид Миалл и Дон Каикен из университета Альберты попросили участников эксперимента прочитать рассказ «Форель» Шона О’Фаолана. Рассказ повествует о двенадцатилетней девочке по имени Джулия, которая обнаруживает форель, заплывшую и застрявшую в крошечном пруду рядом с дачным домиком, где живет семья Джулии. Образ рыбки, которая бьется в «маленькой тюрьме», неотступно преследует девочку. Однажды ночью она решает выпустить форель на волю. Девочка встает с постели, в пижаме добегает до пруда, вылавливает рыбку и пересаживает в кувшин, а потом бежит к реке, чтобы выпустить в воду.
После того как участники эксперимента прочитали рассказ, их попросили вслух поразмышлять о том, что в повествовании вызвало у них самый сильный отклик. Одна из читательниц увидела в Джулии саму себя в детстве. По ее словам, она ощутила «подлинное родство с девочкой». В детстве она тоже хотела спасти форель. Как отметили исследователи, эта читательница сама удивилась тому, какое восхищение вызвала у нее Джулия. «Эта героиня напомнила участнице о некой грани ее собственного детского „Я“ – героической, которая со времен детства отошла на задний план», – отмечают исследователи.
Другой читатель заявил, что решение Джулии спасти рыбу – это ее первый шаг к взрослению. И, словно опираясь на собственный прошлый опыт, добавил: «Взрослеешь ведь не за одну ночь, требуется время. Ты и сам не понимаешь, что взрослеешь, пока много лет спустя не оглядываешься назад, в прошлое, и не понимаешь, что именно с тобой тогда происходило». Этих читателей сильнее всего тронула та часть истории, которая перекликалась с их собственным опытом. В результате чтения «Форели» они лучше разобрались в себе.
Как и участники эксперимента по рассказу «Форель», слушатели на собрании «Мотылька» тоже ощутили глубокое воздействие рассказа Эрика о несчастном случае с его дочкой Кейт – и по тем же причинам. «Знаете, в перерыве я увидел знакомую, которая была глубоко тронута историей, прозвучавшей в первом отделении», – сказал Дэвиж Кребб, ведущий вечера. Он имел в виду рассказ другой выступавшей, в котором речь шла о смерти ее матери. «Моя приятельница говорила, и в глазах у нее стояли слезы, потому что она говорила об утрате своего близкого человека и о том, что лучше поняла свои чувства и воспоминания, пока слушала чужой рассказ».
«Мотылек» привлекал и привлекает самых разных рассказчиков: среди них были и бывший пресс-секретарь Белого Дома, и космонавт, и знаменитый писатель Салман Рушди, а также Малькольм Гладуэлл (журналист, социолог, автор книги «Гении и аутсайдеры» и ряда других). Но, кто бы ни выступал рассказчиком, если история подавалась хорошо, ее воздействие на аудиторию всегда было одинаково сильным. Истории, которые «приподнимают слушателей над землей, – как выразился писатель Адам Гопник в своей статье в журнале „Нью-Йоркер“, – несут в себе некую благодать, помогают слушателям узнать себя в персонажах истории и на какой-то краткий миг возвышают любую историю обыкновенных людей до уровня поучительной басни или аллегории». Делясь со слушателями своими историями, рассказчики не просто создают смысл для себя лично – они помогают и другим отыскать и обрести смысл. «Потому-то рассказывать истории так важно, – продолжает писатель. – Думаю, есть люди, которые считают, что все это лишь болтовня о себе и эгоизм. Но на самом деле рассказывать истории – значит протягивать руку помощи, общаться с людьми. Это значит, что каждый раз рассказчику удается достучаться до кого-то в бездне его одиночества и сообщить: ты не одинок».
Глава 5
Трансцендентность
Я прилетела из Нью-Йорка в Сан-Антонио, а затем еще семь часов ехала на машине на запад, в край гремучих змей, броненосцев, ковбоев и коровьих стад – и все это ради того, чтобы попасть в обсерваторию Макдональд в Форт Дэвис, штат Техас.
Пустыня Чихуахуа, которая тянется от Западного Техаса к Мехико, – одна из крупнейших в Северной Америке и одна из самых суровых. До ближайших городов в любую сторону сотни километров. Можно часами ехать по шоссе и не встретить ни одной машины и вообще никаких признаков жизни. В середине дня, когда я остановилась перекусить, на солнце было тридцать с лишним градусов жары. К ночи температура упала почти до нуля.
