Понял, - отвечаю, - буду нем как рыба, всё такое.
Полковник, этот жирный засранец, запер мою маму в лимбе.
Да ты уже говорил, - отвечаю я.
Да, только я не говорил, что она меня навещает.
Вообще - то, тоже говорил, - отвечаю.
Серьёзно?
Несколько раз во сне или когда ты в звуконепроницаемой камере.
Блять, полковник прав, старею.
Просто делами загрузился, - говорю.
Полковник каждый раз мне говорит: вот прикончим того - то и он пойдёт в Белый дом и попросит у Никсона, чтобы её отпустили, отправили к свету, но он никогда её не отпустит, она никогда не отправится к свету.
А ты точно знаешь, что она отправится к свету?
Он снял очки, посмотрел на меня.
Охренел, Джонни? Естественно.
Я не об этом, я знаю, что она заслуживает свет, но, блин, мы столько всего повидали, вот я и задумываюсь, что госпелы про загробную жизнь, на самом деле брехня в красивой шляпе.
Элвис был повёрнут на своей маме, судя по всему она была чертовски славной женщиной и мы почти все любим своих мам, но Элвис, можно подумать, он до сих пор сиську сосет, так ненормально себя вёл.
Мы ничего не знаем наверняка, - отвечал Элвис.- В смысле, если спросить меня, я христианин, молюсь там, но может то, что мы знаем, это ещё не всё, я просто надеюсь там, хотя бы будет жареная курочка, она просто обожала жареную курочку.
Тут я подумал, что видать из - за этого и померла, переела, вслух, конечно, не сказал, мне моя работа нравилась. А что до Белого дома и Никсона, мне казалось, что президент еще ненадёжнее, чем наш полковник Паркер. Элвис однажды сам встречался с Никсоном. Элвис всем говорил, что ездил в Белый дом на какое - то мероприятие против наркотиков, что само по себе смехота, он тогда был такой упоротый, что если ему сказать, что у него не член, а корнишон, он бы его себе отрезал и положил в гамбургер. На самом деле, он был на вручении награды за секретные дела, как это называется, то есть за разборки со странной хренью, о которых нам нельзя рассказывать. А если изредка получаем медали или награды, никому нельзя их показывать. Потом Элвис открыл ту медаль “за наркотики”, а внутри лежала другая медаль, а на ней написано:
ЗА ОТВАГУ СД
СД значит секретные дела. Все и каждый президенты, со времен Джорджа Вашингтона об этом знали, о теневом мире. Немало знаменитых людей подрабатывали в тени для правительства, как и не очень знаменитые, вроде меня, вот только всё, что они до этого делали или что мы до этого делали было прогулкой по парку, в сравнении с тем, с чем пришлось столкнуться нам.
. ПОЛКОВНИК ДВУМЯ ДНЯМИ РАНЕЕ.
Когда полковник Паркер получил звонок по особому телефону он сразу собрался, нанял самолет и полетел прямиком в Вашингтон.
Его встретили в аэропорту, как только он сел и самолёт опустил трап. Там ждала машина. Человек уже придерживал дверь, полковник сел. Машина была длинная и летела через дороги, как колибри через цветы. Водитель был белым амбалом с широкими плечами, вёл он гладко и внимательно. Когда машина прибыла к Белому дому она объехала его по дорожке и добралась до входа, который использовали редко. Это был гараж. Когда они въехали, водитель дотронулся до кнопки на приборной доске, дверь гаража закрылась и пол стал опускаться. Водитель, который до этого момента только один раз кивнул, сказал:
Добро пожаловать в пещеру Бэтмена.
Платформа, на которой стояла машина, некоторое время опускалась, а потом остановилась. Водитель вышел и открыл дверцу, лифт был открыт со всех сторон. Полковник, больше не притворяясь, что ему нужна тросточка, вышел из машины и лифта.
На самом деле это была не пещера. Большой просторный зал с белыми стенами безо всяких украшений или рисунков. Водитель произнёс:
Следуйте за мной. Или вам подвезти мини - кар? - когда он говорил, обнажились толстые и ровные зубы.
