В своем шедевре «Разновидности религиозного опыта» Уильям Джеймс утверждает, что мистические переживания отличают четыре основных качества.
1. Пассивность. Мистический опыт всегда пассивен. Хотя мы в силах предпринять какие-то действия, чтобы увеличить свои шансы получить трансцендентный опыт (например, молиться, поститься, медитировать, принимать вещества, изменяющие сознание), но мистическое чувство, похоже, снисходит на нас откуда-то извне, свыше. По словам Джеймса, мистик ощущает, будто им овладела и управляет некая высшая сила.
2. Мимолетность. Мистический опыт редко тянется дольше нескольких часов, а зачастую он гораздо короче. Характерное для подобного опыта ощущение значимости и глубины происходящего, или божественности, нисходит на человека, а затем покидает его.
Особую важность Джеймс придает третьей и четвертой ключевым чертам мистического опыта.
3. Невыразимость. Мистический опыт всегда невыразим. Полностью и многогранно передать словами субъективное впечатление от мистического опыта едва ли возможно, как утверждает Джеймс. Из этого ученый заключает, что подобный опыт необходимо испытывать напрямую, непосредственно и лично, то есть его нельзя передать другому, им невозможно поделиться.
4. Умозрительность. Любой мистический опыт умозрителен, он дарует знание и мудрость. Джеймс пишет: «Это прозрения в самые глубины истины, не заслоненные дискурсивным интеллектом. Озарения, откровения, полные значимости и важности, отпечатываются в сознании, хотя и не имеют четкой формы. Как правило, впечатление это сохраняется надолго и приносит с собой ощущение, что вы получили знание из высшей инстанции». Тот высший смысл, который мы обретаем в мистическом опыте, остается с нами надолго, порой на всю жизнь.
В трансцендентном состоянии с человеком происходят два важных процесса. Вот как передает их суть Дэвид Яден из Пенсильванского университета, специалист по трансцендентности. Во-первых, чувство индивидуальности размывается, все личные мелкие желания и сомнения отступают на второй план. Человек словно приподнимается над своим будничным «Я». Он ощущает глубинную связь с другими людьми и со всем сущим в мире. В итоге все страхи и сомнения, касающиеся жизни и смерти, испаряются, и жизнь наконец-то обретает смысл, благодаря чему у человека возникает чувство душевного покоя и благополучия.
В последние годы ученые все больше проявляют интерес к исследованию эмоциональных реакций на таинственное, которые они называют благоговением и трепетом. Подобный трепет мы ощущаем, когда сталкиваемся с чем-то слишком грандиозным для постижения – например, с огромным природным пространством, с великим музыкальным произведением, с поступком невиданной щедрости или с проявлением высших сил. Философ XVIII века Адам Смит писал, что благоговейный трепет и изумление постигают человека, когда он сталкивается с чем-то совершенно новым и уникальным, когда ум, сколько ни роется в закромах воспоминаний, не может отыскать ничего даже отдаленно напоминающего это новое явление. Иными словами, благоговейное потрясение выдвигает перед нами сложную задачу, потому что не укладывается в готовые модели мышления, которыми мы привыкли оперировать и измерять мир. Столкнувшись с чем-то, что изумляет и потрясает, наше сознание вынуждено обновлять и приспосабливать эти модели к новому впечатлению, чтобы мы могли принять и осмыслить такой опыт. Это помогает объяснить, почему встреча с таинственным и трансцендентным так преображает человека: она меняет то, как человек понимает Вселенную и свое место в ней.
В 2007 году исследовательница Мишель Шиота и ее коллеги Дашер Кельтнер и Аманда Моссман опубликовали одно из первых эмпирических исследований на тему того, как благоговейное изумление влияет на наше чувство собственного «Я». В эксперименте были задействованы 50 добровольцев-студентов. Когда они собрались, экспериментаторы не стали пытаться пробудить в них изумление в стерильных условиях лаборатории, освещенной неоновыми лампами, а препроводили в другое помещение в академическом городке Беркли. В этом новом помещении студентов и ожидало впечатление, которое их изумило и потрясло: в главном вестибюле факультета естественных наук их взорам предстала огромная копия скелета тираннозавра Tyrannosaurus rex. Она потрясала воображение. Высота скелета составляла 4 метра, длина – 8 метров, а весил он около 2,5 тонн. Перед этим массивным скелетом экспериментаторы попросили студентов ответить на вопрос «Кто я?», написав двадцать предложений, каждое из которых начинается с «Я».