Последний отрезок пути проходил через живописные пики и долины гор Дэвиса. От ближайшего крупного города, Эль Пасо, меня теперь отделяло триста с лишним километров. Поднимаясь по серпантину на вершину одной из этих гор, я смотрела, как появляются впереди три огромных белых купола обсерватории. Она расположена на высоте более 1800 км – это наивысшая отметка, которой можно достигнуть на автомобиле на техасских дорогах. Телескопы обсерватории образуют своего рода горный акрополь. По ночам над ними простирается черное небо, какое редко где встретишь в Соединенных Штатах: здесь царит такая непроглядная темнота, что, когда заходят и солнце, и луна, то и собственной руки не разглядишь, даже если поднесешь ее к самому лицу.
Этот уголок земли мог бы показатсья совершенно безжизненным – меньше всего тут ожидаешь обнаружить сотни людей, которые приезжают издалека и собираются вместе ради обретения трансцендентного опыта. Но как-то раз прохладной и ясной июльской ночью, когда я приехала в обсерваторию, пятьсот человек прибыли туда на знаменитую «звездную вечеринку», чтобы провести один из древнейших ритуалов, известных человечеству, – созерцание звездного неба.
Без четверти десять вечера стемнело окончательно. Пора было начинать. Руководитель повел нас по тускло освещенной тропинке, которая петляла мимо десятка телескопов, – прямиком к амфитеатру. Здесь созерцатели звезд расселись рядами, и я среди них, а потом мы все подняли головы и стали смотреть в небо, раскинувшееся от горизонта до горизонта. Небо в пустыне, когда смотришь на него с гор, где ничто не заслоняет, нет никаких световых помех, поскольку все города очень далеко, – представляет собой самый настоящий огромный звездный купол. Звезды проступают постепенно: сначала их видно несколько, а через минуту-другую – уже сотни.
Большинству звезд, которые мы видели, было сотни миллионов лет, и находились они от нас на расстоянии десятков световых лет, а некоторые и еще дальше. Когда смотришь на них – смотришь в невообразимо далекое прошлое, ведь эти звезды так далеко от Земли, что даже их свету требуются сотни лет, чтобы достигнуть наших глаз. Следовательно, когда мы видим звезды в небе, мы видим их такими, какими они были много лет назад. Даже Альфа Центавра, ближайшая к нашей Солнечной системе звезда, находится от нас на расстоянии в 41 триллион километров. Если однажды она вспыхнет, сгорит и умрет, то наблюдатели на Земле узнают о ее смерти лишь четыре с половиной года спустя.
Наш проводник и руководитель Франк начал «экскурсию по созвездиям», показав нам Большой ковш, часть Большой Медведицы, который указывает на Полярную звезду в созвездии Малой Медведицы. Много лет, объяснил Франк, народы различали в очертаниях этих созвездий медведей. Есть основания утверждать, что европейцы и коренные жители Америки, индейцы, независимо друг от друга видели в сочетании точек на небе одно и то же животное. С точки зрения антропологии, это очень интересно.
Каждый народ, каждая цивилизация, глядя на эти звезды, создавала свою легенду. В Древней Греции и Риме история о двух медведях начинается с любвеобильного Зевса-Громовержца. Верховный бог пожелал соблазнить прекрасную нимфу Каллисто, которая состояла в свите богини-девственницы Артемиды и тоже соблюдала обет целомудрия. Зевса это не остановило: он принял облик Артемиды, подобрался к Каллисто и взял ее силой. Позже, когда Артемида узнала, что Каллисто беременна, она в ярости изгнала ее из своей свиты. Несчастная и одинокая, нимфа бродила по лесам и родила в лесной чаще сына, Аркаса. Вскоре после этого супруга Зевса, Гера, отомстила Каллисто, превратив ее в медведицу. Прошли годы, и медведица-Каллисто повстречала в лесу своего сына Аркаса, который едва не убил ее по незнанию. Но Зевс вмешался и воспрепятствовал кровопролитию, хотя, в общем-то, сам послужил его причиной. Он превратил Аркаса в медвежонка, а затем вознес обоих медведей на небо, где они с тех пор и светят звездами.
Для древних греков и римлян этот миф содержал ценное знание о том, каково быть человеком. Миф гласил, что судьба простых смертных – в руках капризных богов. Контакт с высшей сущностью позволяет обрести бессмертие и вознестись на небо – если, конечно, не приведет к ужасной смерти, как в мифе об Актеоне, которого разорвали собственные охотничьи собаки, когда разгневанная Артемида превратила его в оленя. Космос хаотичен и непредсказуем, и наша судьба тоже.
– Сегодня среди прочего вы увидите в телескопы туманность Кольцо, которое мы тут между собой шутливо называем бубликом с дыркой, – сообщил Франк. – Туманность – это остатки звезды, которая взорвалась и превратилась в газообразное облако в космосе, по форме напоминающее кольцо. Когда-нибудь эта участь постигнет и наше Солнце, но еще не скоро.
