какая-то подозрительная новая луна.
Поле "Не-Наша-Проблема" куда проще в использовании и эффективнее, а
главное, целых сто лет может работать от одной "пальчиковой" батарейки.
Дело в том, что принцип его работы основан на свойственной людям
естественной предрасположенности не видеть ничего из того, чего видеть не
желаешь, увидеть не предполагаешь или не можешь себе объяснить. Если б
Эффрафакс покрасил гору в ярко-розовый цвет, а сверху водрузил недорогой
генератор ННП-поля, люди так и ходили бы мимо горы, вокруг нее, даже по ее
склонам - ничуть не подозревая о ее присутствии.
Тот же самый эффект наблюдался и в случае с кораблем Слартибартфаста.
Правда, он не был ярко-розовым, но это вовсе не значит, что внешне он
ничем не выделялся. Отнюдь.
И тут мы подходим к еще одной и главной причине его странности. Он лишь
частично походил на нормальный звездолет с дюзами и соплами, аварийными
люками и стабилизаторами. Другой же своей частью он был точь-в-точь
маленькое итальянское бистро, только поставленное вверх тормашками.
Форд и Артур воззрились на него с крайним удивлением и острым чувством
обиды за хороший вкус.
- Знаю, - вымолвил нагнавший их Слартибартфаст, задыхаясь и волнуясь, -
но тому есть причины. Залезайте, нам пора. Древнее Зло встало из могилы.
Над всеми нами простерты крыла смерти. Вылетаем без промедления.
- Надеюсь, куда-нибудь, где солнышко светит, - проговорил Форд.
Наши герои взошли вслед за Слартибартфастом на борт и были столь
ошарашены увиденным внутри, что совершенно не заметили нового странного
происшествия снаружи.
Звездолет (да-да, еще один, просто звездолетопад какой-то), только на
сей раз изящный и серебряный, спустился с небес на площадку - тихо, как-то
|
даже интеллигентно, совершая опорами балетные па во славу технического
прогресса.
Он мягко приземлился. Выдвинул невысокий трап. По трапу решительной
походкой сошла высокая серо-зеленая фигура и приблизилась к маленькой
кучке людей, которые окружали жертв недавней абсурдной бойни. Сдержанно,
но властно отстраняя людей со своего пути, фигура пробралась к мужчине,
который лежал при последнем издыхании в жуткой луже крови. Безусловно, вся
земная медицина была уже не в силах его спасти. Фигура тихо преклонила
перед ним колени.
- Артур Филип Деодат? - спросила она.
Мужчина, с ужасом и смятением в глазах, слабо кивнул.
- Ты никчемный кретин, - сообщило существо. - На мой взгляд, тебе
следовало это узнать перед уходом в мир иной.
Немаловажные факты из истории Галактики.
Факт номер два.
(Заимствовано из многотомника "Сидерическое собрание цитат на каждый
день". Том "Популярная история Галактики")
С самого появления этой Галактики великие цивилизации возникали и
рассыпались в прах, возникали и рассыпались в прах, то возникали, то
рассыпались в прах столь часто, что так и тянет заявить, будто жизнь в
Галактике
а) давно уже мучается головокружениями от всей этой ряби в глазах
(времякружениями, историякружениями и т.д.) и
б) просто глупа.
Артуру почудилось, будто весь небосвод, галантно посторонившись,
уступил им дорогу.
Ему почудилось, будто атомы его мозга и атомы космоса струятся друг
сквозь друга.
Ему почудилось, что его уносит ветер Вселенной, причем этот ветер - он
|
сам.
Ему почудилось, будто он - одна из мыслей Вселенной, а Вселенная - одна
из его мыслей.
Людям на крикетной площадке "Лордз" почудилось, что еще один ресторан
возник и вылетел в трубу, как оно часто бывает с ресторанами в Северном
Лондоне, и что это "Не Наша Проблема".
- Что случилось? - спросил Артур с глубоким благоговением.
- Мы взлетели, - пояснил Слартибартфаст.
