Так и происходило. В 1970 г. они поджигали ночные клубы и громили свадебные торжества, если там играла музыка и устраивались танцы. По иронии судьбы именно исламисты отняли жизнь у Садата в 1981 г. И вот занявший президентский пост Мубарак решил продолжить дело своего предшественника: «Делайте что хотите, только меня не трогайте».
Немудрено, что исламизация стала распространяться и в системе образования. Братья-мусульмане уже давно требовали от учителей ввести преподавание, основанное на более жестких исламских принципах. Но важнее представляется то, что и основатель Братства Хасан аль-Банна, и главный идеолог движения Сейид Кутб были по профессии учителями. Они хорошо понимали, как исламское влияние можно сделать длиною в жизнь.
Кроме того, помощь появлялась и извне.
– Многие египетские учителя в семидесятые годы уехали преподавать в Саудовскую Аравию и в страны Персидского залива и оттуда привезли идеологию ваххабитов, – говорит Мугхит.
Вернувшись на родину, многие из них сделали карьеру в системе, а в 1990-хуже занимали ведущие должности в секторе образования.
– После их возвращения из Саудовской Аравии стали появляться книги, основанные на ваххабитском мышлении, – продолжает мой собеседник. – Тогда мы впервые услышали о требовании, чтобы женщины носили хиджаб. Они начали обосновывать исламом все, о чем бы ни говорили. Это оказывало огромное влияние на учащихся. Если хотите понять, почему многие египтяне считают, что нынешняя конституция должна основываться на шариате, ищите объяснения в их школьных годах.
Поскольку более 20 % населения Египта – это молодые люди в возрасте от 15 до 24 лет, трудно переоценить влияние ислама на умы нации[94].
В кафе «Риш» практически пусто, туристы предпочитают поездкам в Каир другие направления, вокруг нас суетятся нубийские официанты.
– Когда я был молод, исламу не уделялось много места в школьных учебниках. А вот сейчас половина всех книг основана на исламском мышлении, – рассказывает Мугхит. – Это вовсе не потому, что книги по истории описывают христиан в неприглядном свете. Причина скорее в том, что им вообще не дается никаких характеристик. Может показаться абсурдным, но мусульмане на самом деле ничего не знают о христианах, несмотря на то что те составляют значительную часть населения, будучи к тому же еще и коренными египтянами. На протяжении 600–700 лет вся история Египта была христианской. Печально то, что на протяжении многих лет учебники истории пестрят описаниями жизни Клеопатры, за которыми тут же следует глава «Мусульмане занимают Египет». Христианская эпоха отсутствует. Растворилась. На ее месте большая дыра.
Мугхит рассказывает, как боролся за то, чтобы в наиболее известном учебнике по истории появилось хоть несколько страниц, посвященных христианам – и через двадцать лет это наконец свершилось. Сегодня о христианах рассказывают 7 страниц из 250.
– На мой взгляд, конечно, этого недостаточно, но это все-таки уже что-то. Хотя содержание этих страниц не входит в учебную программу, его не включают в экзаменационные вопросы. Поэтому мало кто считает, что с ними нужно ознакомиться.
Он хочет, чтобы я понял, что именно происламская зашоренность привела в Египте к усилению сектантского мышления.
– Мы не научили наших детей сосуществовать с инакомыслящими и понимать других. В наши дни любые дискуссии о современном обществе основываются на сектантском тезисе «я прав, значит, ты не прав». А мы ведь всего лишь маленькие островки в огромном море.
С этими мыслями и оценками Мугхит умудряется оставаться оптимистом:
– Я убежден, что политический ислам в Египте не более чем крошечное облачко на летнем небе. Исламисты не пройдут.
Я спрашиваю, христианин ли он сам.
– Это вопрос личный, – парирует он. Водруженные им на переносицу очки для чтения слегка дрожат, взгляд сквозь стекла, похожий на взгляд завуча, заставляет меня устыдиться того, что посмел задать столь личный вопрос. Он улыбается: – Я знаток ислама, учился в Аль-Азхар. Только мусульманам разрешается получать образование в этом лучшем в мире суннитском мусульманском университете.
