Она у нас дебютантка, - говорит полковник, - ещё на испытательном сроке, но в обеих карьерах демонстрирует поразительные успехи.
Спасибо, полковник, - отвечает она.
Элвис, который всегда с дамочками был не промах, встал и подождал, пока она сядет. Не стал выдвигать ей стул, это уже перебор. Мы на деле, а когда ты на деле, достаточно простой вежливости. Элвис попал точно в золотую середину. Весь разулыбался, уже думал о ночи и как всё оно будет. В этих делах он был в себе уверен. Мы с Элвисом знали остальных. Все обменялись приветствиями. Джек пошутил, что рад видеть круглоглазых, но я так и не понял, что в этом смешного. Держите в уме, что после встречи с Дженни, мои клетки мозга все перепутались, как червяки в консервной банке.
Я слышал, как ты поёшь, - говорит Элвис Дженни, бросая нас с нашими разговорами.
Мы тут же замолчали, просто, чтобы послушать. Её голос был великолепный, как перезвон колокольчиков.
Где? - спрашивает она.
Рождественский концерт на прошлое Рождество, - говорит Элвис
А-а-а, в Белом доме? Да, очень рада, что это показывали по телевизору, я была в самом низу списка гостей и не могла поверить, когда остальные четверо исполнителей заболели и не смогли прийти. Жуть. То есть они, конечно, выздоровели, но все слегли с одним и тем же, буквально за день до концерта. Я стала звездой. Этот концерт запустил всю мою карьеру.
Она взглянула на полковника.
Подумать только, все заболели разом.
Эй, милая, у тебя талантище. Я просто всем его показал, а у остальных славы и так хватит. Теперь есть и у тебя.
Мы все посмеялись. Это был один из многих трюков полковника по раскрутке, небось платил, чтобы людям подбрасывали в еду и напитки какие - нибудь травки. В долгосрочной перспективе - безобидно, в краткосрочной - его клиент становился звездой и это работало. Она была на подъеме. Последние две песни Дженни, обе её авторства, попали в “Топ - 40”, а судя по тому, как она выглядела по телику, на обложках альбомов и прочем, скоро она должна была взлететь выше всех чартов, если её, конечно, не убьют на нашем деле, тогда придётся что - нибудь придумать: подстроить аварию, самоубийство, загадочное исчезновение. Вообще - то способов много, иногда по той или иной причине, даже отправляли в отставку. На ум приходит Джеймс Дин и Мэрилин Монро.
|
|
Мы поели. Еда была на любой вкус: мясо и овощи, хлеб и рис, любимые бутерброды Элвиса. Слепой нас развлекал. Слушал животных в воде, людей на берегу и пересказывал их беседы, хотя мы слышали только плеск колеса по реке, блин, может, он и выдумывал на лету, но судя по прошлому опыту, сомневаюсь. Мы ели, а кое - кто и пил вино. Джеку на деле не наливали, а он знал, что ему пить нельзя, хотя, время от времени, умудрялся плеснуть себе каплю, но так он мог всех подвести, пить не умел совершенно. Полковник прочистил горло и своим странным голосом объявил:
Это миссия в духе “пойти туда - не знаю куда, найти то - не знаю что”. Раз меня вызвал в Белый дом сам Никсон на личную беседу, полагаю там очень опасаются…
Но точно ничего не знают, - добавил Джек.
Верно, - говорит полковник, - но это явно важно, раз снизошёл поболтать сам Никсон.
Полковник любил похвастаться, особенно любил похвастаться знакомством с президентами. Он уже работал на нескольких, начиная с Эйзенхауэра. - Если это миссия по разведке, зачем они собрали всех нас, элитную команду, хотя даже не знают в чём проблема, - говорю я.
|
|
Вот, действительно, - говорит Элвис.
Тут я поддерживаю Элвиса и малого, - говорит Джон Генри, - крутовато для неизвестной миссии.
Есть знаки и предзнаменования… - говорит полковник.
Чего? - удивился Джон Генри, - начитались какой - нибудь херни в куриных кишках и кофейной гуще? Они ещё не уволили ту тётку, которая игралась с внутренностями, пеплом и сушёной фигнёй?
