Как на Востоке, так и на Западе издавна традиционно ценится внутреннее стремление к самопознанию Восточная религия разработала различные методы медитации, призванные привести людей к самореализации или к отказу от самореализации. Сократ в свое время отстаивал идею, что для познания мира человек должен прежде всего познать себя. Вопрос в том, какова природа той сущности, которую человек должен познать, реализовать или превзойти?
На Востоке преобладает убеждение, что собственное «я» человека является либо ограниченной структурой, которую надо преодолеть (индуизм), либо ложной конструкцией, от которой надо избавиться (буддизм) Поскольку для индуизма и буддизма именно человеческий ум — источник представлений, связанных с ограниченностью или ложностью человеческой личности, их практики во многом призваны полностью это изменить. Обе религии сходятся в одном: высшим достижением следует считать абсолютно самоотверженное самосознание, из чего следует, что чем меньше эгоизма, тем лучше. Следовательно, интерес Востока к перестройке собственного «я», или эго, носит отнюдь не абстрактный характер, а отражает реальное стремление свести к минимуму или устранить влияние «я», чем и достигается самоотверженность, или утрата эго.
Изощренные мыслители буддизма всегда знали о существовании подсознания. Но их интерес к подсознанию кроется в (122:) идеологии, проникнутой верой в возможность стать абсолютно бескорыстным и в то, что такой человек впредь будет действовать только абсолютно осознанно, и факторы подсознания им более не управляют. Если же существует хотя бы вероятность того, что полностью реализованное существо все же обладает подсознанием, то как может кто-либо, включая и людей реализованных, быть уверенным в чистоте и бескорыстии своих побуждений и действий?
Вопрос о том, можно ли стать или быть совершенно бескорыстным, или самоотверженным, требует обсуждения. Да, буддизм утверждает, что такое возможно; мы же считаем, что бескорыстие и эгоцентризм, альтруизм и себялюбие встроены друг в друга и, в сущности, нераздельны. Это вовсе не означает, что все альтруистические поступки таят в себе скрытые элементы себялюбия; скорее, альтруизм и эгоцентризм являются двумя полюсами единого процесса, так что дать определение одному из них можно только относительно другого. Мы считаем эгоцентризм неизбежной принадлежностью жизни. Если бы самопожертвование ничего не давало взамен, то оно встречалось бы намного реже, чем сейчас.
Люди, настаивающие на возможности быть абсолютно бескорыстным, вправе спросить, откуда может человек, не достигший этого состояния, знать, что оно недостижимо. Они также всегда могут отклонить другие точки зрения под тем предлогом, что на них влияет эго. Равным образом и мы можем утверждать, что люди, считающие себя достигшими стабильного бескорыстия, вводят себя в заблуждение, и что их взгляды, по нашему мнению, являются очевидным проявлением эго.
Хотя данная дискуссия и не дает ответа на поставленный вопрос, она определенно служит тому, чтобы прояснить, почему все, кто заявляет о своем полном бескорыстии, должны также утверждать, что проявляют его совершенно сознательно. Многие гуру и духовные авторитеты ни во что не ставят достижения западной психотерапии и отрицают ее ценность, поскольку концепции подсознания, выдвигаемые на Западе, подрывают их власть и авторитет. Признание того, что в человеке могут действовать факторы подсознания, означает невозможность быть полностью уверенным в его бескорыстии.
То, что мы называем подсознанием, это не только хранилище давних травм, забытых воспоминаний, генетических наклонностей, а возможно, и примитивных, архаичных и архетипических струк-
тур. (123:)
Подсознание постоянно создается в процессе отбора, фильтрующего информацию и определяющего, что проигнорировать, а что принять. Некоторые могут в совершенстве говорить по-английски и замечать языковые ошибки без специального знания правил английской грамматики. Значит, все-таки существуют бессознательные правила, выстраивающие то, что говоришь, и фильтрующие то, что слышишь. Любое восприятие подразумевает процесс отбора, посредством которого в каждое данное мгновение человек сосредоточивается больше на чем-то одном, нежели на другом. Решение, согласно которому внимание человека направляется на данный объект, а не на какой-либо иной, обычно принимается бессознательно.