* * *
Немного позднее в тот же день я ловлю такси и направляюсь в Маади, богатый район, где мне предстоит нанести визит человеку, который видит свою задачу в том, чтобы купировать конфликт и дать правильное направление враждебно настроенной к исламу или, на его взгляд, использующей неправильные факты западной прессе. Он называет это «мониторинг СМИ». Голландский социолог доктор Корнелис Халсман, 1955 г. рождения, проживает в Египте с 1994 г. со своей женой-египтянкой. Его имя в этих краях у всех на слуху, в особенности когда речь заходит о всеохватывающей, столько лет обсуждаемой идее межкультурного диалога. Сегодня Халсман в своем Центре арабо-западного взаимопонимания (CAWU) проводит совместную лекцию группы поддержки исламистов с приглашенными гостями. Во время визита я ставлю перед собой цель повнимательнее разглядеть это «крошечное облачко на летнем небе», как оптимистично называет Мугхит феномен исламизма. Мне хотелось бы изучить людей, примеряющих на себя мантию власти.
Самое время задуматься о жизни, когда застреваешь в пробках Каира: движение замирает, вокруг все начинают сигналить, доносятся крики и угрозы, а я, удобно устроившись в кресле, предаюсь воспоминаниям о вечере моего первого знакомства с доктором Халсманом и его доме в Маади.
После нашего длинного разговора тем вечером у меня возникло ощущение, что чем более серьезные вопросы о положении христиан я ему задаю, тем более он старается меня по-хорошему убедить, что все под контролем. Это был словно риторический пин-понг: я подавал мячик, а он отбивал. В конце того вечера я уже находился под впечатлением, что христиане – совершенно невозможные люди. Он убеждал меня, что копты то и дело запираются внутри своего «ментального гетто» и что с ними гораздо сложнее вести диалог, чем с исламистами.
Сегодняшняя задача, поставленная перед собой социологом, – отрицание любых угроз, нависших над христианами в этой стране. Встреча проходит в небольшой комнате на третьем этаже полуразрушенного здания. Нас около 30 человек, большинство – молодые европейцы, ученики Халсмана. Поднявшись с кресла, он заводит разговор о привычке СМИ делать из мухи слона:
– Легко говорить, что мусульмане нападают на христиан, – начинает свое выступление Халсман. Впереди сидят трое бородатых мужчин в небольших мусульманских шапочках и с арабским тюрбаном на голове. Это и есть главный спикер со своими компаньонами. – Однако когда это происходит, стоит рассматривать вопрос с различных точек зрения: социальной и образовательной. А также надо понять, что с этим делать.
Халсман делает глубокий вдох:
– Это правда, что церкви иногда поджигают, – продолжает он. – Однако, изучив ситуацию, приходишь к выводу, что все это происходит по большей части после того, как христианина уличают в связи с местной мусульманкой. Поэтому в данном случае никак нельзя сказать, что нападение на церковь произошло по религиозным причинам. Хотя это и не оправдывает поджоги церквей. Разумеется, нет.
Он продолжает, что когда такое все же случается, крайне важно учитывать некоторые нюансы. Если западные СМИ описывают подобные события, не рассказывая при этом всю подноготную, это вызывает страх, ведь «подобные истории используются исламофобами, которые утверждают, что ислам представляет угрозу для западных прав на свободу».
Оказывается, единственная реальная проблема – это исламофобы. Он сообщает, что американские фонды выделили $42 млн на целенаправленное распространение дезинформации против ислама.
– Не позволяйте исламофобам контролировать общественное мнение, – предупреждает Халсман. – Поймите, дело обстоит гораздо сложнее.
Используя диапроектор, он демонстрирует фотографию, на которой изображены христиане и мусульмане, вышедшие в Александрии на совместную демонстрацию против поджогов христианских храмов.
– Такого вы никогда не увидите в западных СМИ, – комментирует он. – Не говорят и о том, сколько церквей было построено в Египте. Так что здесь нет никакой речи о гонениях на христиан. Нет. Абсолютно нет.
Он представляет своего гостя, доктора Мухаммада Салаха, члена партии салафитов «Hyp», замечая, что диалог всегда предполагает умение выслушать другого: «Это помогает увидеть, что люди не всегда то, что мы о них думаем. Давайте поприветствуем этих людей из партии "Hyp" – замечательных людей с высокими принципами».
На Халсмане темный костюм и темный галстук в полоску. У него очки, седые волосы и седая борода. Он выглядит на несколько десятков лет старше спикера, который, будучи представлен, поднимается с кресла. Какое-то мгновение они стоят рядом, после чего доктор Халсман наконец садится.
