Поскольку Толстой не мог ответить на эти экзистенциальные вопросы, он пришел к выводу, что его жизнь бессмысленна: «„Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире, – ну и что ж!..“ И я ничего и ничего не мог ответить». Толстой чувствовал себя так же, как пророк Экклезиаст, писавший: «Суета сует, все суета! Что пользы человеку от всех трудов его, которыми трудится он под солнцем? Род проходит, и род приходит, а земля пребывает во веки» (Еккл. 2, 22). Толстой верил, что абсолютно ясна и неоспорима лишь одна истина: жизнь заканчивается смертью и исполнена печали и страданий. Мы и все, что нам дорого – наши близкие, наши достижения, наша личность, – в конечном итоге бесследно исчезает.
В конце концов Толстому удалось выбраться из пучины нигилизма. Он начал с поисков людей, которые жили в гармонии с собой, и стал выяснять, в чем они видят смысл жизни. По словам писателя, большинство людей в его окружении – аристократия и литераторы – вели поверхностную и пустую жизнь и ничего не знали о том, как наполнить ее смыслом. Тогда он расширил поиски за пределами своего круга и с изумлением обнаружил, что миллионы обычных людей вокруг, судя по всему, нашли ответ на вопрос, который поглощал его. Эти «простые люди», как их назвал Толстой, необразованные крестьяне, черпали смысл жизни в вере – вере в Бога и в христианском учении.
Хотя Толстой уже к студенческим годам пережил разочарование в религии, в зрелые годы, вследствие духовного кризиса и поисков смысла жизни, он вернулся к этому взгляду на мир. Заинтересовавшись верой, которая была жизненно важна для крестьян, он изучил различные религиозные и духовные учения, в том числе ислам и буддизм. Поначалу Толстой обрел пристанище в родном ему русском православии, но в конечном итоге порвал с ним и стал жить в соответствии со своей упрощенной версией христианства. Основой его верования было учение Христа, изложенное в Нагорной проповеди.
Толстовское определение веры довольно расплывчато: он считает ее фундаментально иррациональным знанием о смысле человеческой жизни. Ясно одно: Толстой был убежден, что вера связывает человека с чем‑то большим или даже бесконечным, лежащим за пределами «Я». «Какие бы и кому бы ни давала ответы какая бы то ни была вера, всякий ответ веры конечному существованию человека придает смысл бесконечного – смысл, не уничтожаемый страданиями, лишениями и смертью», – писал Толстой в «Исповеди». Хотя он и не верил в церковные чудеса и святыни, но обрел смысл в том, чтобы жить «по‑божески», – а это, по Толстому, означало жить «по совести» и, подобно Христу, посвящать себя другим людям, особенно беднякам.
Завершив работу над «Исповедью», Толстой отнюдь не закончил поиски смысла жизни. Он продолжал их и в последние десятилетия своей жизни. В этот период Толстой «опростился», отказался от употребления алкоголя и мяса, отверг свои аристократические титулы и освоил сапожное ремесло, поскольку считал, что физический труд облагораживает и сам по себе есть добродетель. Много времени и сил Толстой посвящал тому, чтобы улучшить жизнь крестьян, и даже пытался раздать свое имущество бедным (эту идею наотрез отвергла его жена и мать его многочисленных детей, Софья Толстая). Он также выступал в защиту прогрессивных идей: отказ от частной собственности, следование пацифизму и непротивление злу. Эти убеждения Толстого привлекли к нему обширную группу последователей, «толстовцев», которые тоже стали жить по его принципам, воспринимая его как духовного учителя.