Полковник подумал или представил, что водитель мягко и тихо тикает, как дорогие часы.
Я не пользуюсь тростью, - сказал полковник, - могу дойти и так, видите.
Водитель повёл его к стене, где казалось ничего нет, прикоснулся к ней и она бесшумно отъехала. Они вошли в маленький лифт и снова поехали вниз.
Насколько тут глубоко? - спросил полковник.
Глубоко, - ответил водитель.
Когда они вышли из второго лифта оказались в большом кабинете - как в Белом доме - почти точная реплика, но больше размером.
Кабинет был пуст, водитель оставил полковника, опершегося на трость. Полковник подумал сесть на одно из кресел перед столом, широким, как авианосец, но почему - то не решился без приглашения, так что остался стоять. На дальней стене тикали часы. Долгое время ничего не происходило, потом полковнику надоело стоять, он сел в кресло и стал ждать, вращая трость в руках.
Ждать пришлось долго.
Прерогатива президента, полагал он, заставлять себя ждать, но полковнику это не нравилось. Он всегда ненавидел ждать, его время не менее важное, чем у других. Заскучав, он посмотрел на большую банку на столе справа от него, не вставал, чтобы приглядеться, просто вглядывался через комнату. Может быть, там бобы? Может быть, мармеладные мишки? Да кто его знает? Плевать. От сладостей у него и так оскомина. Он как раз думал об этом, когда услышал жужжание и слева от него отодвинулась стена. Это был другой вход, не тот через который он попал внутрь. Стена раздвинулась широко и из неё полился свет, но тусклый, будто кто - то замотал горящую лампочку мешком. Не лифт. Он сидел, он видел широкие ступени, ведущие вниз.
Полковник встал и двинулся в этом направлении, медленно. Он видел, что слева у самого входа стоял стеллаж, на одной из полок он увидел большую банку, а внутри что - то вроде человеческого мозга в жёлтой жидкости. К крышке банки были подключены провода, их концы болтались в жидкости, другой конец уходил в необычное устройство, напоминающее автомобильный аккумулятор, от него в стену уходил кабель. Внутренности банки с мозгом, или что это ещё было, поблескивали синим и отчётливо потрескивали, мозг пульсировал, словно тяжело дышал. В других банках на полках чего только не было. В одной банке хранился огромный пенис, а, может быть, толстая длинная какашка, трудно было сказать. Справа от входа висела на тросах гуманоидная кукла, лицом к полковнику. Лицо было пустым: без глаз, носа или рта. Но, несмотря на это, он почувствовал неуютное ощущение, что она на него смотрит, смеряет взглядом. Вокруг были развешаны маски. Ему показалось, что некоторые лица он узнал, как минимум, три или четыре предыдущих президента, а также Мэрилин Монро, Джеймс Дин, Бадди Холли и маска Элвиса и маска Никсона. Странное устройство на крючках, может быть, какие - то необычные запчасти, секс - игрушки или пыточные инструменты, а, может быть, всё одновременно. Как узнать?
Полковник услышал, как кто - то поднимается по ступенькам откуда - то из недр Земли и внезапно ощутил на плечах весь вес Вселенной. Он прислушался к медленным размеренным шагам, взбирающимся наверх, как они становились всё громче и громче и по коже забегали мурашки, поднялся пар или дым или что - то в этом роде и пахнуло ужасной вонью. Из дыма показалась голова, а затем и весь человек целиком - президент Ричард Никсон.
Костюм Никсона был чёрный, как осевая смазка и блестящий, как след улитки. Галстук чёрный, длинный и тонкий, как язык какого - то задушенного зверя. Рубашка беловатая, казалось, что её постирали в одной машинке с цветной одеждой. Пиджак топорщился на плечах, как будто под тканью торчали кости. Блеск на чёрных туфлях Никсона вспыхивал, когда на него падал свет. Под носом виднелась засохшая капля крови, а, может быть, варенье. В руке он нёс маленькую коробку. Никсон двинул уголком рта при виде полковника, прошёл мимо и сел за столом, вернее, рухнул в кресло.