Может, вам всё это мумба - юмба, - говорит полковник, - но она ошибается редко и она связалась с миром духов.
Для этого у нас есть слепой, - говорит Джон Генри, - нахрена нам какая - то сучка с немытыми руками?
Полковник повернулся к Эльвире, которая торчала рядом с распахнутым, как ловушка для мух, ртом.
Эльвира, моя каюта, шкатулка на комоде. Эльвира простонала и убрела.
Так с людьми нельзя, - говорит Джон Генри, глядя, как Эльвира уходит к каютам.
Я сейчас работаю над тем, - говорит полковник, - чтобы наш эксперт по вуду давал гарантийный срок на трупы.
А так ещё нельзявей, - говорит Джек.
Эльвира вернулась не скоро. Её медленным мозгам пришлось обработать приказ, но она всё же справилась, пришла с большой плоской шкатулкой.
Спасибо, Эльвира, - сказал полковник совершенно искренне, взял шкатулку, попросил отойти её к борту. Затем положил шкатулку и открыл, изнутри достал пару больших фотографий, которые вручил мне посмотреть и передать остальным.
Вы сразу заметите, что там не так, - сказал он.
Оказалось, это мягко сказано. На снимках полиция что - то вылавливала из реки, а так же там было и то, что они выловили. Я присмотрелся к одному конкретному снимку. На первый взгляд, на фотографиях были какие - то большие бледные помятые резиновые шары, но потом я заметил, что у одного есть зубы. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что это вообще не резиновый шар, а голое скомканное тело. Мужчина или коротко стриженная женщина. Спина сломана, ступни упираются в плечи, тело смяли так, что для трупа оно стало относительно небольшим. Такое необычное зрелище, что мозг пытался разглядеть в нём что - нибудь знакомое и выдумывал иллюзии. Я пролистал снимки. Были и другие скомканные люди. Мужчины, женщины. У одного болталась сморщенная мошонка. Даже после того, что мы повидали, от их вида мне стало нехорошо. Я отдал фотки следующему за столом.
|
|
Есть кое - что поинтереснее, чем виды на этих уникальных фотографиях, - продолжал полковник, - эти люди умерли недавно и не от утопления. Когда их вскрыли, оказалось, что ни сердца, ни внутренностей не было, будто всё высосали. На шеях были следы, как от пиявок, но горло внутри осталось повреждённым, словно над ним поработали щёлоком и наждачкой. А вот ещё необычный момент. В таком положении тела провели какое - то время, но при этом были живы.
Да как так? - говорит Джек, - они померли уже после одного перелома позвоночника, ну, или долго бы не протянули.
А наши эксперты не согласны, они забрали тела у местных копов, которые с радостью их спихнули. Они пришли к выводу, что люди были живы несколько недель, пока их медленно лишали внутренностей и крови. Следы остались на шеях, груди и других местах, но, в основном, начинку доставали через горло, высасывали, как пивко через соломинку.
С помощью какого устройства? - спрашивает Дженни.
Хороший вопрос… - говорит полковник.
. НЕДАЛЕКО ОТ BOURBON STREET.
Ему хотелось крови. Он обычный тощий парень с маслянистыми каштановыми волосами и бледным, как у трупа, лицом, но с необычным голодом.
Вниз по улице, где мерцали фонари, была открытая дверь в заброшенное здание. Из неё выходила, цокая высокими каблуками, девушка в синей джинсовой мини - юбке. Длинноногая и стройная с высокой грудью, тёмными волосами в конском хвосте, который болтался так, что было ясно, за что он получил своё название и с сумочкой на длинном ремешке через плечо. Он решил, что в этом здании она покупала наркотики, что - нибудь лизать, занюхивать или колоть.
Быстро последовал за ней.
Тихо нагоняя, его теннисные кеды не издавали ни звука. Он приблизился и был почти рядом, когда она развернулась и сказала:
Назад! Не хочу в тебя брызгать.