Артур неподвижно лежал на диване - амортизаторе ускорения и никак не
мог рассудить, что именно только что пережил - то ли воздействие
"взлетного эффекта", то ли мистическое озарение.
- Хороша лошадка, - заметил Форд, безуспешно пытаясь скрыть свое
восхищение маневром корабля, - жаль, с дизайном ей не повезло.
Старец ответил не сразу. Он созерцал приборы с видом человека, который
пытается перевести градусы Фаренгейта в градусы Цельсия, пока его дом
горит. Но тут же просияв, перевел взгляд на широкий экран панорамного
обзора, где струились, головокружительно сплетаясь и расплетаясь вокруг
корабля, серебряные нити. То были звезды.
Слартибартфаст шевелил губами, точно размышляя над орфографией
какого-то слова. Внезапно его взгляд тревожно метнулся к приборам, но лицо
оставалось всего лишь буднично-хмурым. Он опять воззрился на экран. Сам
себе сосчитал пульс. Еще мрачнее сдвинул брови - и наконец успокоился.
- Нет смысла ломать голову над действиями машин, - заявил он, - только
зря нервничаешь. Ты что-то сказал?
- Дизайн, - повторил Форд. - Выражаю свое соболезнование насчет него.
- В глубинах фундаментального сердца духа и Вселенной, - сказал
|
Слартибартфаст, - кроется причина тому.
Форд саркастически огляделся по сторонам. По-видимому, он полагал, что
мнение Слартибартфаста слишком оптимистично.
Интерьер тесной, сумрачной рубки был выдержан в темно-зеленых,
темно-красных и темно-коричневых тонах. Как ни странно, и тут моделью
послужило маленькое итальянское бистро. Маленькие круги света выхватывали
из мглы горшки с цветами, блестящие изразцы и разнообразные непонятные
медные причиндалы.
Оплетенные соломой бутылки поджидали неосторожных путников в засаде.
Приборы, столь занимавшие внимание Слартибартфаста, были вмонтированы в
донца бутылок, которые, в свою очередь, были заделаны в бетонную стену.
Форд протянул руку и потрогал приборную доску.
Фальшивка. Пластмасса под бетон. Поддельные бутылки в поддельном
бетоне.
"Фундаментальное сердце духа и Вселенной может отдыхать, - подумал он,
- это все туфта". С другой стороны, нельзя было отрицать, что по сравнению
с этим проворным кораблем "Золотое сердце" казалось детской коляской.
Он вскочил с дивана. Отряхнулся. Глянул на Артура - тот тихо напевал
себе под нос. Глянул на экран - и не узнал ни единого созвездия. Глянул на
Слартибартфаста.
- Какое расстояние мы сейчас преодолели? - спросил Форд.
- Примерно... - задумался Слартибартфаст, - примерно две трети диаметра
галактического диска. Грубо говоря, конечно. Да, сказал бы я, около двух
третей.
- Странное это дело, - тихо проговорил Артур, - чем быстрее и дальше
путешествуешь по Галактике, тем менее важным кажется твое местоположение в
ней, и тебя охватывает глубокое, точнее, опустелое чувство... этого
самого...
- Да, очень странно, - согласился Форд. - А куда мы держим путь?
- Мы держим путь, - объявил Слартибартфаст, - на битву с Древним Злом
Вселенной.
- А где ты собираешься нас высадить?
- Мне понадобится ваша помощь.
- Круто. Послушай, ты можешь подбросить нас до одного веселенького
местечка, сейчас вспомню название, там можно чудесно надраться под
какую-нибудь жутенькую музычку. Погоди, сейчас уточню. - Он вытащил
"Путеводитель" и просмотрел по диагонали страницы указателя, специально
посвященные вопросам секса, наркотиков и рок-н-ролла.
- Из мглы времен восстало великое проклятие, - сказал Слартибартфаст.
- Да, бывает, - заметил Форд. - А-а, - воскликнул он, сосредоточившись
на первом попавшемся имени. - Эксцентрика Гамбитус, ты ее когда-нибудь
видел? Троегрудая путана с Эротикона-6. Поговаривают, что у нее эрогенные
зоны начинаются милях в четырех от тела как такового. По-моему, врут. Я
считаю, что в пяти.