Итак, полковник, - сказал Никсон, - у меня для тебя серьёзная работа.
Безо всяких “Как дела? Как жена? Как часто перепадает?”
Безо всяких приветствий, формальных или не очень, сразу к сути, но опять же, такое здесь внизу место, где бы это ни было, деловое. Говорить про что - то ещё, как обсуждать свадебные планы на похоронах. Полковник прежде видел Никсона только раз и не здесь, в Белом доме, наверху. Это была частная встреча, но быть приглашенным сюда, в несвятая несвятых, необычная честь. Это место для реально без Б, частных встреч.
Новый Орлеан, - сказал Никсон. Он помахал коробкой, которую пока так и не положил на стол. - Я посмотрел плёнку вашего парня, но этого мало, нам нужно знать больше, мы не знаем, что происходит, но дело очень важное.
Полковник понятия не имел о чём говорит Никсон.
Прошу прощения, президент Никсон, - сказал полковник, - но откуда вы знаете, что оно важное, если не знаете, что происходит.
Предпочитаю, господин президент, - сказал Никсон.
Да, сэр, господин президент.
Этот фильм твоего паренька. Какого чёрта, ни хрена не понимаю этих ваших песен и плясок, но мне посоветовали посмотреть. Одна из наших женщин что - то увидела, что ее напугало. Она была в чёрных очках, из - за операции на глазах носит их постоянно, чтобы не слепил свет, но больничный брать не стала, так сказать, хотела отработать подписанный кровью контракт, хе - хе - хе. Так или иначе, она получала разные материалы, пока ей не достался вот этот отрывок и она не увидела ЭТО.
ЭТО, сэр?
Никсон положил коробку на стол.
О, да, я тоже видел, полковник. Необычно, хотя мне и плевать с высокой колокольни. Впрочем, это касается твоего паренька. Вот я и подумал, что тебе с ним стоит разобраться.
Да, сэр, господин президент.
У тебя, что, жвачка во рту, полковник?
Нет, сэр.
Ты, что, просто так всегда разговариваешь?
Да, сэр.
Мямлишь, ничего не понять, забыл в прошлый раз об этом сказать.
Мямлю?
Господи Боже, сам себя не слышишь? Ты как членом во рту лепечешь, хе - хе - хе. Хорошая шутка, а? “Меня зовут Дик, а это значит член”.
Да, сэр, шутка.
Очень смешная на мой взгляд, поэтому мне нравятся пошлые шутки, я редко шучу, но здесь можно, между нами мальчиками, верно?
Верно, сэр.
Теперь, когда Никсон перешёл на неформальный тон, полковник обнаружил, что раньше ему нравилось больше. Наблюдать за этим было, словно смотреть, как конь делает что - то неестественное с белкой.
Только ей не говорите, - сказал Никсон.
Я её никогда не встречал, сэр.
Ну, если вдруг…
Ни за что не скажу.
Чёрт, полковник, ты сделай с этим что - нибудь. Не думал сходить к логопеду?
Сэр…
Чтоб не мямлить. Похоже на… даже не соображу. На Порки Пига? Нет, не он. Блин, видел же в каком - то дурацком мультике. Пёс Друппи с нарушениями речи? Да, уже теплее, но ещё не то о чём я думал, что - то не вспоминается. Чем старше становишься, тем больше имен и слов скрывается, как птица в кустах. Слышишь, как они где - то там шуршат, видишь, как куст шевелится, но найти птицу не можешь. Как искать член холодным утром, ха - ха - ха. Ещё одна шутка.