В руках у неё был маленький цилиндр с освежителем дыхания, палец лежал на кнопке. Надеялась, он поверит, что это перечный баллончик. Он ухмыльнулся:
Жми, если хочешь, но зубы - то я чищу.
Тогда она рванула с места, понеслась, как ветер, учитывая каблуки.
Ничего… он любил пробежаться, словно гончая, которая замечает зайца.
Заяц видит собаку и бежит и в гончей что - то просыпается, какой - то глубокий инстинкт, гнаться и убивать. Ему это нравилось и он не из тех, кто отставал в погоне, он был профессиональным загонщиком. Она бросилась за угол здания в переулок. И как только он забежал за ней, увидел, что она в дальнем конце переулка уперлась в тупик, кирпичную стену. Он посмеялся, замедлился, прогулочным шагом направился к ней.
Кошка играется с мышкой.
Он почти подошёл, когда она обернулась, выронила освежитель дыхания, сумочка соскользнула с плеча на землю и тут он увидел, как из неё что - то сочится… тень. И эта тень сложилась вокруг неё, как крылья таракана. Затем появились новые тени. Скользили по стенам переулка, из - за помойки, тени ползли по кирпичам, как пауки, шуршали. Упали на землю и в мгновение ока стали чёрными скелетами, а потом огромными насекомыми. Загонщик выхватил нож из - под рубашки, который собирался применить на женщине. Тени застрекотали по стене и переулку. Лапки насекомых цоколи по мостовой, щупальца качались в воздухе, как алкоголики, которые ловят такси. Цокающие тени сомкнулись вокруг него, он полоснул ножом, даже порезал, он был в этом уверен. Они были твердые. Но они так и надвигались, засовывали влажные тени под его кожу, толстые, как шерстяные одеяла. В тенях были лица, почти человеческие, но черты расплывались и менялись, как тающий воск. Мелькали зубы и слышались голоса, но слов он разобрать не мог. Тени схватили и без труда подняли его, словно бы изучая. Насекомые лапки трогали его, щупальца ласкали и тут возникла девушка, вышла из теней, больше не объятая тьмой, поплыла к нему. Из пор её кожи вылезли маленькие жучиные ножки и они росли, увеличивались, схватили его, прижали к её рту, который открылся нараспашку. Изо рта что - то выползло и так быстро заскочило в него, что он и понять не успел, что произошло. В него вонзились острые щупальца, проникли под кожу, щёлкнули зубы, потекла кровь. Он чувствовал её тепло на лице, шее и спине, а потом ногах и мошонке. Он истекал кровью из тысячи порезов и укусов, хотелось бежать, хотелось кричать, но ноги не касались земли, он висел над ней. Когда он пытался закричать, всё, что послышалось - стон, потому что рот был забит какой - то толстой ползучей гусеницей, размером с банан. Оно спускалось в его горло и живот. Живот зашевелился и разбух. Он давно выронил нож и не помнил, когда тот упал из руки. Теперь он был беспомощной добычей. На один счастливый миг он ничего не чувствовал, его парализовало, но казалось, что его опустошают, будто он только что освободил кишечник, затем его прижали к земле животом. Теперь он чувствовал боль, она налетела, как поезд, такая жуткая и спина хрустнула, как хлебная палочка. Затем последовало онемение. Он увидел по бокам от лица ботинки. Пятки смотрели в небо, хруст стоял громкий.
“Я уже должен быть мёртв, - думал он, - мёртв”.
Но, увы, ему не повезло.
Внезапная боль исчезла, он онемел, как будто его обкололи новокаином, нет, как будто он сам стал новокаином. Его постепенно скатывали в шарик плоти, слёзы струились по щекам и капали на землю переулка. Его подняли и закинули в большой чёрный мешок и мешок закрылся. Мешок был из влажных теней, его понесли среди вздохов и довольного урчания, как будто он был всего лишь кулём с перьями, который закинут в огонь.
. “НОКТЮРН” В ЧАС НОЧНОЙ.
Колёса катились по воде, тащили тушу “Ноктюрна” по мягкой темноте прохладной ночи. Горели красно - жёлтые китайские фонарики. Они были цвета крови и мёда.