- Сие проклятие, - не унимался Слартибартфаст, - пройдет по Галактике с
огнем и мечом. И может статься, приведет к безвременной гибели всю
Вселенную. Я не шучу.
- Хорошенькая перспектива, - заметил Форд. - Надеюсь, когда до этого
дойдет, я буду в стельку пьян. Во-от, - добавил он, тыча пальцем в экран
"Путеводителя", - вот воистину жуткое местечко. Туда-то мы и отправимся.
Что скажешь, Артур? Очнись, перестань бурчать свои мантры. Дело есть.
Артур привстал с дивана и помотал головой:
- Куда мы летим?
- На битву с Древним...
- Замнем, - вмешался Форд. - Артур, мы бороздим Галактику в поисках
развлечений. Тебе это по силам?
- Что это Слартибартфаст так волнуется? - спросил Артур.
- Да так, ничего особенного, - сказал Форд.
- Грядет катастрофа, - заявил Слартибартфаст. - Пойдемте, - добавил он
с неожиданной властностью, - я должен вам многое показать и поведать.
Он прошел к зеленой винтовой лестнице из кованого железа, непонятно
зачем помещенной в середине рубки, и начал всходить по ней. Артур хмуро
поплелся за ним.
Форд, надувшись, засунул "Путеводитель" назад в сумку.
- У меня врачи нашли недоразвитость гланды общественного долга и
врожденный порок морального ядра личности, - пробормотал он под нос, - ну
разве мне можно доверить спасение Вселенной, сами посудите?
И тем не менее поднялся по лестнице вслед за сотоварищами.
Наверху их глазам предстала совершенно бредовая картина. Во всяком
случае, такой она казалась на первый взгляд. Замотав головой. Форд закрыл
лицо руками и нечаянно отфутболил к стене подвернувшийся под ногу
цветочный горшок.
- Основной вычислительный центр, - невозмутимо пояснил Слартибартфаст.
- Здесь производятся все вычисления, обеспечивающие жизнедеятельность
корабля. Да, я в курсе, на что он похож, но в реальности это сложный
четырехмерный топографический график целого ряда весьма замысловатых
математических функций.
- Похоже на балаган, - сказал Артур.
- Я сам знаю, на что это похоже, - отрезал Слартибартфаст и вошел в
пресловутое помещение.
Тут Артура посетила некая неясная догадка относительно смысла
представшего перед ним зрелища, но он поспешил ее отбросить. "Может ли
быть, что это и есть истинное устройство Вселенной? - вопросил он себя. -
Нет, чушь какая-то... Это было бы абсурднее, еще абсурднее..." И замялся.
Большую часть всех абсурдных вещей, какие приходили ему в голову, он уже
повидал наяву.
А эта была не хуже прочих.
Большой стеклянный ящик, этакий аквариум - точнее, целая комната.
В ней стоял стол. Длинный стол. Вокруг него - около дюжины стульев.
Венских. Стол был покрыт скатертью - неказистой скатертью в красную и
белую клетку, на которой кое-где зияли прожженные дыры - положение всякой
из них, по-видимому, имело глубокий математический смысл.
А на скатерти пребывало с полдюжины тарелок с недоеденными итальянскими
кушаньями. Им составляли компанию недоеденные ломти хлеба и недопитые
бокалы вина. Всеми этими причиндалами вяло манипулировали роботы.
Все это было искусственным. Робот-официант, робот-буфетчик и
робот-метрдотель обслуживали роботов-клиентов. Искусственная мебель,
искусственная скатерть. И каждая частичка еды была, по-видимому, наделена
всеми механическими свойствами, например, "цыпленка-алла-романа", на деле
им не будучи.
И все двигалось, приплясывало, трепыхалось. Этакий замысловатый балет
меню, счетов, бумажников, чековых книжек, кредитных карточек, часов,
карандашей и бумажных салфеток. Последние все время так и рвались в полет,
но почему-то все же оставались на месте.