С нашей точки зрения, самые мощные бессознательные фильтры отбора включают неприятие, отрицание или подавление того, что может стать причиной дискомфорта; и чем сильнее дискомфорт, тем с большей вероятностью будет отфильтровываться все, что его вызывает. Для большинства людей наибольший дискомфорт связан со всем, что не сочетается с их жизненными идеалами и идет вразрез с основными самооценками. Вообще говоря, довольно трудно захотеть увидеть в себе то, чего не желаешь. Адекватность собственного представления о самом себе — о том, кем и чем, по-твоему, ты являешься, — есть опора личности. Человеческое сознание, используя настоящее в попытке создать будущее на основе прошлого, выступает творцом образов. Процесс отбора, пропускающий то, что подтверждает представление о самом себе, и в то же время отсеивающий все, что с ним не согласуется, и есть само подсознание. Действительно, собственные воображаемые образы сами являются фильтрующими системами, которые хорошо работают только в том случае, если фильтрация происходит неосознанно.
Обычно подавляются или отфильтровываются мотивы и поступки, которые не согласуются с идеалами человека. Если кто-то убежден в неэтичности использования прямого контроля над другими людьми, то он преобразует (или попытается это сделать) способы осуществления контроля — формирует систему прав, обязанностей и добродетелей, служащих благу общества. Таким образом, контроль получает моральное оправдание. Это говорит о том, что контроль часто принимает скрытые формы, особенно когда дело касается личных отношений. Однако игнорировать власть и контроль весьма опасно при любых отношениях, но особенно — когда речь (124:) идет об взаимодействии между гуру и учеником. В этом случае идеалы бескорыстия служат маской, скрывающей и облегчающей авторитарное манипулирование личностью[45].
В западной психологии существуют различные теории, касающиеся природы и работы бессознательного, в каждой из которых подчеркивается важность различных элементов: секса, власти, архетипов, безопасности и т.д. Все они сходятся в том, что человек в большинстве случаев поступает так, а не иначе, руководствуясь бессознательными побуждениями. Не пытаясь установить, какая из теорий верна или какая из них ближе к истине, зададимся вопросом: позволяет ли концепция подсознания лучше объяснить человеческое поведение, и если да, то может ли кто-нибудь определенно сказать, задействованы ли в конкретный момент факторы подсознания? Вне всякого сомнения, любой здравомыслящий человек, пытавшийся хотя бы раз проанализировать свое поведение с этой точки зрения, убежден, что иногда он поступает в высшей степени сознательно, а из этого следует, что бывают ситуации, когда он действует менее сознательно или же вообще подчиняется бессознательным импульсам. Мы также думаем, что, поскольку подсознание есть бессознательное, предположение, что кто-то ему неподвластен, может только сделать этого кого-то менее бдительным по отношению к своей власти над собой.
Духовные авторитеты, которые объявляют себя неоспоримыми держателями истины, стараются разрушить западные представления о бессознательном, поскольку не признают того, что могут быть во власти подсознания. Ни один из них не хочет, чтобы ученики подвергали сомнению мотивы его действий. Чтобы привлекать последователей, гуру должны утвердиться в роли просветленных (победивших свое эго), а значит, не подвластных бессознательному. Им очень важно убедить в этом своих последователей: ведь чтобы полностью и безоговорочно подчиниться другому, необходимо поверить в его полное бескорыстие. Отказ от собственного эго — единственный способ избавиться от своекорыстных интересов. Если же признать существование у гуру элементов подсознания, то это означало бы, что в глубине его личности может скрываться тайное своекорыстие, а в этом случае полностью доверять ему гораздо труднее. (125:)
Сталкиваясь в своей жизни со множеством проблем, человек подсознательно пытается переложить их на всякого, кто согласен ему помочь, посвящая в свои переживания и горести тех людей, которые в силу личных качеств или особого положения оказываются готовым принять этот груз и даже постараться его облегчить. Если же такой «принимающий» верит, что может кому-то помочь, у него возникает готовность заботиться об этом человеке, безоговорочно любить его и одобрять его поступки, и при этом испытывать удовлетворение и приятное чувство своей востребованности. Таким образом, необходимо, чтобы «принимающая сторона» — учитель, врач или помощник — была заранее, быть может даже неосознанно, согласна на то, чтобы взять на себя чужие проблемы. Иными словами, описанный процесс может быть только бессознательно обоюдным. Его крайнее проявление отражено в утверждении: «я знаю, что для тебя лучше всего». Хорошие врачи постоянно сталкиваются с тем, что пациенты переносят на них свои неразрешенные эмоциональные проблемы, особенно связанные с их отношениями с родителями и наставниками. И поскольку функции гуру в существенной степени проявляются в том, чтобы оказывать помощь, им, как и врачам, неизбежно приходится в какой-то мере выступать в роли родителей. Главная цель психотерапии — освободить пациента от стремления перекладывать свои веретенные проблемы на других. Эта потребность отчасти и делает людей восприимчивыми к авторитарному контролю. Хорошие врачи всегда предельно серьезно относятся то всему, что связано с перекладыванием ответственности.