Ужин кончился, стол убрали и Элвис с остальными разошлись по каютам. У себя в каюте, сидя на кровати, Элвис думал:
“Ну, и пиздец! Мне надо работать над новым альбомом, может поучиться самому писать песни, никогда не умел, но ведь зато я умею петь, ещё как умею. Теперь я пою лучше, чем в начале. В голосе появилась глубина, мощная, резонирующая, я становлюсь всё лучше и на что я трачу талант? Дебильные поганые гавнокиношники и всё потому что не могу убивать монстров с чистым разумом, если сконцентрируюсь на чём - то серьёзном, что требует всей мозговой активности. Приходится выбирать: либо то, либо другое.
Полковник Паркер, мать его, сказал, если буду сниматься в говне и петь дурацкие песни, то заработаю кучу денег и куплю себе всё, что захочу. Зато не надо переживать, чтобы войти в роль, играй себя и не заморачивайся. Не репетирую, не учусь, простые реплики, дурацкие песни, перепихон с коллегой. Ничего особенного. Ну, перепихон, это правда неплохой момент, вот только в бочке мёда есть ложка дёгтя, - думал Элвис, - разум у меня всё равно мутный. Я принимал всё, что только можно, хоть и по рецепту. В смысле, раз по рецепту, значит мне и правда это нужно. Да, блин, ты меня вообще слушаешь? С кем я там разговариваю? Сам с собой, очевидно. А я себе всегда отвечаю. Так, как хочется мне, но, может, если бы я был бы честным, я бы себе сказал: Элвис, ты сам себе в глаза пиздишь, сраный, ты эгоист! Только ведь себя - то не одурачишь. Наркота ломает тебе жизнь, тебя пнут под жопу и оставят валяться в канаве рядом с пивными бутылками и псиной, которую сбили на шоссе. Это же очевидно. Сынок, очнись!”
Элвис бросил думать и взглянул на чемодан на подставке рядом с кроватью. Его уже открыли за него. Одежду аккуратно выложили мёртвые руки. Он подумал:
“Мертвяки лапают мои трусы и разворачивают носки, ведь это же неправильно!”
Эх, хотелось колёс, но к счастью, хотя он их не захватил и не знал где их достать, он справлялся и без них. Здесь у него был смысл жизни, как когда - то в музыке. Элвис бросил думать о том, что не мог изменить: о неправильных поворотах, на которые свернул, это было слишком удручающе. Надо видеть себя в более позитивном ключе. На самом деле, ведь он герой, правда никто этого не знал. Он спасал людей от дыхания чудовищ на затылке. По большей части Элвис содрогнулся, чтобы встряхнуть уныние.
Полковник предоставил ему шкатулку с кубинскими сигарами, которые он любил, оставил у кровати. Элвис выудил сигару, взял зажигалку, которая лежала там же, вышел на палубу, встал и закурил. Втянул дым, но неглубоко, затем выпустил в ночной воздух, а потом увидел её. Она стояла на палубе и лунный свет был к лицу Рейвен, которая предпочитала, чтобы её звали Дженни. Как же он ей шёл. Она была в нём как во второй коже, словно ангел, снизошедший прокатиться по речке. Китайские фонарики с луной отражались от воды и другого света не было, не считая мигающих огоньков на берегу. Все цвета романтики. Дженни стояла на палубе, положив руки на перила. Элвис сделал к ней шаг, понял, что на самом деле курить не хотелось, от сигары был гадкий вкус во рту. Он подошёл к борту, выкинул её в Миссисипи и направился к Дженни.
Шёл так же, как во многих своих фильмах, слегка опустив голову, застенчиво прикрыв глаза и нацепив полуулыбку. Его стиль отлично работал с женщинами. Элвис одновременно умудрялся выглядеть потерявшимся мальчишкой и опасным преступником. Он репетировал перед зеркалом. Если не выйдет, похоже, будто у него запор, если выйдет - перед ним раскроются врата экстаза. Когда он приблизился, она сказала:
Очень мягко ходишь. Плеск, когда ты что - то выкинул за борт, громче твоих шагов.