Полковник стерпел обиду, потому что ничего не мог поделать, он знал, что у него проблемы с дикцией, но чтобы логопед… и от пошлых шуток он был не в восторге, не от этих. Время от времени, пошутить, конечно, можно, южные ребята обычно рады хорошей сальности и сами за словом в карман не лезут. Короче говоря, полковнику казалось, что он плывет по заросшему болоту, потому что находиться не просто в присутствии президента, в присутствии текущего директора секретных дел, это тема непростая. Добро и Зло ходит вместе, тайные властители Вселенной, Боги и Дьяволы, Демоны и Ангелы, всякая херня с крыльями, он только знал, что попал с ними в переплет и выбраться не может. Будь проклят тот день, когда он написал свое имя кровью и куриной костью. При его навыке составления контрактов, можно было бы повнимательнее прочитать свой, чёрт, да он и читал, мелкий шрифт, наверняка, напечатали проявляющимися чернилами, он руку готов был дать на отсечение. Никсон всмотрелся в полковника.
А скажи - ка: “Ехал Грека через реку, раком”… блин, я сказал раком? Ха - ха - ха, а чёрт, давай заново.
Это продолжалось ещё минут пятнадцать. Никсон предлагал разные скороговорки и просил полковника повторить. Полковнику было трудно даже запомнить слова, а не то, что повторить, к удовольствию Никсона.
Чёрт, полковник, в имени Питер нет буквы Д. Ты меня вообще слушаешь?
Да, сэр, мистер президент, просто ничего не могу поделать.
Да ну тебя к чёрту. Поработай над собой. Полковник, ну, серьёзно. В следующий раз надеюсь услышать имя Питер без грёбаной Д.
Да, сэр.
Итак, какого хрена мы собрались?
Вы просили меня прийти из - за фильма, сэр.
Полковник показал на коробку на столе Никсона.
А, ну да, твой паренёк Элвис Пресли. Элвис - пенис, ха - ха - ха, - Никсон говорил так, будто только что впервые увидел Элвиса на “Шоу Эда Салливана”, как будто время не двигалось. Может быть, для него так и было.
Мисс Овертайн, ну, вы её не знаете, она работает внизу, откуда я поднялся, одна из многих, кто просматривает книги и фильмы, даже комиксы, всякую макулатуру в поисках того, что приведёт нас к ним.
Да, сэр, вы имеете в виду “хренотени”?
Никогда не нравилось эта название, наверняка, его придумал какой - нибудь демократ. Ну, да, они включили фильм и, по случайности, мисс Овертайн, благодаря операции на глазах и тёмным очкам, что - то увидела. Умница мисс Овертайн и довольно ничего собой, несмотря на хромую ногу и парик, из - за какого - то там облысения. Я не знаю, то ли грибок, то ли ещё что - то, но вот она проверяет незаконченный фильм, как мои клерки проверяют всё, читают всё, смотрят всё и т.д. и т.д. И вот видит что - то подозрительное на пленке, то чего невооружённым глазом не увидишь, странное… Фадд! Вот, вспомнил! Вот кто, Элмер Фадд, вот кого ты мне напоминаешь! Чёрт, так и знал, что кто - то из мультиков. Не то, что я их вообще смотрю, я же взрослый человек, но, знаете, мы все на них росли. Мне очень нравился Дорожный бегун. Вот это я называю персонаж, ха - ха - ха. Но о твоём пареньке и этом треклятом фильме…
. ДНЕВНИК ДЖОННИ.
В НОВОМ ОРЛЕАНЕ.
В Новом Орлеане пахнет рыбой и “бенье”, по крайней мере на берегах старой Миссисипи, где грязно - бурая вода струилась под окном машины, переливаясь, как покрытое грязью перекати - поле.
Я и Элвис сидели в его длинном голубом кадиллаке. Мы припарковались у деревянного пирса, который казался прогнившим и ненадёжнее, чем волос, на котором держится меч над головой.