Удивляет внешность 35-летнего доктора Мухаммада Салаха, который всем своим видом отметает предрассудки, могущие возникнуть при мысли о салафитах. Бросается в глаза одежда цвета хаки. В куртке, надетой поверх пуловера, из-под которого выглядывает белая рубашка, он напоминает британского археолога 1920-х годов, затеявшего в песках охоту за сокровищами фараонов. Если поменять местами головы стоящих перед публикой доктора Салаха и доктора Халсмана, то особой разницы даже и не заметишь. Единственное, что отличает внешность доктора Салака, – это густая рыжая борода, сбритые усы, а также белая шапочка куфи мелкой вязки.
Когда он открывает рот, все предрассудки о салафизме мигом отпадают. Он забавен и доброжелателен, обладает даром развлекать публику своим прекрасным английским. Начиная речь, умело обходится малым количеством слов; далеко не каждый находящийся в этой комнате европеец может похвастаться умением так четко формулировать свои мысли.
Доктор Салах ведет собственное телешоу на канале Huda TV, где берет на себя роль шейха, отвечая на все религиозные вопросы. Он говорит, что его шоу смотрят 10 млн мусульман по всему миру. С самого начала он заявляет, что не является ни салафитом, ни членом Братства, но сочувствует исламистам. Он сообщает, что причина, по которой он здесь – научить прессу правильно доносить мысль в процессе «коммуникации».
– Все проблемы идут от недостатка коммуникации, – заявляет он. – Мы ведь не говорим, что все американцы такие же, как Тимоти Маквей. (Имея в виду американца, подложившего в 1995 г. бомбу под автомобиль перед федеральной штаб-квартирой в Оклахома-Сити, что привело к гибели 168 человек.)
Еще одна мысль, которую хочет донести доктор Салах, заключается в том, насколько разрушительны все идиотские предрассудки – например, ему довелось услышать в США, что все египтяне едят ногами.
– Они думают, что мы тут живем в каменном веке, – смеется он, и мы все смеемся вместе с ним.
За этим следует более серьезное обвинение: так же, как и Халсман, он считает, что «вокруг мы видим слишком много исламофобии. Чаще всего по ложным поводам». Свою задачу доктор Салах видит в восстановлении сожженных мусульманской молодежью церквей, чтобы показать молодым, что они поступают неправильно.
– Я хотел бы избежать кровопролития. Кровь приводит только к большей крови. Каждый раз, когда я читаю о том, что «мусульмане заставляют христиан покидать Ближний Восток», я хочу заявить, что ислам тут ни при чем. Мы категорически против подобных действий отдельных лиц, по которым нельзя судить обо всех мусульманах.
Он говорит, что к нему часто обращаются христиане, желающие перейти в ислам. Многих он вынужден развернуть назад. Они приходят не потому, что хотят стать мусульманами, а потому, что влюблены в кого-то из мусульман. Их декларация веры неискренна, и в связи с этим они получают отказ.
Те трудности церковного строительства, с которыми сталкиваются египетские христиане, нельзя поставить даже в один ряд с теми, что стоят перед мусульманами в Соединенных Штатах, когда речь идет о строительстве новых мечетей.
– Всем меньшинствам, проживающим здесь, в Египте, которые хотят западных свобод, а также всем тем, кто требует права голосования для женщин и христиан в парламенте – всем им я хочу сказать: ну хорошо, тогда давайте играть по правилам.
Доктор Салах задает аудитории вопрос, какое определение можно дать демократии. Не услышав ответа, он почему-то поворачивается в мою сторону: «Что же такое демократия?».
Я говорю, что демократия – это больше, чем референдум. Это комплекс, который включает в себя защиту меньшинств, свободу слова и гарантию прав человека.
– Что характерно, вы начали с защиты меньшинств, – отвечает он. – Я был бы рад, если бы у нас в стране приняли американскую конституцию, – теперь уже он обращается ко всему залу. – В ней ведь не говорится о том, что некоторые группы должны обладать особыми правами. Там все решает большинство.
Он просит нас представить себе, что было бы, если бы мы проехались вокруг квартала в машине, на переднем сиденье которой сидели бы сразу два шофера, каждый со своим рулем. Разве можно такое допускать?