Сигара, - сказал он, - не такая уж она и громкая.
Ну, у меня необычный слух, - сказала она, - не как у слепого, но даёт преимущество. Я живу со стуками, шорохами и эхом, которые другие не замечают. Сверчок может быть громким, как скрипка, движение языком во рту у человека через комнату, как будто кто - то выжимает банное полотенце над ухом, скрипучие ботинки, словно визжащие хорьки. При исполнении я могу идеально оценить свой голос, но приходится надевать беруши, иначе музыка, мониторы и собственное пение стали бы сущей пыткой. С берушами я слышу нормально, это удобно, но ты ходишь слишком тихо, даже для моих ушей.
Мне часто говорят, что во мне есть кровь индейца.
Походка не имеет отношения к генетике, этому учатся.
Думаешь?
Знаю. И мне действительно приятно познакомиться. У моего папы есть все твои пластинки, даже самые старые и подумать только, ты занимаешься не только музыкой с полковником. Великолепно в твоём возрасте.
Кажется, моя гордость содрогнулась и упала в мучениях.
Она отвернулась от реки. Впервые она посмотрела на него прямо, улыбнулась. Да, ангел.
Как тебя в это втянули? - спросил Элвис, - у тебя изумительная карьера, а теперь ты здесь. Поверь, для карьеры это только… только хуже. А через какое - то время хуже будет и тебе. Мне сперва нравилось, но ведь это изматывает.
Как и тебя, меня привлёк полковник, он умеет видеть таланты и в пение и в странностях, благодаря которым - мы особенные.
Твоя странность - слух?
Одна из странностей. Ещё я необыкновенно гибкая.
Вот это интересно.
Так говорят все мужчины. Забудь, ничего не будет.
Не будет?
Нет, - она помолчала, - полковник только сказал, что у меня подходящие для работы разум и тело, именно это он и имел в виду, он не думал о том, о чём думаешь ты, по крайней мере, мне так показалось.
Он, конечно, деловой, но если он об этом не думал, то либо он “специалист по задним приводам”, либо у него не хватает яиц.
Она усмехнулась, опёрлась на перила и смотрела, как мимо течёт вода.
Я знаю многих “специалистов по задним приводам”, как ты это называешь, и некоторые из них мои друзья.
Ну, и ладно, - сказал Элвис, не желая продолжать этот разговор, не разбираясь в меняющемся мире, не понимая, где добро и где зло. Взамен он одарил её одним из своих фирменных взглядов, про который ему говорили, что он сексуальный.
Иногда на нашей работе становится одиноко, так одиноко…
Как я уже сказала: ничего не будет, малыш.
Чего именно?
Не буду помогать тебе не быть одиноким.
Элвис улыбнулся.
Уверена?
Да, лично мне не одиноко.
“Осечка”, - подумал Элвис.
Блин, он помнил, что с ним уже однажды такое было. Сколько, лет десять назад? Но та девушка оказалась лесбиянкой. Наверняка в этом всё дело. Дженни - лесбиянка. Славные влажные губки Дженни исказила ухмылка.
Кстати, я отлично вижу, что ты испугался, что не смог затащить меня в постель. А теперь думаешь, что я лесбиянка, но ты ошибаешься.
Ничего такого я не думаю.
Забавно, очень многие мужчины после облома думают, что это только потому, что девушка лесбиянка, а уж ты, Элвис Пресли, знаменитый крутой певец, перескочил после отказа к этой мысли мгновенно.
И вовсе не угадала.
Она снова улыбнулась. “Твою ж мать, - подумал он, - видит меня насквозь. Это она такая умная или мысли читает?”
Он решил, что она просто умная. Те, кто читают мысли, а он некоторых видел, вроде слепого, при правильных обстоятельствах справляются, но обычно морщат лоб. Её лоб оставался гладким. Чёрт! И всё же она такая гладенькая.
“Ладно, - подумал Элвис, - попробуем в другом стиле. Вкрадчивее и в самую душу. Она наверняка дразнит или проверяет меня”.
Он решил изобразить, что не так уж и заинтригован, не видит в ней ничего особенного. Давно не приходилось доставать этот козырь из рукава, но деваться - то ведь некуда.