Затем исследователи проанализировали полученные материалы и обнаружили, что все собранные утверждения распадаются на четыре категории:
1) физические характеристики, такие как «Я высокая» или «Я худощавый»;
2) черты характера, например: «Я умный» или «Я обаятельный»;
3) характеристики отношений, например: «Я встречаюсь с Джоном» или «Я брат»;
4) так называемые глобальные характеристики, в которых пишущий определяет себя в терминах чего-то большего, чем его личность: «Я часть Вселенной» или «Я частица человечества».
Исследование показало, что в состоянии благоговейного потрясения испытуемые воспринимали себя совсем не так, как их товарищи в контролируемых условиях. В более раннем исследовании экспериментаторы установили: студенты, вдохновленные благоговением, чаще заявляли, что чувствовали себя маленькими и незначительными или забыли о будничных заботах, а также испытали присутствие чего-то большего, нежели они сами. В эксперименте с динозавром участники перестали фокусироваться на самих себе, и это позволило им ощутить тесную связь с окружающим миром во всей его полноте. В то же время такое впечатление заставило участников ощутить не только свою незначительность, но и сопричастность к чему-то глобальному и важному. Как объяснить этот парадокс? Иными словами, как одно и то же впечатление заставляет человека ощущать себя одновременно и песчинкой, и частью огромного целого?
Возможно, ответить на этот вопрос поможет опыт тех, кто имеет солидный опыт в медитации, – эти люди описывают сходные ощущения. По словам медитирующих, когда мистическое погружение достигает своего пика, они ощущают, что границы их «Я» растворяются и в итоге исчезает граница между ними и окружающим миром: человек сливается со Вселенной. Как сказал один из опрошенных опытных медитирующих: «Возникает чувство бесконечности и вневременности. Ты вдруг кажешься себе частью всего и всех, кто есть во Вселенной». Францисканская монахиня Анджела да Фолиньо в XIII веке очень точно описала это ощущение: «Я обладала Богом так полно, что была уже не в прежнем своем привычном состоянии, но была подведена к тому, чтобы обрести умиротворение, в котором соединилась с Богом и была всем довольна».
Это же состояние испытал и Кори Маскара. Уроженец юга Лонг-Айленда, он поступил в колледж, планируя работать в области финансов. Однако к 2012 году, закончив учебу, Кори понял, что хочет от жизни большего, и поэтому отправился в монастырь в Бирму, где прошел посвящение в буддийские монахи. Кори провел в монастыре полгода и медитировал по 14–20 часов каждый день, спал на тонком матрасике на деревянном полу, ел самую простую пищу дважды в день – в половине шестого утра и в половине одиннадцатого вечера. Чтение, разговоры и музыка в монастыре были запрещены, послушники жили в аскетичных условиях, которые должны были размыть границы «Я».
Когда Кори собрался в монастырь, он предвкушал приключение. «Я был совсем зеленый юнец и смотрел на мир вытаращенными наивными глазами, – вспоминает он. – Меня приводило в восторг то, что я наложу на себя суровые ограничения, опрощусь и откажусь от всего, что создавало мне комфорт в привычной и благополучной жизни». Приехав в монастырь, который располагался на сорока гектарах холмов, Кори обнаружил, что его келья не больше тюремной камеры и кишит муравьями. «Именно этого я и хотел», – подумал юноша. Через двенадцать часов Кори засомневался, к этому ли он стремился: юноша лежал на жестком ложе, плакал и спрашивал себя, зачем вообще приехал в Бирму.
Дальше легче не стало. Суровая программа медитаций начиналась с ежедневного подъема в половине четвертого утра. Так прошло несколько дней, и у Кори уже страшно ломило все тело от долгого неподвижного сидения в позе лотоса на жестком полу. Боль начиналась от шеи и охватывала спину и живот, так что, если юноша вдыхал слишком глубоко, у него возникали спазмы в животе. Боль мешала медитировать: отстраниться от своих мыслей не получалось. А все мысли сводились к одному: до чего же болит все тело! Через пять дней такой жизни Кори решил, что полгода он не выдержит – надо ехать домой. Но в тот день, на который он назначил свой отъезд, ему вдруг пришло в голову пересмотреть изначальную причину, побудившую его поехать в далекий монастырь. А причина заключалась в том, что он хотел глубже понять страдание. В конечном итоге юноша решил остаться и встретить страдание лицом к лицу, а не убегать от того, что хотел постигнуть.