– Почему же тогда мы не можем позволить, чтобы этой страной управлял шариат, если такова воля большинства в этой стране? – спрашивает он. Ответ очевиден.
Звучат аплодисменты. Перед тем как приступить к сессии вопросов и ответов, доктор Салах делает перерыв для молитвы.
Когда мы возвращаемся на места, доктор Салах уже перед аудиторией. Слово берет пожилой джентльмен из первого ряда. Представившись как профессор Абдалла Шлейфер, в прошлом журналист, сейчас проживающий в Египте, он рассказывает, что недавно вернулся из Альбукерка, Нью-Мексико, где построил мечеть, на церемонию открытия которой пригласил всех городских сановников.
– Если вы не будете плохо отзываться о христианах и евреях, – утверждает он, – то американцы будут приветствовать строительство мечетей. Будучи сам мусульманином, я не обязан с вами слишком церемониться, – говорит профессор Шлейфер. Он спрашивает в лоб: – Какую позицию вы занимаете в ситуации, если мусульманин изъявляет желание обратиться в христианство?
Доктор Салах принимает серьезный вид.
– Мне нечего скрывать. Я получил образование в Аль-Азхаре, – поясняет телевизионный проповедник, ссылаясь на наиболее значимый богословский университет на Ближнем Востоке, расположенный в Каире. – Если вам знаком закон шариата, вы знаете, что мусульмане не имеют права оставлять свою веру. В Коране говорится, что если они так поступают, то должны быть наказаны. Если человек принимает мусульманство, это уже навсегда. Именно поэтому, – поясняет он, – я никогда не обращаю людей, которые сами меня разыскивают, чтобы принять мусульманство, убедившись в серьезности их веры. Человек должен отдавать себе отчет в том, что на самом деле означает принять ислам, и осознавать все последствия этого шага. Однако в последние десятилетия приговор над отступниками отменен. Их больше не наказывают. Поэтому речь не столько о том, превращаются ли они впоследствии в атеистов или же начинают поклоняться дьяволу, сколько о том, представляют ли они угрозу. Это происходит только тогда, когда они во всеуслышание заявляют, что отрекаются от ислама или поносят религию. Если же ушедший из ислама ничего такого не делает, то к смерти он не приговаривается. Собственно говоря, подлежит наказанию не само обращение в другую религию, а предание этого факта публичной огласке.
Он хочет, чтобы мы уразумели, что подобное происходит и по отношению к преступникам. Их ведь тоже останавливают, поскольку они представляют опасность для общества.
– Если нападают на ислам в Египте, то эта атака направлена на 90–95 % населения, – продолжает он. – Однако следует заметить, – и, чтобы привлечь больше внимания, Салах выдерживает небольшую художественную паузу, – по законам ислама исполнение приговора осуществляет государство, а не отдельный человек.
Обращаясь к сидящему в первом ряду пожилому профессору, доктор Салах спрашивает, как в американской армии обращаются с солдатом, который дезертирует и пристает к отряду противника.
– Имеет ли право армия его строго судить?
– Да, – отвечает Абдалла Шлейфер.
– То же самое делают и с отступником, – продолжает доктор Салах. – Если мусульманин угрожает мусульманскому государству, его разрешено строго наказать.
Пожилой профессор спрашивает, как это согласуется с утверждением Корана, что не должно существовать никакого «религиозного принуждения».
– Здесь нет никакого противоречия, – отвечает шейх. – Существует ранняя стадия, до обращения, и более поздняя, которая наступает после него. В последний момент человек должен уже понимать, куда он попал.
Профессор Шлейфер смотрит на ученого с недоверием:
– Когда я слышу такие слова, мне становится не по себе. Сам я родился в еврейской семье, затем принял христианство, а после стал мусульманином. Меня никто не наказывал. А теперь будут, если я вдруг захочу обратно. И кто-то называет это разумным.
И вот слово берет Халсман, возможно, с целью нейтрализовать возникшую в зале поляризацию.
Он вспоминает об одном интервью, которое брал для голландского телевидения у известного египетского имама. В нем он, в частности, попросил ответить на вопрос, что бы его респондент сделал, если бы его сын, сидевший сейчас рядом с ним, обратился в христианство. «Я бы его убил», – ответил имам. Обращаясь к доктору Салаку, Халсман умоляюще констатирует:
– Говоря такие вещи, вы отпугиваете людей.