Да брось, милая, я только развлекаюсь. Для нашей работы у тебя не подходящее чувство юмора.
Ну, конечно же, ты шутил, - сказала она и они оба послушали, как бьёт по воде колесо. Потом она спросила:
А ты этого хочешь?
Быть колесом?
Сражаться с чудовищами.
Эх, больше нет. Тут как в мафии: если вступил, уже не выступай. В смысле, я рад, что мне довелось этим заниматься, но при этом я запорол себе всю жизнь. Не сохранил брак, не смог больше ни на чём сосредоточиться. В мире думают, что я полгода провожу в Вегасе, а другие полгода валяюсь в Грейсленде, слушаю пластинки с блондинкой на коленях, но нет.
Так вот, что стряслось с твоей карьерой? Эта работа? Поэтому ты больше не записываешь хиты, снимаешься в плохих фильмах?
Ну, спасибо, что заметила в какое говно скатилась моя карьера, сразу же после того, как меня похвалила. Чёрт, милая, даже в самый чёрный день на одних роялти я проживаю лучше большинства музыкантов.
Но я говорила не о музыке. Прости, иногда я слишком прямая.
Вот как? Слушай, ты права. Когда ты права, ты права. Моя карьера слилась исключительно по этой причине. Ну, слилась для человека моего статуса. Эта работа жрёт всё остальное, но есть и другая причина. Ублюдок полковник хранит душу моей мамы в мешочке гри - гри и не отдаст, пока со мной не закончит, а это, скорее всего, случится только когда меня убьют. Боюсь, рано или поздно, буду подавать на этой посудине ужин, как Эльвира. Знаешь, я давно подумываю всё бросить. Если бы только освободить душу мамы… можно, например, отдать музыкальный бизнес двойнику. Полно людей, которые зарабатывают на жизнь прикидываясь мной. Некоторые даже правда похожи, а некоторые поют лучше. Отправлю такого в Грейсленд и вернусь на дорогу песни петь. Есть один парень - Себастьян Хав - он даже на операцию лёг, чтобы выглядеть, как я. Он справится, если не дурак. Чёрт, да из него выйдет отличный двойник Элвиса, пусть продолжает в том же духе, будет мной, а я разрешу ему быть мной.
Будет смешно, если полковник попросит твоего двойника сражаться с чудовищами, он ни черта не поймёт.
Да, смешно, - сказал Элвис, - ну, для двойника вряд ли.
Знаешь, что? Я сомневаюсь, что у полковника душа твоей матери в мешочке гри - гри, сомневаюсь. Наверняка - то я не знаю, но мне кажется, что это обман, полковник очень хитрый. Я уже ловила его на лжи, хотя по большей части он обходится со мной хорошо.
Рисковать я права не имею.
Может, ты просто хочешь верить тому, что он говорит, чтобы оправдать самого себя?
Вот значит как?
Мне кажется, тебе хочется быть героем. Знаешь, что Фрейд говорил о героях?
У меня отчётливое ощущение, что ты сейчас расскажешь.
Что в основе идеи и желания героизма лежит попытка самоизлечения наших вопиющих уязвимостей.
Так и сказал?
У нас с тобой есть харизма. У остальных тоже есть, но не такая, как у нас, наша связана с внешним видом и развлечениями, но есть ещё причина, поэтому ты подходишь для этой работы. Харизма появляется благодаря внутренней энергии, уверенности.
Иногда я в себе не так уж и уверен.
Никто не уверен в себе всегда, но харизма это наше оружие, именно она притягивает нас к нашей работе и она же притягивает к нам ИХ. Сверхъестественных злодеев. Полковник говорит, харизма - наш главный источник силы. У людей, вроде нас с тобой, есть источник силы мощнее, чем у других, хотя мы её даже не раскрыли полностью. Он говорит, что он свою раскрыл.
Полковник раскрыл силу своей харизмы? - спросил Элвис, - что - то на этом я перестал тебя понимать, так себе из него харизматик.