Тем не менее последние годы Толстого никак нельзя назвать легкими. Стремление жить осмысленной жизнью существенно сократило его земной век. Российское правительство заклеймило его как радикала, а православная церковь предала отлучению и анафеме; брак Толстого распался. Измученный постоянными ссорами с женой и жаждой духовной жизни, в октябре 1910 года Толстой бежал из своего поместья и отправился поездом на Кавказ. Он надеялся прожить там остаток дней своих как религиозный отшельник. Но его надеждам не суждено было сбыться: в пути Толстой заболел пневмонией и скончался в доме начальника железнодорожной станции Астапово. Однако его идеи и личный пример продолжали влиять на мир и человечество, и не только посредством его романов (к слову сказать, начальник станции после краткого знакомства с умирающим писателем тоже обратился в толстовство). Толстовская доктрина непротивления злу вдохновила политическую кампанию Махатмы Ганди в Индии – а та, в свою очередь, послужила источником вдохновения для Мартина Лютера Кинга‑младшего, который возглавил движение за гражданские права.
Для Толстого смысл жизни открылся в вере. Но многие люди не верят в Бога, религиозные учения не трогают их души. Есть и другая категория: верующие люди, которые все равно пребывают в поиске смысла земной жизни. Таким людям одной лишь религии недостаточно, она не удовлетворяет их духовные запросы. Возможно ли найти смысл жизни иным способом, не полагаясь на веру как на источник этого высшего смысла? Для многих людей в наши дни «вот в чем вопрос», как говорил принц Гамлет.
Судя по всему, Толстой ответил бы на этот вопрос отрицательно. Но не исключено, что есть и другие пути к постижению смысла жизни, которые или дополняют путь веры, или, для неверующих, помогают заменить ее. Возможно, мы способны наполнить жизнь смыслом, даже если все и всё, ради чего мы стараемся, трудимся и живем, на что надеемся – наши близкие, наши достижения, наше наследие, – когда‑нибудь бесследно исчезнет и будет забыто. Именно эту мысль и стремился доказать в своем эссе «Миф о Сизифе» французский писатель и интеллектуал Альбер Камю.
Камю писал свое эссе в конце 1940‑х годов, и неудивительно, что его так влекла проблема смысла. В отличие от Толстого, Камю родился в небогатой и незнатной семье. Его отец, Люсьен Камю, был простым батраком на ферме. Мать, неграмотная и глуховатая Катрин, в годы Первой мировой войны тяжело трудилась на фабрике, а затем ходила по домам уборщицей. Родители Камю поженились в год смерти Толстого – в 1910‑м. Три года спустя в маленьком приморском городке Мондови в Алжире Катрин родила мальчика. Когда разразилась Первая мировая война, Люсьена призвали в армию, но воевал он недолго: уже через месяц был тяжело ранен в кровавом сражении при Марне и вскоре скончался от ран. Альберу тогда было меньше года.
Шестнадцать лет спустя в жизни Альбера Камю вновь произошло трагическое событие. В 1930 году у него диагностировали туберкулез, а в среде алжирских бедняков в те времена это означало смертный приговор. Камю был еще подростком, и ему пришлось лицом к лицу столкнуться с фактом, что он смертен, а также с тем, насколько хрупки нити, связывающие каждого из нас с жизнью. Лежа в постели, он читал философа‑стоика Эпиктета, который писал на эту тему так: «Бояться нужно не смерти и не боли, но страха смерти или боли». Выздоравливая, Камю пытался отыскать смысл в продолжении его жизни. Он решил, что в болезни были свои преимущества: она подготовила его к неизбежному концу, тому, который ждал его в будущем, как и всех нас.
Когда Камю выздоровел и вернулся к учебе, он решил, что жизнь лишена смысла. Эта идея нашла выражение в его автобиографическом рассказе, опубликованном в журнале Sud: «У меня больше ничего нет, я больше ни во что не верю, и невозможно жить так, убив в себе всякую нравственность. У меня больше нет цели и смысла в жизни, и я умру». Когда Камю поступил в Алжирский университет, он стал писать лучше и продолжил исследовать вопрос о смысле жизни, погрузившись в изучение философии. Альбер окончил университет в 1936 году. В ту весну он написал в дневнике, что хотел бы писать философские труды об абсурдном.