Сидящая рядом со мной молодая голландка спрашивает доктора Салаха, разумно ли бросать в тюрьмы блогеров, обвиняя в «подрыве религии». Шейх отвечает рассказом о так называемой «голой блогерше», Алиаа Элмади, которая в 2011 г. выложила свое обнаженное фото в фейсбуке с целью проиллюстрировать отношение к распространению сексуальных домогательств и угнетение женщин в Египте. Вместе со всемирной известностью она получила поток смертельных угроз и теперь ищет убежища в Швеции.
– Будет ли она вступать в сексуальные связи вне брака? – спрашивает Салах. – Сами спросите ее об этом. Но подобной фотографией она провоцирует целую нацию. Если мусульманский блогер плохо отзывается о Боге, это создает в обществе хаос. Это может свести людей с ума и привести к нападениям и смертям. Мы просто обязаны это предотвратить. Концепция свободы понимается неправильно. В той же Америке есть определенные сайты, которые блокируют в интересах детей. Точно так же и мы должны защищать нашу страну.
После окончания встречи я подхожу к шейху, чтобы представиться и попросить его номер телефона. Я ему звоню, напрашиваюсь в гости к нему в студию, чтобы посмотреть его выступление на Huda TV. Пытаюсь понять, прав ли Халсман, утверждая, что как только мы узнаем поближе таких людей, как доктор Салах, то получаем совершенно иное, более полное представление о современных мусульманах и начинаем мыслить менее предвзято. Однако утверждение владельца телекомпании, что отступники должны понести наказание, снижает шансы на пересмотр оценки идей поборников шариата.
Что-то мне подсказывает, что тип мышления доктора Салака характерен в целом для ближневосточной исламистской верхушки и, несомненно, оказывает влияние на всех, в том числе и на христиан. На политическую сцену вышла новая элита образованных, искушенных в СМИ, красноречивых, одаренных мусульман.
На что они окажутся способны?
Доктору Салаху принадлежит гигантская компания Медиа Продакшн Сити в пригороде Каира, и я отправляюсь туда на такси. В эту зону нельзя попасть без разрешения, и я поручаю своему шоферу позвонить доктору Салаху, чтобы меня туда пропустили. Телеведущий направляет мне навстречу одного из своих помощников, который подбирает меня на машине. У этого молодого человека такая же длинная борода на безусом лице, как у его хозяина. Пока мы едем по направлению к огромному холлу, на дисплее автомобиля мигает красная лампочка и раздается тревожный сигнал. Он не пристегнут ремнем безопасности и поначалу молчит, но затем поворачивается ко мне со словами:
– Этот звук раздражает вас для вашего же блага. Для вас это полезно, – говорит он.
У меня вдруг возникает мысль, что его босс, шейх, должно быть, чувствует нечто подобное по отношению к исламизму, который он представляет мировой аудитории в своем шоу на Huda TV: он раздражает вас для вашего же блага.
Оказавшись в зале, я поднимаюсь на второй этаж, откуда меня проводят в офис хозяина телекомпании. До начала шоу Салаха Islam Unveiled («Под завесой ислама») остается менее получаса, поэтому у него нет времени со мной переговорить. Меня окружают вежливые люди, у большинства из них такие же бороды, как у доктора Салаха и его молодого помощника, человека с огромным родимым пятном на лбу, именуемым zabeeba (в переводе: изюм), который, подойдя к хозяину, что-то показывает ему на айпаде.
Я понимаю, что у Huda TV, которое транслируется на английском языке, имеются кое-какие финансовые проблемы, они ищут средства. Мой вопрос – у кого? – так и остается без ответа.
В тот вечер Салах сидит перед компьютером за своим рабочим столом. Позади него полка с книгами, а впрочем, это самый обыкновенный письменный стол, заставленный чашками с остатками кофе, устланный листками с заметками и еще какими-то бумагами; на нем громоздятся пустые пластиковые бутылки. На Салахе белоснежный халат, почти как у медика (недаром он зовется доктором), голова покрыта белой шелковой шапочкой куфи.
Он спрашивает меня, о чем я пишу, и я объясняю, что в фокусе моего интереса христиане, которые покидают арабские страны.
