Я взяла свою сумку и гитару, и спустилась вниз, на площадку перед подъездом. Выйдя на улицу, я подняла глаза, чтобы найти папину машину, и, найдя вместо неё лицо, до боли мне знакомое, застыла на месте, чуть не уронив чехол с гитарой на землю.
- Привет, - негромко поприветствовал меня Виталий, встав с холодной лавочки, и не сделал ни шагу в мою сторону. Я, по-прежнему не двигаясь с места, отозвалась:
- Привет.
- Как ты? – в его глазах сквозила тревога, а голос был обеспокоенным.
Он держал руки в карманах пальто, в его волосах и на его плечах был снег.
- Не знаю, - осторожно произнесла я, мои губы еле двигались. Я не знала, как теперь мне этому человеку смотреть в глаза и как с ним разговаривать. Сердце моё сжалось и затихло. Я даже не сразу заметила, как поджала плечи, напрягшись от этой встречи.
- Давай поговорим, Лен. – Сделал всё-таки шаг ко мне он. Я инстинктивно отступила на шаг назад, всё по-прежнему растерянно глядя на него. – Не бойся. Пожалуйста, только не бойся меня. – Умоляюще посмотрел он на меня, после чего замялся, достал руки из карманов и стряхнул с волос снег, а затем снова засунул руки в карманы пальто.
- Мне кажется, сейчас не лучшее время, - я посмотрела по сторонам, после чего взглянула на небо: снегопад усиливался. – Я уезжаю.
Виталий протянул руку к моей сумке и взял её из моих рук. Я от неожиданности не стала ему мешать.
- Давай, я подвезу тебя, и мы поговорим. – Не очень смело предложил он. Странно, кажется, он тоже растерян. С чего бы это? Обычно такой уверенный в себе, такой спокойный, даже нахальный, сейчас он выглядел, как провинившийся щенок, который растерзал хозяйский тапок и не сумел замести следы.
- Нет, спасибо, - поспешно отказалась я, предприняв попытку забрать у него свою сумку. Он не позволил мне этого сделать, более того, в этот самый момент, что я наклонилась за сумкой, он умудрился стащить с моего плеча чехол с гитарой, после чего водрузил его на своё плечо.
- Пожалуйста. – Он снова просительно посмотрел на меня.
- Я еду вместе с родителями, - объяснила я, обернувшись на вход в подъезд, разыскивая взглядом папу. Его появление было бы очень кстати – не станет же этот назойливый товарищ приставать ко мне при моём отце? С другой стороны, я боялась папиного появления, потому что за этим последуют его неминуемые вопросы о личности этого высокого солидного человека, который встречает их дочь у подъезда. Вернув свой взгляд на собеседника, точнее, на его руки, в которых он держал мои вещи, я услышала:
- Мы поедем прямо за ними. – Продолжал уговаривать меня он. Я не смогла удержаться и взглянула в его синие блестящие глаза. Он с легким прищуром смотрел на меня, капельки воды, образовавшиеся на его лице от растаявших снежинок, придавали его лицу особую напряженность.
- И как я им это объясню? – вздохнула я, складывая руки на груди и понимая, что отделаться от него вряд ли удастся. Но попытаться всё-таки стоило.
- Позволь мне сделать это самому, - улыбнулся он, наклонив голову чуть вбок, выглядывая куда-то за меня. – А вот и, кажется, твой отец. - Я обернулась. – Здравствуйте, - абсолютно без стеснения, как всегда уверенно, поприветствовал он моего папу, который подошёл к нам с сумками в руках.
Отец непонимающе посмотрел на меня, потом на Виталия и поставил сумки на заснеженную землю.
- Вечер добрый. С кем имею честь? – протянул он ладонь моему боссу для рукопожатия.
- Виталий, - пожал папе руку он. – Руководитель проекта, в котором работает Ваша дочь, и, по совместительству, большой поклонник, - улыбнулся он.
- Моего творчества, – поспешно добавила я, метнув в Виталия уничтожающий взгляд.
- Владимир, - снова пробежался по нам обоим взглядом мой отец, - отец Лены. Она никогда раньше не знакомила нас с поклонниками своего творчества, - усмехнулся он. – Вы по делу или…?