Это был частный пирс или, лучше сказать, док. По обе стороны от входа на берегу торчали два крестообразных столба. На них висела цепь, закрытая на тяжёлый замок. Элвис сидел на заднем сиденье. Я за рулём. Просиживали задницы уже два часа, пытались хоть как - то развлечься, болтали о том, о сём, лишь бы не о работе, причём какой угодно, ни о музыке, ни о монстрах. Играли в города, травили анекдоты, обязательно пошлые, в общем всё переделали, разве что штаны не снимали и яйца друг у друга не жамкали. Наконец, нам всё надоело и мы сидели тихо и мрачно. Было жарко, но мы выключили кондишен. Так что я опустил окно со своей стороны, Элвис, который сидел сзади со стороны пассажира, тоже опустил своё. Горячий воздух был тяжёлый и неподвижный, как стена. Я, конечно, предпочитал кондишен, но было глупо сидеть и прожигать бензин. Время от времени, шевелился ленивый ветер и тогда доносился запах рыбы, запах прожаренных сахарных пончиков “бенье” из квартала, ну, и, конечно же, вонь нищеты. У неё тоже есть запах. Мне ли не знать? Да и Элвису. Все оттуда родом. Были такие бедные, что если бы посрать стоило копейку, нам пришлось бы блевать и извиняться.
Уверен, что мы правильно приехали? - спрашиваю я.
Ага, нас заберут.
А машина?
Возьмут с собой на борт.
Пароход?
Для тебя, что, это в первой?
Да уж, - говорю я, - много чего делал, но пароход что - то новенькое.
Простой пароход, люксовый. Обожаю их, люблю наблюдать за ними на речке, славные.
“Гордая Мэри” катит по реке”.
Вот именно, - говорит Элвис, - Боже ж мой, как поёт Тина Тёрнер.
Какие ножки, длинные и мускулистые.
В точку, - говорит Элвис.
Я увидел в зеркале заднего вида, как он откинулся и заулыбался.
И, что, будем только мы? - спросил я.
Я вызвал полковника. Хотя и везёт, что я беру тебя с собой.
В смысле?
Забыл, как я сидел в аквариуме?
Я обернулся и посмотрел через сиденье.
Да, брось, Элвис. Я же не пытался её у тебя отбить.
А очень было похоже.
Но ты меня понял. Я не пытался тебя наебать.
Зато пытался кое - кого выебать. Просто знаешь, этим утром, пока собирался, думал, а, может быть, не брать Джонни? В смысле, если надо будет трахнуть фанатку или отсосать собаке, его взять можно, но так - то какой из него толк?
Да ну тебя.
Элвис рассмеялся.
Да прикалываюсь я над тобой, прости, такой уж у меня злой юмор, знаешь.
Уж поверь, знаю.
Ну да, кто, как не ты, Джонни, хе - хе - хе, но я этим не горжусь.
Мы ещё посидели и помолчали. С Элвисом иногда трудно было понять всерьёз он говорит или нет. Когда он ругался, я всегда предпочитал думать, что всерьёз, наверное, ему нравилась власть над людьми, благодаря деньгам и славе. Ему нравилось обидеть и посмотреть, что ты сделаешь, если на него работаешь. В каком - то смысле мы все, а особенно я, были его боксёрскими грушами. Но от меня избавиться было сложнее. Я слишком много знал. Хотя, конечно, кто мне нахрен поверит? Может, в следующем году будут уже говорить, как последний раз, когда меня видели, я уезжал в Боливию или ещё что - то в этом духе.
Полковник сказал будут хорошо кормить, - говорит Элвис, - я не курю, так что для меня, хорошая еда это жареный бутерброд.
В то время и я не курил и гордился этим. Надо было продолжать в этом духе. Два года спустя я уже смолил по четыре пачки в день. Вот теперь расплачиваюсь. A Элвис уважал, время от времени, хорошую сигару.
На борту должны быть бутерброды с арахисовым маслом и бананами, - сказал Элвис.
Даже у меня есть пределы сколько я ем, включая жареные бутерброды.
Это ты про моё пузо?
Нет, ну, ладно, пока ты нормально выглядишь, но начинаешь себя запускать. Мы в нашем деле всегда должны быть в форме.
Эй - эй - эй, я качаюсь.
Вставать с кровати это ещё не упражнения.