Слартибартфаст быстрым шагом вошел в "аквариум" и, судя по всему,
затеял какой-то пустой разговор с метрдотелем, а один из роботов-клиентов,
авторазмякающая модель, меж тем тихо сполз под стол, не переставая
рассказывать, что именно собирается сделать с неким типом из-за некой
девушки.
Слартибартфаст занял освободившееся благодаря этому происшествию место
и окинул суровым взглядом меню.
Темп застольных манипуляций неуловимо ускорился. Вспыхнули споры,
посетители кинулись рисовать на салфетках иллюстрации своей правоты. Они
дико жестикулировали и пытались сравнивать свои порции курятины с чужими.
Рука официанта заскользила по листкам блокнота с недостижимым для человека
проворством, а затем еще быстрее, так что в глазах зарябило. Темп все
возрастал. Вскоре всех собравшихся обуяла необыкновенная, настоятельная
вежливость. Не прошло и нескольких секунд, как внезапно было достигнуто
согласие. Новая вибрация сотрясла корабль.
Слартибартфаст покинул стеклянную комнату.
- Бистроматика, - пояснил он. - Самая мощная из известных паранауке
вычислительных сил. А теперь - в Зал информационных иллюзий.
Форд с Артуром поспешили за ним как околдованные.
Бистроматическая тяга - это чудесный новый способ преодоления
необъятных космических расстояний без необходимости затевать опасный флирт
со всякими там факторами невероятности.
Бистроматика как таковая являет собой революционно-новый подход к
интерпретации поведения чисел. Подобно открытию Эйнштейна, что время не
есть абсолют, но зависит от движения наблюдателя в пространстве, а
пространство не есть абсолют, ибо зависит от движения наблюдателя во
времени, ныне установлено, что числа не абсолютны, но зависят от движения
наблюдателя в ресторанах.
Первое не-абсолютное число - это число людей, на которое заказан
столик. Оно меняется в период первых трех телефонных звонков в ресторан, а
потом, как выясняется, и отдаленно не совпадает с истинным числом
явившихся на ужин, а также с количеством людей, которые присоединяются к
ним после спектакля/концерта/матча/вечеринки, и с количеством людей,
которые спешат ретироваться при виде новоприбывших.
Второе не-абсолютное число - это оговоренный час сбора приглашенных,
который, как ныне известно, представляет собой одно из сложнейших
математических понятий - реситуасексулузон, число, о котором с
уверенностью можно сказать лишь одно - оно равно чему угодно, только не
самому себе. Другими словами, оговоренный час сбора - это
один-единственный момент времени, в который абсолютно невозможно появление
любого из членов компании. В настоящее время реситуасексулузоны играют
ключевую роль во многих отраслях математики, в том числе в статистике и
бухгалтерии, а также являются элементами основных уравнений, управляющих
генерацией ННП-поля.
Третий и самый загадочный образчик не-абсолютности кроется в
соотношении между количеством включенных в счет блюд, стоимостью каждого
блюда, числом людей за столом и суммой, которую каждый из них готов
заплатить (количество людей, которые действительно прихватили с собой
деньги - лишь субфеномен вышеуказанного поля).
Досадные раздоры, обычно начинающиеся на этом этапе, испокон веку
оставались вне поля зрения науки просто потому, что никто не воспринимал
их всерьез. Эти проблемы обычно относили на счет таких абстракций, как
вежливость, грубость, скупость, задиристость, усталость, эмоциональность
или поздний час. Причем наутро участники напрочь забывали о произошедшем.
Разумеется, никто и не подвергал эти проблемы лабораторному анализу,
поскольку в лабораториях такого не случалось - во всяком случае, в
приличных, которым можно верить.
Только пришествие карманных компьютеров пролило свет на
умопомрачительную истину. Вот она:
Числа, записываемые в счета на территории ресторанов, не подчиняются
математическим законам, которые управляют числами, записываемыми на любых
других листках бумаги в любых других уголках Вселенной.