- По делу, - не дала закончить отцу предложение я. – Но мы уже закончили. – Я снова посмотрела на Виталия, взглядом давая ему понять, что он тут явно лишний. Но его это, кажется, совсем не смутило.
- Ну, на самом деле, не совсем. Нам нужно обсудить кое-какие вопросы, и я прошу Вашего разрешения самому подвезти Вашу дочь, чтобы по пути решить эти вопросы. Мы будем ехать прямо за вами и ничуть вас не задержим. – Добродушно предложил Виталий, поправив на плече ремень чехла моей гитары.
- А вы знаете, куда хоть подвозить её собрались? Путь ведь неблизкий, - прищурился мой отец, также добродушно посмотрев на Виталия. Видно было, что мой «большой поклонник» произвёл на него довольно благоприятное впечатление.
- В Звенигород, кажется? - своим ответом Виталий снова вогнал меня в шок. Я округлившимися глазами взглянула на него и покачала головой. Нет, ну, точно, сталкер. Откуда он знает?
- Всё верно. Ну, если вас это не смущает, то почему бы и нет. Главное, чтобы домой к новогоднему столу успели после этого, - отозвался отец, пожав плечами.
- Никаких проблем, - заверил его Виталий, посмотрев, наконец, на меня и заметив недовольство на моём лице. Но, кажется, эта беседа его воодушевила. От его забитости не осталось и следа.
Отец пошёл к машине загружать сумки, а Виталий улыбнулся и посмотрел на меня уверенным взглядом околдовывающих синих глаз. Он кивком головы указал мне направление, в котором нам следует идти, и я поплелась за ним к его машине, попутно проклиная себя за слабость, которая не позволила мне стойко выдержать это наступление до победного конца.
Глава 19.
В одной лодке
Пока Виталий погружал мою гитару и сумку в багажник, я села на пассажирское сидение, пристегнулась и сделала глубокий вдох. Я пыталась настроиться и успокоиться, потому что моё шараханье от него, наверное, выглядит очень глупо, даже в свете выяснившихся обстоятельств, он ведь всегда вёл себя адекватно и никогда не давал повода считать себя неуравновешенным. Меня разрывало два противоречивых чувства: чувство дикого любопытства и чувство страха неизвестности того, что я могу услышать. Бросив взгляд в окно, я увидела маму, которая уже садилась в папину машину.
Когда Виталий открыл водительскую дверь и сел в автомобиль, я инстинктивно вжалась в удобное кожаное кресло, и отвернулась к окну. Папина машина тронулась с места.
- Ну что, поехали? – взглянул на меня Виталий, слегка улыбнувшись, и завёл авто. Мы тронулись и направились вслед за машиной родителей.
Я молчала и разглядывала сквозь вечернюю темноту зимние пейзажи Москвы. Виталий молчал тоже, и я была рада этому и раздосадована этим одновременно. Во всяком случае, я имела полное право не смотреть на него, которым благополучно пользовалась первые пятнадцать минут нашей поездки. Но, видимо, Виталий уже придумал, что именно он хочет мне сказать, поэтому он всё-таки заговорил:
- Почему ты вчера так быстро ушла сразу после выступления? – будничным тоном поинтересовался он. Я, не глядя на него, отозвалась бесстрастным голосом:
- Плохо себя почувствовала.
- Что случилось? – боковым зрением я увидела, что он задаёт этот вопрос, глядя на меня, после чего снова перевёл взгляд на дорогу.
- Тошно было. – Неприветливо ответила я, скрестив руки на груди.
Он усмехнулся.
- Много выпила?
- Не больше, чем твоя жена. – Съязвила я в ответ. А в груди неприятно защекотало.
Он замолчал на пару минут, после чего продолжил:
- Что тебе вчера сказала Лара? – осторожно спросил он, сосредоточенно глядя на дорогу.
Я почему-то не удивилась, что он в курсе, что у нас с его супругой состоялась беседа тет-а-тет.
- А она сама разве с тобой не поделилась? – удивленно приподняла брови я, всё-таки мимолётно взглянув на него. – Странно. Она ведь твой «друг», - не удержалась я и презрительно хмыкнула. Что это – ревность? Злость? Или способ самозащиты? Точно я понять этого не могла, но точно знала, что имею полное право вести себя так, как веду сейчас.