К эссе «Миф о Сизифе» Камю приступил в те времена, когда Европу уже терзала следующая мировая война. Он жил в Париже, на который сыпались яростные немецкие бомбардировки. Стоял июнь 1940 года. К середине июня немцы вошли в Париж, и Франция на четыре года оказалась в оккупации. Камю успел бежать из города буквально за считанные дни до начала оккупации. Он писал эссе о Сизифе в небывало морозную зиму 1940 года в нетопленой квартире в Лионе – писал обмороженными руками в мозолях, а в 1941 году эссе было закончено.
Хотя интерес Камю к смыслу жизни был обусловлен давней философской и литературной традицией, но времена, в которые он жил, придавали его поискам особую остроту и актуальность. Франция была погружена в хаос, вишистское правительство вело себя трусливо, по Европе триумфально шествовал фашизм, и мир казался Камю абсурдным и бессмысленным. «Миф о Сизифе» посвящен тому, каково жить в подобном мире. Эссе открывается знаменитыми строками: «Есть лишь одна по‑настоящему серьезная философская проблема – проблема самоубийства… Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить, – значит ответить на фундаментальный вопрос философии». «Никто еще, – продолжает он, – не умирал за онтологический аргумент, за доказательство существования Бога. Но многие люди умирают за смысл жизни: кто‑то кончает с собой, потому что считает свою жизнь бессмысленной, а кто‑то жертвует собой ради своих идеалов. Имеет ли жизнь смысл – это единственный по‑настоящему важный вопрос, которым когда‑либо задавалась философия и на который она когда‑либо искала ответы. Следовательно, это самый важный вопрос в мире».
Камю пишет, что мы жаждем рационального объяснения мира, ищем порядка и единства, но мир хаотичен, разобщен и жесток – он лишен рационального и разумного принципа. Мы задаемся вопросом, зачем существуем, как явились в этот мир и для чего, но в ответ мир молчит. Можно попытаться удовлетворить свою жажду истины, обратившись к Богу, религии или другому трансцендентному источнику смысла, который мы принимаем на веру. Однако, если мы принимаем на веру лишь то, что знаем с абсолютной уверенностью, то, как выражается Камю, существовать могут лишь отдельные «истины» – единственной Истины нет.
Для Камю тот факт, что люди неустанно ищут смысл жизни, но нигде в мире его не находят, отражает абсурд жизни. Всё – от грандиозных исторических событий до огромных усилий, которые каждый из нас прилагает в своей жизни, – кажется бессмысленным. Осознав, что внешнего источника смысла не существует, как нет и высшей цели наших усилий, мы впадаем в состояние «тошноты», если говорить словами современника и единомышленника Камю, философа‑экзистенциалиста Жана‑Поля Сартра.
Конечно, чтобы ощутить давление этого абсурда бытия, вовсе не нужно быть французским экзистенциалистом или русским писателем. Выступая на шоу Конана О’Брайана в 2013 году, комик Луис Си‑Кей рассказал о том, как сам испытал нечто подобное сартровской экзистенциальной тошноте, абсурду Камю и ужасу Толстого. Как и все великие комики, Си‑Кей – философ, прикидывающийся клоуном. «За всем в вашей жизни, – поведал он ведущему, – таится эта пустота, вечная пустота. Знание о том, что все напрасно и что вы один. Оно где‑то в глубине. И иногда, когда сознание у вас совершенно ясное и вы ничем не заняты, не читаете, не смотрите кино, не работаете, – оно вдруг наваливается на вас, и вы думаете: „О нет, вот оно опять наступает – пронзительное одиночество и бессмысленность жизни“. Оно накатывает на вас все чаще. Такая беспримесная печаль. Жизнь неимоверно печальна, просто жить – само по себе очень тоскливое занятие».