Затем Франк обратил наше внимание на южный сектор неба, где яркими точками, красной и желтой, светились Марс и Сатурн. Наш руководитель рассказывал о кольцах Сатурна, и тут по небу чиркнул метеор. Все собравшиеся в унисон ахнули от восторга. Какой-то маленький мальчик воскликнул: «Впервые в жизни вижу падающую звезду!»
После краткой наглядной лекции о созвездиях нас отпустили побродить вокруг телескопов. Каждый из телескопов был направлен на конкретный объект исследования: Сатурн, Марс, туманность Лебедь, где за тысячи световых лет от Земли рождались новые звезды. Другой телескоп был наведен на галактику Водоворот, две столкнувшиеся галактики в 25 миллионах световых лет от нас. Глядя в этот телескоп, мы смотрели в прошлое, в тот момент, когда на Земле только появились первые лошади и слоны, а до возникновения современных людей оставалось еще 24,9 миллионов лет.
К телескопу, в который можно было полюбоваться на Сатурн, очередь растянулась до самого амфитеатра, поэтому я решила занять место в другой очереди и полюбоваться на «космический бублик». Когда наше Солнце достигнет той же стадии эволюции, что и туманность Кольцо, оно к этому времени уже окончательно уничтожит всю жизнь на Земле. Рядом со мной в очереди стоял пятилетний мальчик, который спросил свою маму:
– Мам, а с Солнцем случится вот такое?
– Да, детка, – ответила она с глубоким вздохом. – Но только через миллиарды лет, когда ни тебя, ни нас с папой на Земле уже не будет.
Мальчик обхватил мамину ногу, задрал голову и вытаращенными глазами уставился в звездное небо. И сказал: «Ух ты!»
В обсерваторию Макдональд съезжаются астрономы со всего мира. Они останавливаются в гостевом «Доме звездочетов» при обсерватории и ведут особый, ночной образ жизни. Днем они спят у себя в номерах, задернув плотные темные шторы, чтобы яркий солнечный свет не мешал, а по ночам, когда достаточно темно для наблюдения за звездми, проводят часы в куполах при телескопах. Я приехала в «Дом звездочетов» после полудня и ходила на цыпочках, чтобы не потревожить сон его обитателей. Около трех часов я наведалась в кафе, астрономы как раз завтракали. Один из них, Уильям Кохран, профессор университета штата Техас в Остине, пригласил меня присоединиться к нему ночью в одном из куполов и посмотреть в телескоп. Когда стемнело, я, освещая себе путь фонариком, добралась до большого купола, а затем отыскала тихое помещение, забитое старыми компьютерами, перед которыми сидел Уильям. Он слушал музыку, скрупулезно и терпеливо записывая данные.
Уильям исследует экзопланеты, то есть планеты, которые обращаются вокруг других солнц. Поскольку они не излучают собственного света, то различить их трудно. Поиск экзопланет до сих пор остается новой, развивающейся областью астрономии. Первое подтвержденное обнаружение планет, обращающихся вокруг других звезд, появилось только в 1990-е годы. В наши дни ученые считают, что подтвердили существование примерно 2000 таких космических тел, и это лишь крошечная часть тех миллиардов планет, которые, скорее всего, существуют во Вселенной. Сам Уильям вместе с другими исследователями обнаружил и изучает около половины открытых планет.
С помощью телескопа Кеплера Уильям прослеживает световые излучения далеких звезд во времени и собирает свои наблюдения в обширную базу данных, которую создает совместно с другими исследователями. Вместе они изучают эту базу на предмет закономерностей, способных указать на существование экзопланеты. В долгосрочной перспективе Уильям и его коллеги ищут планеты, пригодные для жизни: маленькие, каменистые, на подходящем расстоянии от их солнца – то есть такие, где разумная жизнь была бы возможна. Вероятность того, что подобные планеты есть, довольно велика, по словам Уилла. «Во Вселенной сто миллиардов галактик, – говорит он. – И в каждой – сотни миллиардов звезд. Миллиарды, если не триллионы, других солнечных систем. Так что вряд ли мы одиноки во Вселенной. Но пока что мы не знаем этого точно. Мы вообще еще очень многого не знаем».
Через несколько часов Уильям вывел меня на балюстраду, которая окружает купол. Луна уже зашла, поэтому стояла кромешная тьма. Тишину нарушал только шум ветра. Я посмотрела вперед и увидела небо, усеянное тысячами звезд. То и дело его прочерчивали метеоры. В жизни не видела такого потрясающего зрелища.