Только не трахай мне мозги, Джонни. С твоим возрастом и историей трудно найти новую работу, хотя тебя всегда с распростёртыми объятиями встретят на автомойке или в училище для парикмахеров.
Элвис не любил обсуждать своё здоровье, но дело в том, что он ещё был ничего, это второй подхватил у него дурные привычки с едой и наркотой и довёл до дичайшего абсурда, раздулся, как Моби Дик и помер на толчке с говном, висящим из жопы. Сдох, наверняка, не без помощи полковника Паркера, но мне - то откуда знать? А настоящий Элвис, ну, я вам так скажу, я до сих пор обижен, что он ушёл, вот так, не сказав ни слова и оставив замену. Бросил меня с каким - то незнакомцем, наверное, отчасти поэтому я и начал курить. Разочарование, депрессия… иногда, в хорошем настроении, я говорю себе, что он так поступил, потому что у него не было выбора и что время от времени он о нас вспоминал.
А день, тем временем, всё тянулся и тянулся.
Пришлось пару раз выйти поссать, походили поподтягивались, вернулись в машину, закрыли окна, включили кондишен. Когда становилось нечем дышать или хотели поэкономить бензин, выключали движок и снова опускали окна. Появился первый комар, небо было тёмным, как река.
Прежде, чем увидеть, я его услышал.
Звук, как от взбивания яиц, самый большой пароход, что я видел. Хотя, надо признать, до этого я видел их только издали. Он был раскрашен в мирный белый цвет с блестящими голубыми и серебряными полосками. Из трубы тянулся тонкий дым и растворялся в чистом синем небе.
Зверюга, а не машина, прям “Титаник” на Миссисипи, - говорю.
Называется “Ноктюрн”.
Мы вышли из машины и спустились к пирсу, встали у цепи, которая его загораживала. Смотрели, как “Ноктюрн” подгребает к нам по реке, цвета грязи. У воды реально воняло. Я заметил дохлую рыбу и какой - то мусор: целлофановые пакеты, сигаретные окурки. Вдоль всей палубы “Ноктюрна” висели китайские фонарики. Они не горели, но я мог представить какой будет крутой вид, когда зайдёт солнце. Пароход начал замедляться и слегка сдавать назад, наконец, подплыв к нам боком, нежно, как для поцелуя. С пирса я заметил людей у трапа, где - то полдюжины. Все были медленные и неуклюжие, в белых формах и фуражках и в белых туфлях. Две женщины, остальные мужчины. От группы отошли мужчина и женщина, неловко открыли огромные ворота и спустили трап, он грохнулся на пирс. Затем появился полковник с тростью подмышкой, как заправский франт, он ловко проковылял по пирсу и достал из кармана белого пиджака связку ключей. На нём были белые брюки и белые туфли, а также белый пробковый шлем, будто прямиком из фильма про африканское сафари. Открывая цепь, он поднял на нас взгляд и сказал:
Ну.
Не сказав ни слова, мы вернулись к машине. Полковник отошёл и мы въехали прямо на пароход, как я уже говорил, это был натуральный “Титаник”, огромный и красивый, правда больше мне рассказать нечего, так себе из меня эксперт по пароходам и вообще кораблям. Никогда не любил большую воду. Так что, по возможности, держусь от водоплавающего транспорта подальше. Но, короче, можете поверить, охренительно здоровый пароход. Полковник Паркер вернулся за нами на палубу подошел к водительскому окну и сказал мне:
Поворачивай налево, - в полу открылся люк и мы съехали внутрь.