В эти бесконечные дни, наполненные болью, Кори медитировал – или старался медитировать – в попытке достичь осознанности. Медитация на осознанность предназначена для того, чтобы ввести человека в состояние повышенной восприимчивости. В отличие от других видов медитации, где раз за разом повторяют мантры, в этой разновидности медитирующий сосредоточивается на всем, что происходит с ним и вокруг него: на ритме своего дыхания, на мельчайших ощущениях в теле. «Осознанность, – писал один из величайших наставников, Джон Кабат-Зин, – означает управлять вниманием особым образом: целенаправленно, намеренно, здесь и сейчас, непредвзято, безоценочно».
Предполагается, что в конечном итоге человек осознает: ему по силам отстраниться от своих мыслей, чувств, ощущений, впечатлений и наблюдать за ними нейтрально, не оценивая – и не позволяя им определять его личность. В буддизме считается, что медитация на осознанность приводит к просветлению, к пониманию того, что «Я» – это иллюзия. По мере того как медитация помогает слой за слоем очиститься от «Я», остается лишь непосредственное восприятие мира как он есть – реальность, которая определяется единством Вселенной, а не голосом твоего эго.
Кори никуда не уехал. Он вернулся в зал для медитаций, надеясь получить какое-то знание о страдании. Каждый раз, сосредоточиваясь на своей боли, он замечал, что в сознании у него теснятся такие мысли: «Почему я это делаю? Я ничего не извлекаю из этого опыта. Как можно медитировать в такую жару? Здесь слишком много москитов. Нужно поехать в другой монастырь. Нужно вообще вернуться в нормальный мир и ухаживать за девушками, а не сидеть в молчании с утра до ночи». Эти мысли провоцировали у него гнев и усугубляли физическую боль. Однако Кори вовремя понял, что в его силах прервать этот негативный цикл, отстранившись от собственных мыслей и эмоций. Он осознал, что может просто быть наедине с болью самой по себе – образно говоря, сидеть на берегу реки и смотреть, как течет вода, а не плыть по течению. При этом, хотя телесная боль не прекращалась, вторичная боль эмоционального страдания больше не усугубляла ее. Обретя способность контролировать свое восприятие боли, Кори решил, что останется в монастыре на полгода, как и планировал.
Шли недели. Иногда юноша весь день медитировал совершенно спокойно, а иногда в его сознании клубились лихорадочные мысли. Каждый раз, когда у него возникало хорошее чувство, например покой, Кори говорил себе: «Вот то, чего ты хотел, постарайся удержать это». Но чувство проходило. Каждый раз, ощущая боль, он говорил себе: «Это плохо, постарайся этому сопротивляться». Но проходило и это чувство.
Кори вспоминает: «В конце концов я сказал себе: хватит, перестань пытаться удержать ощущения, которые тебе нравятся, и прогнать нежеланные. Отпусти все. В жизни будет и хорошее, и плохое». Осознав это, он подумал: «Я могу стараться удерживать хорошее и отталкивать плохое, но жизнь все равно изменится, поэтому лучше я просто позволю ей идти своим чередом. Как только я это осознал, то прекратил удерживать или отталкивать свои ощущения. Я просто растворялся в них, пребывал в них, и это вызывало у меня чувство глубокого покоя».
Примерно в это же время Кори стал медитировать больше. Едва поступив в монастырь, он медитировал положенные 14 часов в день и делал это в общем зале. Теперь он медитировал по 20–22 часа в день в основном в своей маленькой тесной келье. Просыпался в половине третьего и ложился около полуночи, так что у него едва оставалось время на завтрак и обед.
Шли последние недели в монастыре, и однажды Кори проснулся с ощущением необычайной ясности и сосредоточенности. Еще не открыв глаза, он уже чувствовал каждое ощущение, пробегающее по телу, точно электрический ток. Он медленно поднялся с тюфячка и обнаружил, что не просто движется, а наблюдает за тем, как движется его тело. Во время утренней медитации сознание Кори совсем не блуждало.