– В Конституции США нет такого понятия, как права политических меньшинств, – повторяет он свой прежний тезис, уже с оттенком агрессии. – В США мусульмане не требуют для себя особых прав, хотя их там восемь миллионов. В Египте христиане находятся под защитой, но только как граждане, а не как христиане. – По его словам, христианам в Египте позволяется самим администрировать свои собственные гражданские права. – Например, в коптской церкви запрещены разводы, а в исламе нет, но мы допускаем, чтобы они имели такое право, – говорит он.
Все это он произносит в такой манере, что можно сделать вывод, будто ислам в Египте гораздо более либеральная религия, чем христианство. Это звучит так, как если бы западный мир был бы в той же степени лишен сентиментальности по отношению к своим меньшинствам, как и арабский.
На стене позади него висит выведенный каллиграфическим почерком стих из Корана, который, по его словам, означает, что Бог проклинает все, что написано пером.
– Всех писак, которые попадут на Небо, призовут к ответу за то, что они понаписали, – поясняет он. – Если писали что-то плохое, например, как изготовить бомбу, – будут преданы осуждению.
Мы снова спускаемся вниз и оказываемся в студии, где меня усаживают за стеклянный стол, так что я могу со стороны видеть Салаха сидящим в кабинете за своим столом. Студия оформлена в мятно-зеленых и бежевых тонах, позади хозяина горит красно-золотое пламя. Все вокруг залито светом. Похоже, что вступительная к шоу музыка вырезана из какой-то спортивной программы американского телеканала. Если у исламистов и есть какие-либо проблемы с Западом, то уж точно не по части технологий или внешнего антуража. В студии налицо ярко выраженная западная телевизионная эстетика, их английский безупречен.
Когда включают камеру, присутствовавшая на лице доктора Салаха во время лекции улыбка тут же сходит на нет. «Под завесой ислама» – весьма серьезное мероприятие, это прямая трансляция вопросов и ответов, во время которой мусульмане всего мира звонят, чтобы спросить об исламе. Первый зритель интересуется, зачем совершать хадж, обязательное паломничество в Мекку.
Для пояснения Салах то и дело приводит примеры из жизни Пророка, постоянно обращаясь к арабскому языку за цитатами из Корана. Жизнь и служение Пророка – пример для подражания.
Шейх ведет себя мягко и по-отцовски. Медленно произнося слова, он прилагает немало усилий для их пояснения. Если у кого-то вдруг возникнет желание отдать в чьи-то руки свою жизнь, а заодно и все мыслительные процессы, то этот человек в белом халате представляется наиболее безопасным.
Звонит египтянка, она хочет узнать, разрешается ли слушать исламские песни, если в них содержится музыка.
– Если песни содержат музыку, то они уже не будут исламскими, – отвечает он, – музыка, как таковая, исламом запрещается. Однако исламские песни разрешены, – продолжает он. – Песни в речевой форме. Но при этом в речи могут содержаться разрешенные и запрещенные стихи. Если это хорошие стихи, то их можно слушать. Но если в песне говорится о злых делах, ее нужно запретить. Нельзя разрешать читать или обсуждать романы, в которых речь идет о любовных отношениях.
Он заканчивает разговор выбранными стихами из Корана и объявляет небольшой перерыв. Слышен звук меланхоличного пения мужского хора, и пока ассистент передает шейху стакан воды, на экране появляются короткие рекламные ролики других программ.
Когда он возвращается, вопрос ему задает пакистанец, судя по всему, звонящий из немусульманской страны:
– Я могу позволить себе взять вторую жену, но в моей культуре это не принято. Обязан ли я следовать законам своей религии или своей страны?
Салах отвечает, что Аллах нигде не писал о том, что человек обязан брать себе более одной жены, а также о том, что можно иметь четырех жен.
– Однако вы можете попасть в ситуацию, когда вам придется вступать в брак сразу с несколькими, – отвечает шейх. – Так делайте это! Меня не волнует, что по этому поводу говорит культура. Это халяль[95].
Программа подходит к концу, мужские голоса поют о том, как следует «пройти решающее испытание», в студии гаснет свет.