Этот простой факт вызвал бурю в научном мире. Произошла настоящая
революция. Хорошие рестораны стали ареной стольких математических
конференций, что многие из лучших умов своего времени скончались от
тучности и сердечных болезней, что отбросило теоретическую математику на
много лет назад.
Однако постепенно люди начали осознавать смысл этого тезиса. Вначале он
казался слишком голым, слишком безумным, слишком похожим на те, о которых
человек с улицы сказал бы: "Ну как же, я и сам до этого давно уже
додумался". Затем были изобретены словоформы типа
"Интерактивно-субъективное моделирование", и все смогли вздохнуть спокойно
и заняться делом.
Маленькие группки монахов, которые взяли за обычай болтаться около
крупных научных институтов и петь странные псалмы во имя идеи, что
Вселенная - лишь крупица ее собственного воображения, куда-то сгинули
после того, как получили от правительства дотацию на организацию уличных
представлений.
- При передвижении по космосу, знаете ли... - проговорил
Слартибартфаст, возясь с оборудованием Зала информационных иллюзий, -
...при передвижении по космосу... - Не договорив, он принялся озираться по
сторонам.
После фантасмагорического балагана "основного вычислительного центра"
Зал информационных иллюзий был настоящим отдохновением для глаз. В нем не
было ничего. Ни информации, ни иллюзий - только они трое, белые стены да
несколько мелких устройств, которые, по-видимому, следовало подключить к
некой розетке. Ее-то и пытался найти Слартибартфаст.
- Ну и? - тревожно вопросил Артур. Он заразился у Слартибартфаста
беспокойством, хоть и не понимал его причин.
- Что "ну и"? - поинтересовался старец.
- Вы начали говорить...
Слартибартфаст пронзительно взглянул на него и заявил:
- Числа - настоящий бич божий.
После чего возобновил розыски.
Артур мудро кивнул сам себе. Однако через некоторое время до него
дошло, что он недалеко продвинулся и все же следует спросить: "Это в каком
плане?"
- При передвижении по космосу, - повторил Слартибартфаст, - числа -
настоящий бич божий.
Артур опять кивнул и умоляюще покосился на Форда, но тот репетировал
мину униженного и оскорбленного - не без успеха.
- Я только, - продолжил Слартибартфаст со вздохом, - я только хотел
упредить ваш вопрос и заранее пояснить, почему на моем корабле все
вычисления производятся в блокноте официанта.
Артур наморщил лоб:
- А почему на вашем корабле все вычисления... - И прикусил язык.
Слартибартфаст сказал:
- Потому что при передвижении по космосу числа - настоящий бич божий. -
Чувствуя, что собеседники все еще недоумевают, он снизошел до разъяснений:
- Слушайте. У официанта в блокноте числа пляшут. Вы наверняка сталкивались
с этим феноменом в жизни.
- Ну...
- У официанта в блокноте реальное и ирреальное вступают в
противоборство на столь глубинном уровне, что одно переходит в другое и
наоборот, благодаря чему возможно практически все при соблюдении
определенных принципов.
- А что это за принципы?
- Сформулировать их невозможно, - сказал Слартибартфаст. - Собственно,
невозможность их формулирования и есть один из самих этих принципов.
Странно, но факт. По крайней мере мне это кажется странным, - добавил он,
- а то, что это факт, я знаю по опыту.
Тут он обнаружил в стене искомое отверстие и с хрустом воткнул в него
вилку прибора.
- Не пугайтесь, - сказал он и немедленно испуганно воззрился на прибор,
- это...
Конца его фразы Форд с Артуром не услышали, ибо в этот момент корабль,
в котором они находились, просто испарился. Из тьмы прямо на них вылетел,
изрыгая лазерный огонь, боевой звездокрейсер размером с небольшой
промышленный город.
Слепящий свет, подобно цунами, захлестнул мрак и откатился, унося с
собой большой кусок планеты, что висела прямо под их ногами.
Форд с Артуром так и обмерли, подавившись собственным воплем.
Другая планета, другой рассвет совсем другого дня.
Неслышно появилась узенькая серебряная каемка ранней зари.