Когда безутешный Толстой пришел в своих рассуждениях к такому же выводу, он заключил, что самоубийство – единственный разумный способ спастись от абсурда жизни. Как мы знаем, Толстой в конечном итоге избрал другой путь. Он нашел смысл жизни в вере. Но Камю отверг и веру, и самоубийство, – он не счел их выходами из тупика бессмыслицы. По его мнению, невозможно узнать, есть ли Бог и истинно ли любое из тех убеждений, которые мы принимаем на веру. Это означает, что мы должны научиться жить осмысленно, не прибегая к Богу или вере. Однако покончить с собой – то же самое, что сдаться слепым силам бессмысленного мира, сдаться абсурду, тем самым потворствуя ему и преумножая его.
Возможно, звучит все это весьма мрачно, но, как утверждает Камю, абсурдность жизни вовсе не обязательно ведет к отчаянию. Скорее, это открывает перед нами новые возможности. «Даже в рамках нигилизма, – пишет Камю, – возможно найти способы преодолеть нигилизм». Когда нам больше не навязывают смысл из внешнего источника, мы обретаем свободу и вольны создавать его для себя сами. Как писал Сартр: «Жизнь априори лишена смысла… От вас зависит, придать ли ей смысл, а ценность жизни – не что иное как смысл, который вы изберете».
Камю иллюстрирует свою мысль, заканчивая эссе похвалой Сизифу, герою древнегреческого мифа: боги приговорили его снова и снова вкатывать на вершину горы огромный валун, который, не достигнув вершины, скатывался обратно вниз. Эту бессмысленную работу Сизиф был обречен исполнять на протяжении вечности. Трудно представить себе более бессмысленное существование, чем то, которое влачит он. Но Камю хочет показать нам, что жизнь Сизифа на самом деле очень значима. По сути, древнегреческий герой служит нам всем примером.
По мнению Камю, чтобы жить осмысленной жизнью, требуется выработать пренебрежительное отношение к абсурду. Воплощением именно такого отношения и является Сизиф. Согласно мифу, боги покарали его за то, что он обманул их и попытался избежать смерти, но, отбывая вечное наказание, он не жалуется и не надеется на лучшую жизнь. Более того, презирая богов, которые захотели устроить ему вечную пытку, Сизиф демонстрирует три качества, которые неотделимы от осмысленной жизни: страсть к своему делу, свобода и бунт.
Каждый раз, когда Сизиф возвращается к подножию горы, куда скатился злосчастный валун, он оказывается перед выбором: сдаться или трудиться дальше. Сизиф выбирает борьбу. Он принимает вызов и всецело отдается тяжкой работе – снова и снова вкатывает камень на вершину крутой горы. Презрев богов, он стал хозяином собственной судьбы. Камень – его миссия, как утверждает Камю, – то, что придает его жизни смысл и цель. Может показаться, будто его труды пусты, но на самом деле Сизиф наделяет их смыслом, когда исполняет свое дело, торжествуя. «Самой борьбы, самого преодоления пути вверх по склону, – пишет Камю, – уже достаточно для того, чтобы вложить в сердце человека отвагу. Нужно воображать, что Сизиф счастлив».
Борьба сама по себе. Когда Камю предлагает нам представить, что Сизиф счастлив, он не подразумевает под этим беззаботное блаженство. Он говорит о победоносном чувстве свершения, достижения, о довольстве результатами, которое возникает, когда посвящаешь себя трудному, но стоящему делу. Камю хочет показать нам, что, по примеру Сизифа, мы в силах жить полной жизнью, принимая борьбу с достоинством – принимая, как он выражается в своих записных книжках, «горестность и величие мира».