Напротив, гуру действуют прямо противоположным образом, поскольку природа их отношений с учениками требует полного подчинения. Они культивируют и поощряют то, что их последователи перекладывают на них свои проблемы, поскольку природа власти гуру близка к родительской. Власть давать имена, устрашать браки и диктовать обязанности и поведение — такой властью, как правила, располагают именно родители, особенно в традиционных обществах Востока. Если вы признаѐте за кем-либо власть давать вам имя или женить вас, — значит этот человек выполняет в отношении вас родительскую функцию. Очевидная мотивация, которая стоит за всем этим, — попытка порвать всякую связь с прошлым, чтобы стать «новым» человеком. Более глубокая причина — все то же стремление (126:) гуру занимать центральное место в эмоциональной сфере жизни человека, чему способствует капитуляция.
Повернуть человека спиной ко всему, что касается его прошлого, не так-то легко. Ведь остаются пристрастия и шаблоны, касающиеся авторитета, которые переносятся на новый авторитет. При этом человек надеется, что гуру станет для него тем самым идеальным родителем, которого он никогда не имел, — истинным источником бескорыстной, безусловной любви. Но эта так называемая безусловная любовь на деле обусловлена капитуляцией перед гуру и принятием его авторитета. При этом перекладывание ответственности на плечи гуру все усиливается и практически становится образом жизни, гарантирующим, что пациент, ученик или последователь останутся по сути своей детьми[46].
Отреченческие идеалы бескорыстия, требующие подавления и маскировки проявлений эгоизма, приводят к усилению функции подсознания. Под покровом покорности и отрешенности от мира, столь ценимых на Востоке, таятся неосознанные привязанности и тайные сговоры, которые и определяют суть отношений гуру-ученик. Ученики привыкают находить в гуру отражение своих представлений об идеальном, а гуру привыкают к получаемой в результате этого власти. Если же ученики сами становятся гуру, выясняется, что они весьма плохо подготовлены к этой роли и могут лишь копировать поведение своего учителя. Сознательное обращение с властью подразумевает защиту ее от коррупции, а не отрицание того, что она коррумпируема. Для того чтобы гуру мог служить образцом благородства, он должен обладать умением бессознательно подавлять и отфильтровывать все, связанное с эгоизмом, и это единственный путь застраховаться от обмана и лицемерия. Те же, кто не признает роль подсознания, лишает себя возможности заняться самоанализом, чтобы бдительно контролировать работу своих фильтрующих механизмов. Подобное отрицание может только усилить власть подсознания. Поскольку духовный авторитет не может успешно состязаться с позицией погрешимости, гуру оказываются перед лицом дилеммы: отрицая подсознание, они становятся более бессознательными; но если они признают в себе возможность бессознательного, то более не смогут считаться безупречными. (127:)
Ловушки для гуру
Гуру — это человек, находящийся под непрерывным гнетом представлений о том, каким должен быть гуру. При этом риск его эмоциональной изоляции от окружающих весьма силен. Восточная религиозная литература изобилует предостережениями об опасностях и препятствиях, встречающихся на пути стремящегося к духовному совершенству, и для этого есть серьезные основания. Следует отметить, что возникновению этих препятствий содействует распространенное, но ошибочное убеждение, что чем дальше человек следует по избранной стезе, тем менее вероятно, что он поддастся соблазнам, а когда он сумеет полностью реализовать себя, опасности самообмана больше не будут ему угрожать. Но в действительности вернее обратное, ибо соблазны становятся все коварнее и им все труднее противостоять. Глубокое проникновение в суть вещей совершенно не гарантирует, что ум человека застрахован от заблуждений. Более того, когда человека считают «добившимся успеха» на пути духовного совершенствования, возможностей для самообмана становится намного больше, чем в любой другой ситуации.