Позже, возвращаясь к себе в келью после завтрака, Кори остановился на мостике и сел, глядя на пруд. Он и раньше пробовал медитировать в этом месте с видом на пруд, ощущая мир и покой, но не более того. А сегодня, пока Кори глядел на воду, его сосредоточенность все возрастала и возрастала, после чего вдруг случилось нечто необычайное. Кори перестал ощущать границу между собой и прудом. Он слился с окружающим миром. Раньше он всегда ощущал себя как некое отдельное целое, которое созерцает другое отдельное целое. А теперь наступило чувство удивительного единства, слияния, поразившее его до глубины души. Кори растворился в окружающем мире.
«Я отчетливо увидел, что идея „Я“, границы между внешним и внутренним – не более чем иллюзия, – вспоминает юноша. – Это просто порождение сознания. Такое представление подобно клубам дыма, поднимающимся из курительной трубки. Они быстро рассеиваются. Вот и идея о границе между тобой и миром пропадает и рассеивается, если перестаешь ее создавать». Когда сознание Кори перестало порождать идею о том, что он отделен от пруда, сердце послушника распахнулось – и его затопила волна сострадания ко всему сущему. «Когда превращаешься в ничто, – объясняет Кори, – осознаешь, что ты – единое целое с миром».
Спустя месяц Кори вернулся домой на Лонг-Айленд. Теперь его мировоззрение и подход к жизни в корне изменились. Он больше не стремился сделать карьеру и добиться процветания, а хотел помочь другим людям избавиться от страданий. Поэтому он стал работать наставником, обучая желающих искусству осознанности. Эйфория, которая охватила Кори после опыта, полученного в Бирме, постепенно пошла на убыль, но то, чему он научился, никуда не делось. Например, начав преподавать, он поймал себя на том, что хочет заработать преподаванием больше денег и стать великим учителем. Но достаточно Кори было осознать, что тщеславное «эго» побеждает, как он подавил свою гордость и сосредоточился на учениках, а не на себе. «Теперь мне легче отпустить сосредоточенность на самом себе, – признается Кори, – потому что отчетливо увидел, до какой же степени иллюзорно мое „Я“».
Ученым по силам увидеть, как мистический опыт медитирующих разворачивается в мозгу и какими процессами сопровождается. Невролог Эндрю Ньюберг из университета Томаса Джефферсона исследует мозговую активность людей, кто постоянно практикует медитацию, в том числе буддистов, католических монахинь и суфиев. Задача ученого – установить, что именно происходит в мозгу, когда человек погружается в трансцендентное состояние. В одном из исследований Ньюберг и его коллеги изучили восемь опытных адептов тибетского буддизма, пребывавших в состоянии медитации. Для этого они использовали технику снимков мозга – особую разновидность мозговой томографии (однофотонную эмиссионную компьютерную томографию, ОЭКТ).
Ученые измерили базовый уровень мозговой активности своих испытуемых, а затем оставили их медитировать в одиночестве, каждого в отдельном помещении. Когда медитирующий ощущал, что приближается к моменту трансцендентности, он дергал за кончик длинной веревки, другой конец которой находился у Ньюберга и его коллеги Юджина Д’Аквили в соседнем помещении. Тогда исследователи вводили медитирующему в вену изотопное контрастирующее вещество по длинной капельнице, и по окончании медитации, испытуемого помещали в томограф, который делал снимок мозговой активности. Радиоактивное контрастирующее вещество позволяло исследователям увидеть, какие объемы крови поступают к тем или иным участкам мозга: чем сильнее прилив крови, тем выше активность в данном участке мозга; чем слабее – тем, соответственно, активность ниже.
Как установили исследователи, на пике погружения в транс у медитирующих снижается активность в той теменной доле мозга, которую Ньюберг называет «ориентационно-ассоциативной областью». Ее основные функции – помогать человеку ориентироваться в пространстве, отслеживать физические границы и отличать свое «Я» от всего прочего. В обычное время в этой области мозга активность высокая, потому что она впитывает сенсорную информацию из внешнего мира и использует ее, чтобы выполнять жизненно важную функцию – помогать нам ориентироваться в пространстве. Когда приток нейронных импульсов от наших органов чувств в эту область значительно снижается, а именно это и происходило у погруженных в медитацию, – мозг перестает отделять «Я» от окружающего мира. Человек ощущает, что сливается со всем вокруг, ощущает единство с Вселенной и растворенность в ней.