Этому принципу Камю неуклонно следовал в собственной жизни. В 1940 году, работая над «Мифом о Сизифе», в письме другу он описывает свое душевное состояние так: «Счастлив ли я? Не будем об этом… Но, даже если моя жизнь трудна, я не перестаю любить. Сейчас работа и жизнь для меня не разграничены. Я и работаю, и живу одновременно, с одинаковой страстью». Если Толстой обрел смысл жизни в бесконечности, то Камю обрел его в конечности, в ежедневной задаче жить. Эпиграфом к «Мифу о Сизифе» служат строки древнегреческого поэта Пиндара: «Душа, не стремись к вечной жизни, но постарайся исчерпать то, что возможно»[1].
Вместо того чтобы сдаться под натиском мира, мы в силах напрямую и со страстью противостоять ему, создавая для себя смысл жизни из боли, утраты и борьбы, которые испытываем. «На вопрос о том, как жить без Бога, у Камю было три ответа: жить, действовать и писать», – вспоминает Оливер Тодд в биографии Камю.
Точно так же, как для Сизифа камень был сутью, наполнявшей его жизнь смыслом, для Камю самым главным было писательство. Он верил, что каждому нужна такая суть, нечто главное, какой‑то проект или цель, которой человек решит посвятить свою жизнь, будь то огромный валун или маленькая роза.
Я упоминаю розу не случайно. Давайте обратимся к чудесной сказке «Маленький принц» Антуана де Сент‑Экзюпери. Она – прекрасное воплощение этой мудрой философии. Маленький принц живет на крошечной планете, где все свое время тратит на уход за растениями и цветами в саду. «Это очень скучная работа, но совсем не трудная», – говорит принц. Однажды он видит розу, которая расцвела в саду, – цветок, какого он раньше никогда не встречал. Принц влюбляется в таинственную розу – преданно поливает ее и укрывает от ветра. Но роза – тщеславный и эгоистичный цветок, и в конце концов принц устает от нее. Он решает покинуть свою планету и пуститься в странствие по Вселенной.
Его путешествие – поиски мудрости и понимания, в пути он встречает много удивительного. Посетив несколько планет, Маленький принц оказывается на Земле, где попадает в розовый сад. Хотя принц и бросил свою розу, он все еще любит ее, поэтому вид множества других роз приводит его в безутешное отчаяние. Ведь он думал, что его роза – единственный подобный цветок во Вселенной, но теперь убедился, что на свете таких сотни.
Принц погружается в пучину отчаяния, и тут к нему обращается мудрый Лис. Новый знакомый преподает принцу множество уроков, но самый главный из них касается той розы, которую принц оставил на родной планете. Лис наставлял его, что эта роза – не одна из множества, она особенная, потому что принц сам дал ей так много: «Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу. Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил. Ты в ответе за твою розу».
Когда принц возвращается к розовому цветнику, он, понявший мудрость Лиса, говорит розам: «Вы красивые, но пустые. Ради вас не захочется умереть. Конечно, случайный прохожий, поглядев на мою розу, скажет, что она точно такая же, как вы. Но мне она одна дороже всех вас. Ведь это ее, а не вас, я поливал каждый день. Ее, а не вас, накрывал стеклянным колпаком. Ее загораживал ширмой, оберегая от ветра. Для нее убивал гусениц, только двух или трех оставил, чтобы вывелись бабочки. Я слушал, как она жаловалась и как хвастала, я прислушивался к ней, даже когда она умолкала. Она – моя».
Иными словами, роза была для принца вложением времени, сил и заботы – это и сделало ее особенной, и это придало смысл их отношениям.
Сказанное выше – не просто красивые литературные или философские слова. Социологи также обнаружили, что, когда мы вкладываем усилия, созидая нечто, то, как правило, начинаем больше ценить свое творение. Этот феномен психологи назвали «эффектом ИКЕА». Как вы помните, мебель фирмы «ИКЕА» нужно собирать самостоятельно. Этот процесс сборки заставляет нас полюбить ее больше. И то, что относится к немудреной и недорогой шведской мебели, в равной степени применимо и к жизни вообще. Когда мы посвящаем себя трудному, но стоящему делу – выращиваем розу или движемся к благородной цели, – наша жизнь наполняется смыслом.