Одна из главных ловушек такого рода таится уже в самом процессе выстраивания гуру представления о себе как о личности, достигшей состояния, при котором невозможны никакие заблуждения. Здесь наличествует самая предательская форма самообмана, неиссякаемый источник лицемерия и лжи. Она создает систему, непроницаемую для обратной связи, основанную на том, что гуру всегда прав, но даже если он понимает, что ошибается, то не должен (128:) никому этого показывать — иначе будет поколеблена вера в его ученость и мудрость[47].
Когда люди стараются выглядеть совершенно свободными от иллюзий и, следовательно, от власти подсознания и субъективизма, застрахованными от ошибок, порождаемых самомнением, или возвеличивают себя каким-либо иным образом, возникает вопрос чего они, собственно говоря, добиваются? Пытаются ли доказать, что никогда не заблуждались? Или же что они не обманывают себя теперь? А может, хотят убедить, что больше никогда не поддадутся обману? Чтобы утверждение о свободе от самообмана имело какую-то силу, оно должно распространяться и на будущее. Разве ктонибудь последует за гуру, который говорит: «Я свободен от самообмана сейчас, но, возможно, поддамся ему завтра»? И даже если у кого-то из учеников зреет очевидное сомнение в безошибочности учителя, всегда есть возможность утверждать, что знание, которым он обладает, столь возвышенно, что к нему не приложимы обычные человеческие критерии, суждения и доказательства. Как бы то ни было, если гуру предстает перед своими адептами в роли человека, не подвластного заблуждениям, это определяет его взаимоотношения с ними. Если человек верит, что некто достиг полной духовной реализации, это автоматически вызывает не только трепет и поклонение, но и рождает убежденность в том, что этот некто «знает лучше». Но почему даже самые мудрые хотят, чтобы люди полагались на их знания, а не на свои собственные? Безотносительно к вопросу о том, достижима ли высшая мудрость вообще, для нас очевидно, что все это является проявлением авторитарности.
Рисуя в своем воображении некий образ, которому нам хотелось бы соответствовать, мы стараемся верить (или хотим, чтобы другие поверили), что и в самом деле можем достичь поставленной цели. Образ гуру как человека, не подверженного самообману, лишает и самого гуру, и его учеников реальной возможности проанализировать собственные мысли, чувства и поступки. Ведь любой человек, способный к критическому самоанализу, обязательно насторожится, заметив, что сам себе «подыгрывает», то есть говорит себе именно то, что хотел бы услышать. (129:)
Предположим, что человек соприкоснулся с чем-то, что может быть названо основополагающей или универсальной реальностью (или, по крайней мере, реальностью с более глубоким уровнем понимания), и прорвался сквозь иллюзии и самообман прошлого. При этом у него возникает незабываемое ощущение предельной ясности мышления, так что в этот момент трудно удержаться от соблазна поверить в то, что впредь он больше никогда не будет заблуждаться (по крайней мере, в той степени, в какой заблуждался ранее). Но любое проецирование себя в будущее непременно исходит из образов, порожденных прошлым, и чем более они абсолютны, тем успешнее игнорируется то, что им противоречит. Это один из самых серьезных профессиональных рисков, связанных с ролью гуру.
Человеческий ум склонен к построению такого мироздания, центром которого является он сам. Отсюда, в числе прочего, проистекает субъективность. Однако всякий здравомыслящий человек осознает, что не он один воспринимает мир подобным образом. Обладать здравым умом означает также обладать способностью изменяться под действием получаемой извне информации, то есть быть открытым к обратной связи. Если же смириться с мыслью, что монополией на истину обладает лишь некий единственный ум, это влечет за собой сильнейшую изоляцию от внешнего мира, что чревато угрозой для физического или душевного здоровья. Итак, еще одна великая опасность для гуру — эмоциональная изоляция.