Я заметил женщину, которая открывала ворота. Она стояла у машины рядом с полковником. По мне забегали мурашки размером с тараканов. Она была ничего такая, когда - то. Но теперь её кожа посерела и обвисла, а рот раззявился. Рыжие волосы были длинные, жидкие и ниспадали на плечи свалявшейся кучей. На шее виднелся ожог от веревки. Она, как и остальные на палубе, была вуду - дохлятиной, а их души хранились в мешочке гри - гри, наверняка, в ящике с трусами в комоде полковника. Дешёвая рабсила, которую не жалко, всё, как любил полковник. От них у меня всегда были мурашки. Насколько я понял, души надо забирать перед самой смертью или на следующий день, потому что какое - то время они ещё болтаются рядом, словно жирные коты, которые не сразу пролезают в сточную трубу. Не знаю в общем какие там правила, но как только поймаешь душу, тела становятся туповатыми и поддаются дрессировке и не гниют. Полковник их чистил и прилично одевал, командовал, как хотел, наверное, ему нравилось, что зомби не обращали внимания на его говор. Я припарковал машину в трюме парохода по соседству с чёрным линкольном и красным мустангом и мы с Элвисом отправились наверх.
На палубе стоял стол, а возле него торчали новые зомби, все вялые, но послушные. Там же был и полковник в просторном белом костюме и дурацком пробковом шлеме. Снизу поднялись два зомби - мужика, которых мы еще не видели, с нашим багажом.
И они знают, что с ним делать? - спрашивает Элвис.
Разберутся, - говорит полковник. - Садитесь, будем обедать.
Вокруг стола было множество стульев, но я знал, что зомби к нам не присоединятся. Мы с Элвисом сели. Полковник приказал рыжей дохлячке:
Приведи остальных, Эльвира.
Эльвира ушла. Элвис спросил:
Что, твоя знакомая при жизни?
Нет, - ответил полковник, - просто нравится имя Эльвира. Вот я так её и назвал. Я их всех называю, когда покупаю. Покупаю подальше отсюда, чтобы никто случайно не узнал в лицо. Не то, чтобы я с ними по улице разгуливаю, но, время от времени, посылаю на задания. Впрочем, хватит про них, я специально для тебя поджарил бутерброды с бананами и этим поганым арахисовым маслом.
Надеюсь, не дохляк жарил? - спрашивает Элвис.
Не-е-ет, с простыми вещами они справляются, но хорошо готовить - задачка не из простых. Это мой повар. Вы знали, что мой повар полжизни проработал в лучших ресторанах Нью - Йорка?
Да плевать я хотел на Нью - Йорк, - отвечает Элвис, - и янки не доверяю.
Вот тебе не угодишь.
Да, меня это посмешило, ведь полковник и сам был такой же обходительный и учтивый, как навозная лопата.
Но мертвяки - то, видимо, будут подавать на стол? - спрашивает Элвис.
Ну, да, - говорит полковник, - они чистые, они это умеют. Гнилые пальцы из супа вылавливать не придётся, хотя, конечно, через некоторое время остатки их мозга начинают отучаться. Приходится опустошать их мешочки гри - гри и отпускать души. Вот тогда уже всё, умирают по - настоящему. Когда всё кончено, закидываем их в топку парохода, заходит с огоньком, и улетают себе на небо.
Да где же ты их берёшь - то? - спрашиваю я.
Где только не беру, в основном, в тюрьмах по всей стране. Это всякие неудачники, преступники или те, кто хочет покончить с собой. Мы им помогаем, заключив договор, что души они отдадут нам.
Неправильно это, - говорит Элвис, - и не важно кто они и чего сделали.
Твою маму мы не выкапывали, - отвечает полковник.
Элвис весь побледнел.
Если бы выкопал, был бы уже труп, полковник.
Да, шучу я, малой.
Не смешно.
Лежит она в тепле и уюте в Грейсленде под красивым камушком, но, а мешочек гри - гри с её душой, он в тайном месте и пока я не скажу где он, никто его не найдёт.
Даже не смей так говорить о моей маме, будто она всего лишь дух в мешке.
Но ведь так и есть, малой, а я отвечаю за заточение её души, не забывай.
Тут полковник сверкнул глазом и я еле удержался, чтобы не скакнуть через стол и не схватить его за шкирдос, иногда он был таким злобным старым ублюдком, хуже Элвиса, намного хуже.
Чёрт, Элвис, ты прям как какой - нибудь вшивый демократ, - говорит полковник, - без дохляков мы бы не справились с нашей работой. Всего - то пара душ преступников и суицидников, зато с их телами мы делаем мир лучше и безопаснее, плюс - они не болтают. Но твоя мама, никто её не трогает, просто храню при себе её душу.