Разумеется, верно и обратное. Самые важные дела и задачи требуют труда и жертв. Это урок, который многие из нас усваивают еще детьми, когда только пробуют себя в незнакомом виде спорта, учатся в школе, осваивают музыкальный инструмент или постигают секреты настоящей дружбы. К сожалению, с годами мы, как правило, забываем эти уроки. Во взрослой жизни у нас столько дел, что постоянно возникает соблазн решать сложные проблемы легкими и простыми способами. Но, чтобы жить осмысленно и хорошо, нужно сберечь в своем сердце ту мудрость, которую мы усвоили в юности. Только сражаясь с трудностями лицом к лицу, мы можем отыскать подлинный смысл жизни.
Может показаться, будто смысл жизни – слишком абстрактное явление, но тем не менее все мы можем и должны отыскать собственные источники смысла в самой жизни. Именно в этом и заключается величайшее открытие мыслителей‑экзистенциалистов, в числе которых был Камю. И за десять лет до того, как был опубликован «Миф о Сизифе», Уилл Дюран пришел к такому же заключению. Прочитав ответы на свое письмо, которое он разослал коллегам и друзьям, Дюран обнаружил, что каждый из них обретает смысл жизни по‑своему. Ганди ответил, что обрел его в служении всему живому. Французский священник Эрнест Димне постиг смысл, выйдя за пределы собственных интересов: «Вы спрашиваете, что жизнь сделала для меня? Она дала мне несколько шансов подняться над собственным природным эгоизмом, и за это я ей глубоко благодарен».
Кинорежиссер Карл Леммле, один из основателей кинокомпании Universal Studios, упомянул в ответе своих детей: «Вы спрашиваете, в чем заключается главное сокровище моей жизни? Думаю, что в яростном желании видеть счастье и благополучие детей и внуков».
Оуэн С. Миддлтон, который отбывал пожизненное заключение в тюрьме, обрел смысл жизни просто в ощущении себя частью мира: «Я не знаю, к какому великому финалу нас ведет Судьба, да меня это и не очень волнует. Задолго до этого финала я сыграю свою роль, скажу свои строки и пойду дальше. Как именно я сыграю эту роль – вот единственное, что меня волнует. Знание о том, что я – неотъемлемая часть этого огромного, чудесного, устремленного ввысь движения под названием „жизнь“, понимание того, что даже бедствия, телесные недуги и депрессия – и тюрьма! – не отнимут у меня мою роль в общей огромной картине, – вот что утешает и вдохновляет меня, вот чем я дорожу».
В 1930 году к Уиллу Дюрану обращался не только потенциальный самоубийца – похожие вопросы ему задавали в письмах еще несколько человек, собиравшихся покончить с собой. Дюран ответил всем, как можно понятнее разъяснив, почему сам верит, что жизнь стоит того, чтобы жить. Позже он объединил свои ответы, создав текст, которым завершается его труд «О смысле жизни».
По мнению Дюрана, жизнь наполняется смыслом, когда мы переступаем границы своего «Я». Он пишет: «Если нечто имеет для нас значение только как часть чего‑то большего, то, хотя мы и не можем наполнить метафизическим и вселенским смыслом всю жизнь на Земле в целом, все же можем сказать о чьей‑то конкретной жизни, что ее смысл заключается в связи с чем‑то большим, чем она сама». Дюран верил: чем меньше человек сосредоточен на себе, чем крепче он связан с тем, что находится за пределами его собственной личности, тем осмысленнее его жизнь. Для самого Дюрана «чем‑то большим» были работа и семья.