Эмоциональная связь совершенно необходима для умственного здоровья человека и по меньшей мере полезна для здоровья физического. Психосоматическая медицина признает тот факт, что корни многих физических и психологических проблем следует искать в отчуждении и самоизоляции. Гуру предлагают свой путь избавления от отчуждения — присоединение к группе своих последователей, рождающее чувство единения, но, по иронии, для него самого это, в конечном итоге, становится причиной крайнего отчуждения. Неудивительно поэтому, что Гуру демонстрируют множество саморазрушительных поступков — от пьянства до морального разложения. Обычно это принято объяснять тем, что они берут на себя карму своих учеников или даже всего мира. На самом деле, скорее всего, таким образом они, как и многие простые люди, ищут выход для своих внутренних противоречий. У одного из гуру отчуждение достигло такой степени, что он буквально испытывал (130:) аллергию на людей. Для того, чтобы иметь право находиться в его присутствии, все ученики должны были проходить через сложнейшую процедуру очищения.
Положение «обладающего знанием», кардинально отличающегося от «ищущих знания», в существенной степени определяет образ жизни гуру. Оно подразумевает существенное разграничение между гуру и всеми окружающими. Фактически гуру как бы говорит: «Я здесь, а вы там, и только я могу помочь вам преодолеть этот рубеж — в этом мое главное предназначение». Быть «другим» (или, скорее, быть воспринимаемым как отличающийся от других) — основа господства гуру. Взаимоотношения между господствующим и подчиняющимся нередко сопровождаются крайними проявлениями эмоций. Однако хотя такие отношения служат основным средством установления прочных связей между людьми, эти связи не носят личностного характера. Гуру и его ученики нуждаются друг в друге, но эта потребность ограничивается определенной социальной ролью, безотносительно к людям, эту роль играющим, что делает настоящую человеческую близость почти невозможной. В результате гуру приходится искать что-то, что могло бы ее заменить, и для этого ему служат лесть, материальное богатство, обезличенные половые отношения и власть.
Никакие реальные отношения не могут связывать гуру и с другими предполагаемыми «сверхчеловеками» (другими гуру), ибо всем им присуще соперничество. Много лет назад, когда мы впервые стали интересоваться гуру и восточными учениями (например, концепцией просветления), нам поначалу казалось странным, что все предположительно просветленные существа не ищут общества друг друга. Мы полагали, что они могли бы найти во взаимном общении глубокое и действительное понимание. Однако, вопреки этому, они имеют дело исключительно с людьми, уровень сознания которых ниже. Но поскольку ученики видят в гуру средство к собственному спасению, они должны верить, что именно их гуру сделает для них все возможное. Следовательно, в каждом личном общении гуру (что случается крайне редко) всегда ищется скрытый смысл — ученики очень внимательно за ними наблюдают, пытаясь понять, кто же из гуру лучше. И поэтому даже самые простые действия (кто к кому приходит) трактуются с позиций превосходства одного гуру над другим. Понятно поэтому, что гуру, как правило, не показываются (131:) вместе, ибо сама роль духовного наставника делает это почти невозможным. Таким образом, они вынуждены отказывать себе даже в сближении с равными.
Нарциссизм и лесть
Человек способен испытать удивительное чувство полнейшего единения, слияния с чем-то вечным, непреходящим, когда ему кажется, что он находится один на один с Создателем. Такое переживание, за недостатком лучшего термина, называют мистическим, и как свидетельствуют те, кому довелось его испытать, его невозможно описать словами. Это, однако, не останавливает человеческий ум от попыток вместить память о нем в схему реальной жизни. Переживания, которые, как говорится, «прочищают мозги» (в смысле временного разрушения границ сознания и его интеграционных структур), на самом деле не превращают разум человека в «чистую грифельную доску». Вместо этого они встраиваются в некую ментальную структуру. При этом человек либо уже обладает системой понятий, в рамках которой это переживание может быть истолковано, либо ищет такую систему. На Востоке формированию мировосприятия, учитывающего опыт мистического переживания, уделяют особенно большое внимание[48].