В другой серии экспериментов Ньюберг заглянул в мозг медитирующих суфиев. Это исследование пока еще находится в начальной стадии – ученый поработал лишь с двумя испытуемыми, – однако оно может пролить свет на нейрологические процессы, которые стоят за мистическим трансом. Во время медитации в мозгу суфиев наблюдалось снижение активности лобной доли головного мозга, отвечающей за сознательное принятие решений. Именно эта область мозга позволяет человеку контролировать свое окружение и поступки. Если в ней приток нейронных имульсов значительно слабее обычного, то рассудочная, контролирующая часть сознания отключается и мы испытываем ощущение подчинения.
Хотя, как указывал Уильям Джеймс, трансцендентальный опыт мимолетен и рано или поздно кончается, он способен оставить глубокий отпечаток в душе. Пережив опыт растворения во Вселенной и утраты своего «Я», человек порой очень сильно меняется. Возьмем для примера историю астронавта Джеффа Эшби. В мае 1961 года, когда первый американец, Алан Шепард, полетел в космос, Джефф был еще ребенком. НАСА было создано лишь три года спустя, а Советский Союз запустил первого человека в космос лишь месяцем раньше Америки. И вот шестилетний Джефф, впечатлительный мальчик, начал мечтать о том, чтобы самому полететь в космос. Быть ребенком в пору расцвета космонавтики и грезить о полетах – восхитительно и волнующе. Прошло десять лет после полета Шепарда, и США запустили в космос, на орбиту Луны, «Аполлон-8». Это был поворотный момент в истории, светлый маяк надежды и оптимизма во мраке 1968 года, ставшего годом убийств Мартина Лютера Кинга-младшего и Роберта Кеннеди. Космонавты впервые вырвались за пределы земной орбиты. Они никогда раньше не выходили на орбиту другого космического тела.
Джеффу было 14 лет, и он вместе со всем миром в рождественскую ночь смотрел прямую трансляцию полета. «Аполлон-8» облетел Луну десять раз, а экипаж по очереди читал главу о сотворении мира из Ветхого Завета: «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью».
Кроме того, члены экипажа «Аполлона-8» сняли потрясающие фотографии, самая известная из которых получила название «Восход Земли». Возможность увидеть, как Земля выглядит из космоса, изменила представление человечества о самом себе: наша планета вдруг стала казаться крошечной и уязвимой. 25 декабря 1968 года, на следующий день после публикации этого снимка, поэт Арчибальд Маклиш написал в газете «Нью-Йорк Таймс»: «Увидеть Землю в ее истинном обличье, крошечную, голубую, прекрасную, плывущую в бескрайнем молчаливом пространстве, – это значит увидеть себя как экипаж одного судна, как братьев на крошечном островке яркой прелести посреди вечного холода – братьев, которые теперь точно знают о связывающих их узах».
С первого запуска человека в космос миновали десятилетия, и за это время возможность увидеть Землю издалека, со стороны, представилась меньше чем шестистам космонавтам из самых разных стран. В их числе и Джефф Эшби. В 1999 году, в 45 лет, он воплотил мечту своего детства и отправился в космос в качестве пилота при Эйлин Коллинз, первой женщине-командире шаттла. Их задача состояла в том, чтобы развернуть большой телескоп под названием «Чандра», приложение к телескопу «Хаббл», предназначенный для съемок ядерных превращений большой энергии, таких как черные дыры, взрывы звезд, столкновения галактик. Эшби и Коллинз должны были оторваться от земли в тринадцатую годовщину первого появления человека на Луне. С момента взлета ракеты до выхода в космос должно было пройти 8 минут, и за эти 8 минут ракета должна была подняться более чем на 240 километров над Землей, на орбиту. Вот это значит по-настоящему «пробить крышу»! Вот это трансцендентный опыт, каких еще поискать!