Несколько биллионов триллионов тонн сверхразогретых, лопающихся ядер
водорода медленно вознеслись над горизонтом, прикинувшись при этом
маленькими, холодными и чуточку сырыми.
В каждом рассвете есть миг, когда свет не льется вниз, а парит, миг,
когда возможно чудо. У всего мира перехватывает дыхание.
Этот миг пришел и миновал без происшествий, как и бывало обычно на Зете
Прутивнобендзы.
Над болотами расстилался туман, обесцвечивая деревья, обращая высокие
заросли осоки в сплошные стены. Туман висел неподвижно, точно то самое
перехваченное на полдороге дыхание.
Ничто не шевелилось.
Царила тишина.
Солнце нехотя попыталось одолеть туман, пробуя то тут добавить немножко
тепла, то вон туда запустить несколько лучиков, но, судя по всему, сегодня
его ожидала очередная тягомотная прогулка от горизонта до горизонта.
По-прежнему ничто не шевелилось.
И тишина без конца.
На Зете Прутивнобендзы целые дни подобной бездвижности случались очень
часто, и этот обещал ничем не отличаться от прочих.
Спустя четырнадцать часов солнце хмуро опустилось за противоположный
горизонт с чувством зазря потраченного труда.
А спустя еще несколько часов вылезло вновь, расправило плечи и опять
принялось карабкаться вверх по небу.
Однако на сей раз внизу что-то происходило. Какой-то матрасс только что
повстречался с каким-то роботом.
- Здравствуйте, робот, - поздоровался матрасс.
- Фгм, - произнес робот и вернулся к своему занятию, а именно очень
медленному хождению по очень маленькому кругу.
- Вам весело? - спросил матрасс.
Робот, остановившись, уставился на матрасса. С большим ехидством.
Однако матрасс попался какой-то уж очень глупый и лишь воззрился на него в
ответ круглыми глазами.
Досчитав про себя до десяти значительных десятеричных концептов (то
есть отмерив паузу, призванную выразить общее презрение ко всем матрассам
и самой идее матрассности), робот вновь принялся описывать миниатюрные
круги.
- Мы могли бы побеседовать, - сказал матрасе, - хотите?
Матрасс был крупный, по-видимому, один из лучших в своем роде. В наше
время мало что производится на фабриках, поскольку в бесконечно огромной
Вселенной - например, в нашей - большинство вещей и предметов, какие
только может вообразить человек (а также масса абсолютно невообразимых),
где-нибудь да произрастает само.
Недавно был открыт лес, где почти все деревья в качестве плодов дают
отвертки с храповиком. Жизненный цикл отвертки с храповиком весьма
занятен. После сбора ее следует положить в темный пыльный ящик и не
трогать много лет. Затем однажды ночью она внезапно созревает, отбрасывает
внешнюю оболочку, которая рассыпается в прах, и выходит на свет божий в
обличье крайне загадочного маленького металлического предмета с фланцами с
обоих концов, чем-то вроде дырки под винт и чем-то вроде гребешка. Когда
ее находят, то выкидывают на помойку. Никто не знает, что за радость
находит отвертка в подобной жизни. Вероятно, природа - в своей безмерной
мудрости - работает над этим.
Также никому не известно, что за радость находят в своем образе жизни
матрассы. Это крупные, благодушные, чехольно-пружинные существа, живущие
тихой, уединенной жизнью в болотах Зеты Прутивнобендзы. Многие их них
попадаются в силки охотников, после чего их убивают, высушивают,
экспортируют и кладут на кровати, чтобы люди на них спали. Ни одного
матрасса это, по-видимому, не удручает. Всех их зовут одинаково - Зем.
- Нет, - заявил Марвин.
- Я - Зем, - представился матрасс. - Мы могли бы перекинуться словечком
о погоде.
Марвин отвлекся от своего утомительного кругового обхода.
- Роса, - заметил он, - выпала сегодня на растительность с редкостно
отвратительным хлюпающим звуком.
И вновь зашагал. По-видимому, это словесное излияние вдохновило его на
новый взлет к высотам уныния и отчаяния. Он упорно работал суставами. Будь
у него зубы, он скрипел бы ими. Но зубы ему не требовались. Все было ясно
из самой его походки.