Попытка сообщить другим людям, сколь чудесно было это переживание, является естественной и понятной. Понятно и то, что не испытавшие подобных переживаний склонны проникаться к такому человеку почтением и восхищаться им, и здесь-то и начинаются проблемы. Восхищение незаметно формирует представление о его исключительности, что заставляет людей все больше попадать под его влияние. Гуру оправдывают такое развитие событий, говоря, что они используют поклонение себе как инструмент, с помощью которого помогают людям учиться, расти и обретать свободу. К сожалению, обычно структура, основанная на преклонении, подразумевает возведение на пьедестал того, кто кажется совершенно не похожим на окружающих и обладает каким-либо превосходством. Любой культ требует наличия неких «других», и чтобы поддерживать поклонение, гуру должен постоянно усиливать представление о своем отличии от этих «других» и своего превосходства. (132:)
Поскольку отношения гуру-ученик проникнуты преклонением и лестью, неудивительно, что еще одной ловушкой, подстерегающей гуру, является нарциссизм. Популярное представление о нарциссизме трактует его как чрезмерную влюбленность в себя. Психоанализ объясняет возникновение этого феномена задержкой в психологическом развитии на стадии инфантильного аутоэротизма, что приводит к тому, что человек сам становится своим главным сексуальным объектом. Согласно этой точке зрения, нарциссизм является патологией, в основе которой лежит прежде всего инфантильность. Мы же отнюдь не склоны искать единственную причину нарциссизма в отдаленном прошлом, но, скорее, рассматриваем его как гипертрофированное проявление нормальной человеческой тенденции получать удовольствие от того, что кто-то тобой восхищается. Такое, разумеется, может случиться и случается со всеми нами и переходит в патологию только тогда, когда становится для человека единственным или основным способом испытывать удовольствие. При этом человек чувствует себя действительно живым, лишь оказываясь центром всеобщего внимания. Нарциссисты, как правило, весьма харизматичны, ибо их сила в привлекательности. Наиболее интеллектуально развитые из них весьма искусны в умении обольщать и очаровывать других людей. Они как бы чувствуют тех, кто склонен поддаться их обаянию. Поскольку превыше всего они ценят внимание окружающих, им совершенно безразлично, от кого оно исходит, — все почитатели для них равнозначны. Крайним нарциссистам необходимо быть обожаемыми, но сами они не имеют привязанностей и не способны испытывать глубокую страсть. Нарциссизм создает такой вид паразитирующей любви, который, образно говоря, питается любовью окружающих. Поэтому какие бы потоки лести не изливались на нарциссистов, им всегда будет мало.
Большинству людей нравится чувствовать себя не похожими на других. Правда, некоторых собственная исключительность смущает или даже пугает, но это совсем другая проблема. Однако мало кто может устоять против лести, направленной на подчеркивание и восхваление его уникальности. Любой оказавшийся в центре внимания испытывает приятное возбуждение — будь то гуру или рокзвезда. Лесть зачастую может оказаться источником более сильных ощущений, чем любой наркотик. Ее также можно отнести к числу величайших соблазнов, подстерегающих тех, кто находится у вла-
сти. (133:)
Преуспевающие гуру, рок-звезды, харизматические лидеры любого типа сталкиваются с такой лестью, которая не известна большинству людей. Все, с чем мы имеем дело в обычной жизни, по сравнению с ней бледнеет. Между тем, кому эта лесть предназначена, и тем, от кого она исходит, возникает сильнейшая взаимозависимость. Мы не случайно пользуемся здесь понятием зависимости, так как постоянно усиливающаяся потребность в лести, становящейся смыслом жизни человека, в чем-то сродни настоящей наркотической зависимости. Лесть порождает не менее сильные эмоции и у того, кто является ее источником, и ее можно легко спутать с любовью. В результате сам льстец начинает испытывать своеобразную зависимость, поскольку лесть служит ему наиболее легким способом переживания страсти. Лесть есть абсолютное порождение определенного идеального образа, поэтому стоит образу дать трещину, — и поток лести прекращается, демонстрируя полное отсутствие какихлибо истинных чувств[49].