В тот вечер, вернувшись в свою гостиницу, я сажусь за компьютер, чтобы заняться изучением программ доктора Салаха, доступных на канале YouTube. Темы, которые они затрагивают, поистине безграничны. Можно ли мужчинам мочиться стоя? Можно, только если они проследят, чтобы на их одежду не упала ни единая капля[96]. Могут ли мусульмане принуждать к исламу немусульман в мусульманских странах? Нет, не могут, но при этом должно бороться с немусульманами, если те начинают в мусульманских странах бунтовать.
В одной из программ речь идет о бурке, наряде, целиком покрывающем тело и лицо женщины, оставляя видимыми только глаза. Один из зрителей спрашивает, обязана ли женщина носить бурку, на что шейх приводит два толкования ислама: одно из направлений считает это делом добровольным, другое – обязательным. Сам доктор Салах приветствует последнее[97].
А в этом эфире он рассуждает о мусульманской идентичности, которую, на его взгляд, утеряли проживающие на Западе мусульмане:
– Все, кроме верующих в Аллаха, неудачники, – предупреждает он[98].
Во время одного из его шоу раздается звонок женщины, которая интересуется, имеет ли право ее подруга, которой уже под сорок, выйти замуж за христианина. «Нет, – отвечает шейх, – нельзя ни в коем случае. Это хуже измены. Если она это сделает, то станет в одном ряду с неверными[99]».
В одной из передач утверждалось, что шиитов стоит считать неверными[100]. Они не являются частью мусульманского сообщества. Шейх называет их «сектантами».
В эфире за июнь 2009 г. он рассуждает о том, почему арабская армия проиграла Израилю все войны последних десятилетий. Оказывается, все из-за того, что они сражались во имя национализма и при этом пили алкоголь и устраивали танцы. Аллах преподал им хороший урок. Сражаться нужно было во имя ислама. Именно поэтому все пошло не так.
Наиболее непримирима позиция доктора Салаха, направленная против сионистов и Израиля. Он нападает на них в программе, в которой речь идет о палестинцах в секторе Газа:
– Я обращаюсь к евреям. Я обращаюсь к сионистам. Я обращаюсь к Джорджу Бушу. Я обращаюсь к Западу. Чего вы от нас ждете? Вы думаете, мы боимся смерти? Нет, клянусь Аллахом. Нам нужна либо победа, либо вечная жизнь в раю[101].
Он требует, чтобы Запад вышвырнул из своих стран всех сионистов и закрыл их посольства. Нужно прервать с ними все торговые отношения, запретить оказывать им любые виды помощи, вести с ними торговлю. Нельзя даже снабжать их водой.
– Эти люди живут, чтобы вредить международному сообществу. Эти люди хуже, чем любая зараза, известная человечеству. Мы должны противостоять их злу с помощью нашей силы и единства, – громыхает он. – Скоро наступит день, когда у нас появится правильное руководство. Мы надеемся, мы хотим, мы молимся, чтобы нам оказаться в рядах той армии, которая освободит Иерусалим[102].
Я приступаю к изучению личностей всех выступающих на Huda TV. Их имена перечислены на сайте. Они зовутся «Звезды Huda». Интересно, их риторика столь же непримирима?
Среди «звезд» я нахожу имя известного индийского проповедника Закира Найка, который неоднозначно, можно сказать, с большим пониманием, отзывается об Усаме бен Ладене[103]. Он считает, что евреи, контролирующие Соединенные Штаты, наихудшие враги мусульман[104]. Он также придерживается точки зрения, что 11 сентября – работа самих американцев. Закиру Найку запрещен въезд в Великобританию и Канаду, а вот в передаче доктора Салаха он званый гость.
Хайтам Аль-Хаддад – еще один известный проповедник, заместитель Салаха в его программе. Этот заседающий в Лондоне палестинский имам оправдывает терроризм самоубийц и вырезание женских половых органов, а в 2001 г. заявил, что борьба мусульман с евреями подобна борьбе с «потомками обезьян и свиней». Позже Аль-Хаддад утверждал, что его «неправильно перевели»[105].
Подобное мнение не редкость, нечто подобное заявлял и Мурси, прежде чем занял пост президента. В 2010 г. он обратился к египтянам с просьбой воспитывать «детей в духе ненависти» к Израилю и сионистам. Несколько месяцев спустя он говорил об «этих кровопийцах, которые нападают на палестинцев, этих поджигателях, потомках обезьян и свиней»[106]. Затем он заявил, что его слова «были вырваны из контекста» и что он не имеет ничего против религии иудеев[107].