У него другая харизма. Ты не сможешь сделать то, что делает он. Заключать сделки без какого - то таланта за пределами обычных пронырливых бизнесменов. В нём что - то есть.
Элвис кивнул.
На этой ноте, пожалуй, отправлюсь - ка я спать, достаточно на сегодня откровений. Нам, старикам, нужен здоровый сон.
Элвис направился к каюте, помедлил, когда Дженни сказала:
Эй, ты только не подумай, для старика ты вполне хорош собой.
Да не такой уж я и старый.
Зато я такая уж молодая, так что сегодня без развлечений, малыш. Спокойной ночи.
Спокойной, - сказал Элвис и отправился в свою каюту в постель. Несчастный. Достал из секретного отдела в чемодане плюшевого мишку, взял с собой в кровать и обнялся.
Старое колесо продолжало вертеться, а в каюте, в кровати, в чёрной пижаме с красными лошадиными головами, с коричневыми тапочками у кровати и тростью под рукой, полковник пытался вспомнить, каково ему было в молодости до того, как он совершил смертельную ошибку и стал тем, кем стал, проводником света на краю тьмы. Ему оставалось ещё несколько лет в личине полковника, а потом он снова перекинется, займёт чужое тело, тело очередного человека с таинственным или вовсе неизвестным прошлым, без живых родственников, возможно, какого - нибудь типа на обочине жизни, может, буквально придётся выбирать из тех, кто живёт на улице. Это не страшно. Через неделю - две у него уже будет работа, а потом и карьера. Он уже побывал солдатом, пекарем и даже свечником, работал цирковым зазывалой, а в куда более привлекательном теле - мальчиком по вызову, потом жиголо, потом магнатом, а вот теперь он менеджер Элвиса. Неудачный карьерный ход. Да, денег он заработал много. Конечно, он обворовывал парня, брал себе половину его заработка и потихоньку тырил там и сям, ну, а как же иначе? Ведь ему же нужна заначка на день перемены, когда он будет слишком стар, чтобы оставаться в этом отеле - трупе и тогда придётся переехать, войти в кого - нибудь и стать им. Сперва он подумывал об Элвисе, даже хотел покончить с собой, совершить скачок пораньше. Элвис трахался больше, чем кролики и всё ему преподносили на тарелочке с голубой каёмочкой, но имелось в нём ещё что - то такое, из - за чего не хотелось захватывать тело. Если честно, он сомневался, что это получится. У Элвиса при желании была чудовищная сила воли, хотя и его можно было победить с помощью бутерброда с арахисовым маслом и бананом, но кем бы он не стал, неизбежно придут “люди в чёрном”, те, кто работает на президента Соединенных Штатов, который в свою очередь работал на НЕГО. От мысли о нём полковнику становилось плохо. Господь он, теневой хранитель, мировой страшила, тот, перед кем тряслись поджилки Никсона. И всё же он и люди под его началом, в том числе президент Соединенных Штатов сдерживали что - то похуже, чем они сами, а часто это говорило о многом. Чёрт, не всем везёт с начальниками, зато медстраховка хороша, со стоматологией, а для того, кто не может умереть по естественным причинам, это много значило. От тела к телу, конечно, всегда был шанс, что он откинется по весьма неестественным причинам, на его работе вероятность очень большая и если причина будет достаточно неестественная, никуда он уже не денется и не переместиться, для его души всё будет кончено. Полковник вздохнул.
“Я подписался кровью, - подумал полковник, - и теперь я его представитель на Земле, пока”.
Должен же быть какой - то способ выбраться, исчезнуть. Он искал его последние четыреста лет, переезжая из одного мясного домика в другой, но год за годом, тело за телом план идеального побега ускользал от него. Полковник потянулся и включил прикроватную лампу, позвонил в колокольчик, лежавший на тумбочке. Открылась дверь и ввалилась Эльвира, ожидая приказа. Полковник смерил взглядом, поманил в кресло у кровати.
Просто посиди рядом, составь компанию. А… и надень мои тапочки.
. СВАЛКА.