Я пришёл на работу добровольно, - сказал Элвис, - как и Джонни, и над нами у тебя власти нет.
Да вы оба и уйти можете в любой момент. Джонни пусть возвращается машины мыть, а я просто буду хранить гри - гри твоей мамаши до самой тепловой смерти Вселенной.
Я знаю, Элвис думал о том, как убить полковника и вернуть душу матери, но в тот момент я почувствовал, как он успокаивается. Деваться некуда, он ничего не мог поделать, чтобы заставить полковника отдать мешочек.
Мертвецы привели остальных. Их было четверо.
Слепой. С ним я уже работал. Тощий, жилистый альбинос с белой шевелюрой и кожей под стать и носил он всё накрахмаленное белое, зато в чёрных очках и с чёрной тонкой тросточкой. Я знал, что за очками скрываются мёртвые розовые глаза. Я знал, что в тросточке скрывается меч и знал, что хоть слепой не увидел бы солнце, даже если бы смотрел на него в упор, зато он слышал, как срёт мышь в двух кварталах, а вонь чуял уже с одного квартала. Он мне нравился, он видел в голове ближайшее будущее, как в кино, а иногда видел не прошлое и не будущее, а обрывки из чужих миров и других мест, я даже объяснять не буду. С ним был Джон Генри. Здоровый чернокожий с такими ручищами, которые, будто, набили, как сосиски, упругие жёсткие и выпирающие. В деле он любил убивать молотом, за это, наверное, и получил прозвище, но ходили слухи, что он правда потомок Джона Генри, того былинного героя, который умер, состязаясь с паровым молотом. Точно не знаю, даже не знаю существовал ли тот старинный Джон Генри, а это Джон Генри носил гавайскую рубашку, на которой было столько цветастых попугаев, что населили бы все джунгли Южной Америки. Широкие штаны и туфли, завязанные на петельки шнурками, казалось он может завязать узлом стальную балку и носить её вместо галстука. С ним был Джек. Азиат. Если думаете, что он у нас отвечал за кунг - фу, ошибаетесь. Он у нас отвечал за логистику. Полтора метра ростом, но крепкий для парня, который перебирает бумажки. Во многом поумнее нас всех, но в остальном, ну, скажем так, я бы не стал посылать его за хорошими бургерами, а драться - то он умел, но главным образом, работал головой и планировал атаки. А вот, кто меня заинтересовал, да всех заинтересовал, по крайней мере живых, так это новичок.
Ей было не больше тридцати, личиком свежая, как весна. Волосы тёмные, как душа дьявола, а глаза… глаза такие же. Тоже не больше полутора метров ростом и, наверное, пятидесяти здоровых и славно распределенных килограммов, красиво упакованных в синюю блузку с какими - то такими миниатюрными окошками для сисек. Кожа была бела, как хлеб. На ней были также тонкие узкие синие брючки, что даже веснушки на бёдрах разглядишь, а также пиратские башмаки. Я подумал ещё, что если есть Бог или если там всё создает матушка - природа, то они собрали эту дамочку на самом пике сил. И тут я её узнал, не то, что мы были знакомы, но она была восходящей звездой в мире музыки. Её звали Рейвен, хотя из уст её слышалось далеко не карканье, скорее лилась патока с бурбоном и мёдом “тупело”. Двигалась она как кошка, небось даже пердела незабудками.
Эта дама, господа, которую вы все пожираете глазами, Дженни Джо Даллас, также известная, как Рейвен, - объявляет полковник.
Вне сцены зовите меня просто Дженни, - говорит она.
Её настоящее имя показалась мне нежным шорохом прохладных простыней и скрипящих кроватных пружин, вы меня поймёте, когда я скажу, что её характер меня интересовал мало, по крайней мере тогда. Иногда мальчишки растут медленно, да я и не знаю, вырос ли я до сих пор?