Из космоса Джефф Эшби увидел Землю – голубой шар, подвешенный в черной бездне. По его словам, «атмосфера была поразительно тонкой, как будто баскетбольный мяч обернули папиросной бумагой». Все человечество лежало под этим прозрачным покрывалом. «Глядя из космоса, понимаешь, что человечество – лишь тонкий слой на поверхности каменного шарика, – вспоминал Эшби. – Понимаешь, как близко мы к возможному исчезновению под напором космического вакуума. Осознаешь, что планетка наша – крошечная. Облететь ее можно за какие-то полтора часа. За небольшими исключениями, из космоса границ между странами не видно. Видишь просто единое целое суши и воды. Я почувствовал, что происходящее на одном полушарии влияет на другое. Ощутил, что мы все связаны – тем или иным образом тесно связаны между собой».
Чтобы полететь в космос, требуются годы тренировок и тяжелого труда на высших уровнях армии, науки и правительства. Те, кто в этом преуспел, становится избранными, элитой, небольшой группой героев и героинь, перед которыми преклоняется и которых воспевает современная культура. Их образы увековечены в истории. Как замечает Эшби, неудивительно, что большинство космонавтов ведомы амбициями и жаждой достижений.
Слава, которую завоевывают космонавты, мотивировала Эшби много лет. Но после первого полета в космос он ощутил, что изменился до глубины души. Он начал искать такие способы самореализации, которые сосредоточены на благе человечества, а не на личных целях и амбициях. О таком же духовном преображении говорят и другие космонавты, побывавшие в космосе. Согласно одному исследованию, их система ценностей после полета в космос меняется: вместо сосредоточенности на себе, личных достижениях, радостях и удовольствиях на первый план выходят единство с природой, вера в Бога и мир во всем мире, то есть ценности, связанные с подъемом над своим «Я», альтруистические по сути. «У тебя мгновенно возникает глобальное сознание, ты начинаешь думать обо всем человечестве, тебя резко перестает устраивать положение дел в мире, – рассказывал другой космонавт. – И возникает стремление что-то предпринять, изменить к лучшему. Когда смотришь на Землю отсюда, с Луны, то международная политика кажется такой мелкой! Хочется схватить политика за шкирку, вытащить на миллионы километров в космос и сказать: „Посмотри на это, поганец“, – чтобы он понял, как мала и уязвима Земля». Это сильнейшее изменение мировоззрения ученые назвали «эффектом взгляда из космоса».
Эшби совершил еще два космических полета, чтобы помочь в возведении Международной космической станции. Затем в 54 года покинул ряды НАСА. Как и многие другие космонавты, испытавшие на себе «эффект взгляда из космоса», он решил, что хочет направить свой опыт и талант на благие и более глобальные цели. Например, Рон Гаран основал организацию по защите природы, которая обеспечивает доставку питьевой воды в деревни Руанды и Кении, а Эдгар Митчелл основал Институт духовных наук, где исследуют человеческое сознание.
После опыта, пережитого в космосе, Джефф Эшби много времени посвящает размышлениям о будущем человечества и Земли. «Если ты однажды увидел из космоса тонкую голубую пелену атмосферы, невозможно жить дальше, не тревожась всей душой о том, как лучше защитить эту хрупкую земную жизнь: начинаешь думать, как помочь уберечь ее», – признается космонавт.
Поскольку однажды Земля погибнет или станет непригодной для жизни, человечеству необходимо перебраться на другую планету, чтобы уцелеть. Об этом и размышляет Джефф Эшби. «Может быть, это будет планета в пределах нашей Солнечной системы, но в конце концов жизнь Солнца рано или поздно тоже завершится, так что нам придется перебраться на планету, которая обращается вокруг другого светила, и создать цивилизацию там», – рассуждает он.
Сейчас Эшби работает на компанию «Блю Ориджин», основанную Джеффом Безосом, создателем Интернет-магазина «Амазон». Там Эшби вместе с единомышленниками работает над созданием технологии, которая позволяла бы отправлять людей в космос и при этом не требовала бы колоссальных расходов. Конечная цель компании – помочь эвакуировать людей с Земли в случае, если планета станет непригодна для жизни. Но в краткосрочной перспективе они хотят обеспечить рядовым людям возможность безопасно путешествовать в космос, чтобы все смогли испытать «эффект взгляда из космоса» и, возможно, вернуться домой преображенными.
Лишь немногим из нас суждено когда-либо полететь на космическом корабле. Но даже здесь, на Земле, нам по силам испытать трансцендентность, обратившись к окружающему миру. Вероятно, лучше всех это понимал Джон Мьюр, ученый-натуралист XIX века, создатель идеи национальных заповедников и первый президент клуба «Сьерра».