Замок на воротах свалки открылся и отлетел без всяких болторезов. Масса теней влетела на забор, как чёрное конфетти на ветру, только вот ветра не было. Тени распались на вихры, которые стали образовывать силуэты, из них словно высосали ночь, они стали похожи на людей. Четыре мужчины и две женщины. Они были в чёрном. Простые рубашки, брюки, туфли. На миг, когда они сдвинулись, они скакнули вперёд в наэлектризованном прыжке, но потом движения сгладились и они зашагали в один ряд. Девушка с хвостом несла за спиной чёрный мешок с уловом. Мешок трепыхался и плакал. Пока они шли, шестеро стали дюжиной, дюжина - восемнадцатью. Двойники. А затем, в мгновение ока, их снова стало шесть и в человеческом обличье. Только когда туча заслоняла луну, они снова становились тёмной неопознаваемой массой. Не похожи даже на тень. Они подошли к ряду ржавых машин и полетели вдоль него, словно катились на роликах, под стоны из автомобилей. Тут и там к окнам прижимались круглые лица, люди - тени остановились на широкой поляне перед старым алюминиевым зданием и покосившимся сараем. Хвостатая бросила чёрный мешок на гравий, тот распался и стал лужей теней, а посреди неё лежал загонщик, скомканный и дрожащий. Его одежда стала лохмотьями, изорванными острыми язычками, игольчатыми ножками насекомых и жирными щупальцами. Из прорех торчали кости, лицо его опухло, с загнутыми над спиной ногами, прижимавшимися к плечам, висящими у ушей лодыжками и приплюснутой головой он не напоминал ничего живое, он явно хотел умереть. Он снова почувствовал боль. Там, где воздух был неподвижный, как на картине маслом, вдруг поднялся холодный злой ветер, который закружил пыль с земли и заскрипел старыми машинами. Тени тут же заволновались, застонали, распались и растеклись по земле, как пролитые чернила.
Глаза загонщика остановились на сарае.
Что - то двигалось под дверью, выплывало из широкой щели, просачивалось, как тёмная жижа, комками расползалась по земле, затем набухла в огромную дрожащую тень, которая далеко разошлась и покатилась ему навстречу, словно чёрная океанская волна в замедленном движении, ветер задул сильнее и машины во дворе заскрежетали, как старая ржавая карусель. Тёмная волна застыла, но он видел просвет во тьме. Из него как будто бы доносилось дыхание. Перед застывшей волной кружились маленькие вихри. Швыряя песок ему в глаза, волна сдвинулась и нахлынула на него и обволокла и заполнила ноздри вонью бойни. Её странная пасть хлюпнула над ним, показался язык и провел над его головой, будто слизывая шоколад с рожка с мороженым, к каждый его поре, словно прилипло что - то маленькое и гадкое, напоминающее руку старика на паху ребенка, кулак, сжимающий сердце старухи, выжимая всю жизнь до капли, зверей, раздирающих младенца, мать, нарезающую и поджаривающую собственных детей, человека с дробовиком, который ждёт дома жену, кошек в мешках с кирпичами в реке. В одном прикосновении твари чувствовалось всё это и многое другое… огромная чёрная волна, её органы вкуса отодвинулись, лишились темноты, она стала больше похожа на большую белую картофелину со свиными титьками. Из её мраморно - белой лысины показались тёмные жирные волосы, глаза стали, как пулевые ранения, нос - кабачок, пузо перекатывалось, как желе, ножки - неуклюжие пеньки жира с широкими плоскими ступнями и одинаковыми пальцами, в паху, словно корчились чёрные черви, а половое отверстие, подмигивающее из них, было красной свежей раной, оставленной взмахом меча. Тварь нависла над ним, подняла своими коротенькими ручками, которые вытянулись и стали длиннее, вцепилась толстыми ладошками и многосуставными пальцами, вознесла над головой, словно чтобы зашвырнуть подальше. Изо рта чудовища выкатился слюнявый язык и попробовал воздух, потом шлёпнул его по лбу, язык был шершавым и холодным. На этот раз не оставлял ощущений. Его острый холодный кончик просверливался в его череп. Он почувствовал себя банкой варенья, которую медленно опустошает муравьед.