Матрасс флепал вокруг него. Глагол "флепать" обозначает действие,
посильное лишь живым матрассам на болоте, чем и объясняется
малораспространенность этого слова. Он флепал сочувственно, активно колыша
при этом воду. Гладь болота украсилась очаровательными пузырьками. Робкий
солнечный луч, случайно пробившийся сквозь туман, высветил синие и белые
полоски на шкуре матрасса, чем немало его напугал.
Марвин шагал.
- Видимо, вы поглощены размышлениями, - плучительно сказал матрасс.
- Глубже, чем вы можете вообразить, - процедил Марвин. - Мощность моей
мыслительной деятельности на всех ее уровнях и во всех ее аспектах столь
же безгранична, как бескрайние просторы самой Вселенной. И только мощность
моего блока счастья подкачала.
Хлюп, хлюп - шагал он по болоту.
- Мощность моего блока счастья, - пояснил он, - можно уместить в
спичечный коробок. Не вынимая спичек.
Матрасс момнухнул. Это звук, который издают живые матрассы в своей
естественной среде обитания, приняв близко к сердцу чью-то повесть о
жизненной драме. Другое значение этого слова (согласно "Ультраполному
Максимегалонскому словарю всех возможных языков и наречий") - это звук,
который вырвался у Его Светлости лорда Соньвальтяпа Пустецийского, когда
до него дошло, что он второй год подряд позабыл о дне рождения своей жены.
Поскольку в истории был лишь один Его Светлость лорд Соньвальтяп
Пустецийский, да и тот умер холостяком, слово употребляется лишь в
отрицательном или в гипотетическом смысле. Ширится мнение, что
"Максимегалонский словарь" не заслуживает целого полка грузовиков, который
используется для транспортировки его микрофильмированной версии. Как ни
странно, за пределами словаря осталось слово "плучительно", означающее
просто-напросто "с плучительностью".
Матрасс момнухнул еще раз.
- Осмелюсь заметить, что ваши диоды полны глубокой печали, - влючал он
(чтобы узнать значение слова "влючать", купите либо трактат "Речь жителей
болот Прутивнобендзы" - имеется на любом складе уцененных книг, либо
"Максимегалонский словарь", чем страшно порадуете университет, вынужденный
отводить под его хранение свою драгоценную автостоянку), - и это меня
очень огорчает. Попытайтесь взять пример с нас, матрассов. Мы живем тихой,
уединенной жизнью на болоте, радостно флепаем и влючим, а на сырость
смотрим плучительными глазами. Некоторые из нас гибнут от рук охотников,
но, поскольку всех нас зовут Земами, утраты проходят незамеченными, и
момнуханье таким образом остается минимальным. Почему вы ходите кругами?
- Потому что у меня нога завязла, - сказал Марвин без обиняков.
- На мой взгляд, - сказал матрасс, сочувственно рассматривая
вышеуказанную конечность, - это не такая уж замечательная нога.
- Вы правы, - сказал Марвин.
- Ву-ун, - заметил матрасс.
- Что я и ожидал услышать, - продолжил Марвин, - а также я ожидаю
узнать, что идея робота с искусственной ногой вас немало забавляет. Можете
рассказать это вместо анекдота своим друзьям Зему и Зему при первой же
встрече - они животики надорвут, если я их знаю. (Естественно, я не знаю
их лично, но я знаю природу всех органических живых существ, и гораздо
более досконально, чем хотел бы.) Ха! О, жизнь моя - жестянка, жестянка на
червячном ходу!
И снова побрел вокруг своей тонкой стальной ноги-протеза, которая
вращалась в грязи, но никак не поддавалась.
- Но зачем вы все ходите и ходите кругами? - спросил матрасс.
- Выражаю свою позицию, - процедил Марвин, не переставая описывать круг
за кругом.
- Считайте, что вы ее уже выразили, мой дорогой друг, - флюрбнул
матрасс, - считайте, что вы ее уже выразили.