Поскольку то были времена Великой депрессии, некоторые из тех, кто писал Дюрану, определенно находились без работы. Эти люди были не единственными, от кого тогда отвернулась удача. В период Великой депрессии уровень безработицы резко вырос и к 1933 году достиг пика в 25 %. В то же самое время уровень самоубийств в США достиг небывалой ранее высоты. Исследователи обнаружили, что в истории человечества наблюдается отчетливая тенденция: уровень самоубийств возрастает одновременно с уровнем безработицы – и легко понять почему. Работа – один из главных источников смысла, помогающий человеку чувствовать себя значимой личностью, которая живет ради определенной цели. Работа позволяет людям целенаправленно расходовать время, чувствовать, что жизнь проходит не зря, а также дает возможность вносить лепту в развитие общества и кормить семью. Теряя работу, люди теряют не только источник доходов, но и мощный источник смысла жизни.
Людям, которые не верили, что их жизнь имеет смысл, Дюран посоветовал найти хоть какое‑нибудь подобие работы, даже если это будет работа батрака на ферме в обмен на стол и кров. Хоть что‑то – это лучше, чем ничего, пока не подвернулась работа получше. Жить продуктивно и помогать другим – первый шаг к воссоединению с жизнью. «Вольтер однажды заметил, – пишет Дюран, – что мог бы покончить с собой, если бы не был так занят работой».
В 1988 году, спустя более полувека после того, как Дюран выпустил свою книгу, похожее исследование предпринял журнал Life. Издатели написали более чем ста выдающимся личностям своего времени, в том числе далай‑ламе, Розе Паркс, доктору Рут, Джону Апдайку, Бетти Фридан и Ричарду Никсону. Их спросили, в чем они видят смысл жизни. Информацию о проекте Дюрана редакция журнала обнаружила с опозданием, когда уже собрала и готовила к печати ответы выдающихся современников, но, как и Дюран, редакция выяснила, что респонденты черпают смысл жизни из самых разных источников.
Например, психолог и микробиолог Джоан Борисенко поведала журналу историю одной из своих пациенток. Женщина внезапно открыла для себя смысл жизни едва ли не на пороге смерти, когда все ключевые эпизоды жизни пронеслись у нее перед мысленным взором. «Она была потрясена тем, как мало значили ее профессиональные достижения юриста, – писала Борисенко. – А главной в этом „фильме“ оказалась случайная встреча, которая у нее произошла в магазине, – с подростком, укладывавшим в пакет ее покупки. Мальчик был так печален, что женщина потрепала его по руке и сказала несколько слов утешения. Взгляды их встретились, и оба моментально забыли, что совершенно не знакомы – между ними протянулась ниточка духовной связи». Для этой женщины смысл жизни, как она выяснила, заключался в проявлении любви, сострадания и понимания, которые она испытала на кассе в магазине.
Джейсон Гэс, двенадцатилетний онкологический больной, прислал в журнал трогательное объяснение того, что наполняет смыслом его жизнь. «Когда‑то я гадал, почему Бог выбрал именно меня и послал мне рак. Может, потому, что хотел, чтобы я вырос в доктора, который лечит других ребят от рака. И когда они скажут: „Доктор Джейсон, мне так страшно, что я умру“, – или: „Вы не знаете, как тяжело быть единственным лысым на всю школу“, – я бы им говорил: „Я знаю, и еще как. Когда я был маленьким, то тоже болел раком. А теперь погляди на мою шевелюру. Когда‑нибудь и у тебя волосы снова отрастут“». Этому мальчику противостояние смерти помогло обрести смысл жизни.
Романистка Мадлен Л’Энгле сообщила, что ее жизнь наполняется смыслом благодаря писательской работе и рассказыванию историй, в которых она из множества нитей, из разных впечатлений, сплетает ткань повествования. Отчасти вторя Камю, она написала: «Единственное, что я знаю наверняка, – мы здесь, в этом моменте, в „сейчас“. Только от нас зависит, жить ли полной жизнью, осознавая каждый ее миг, чувствуя всей кожей и всеми фибрами души, оставаясь зрячими к миру. Каждый из нас здесь, чтобы написать свою собственную историю, – и какие завораживающие истории мы создаем!»