Когда мы вернулись под купол, Уильям показал мне снимок, сделанный телескопом Хаббла. На фотографии – увеличенный крошечный фрагмент Вселенной, так называемое Мегаультраглубокое поле Хаббла. На нем 10 000 далеких галактик, часть из которых – старейшие из существующих.
Вселенная зародилась 13,8 миллиардов лет назад, и некоторые галактики с этого снимка появились всего 400-8000 миллионов лет спустя после зарождения Вселенной. Если сжать срок существования Вселенной до одного часа, в этом масштабе можно сказать, что древнейшие галактики со снимка Хаббла появились несколько минут спустя после Большого Взрыва. Поэтому когда мы рассматриваем этот снимок, то на самом деле смотрим на зарю времен – на зарождение самой Вселенной.
– По-моему, это поразительно и внушает мне благоговейный трепет, – признается Уильям.
С того момента, как зародилось сознание человека, люди смотрели в ночное небо, восторгались далекими светилами и задавались вопросом, что такое звезды, что они собой представляют. Изучая небесную сферу, люди искали ответы на главные вопросы человеческого существования. Как зародился мир? Наступит ли ему конец? Что лежит за его пределами? Они искали знамений, мудрости и догадок у предков. Но по сути они искали смысл.
То же самое происходит и сегодня. Глядя в ночное небо, усыпанное звездами, мы видим произвольно расположенные огненные шары или светящиеся точки. Мы видим медведей и воителей, лебедей и охотников, бриллиантовую ленту Млечного пути – и если мы религиозны, то думаем о рае и небесах. Возможно, современный человек знает о звездах больше, чем его предок. Но для нас звезды все равно остаются главной из непостижимых тайн человеческого существования. Мы очень много вкладываем в свою жизнь, но те считанные десятилетия, которые она длится на Земле, – сущий пустяк в сравнении с миллиардами лет, которые существовала Вселенная до нас и будет существовать еще долго-долго после нас.
Казалось бы, то чувство незначительности, которое испытываешь перед лицом этого знания, должно бы подчеркивать абсурд и бессмысленность нашей жизни. Но она действует ровно наоборот. Кроткое смирение, которое мы ощущаем, когда осознаем себя лишь крошечными пылинками в огромной и непостижимой Вселенной, парадоксальным образом наполняет нас глубоким и мощным ощущением смысла. Соприкосновение с тайной, каковое происходит под звездным небом, перед великим произведением искусства, в ходе религиозного ритуала или в родильном доме, – способно преобразить нас.
В этом и заключается сила трансцендентности. Слово «трансцендентность» означает превышение, восхождение. Трансцендентный или мистический опыт – это опыт, благодаря которому мы ощущаем, что преодолели рамки привычного мира, поднялись над ним и соприкоснулись с высшей реальностью. В буддизме трансцендентность иногда описывают через образ полета. Духовный поиск начинается на земле, но затем устремляется ввысь. Затем, по словам духовного философа Мирча Элиаде, «пробив крышу, ищущий летит в воздухе и образно показывает, что преодолел космос и достиг парадоксального и даже непостижимого состояния бытия».
Образ «пробитой крыши» отражает ключевой элемент мистического опыта, как религиозного, так и светского. Вы выламываетесь из будничной, мирской жизни, где проверяете электронную почту и едите завтраки, – и поддаетесь желанию соединиться, пусть и ненадолго, с высшим божественным началом. Мистический опыт переживали многие люди, для которых он стал одним из самых значимых и исполненных высшего смысла событий всей жизни.
Именно так произошло с Уильямом Джеймсом, великим американским психологом XIX века. Джеймс живо интересовался трансцендентным, и этот интерес подтолкнул его к рискованному эксперименту: ученый несколько раз попробовал вдыхать «веселящий газ», закись азота, чтобы, по его собственным словам, стимулировать мистическое сознание. Будучи скрупулезным ученым и философом-прагматиком, Джеймс тем не менее признал, что под воздействием наркотического вещества пережил сильнейшие в жизни эмоции. Некоторое время спустя он описал свой опыт, выступая перед аудиторией в Эдинбурге: «В ходе этого эксперимента я поневоле пришел к одному заключению, – признался он, – и по прошествии времени нимало не усомнился в истинности этого заключения. Состоит оно в следующем: наше обычное бодрствующее сознание, рациональный рассудок, как мы его называем, – это лишь одна из разновидностей сознания, но помимо нее есть и другие. Отделенные от рассудка туманной дымкой, существуют другие потенциальные формы сознания, совершенно отличные от ума. Невозможно полностью описать Вселенную, если не учитывать эти формы сознания».