Согласно теории психоанализа, лесть служит источником тех эмоциональных переживаний, к которым нарциссист стремится более всего. Следовательно, для нарциссиста невозможно придумать лучшего занятия, чем стать гуру. С другой стороны, мы уверены в том, что чрезмерная лесть сама по себе способна, в свою очередь, привести к нарциссизму. Разумеется, мы не сомневаемся, что склонность к нарциссизму может исторически возникнуть и по причине каких-либо личных особенностей человека, например, в результате того, что он родился исключительно красивым. Иногда же, наоборот, такая предрасположенность может быть связана с лишениями, испытанными в детстве. Однако наиболее вероятная причина нарциссизма — сильная и продолжительная лесть, поскольку она, предлагая легкий доступ к власти, порождает зависимость. Для гуру лесть и власть тесно сплетены, ибо первичным источником его власти служит полное подчинение учеников, а необходимым предварительным условием такого подчинения является поклонение и лесть. Для своих учеников гуру — центр Вселенной, немудрено, что и сам он начинает воспринимать себя так же. А в такой собственный образ трудно не влюбиться. (134:)
Обман и коррупция
Некоторые люди, выступающие в роли духовных авторитетов, очевидным образом процветают. Более того, стремление не к поискам истины и духовному росту, а к власти и общественному положению вполне согласуется с общепринятой шкалой ценностей и политикой большинства институтов. Еще один парадокс заключается в том, что хотя гуру проповедуют отрешенность от мира и к ним обращаются жаждущие обрести независимость, сами они попадают в зависимость от привилегий, связанных с их высоким положением, и от власти, от которой не в силах отказаться. Но поскольку их власть держится на непрерывной демонстрации независимости и бескорыстия, все существование гуру автоматически оказывается пронизано ложью, бессознательной или сознательной.
Если заявление гуру о том, что он лично свободен от любого корыстного интереса, ложно, то преднамеренна ли такая ложь? Возможно, гуру сам этому верит, особенно потому, что роли гуру присуща как отрешенность от богатства, так и само богатство. Таким образом, легко поверить, что ему ничего не нужно или никто не нужен. Часто убежденность в собственном бескорыстии и эгоизм идут рука об руку. Люди, желающие, чтобы в них поверили, притворяются и лгут и при этом сами часто верят в то, что их притворство может быть оправдано, ибо в конечном счете все делается для блага других людей, а их собственное благополучие при этом растет лишь по чистому совпадению.
Из всего этого проистекает еще одна опасность, подстерегающая тех, кто играет роль духовного лидера, — ничто не может защитить их власть от коррупции, потому что само понятие коррупции является табуированным. Отрицание того, что корыстолюбие присуще или может быть присуще гуру, отнюдь не помогает противостоять его реальным последствиям. Прикрываться возвышенными идеалами для маскировки своих корыстных интересов — дело обычное, но когда, вдобавок к этому, в ход пускаются призывы к благородству и моральной чистоте — коррупция гарантирована Бесчисленные скандалы, связанные с развратом, стяжательством и злоупотреблениями в среде гуру, весьма красноречиво свидетельствуют о том, насколько порочна сама основа их власти. Тот факт, что в политических кругах коррупционные тенденции власти стали притчей во (134:) языцех, постоянно напоминает нам, что только постоянная бдительность может гарантировать свободу. Авторитарные взаимоотношения мешают проявлению бдительности, поскольку обе стороны оказываются кровно заинтересованными в лидере, обладающем непререкаемой властью, хотя и не всегда отдают себе в этом отчет. В духовных сферах власть настолько абсолютна, что это может привести к крайним эксцессам.
Такие общественные отношения, при которых обычные люди обладают такой же властью, что и гуру, складываются очень редко, если бывают вообще. Когда человеческие существа верят, что лидер может их спасти, они будут ему повиноваться и следовать за ним куда угодно. В своей безграничной преданности они способны на любые поступки, вплоть до убийства и даже самоубийства. Случается, что ученики разочаровываются в гуру, но практически неизвестны случаи, когда бы сами гуру разочаровались в себе. Им всегда удается логически обосновать и оправдать все, что они делают, сколь бы ошибочными или даже низкими ни были их поступки, и найти людей, склонных их поддерживать и боготворить. Поэтому всякий гуру непременно попадает в ловушки власти, последняя из которых ведет к потере им человеческого облика. (135:)