Раввин Вольф Кельман написал об историческом марше за гражданские права, который в 1965 году прошел от Сельмы до Монтгомери. Перед Кельманом шел сам Мартин Лютер Кинг‑младший, и, когда большая группа людей пересекла мост Эдмунда Петтуса в Сельме, они запели хором. «Мы ощущали себя единым целым, мы соединились в песне и в высшем смысле, – писал рабби Кельман. – Мы ощущали триумф и торжество. Чувствовали, что мир меняется к лучшему и прогресс неостановим. Это был вдохновляющий, трансцендентальный и духовный опыт. Смысл, цель, миссия наша не укладывались в конкретные слова: смыслом было само победоносное чувство, песня, момент, когда мы ощутили единение и духовное удовлетворение. Мы переживали то, что рабби Абрахам Иегошуа Хешель называл смыслом за пределами тайны».
Каждый из ответов, полученных Дюраном и редакцией журнала, был вполне конкретным, поскольку рассказывал о личных ценностях, впечатлениях и индивидуальности. И все же некоторые темы всплывали в ответах снова и снова, объединяя их между собой. Когда люди объясняют, что наполняет их жизнь смыслом, они описывают чувство единения с себе подобными в позитивном ключе. Они рассказывают, как нашли нечто, достойное затраченного времени и усилий. Они отмечают создание историй, которые помогают понять самих себя и окружающий мир. Они упоминают о мистическом опыте утраты своего «Я».
Проводя научные изыскания в ходе работы над этой книгой, я замечала, что эти темы снова и снова всплывают и в моих разговорах с людьми, чья жизнь полна смысла, и с теми, кто все еще продолжает его поиски. Эти же понятия мы встречаем и в тех определениях смысла жизни, которые предлагались как Аристотелем, так и психологами, которых я упоминала в предисловии. Все они, каждый по‑своему, утверждали, что жизнь наполняется смыслом при условии, что у нас складываются добрые отношения с окружающими, что у нас есть жизненная миссия, направленная на помощь другим и улучшение мира, если мы живем не только ради себя, но еще и ради чего‑то большего, и если наши впечатления и истории имеют определенную значимость. Эти же повторяющиеся темы я обнаружила, изучая все изобилие социологических исследований, призванных выяснить, в чем смысл жизни и как обрести его. Они же проступают в философских трудах, литературе, религии и массовой культуре – в буддийских учениях, американском транцендентализме, романах, кино.
Четыре опорных принципа, на которых держится смысл жизни: сопричастность, цель, рассказывание историй и трансцендентность.
Например, для кинорежиссера Карла Леммле и для пациентки Джоан Борисенко смысл жизни открылся в любви к ближнему и сострадании. Для Ганди, как и для маленького Джейсона, смысл жизни был в том, чтобы творить добро и улучшать жизнь окружающих. Писательница Мадлен Л’Энгле обрела смысл жизни, воспринимая ее как историю. Рабби Кельман и Миддлтон нашли смысл жизни, растворившись в духовной реальности, в тайне самого материального мира.
Четыре опорных принципа – сопричастность, цель, рассказывание историй и трансцендентность – служат фундаментом для религиозных и духовных учений и являются причиной, по которой эти традиции являются источником смысла жизни для людей. Они помогают личности влиться в некую общность, даруют людям цель, ради которой стоит трудиться дальше. Например, целью может быть попасть рай, стать ближе к Богу или помогать другим. Эти четыре принципа дают людям объяснение тому, почему мир устроен так, а не иначе, и почему люди такие, а не другие. Наконец, эти четыре принципа открывают людям возможность подняться над бытием через ритуалы и церемонии. Каждый из четырех принципов присутствовал в жизни суфиев, среди которых я выросла, и именно поэтому их жизнь была исполнена смысла.