Мьюр родился в приморском городе Данбаре в Шотландии. Именно там, когда еще малышом ходил гулять с дедушкой, он влюбился в природу. Когда мальчик дорос до самостоятельных прогулок, он все свободное время исследовал окрестности – побережье Северного моря или местные луга. Когда в 1849 году Мьюры иммигрировали в США, Джону было 11 лет и он нашел себе новое место для игр в дикой природе – на ферме в Висконсине, где поселилась семья. Птицы, насекомые, белки, цветы и папоротники – все это внушало мальчику восторг.
С возрастом любовь Мьюра к природе усилилась. Он поступил в университет штата Висконсин и начал изучать ботанику. Позже он вспоминал, как страстно полюбил эту науку и с каким энтузиазмом носился по лесам и полям. «Как и все, я всегда обожал цветы, привлеченный их внешней чистотой и красотой, – вспоминал Мьюр. – Но теперь моим глазам открылась их внутренняя красота, воплощение Божьего замысла, ведущая в бесконечность космоса».
Если цветы внушали ему восторг, то горы Сьерра-Невады в Калифорнии привели Мьюра в экстаз. В 1868 году он перебрался в Калифорнию, которую еще называют «Золотым штатом», и провел лето в краях, ставших теперь территорией Йосемитского национального заповедника. Там, по словам самого Мьюра, он «бродил по скалам и горным отрогам, повисал над ужасающими пропастями, промокал под брызгами водопадов, блуждал по лугам по колено в лилиях, смеялся над потешными прыжками кузнечиков и бурундуков, гладил кору гигантских ароматных кедров и сосен, а каждую ночь спал на благоуханном ковре из опавшей хвои». Этот Иоанн Креститель XIX века находился под сильнейшим впечатлением от единства и гармонии, которые увидел в природе. «Когда мы пытаемся выделить в природе нечто само по себе, – писал он, – мы обнаруживаем, что в этом мире все взаимосвязано тесными узами».
На размышления Мьюра о природе повлияло учение трансцендентализма. Это философское направление расцвело в Новой Англии примерно тогда, когда Мьюр появился на свет. Одна из ключевых работ этого движения – эссе «Природа», написанное в 1836 году Ральфом Уолдо Эмерсоном. По Эмерсону, красота, которую мы видим в природе, есть не что иное, как отражение божественной, высшей красоты, а сама природа – проявление Бога и путь к Нему. Однако, как отмечал Эмерсон, многие люди не в силах оценить красоту природы и уловить ее божественную сущность. Друг и единомышленник Эмерсона, Генри Дэвид Торо, печалился, что люди слишком отвлекаются на будничные заботы – и эта проблема становится все острее по мере ускорения темпа жизни, вызванного индустриализацией и распространением поездов. «Для бездушного ума – вся природа бездушна. Для просветленного – весь мир светится и искрится».
Мьюр принадлежал к числу таких просветленных умов. Для него пребывание на природе превращалось в трансцендентальный, то есть мистический опыт. Находясь в естественной среде, Мьюр видел не просто горы, ручьи и луга – он видел лицо Бога и склонялся перед ним. «С чего человеку считать себя чем-то большим, чем крошечная часть великого единства Творения?» – писал он.
В «Природе» Эмерсон описывал то же чувство в иных выражениях. «В лесу я чувствую, что нет в жизни такой беды, такого позора или несчастья, какую не смогла бы залечить природа, при условии, что у меня сохранится зрение. Когда я стою на голой земле и голову мою овевает свежий воздух, я возношусь в бесконечность космоса и весь скверный эгоцентризм тает. Я весь превращаюсь в одно прозрачное око. Я ничто. Я вижу все. Потоки Вселенского Существа текут сквозь меня; я часть или частица Бога», – писал он.
Мьюр и Эмерсон переживали на природе тот же мистический опыт-откровение, который Эшби получил в космосе, а Кори Маскара – в бирманском буддийском монастыре. Но чтобы испытать его и «пробить крышу», им нужно было лишь выйти наружу. «Если это мистицизм, – писал биограф Эмерсона, – это мистицизм доступный, такой всякому легко понять и принять».