Виталий ухмыльнулся и метнул в меня быстрый взгляд, после чего снова перевёл его на дорогу.
- Даже у друзей есть какие-то секреты друг от друга, - поделился своей мудростью он, что меня только раззадорило. Внутри меня уже начинал закипать вулкан – неприятно было ощущать себя объектом чьих-либо взаимоотношений. Всё-таки я предпочитаю быть их субъектом. Я молчала, а Виталий продолжал: - Что бы она тебе ни говорила, я предпочёл бы, чтобы ты всё-таки спрашивала напрямую у меня о том, что тебя волнует и интересует. – Он посерьёзнел.
Я почувствовала себя увереннее от этого карт-бланша, который он мне предоставил.
- Хорошо, - с вызовом отозвалась я. – Ты сам это предложил. – Я раскрестила руки и положила ногу на ногу, обхватив колено ладонями и сцепив их в замок. – Тогда расскажи мне всё с самого начала. Как получилось так, что я стала третьим углом вашего треугольника? – Задала я вопрос, намеренно выкинув из него пафосное определение «любовного». Кроме того, мне до сих пор было непонятно, какие именно чувства испытывает ко мне этот мужчина. То, что он увлечен мной – это ясно. Но какова природа этого увлечения? Он влюблён в меня, он хочет меня, я – его экспериментальный продюсерский проект, или он просто уже привык быть незримой частью моей жизни? Слишком много вопросов - и ни одного ответа. Виталий сосредоточенно сдвинул брови, наблюдая за дорогой в процессе управления большим и мощным автомобилем, на секунду поджал губы, будто сомневаясь, стоит ли открываться передо мной, и всё же заговорил:
- Ты никогда и не была его третьим углом. – От его мягкого голоса у меня перехватило дыхание, и ещё оттого, что мне был не совсем понятен смысл сказанного. А строить догадки было просто невыносимо.
- Что ты имеешь в виду? – пожалуй, слишком нетерпеливо осведомилась я.
Он по-прежнему не глядел на меня, и, глубоко вздохнув и крепче сжав руки на руле, сказал:
- Нам с Ларой вообще не стоило жениться. – Я замерла. Интересное кино. Я почувствовала, как к ладоням моим притекло колючее тепло. Я вся обратилась в слух и потихоньку искоса посматривала на него, а он продолжил: - Мы познакомились с ней, когда она только закончила театральный, на одной из вечеринок, на которую меня пригласил друг, который играл с ней в одном спектакле. Она заинтересовала меня – мы оба были молоды, образованны, у каждого из нас всё в жизни только-только начиналось, и мы очень подходили друг другу, - он немного грустно усмехнулся, - по крайней мере, нам так казалось. И в первые три года наших с ней отношений мы наслаждались нашей молодостью, страстью, путешествовали, потихоньку строили карьеру, но затем мы всё чаще находили себя в совершенно разных сферах интересов, часто отличных от интересов друг друга, отдавали себя карьере без остатка, так, что друг на друга ни сил, ни эмоций у нас уже не оставалось, а затем мы стали всё чаще проводить досуг порознь. Мы были не женаты, но жили вместе, однако виделись редко и редко по-настоящему были друг с другом. И к концу шестого года наших отношений мы вдруг поняли, что больше нас ничего не объединяет. Мы, как приятели, раз в неделю-две делились друг с другом своими впечатлениями и проблемами, но мы больше не были одним целым. И, если подумать, мы никогда одним целым не были. Мы никогда не могли наступить на горло своим амбициям ради того, чтобы больше внимания и сил отдать своему спутнику жизни. Ей нравится внимание мужчин, и у неё его в избытке, и ей никогда не было интересно то, что интересно мне: спорт, музыка, история, да и много ещё чего. Хотя я честно предпринял попытку влиться в сферу её интересов – и сделал на этом неплохую продюсерскую карьеру. До того, как начать продюсировать кино, я занимался в основном продвижением спортивных брендов и спортивных команд. Я и сейчас этим занимаюсь, но уже параллельно с кино и музыкой. – Взглянул на меня он, ожидая увидеть мою реакцию на рассказанное. Он положил левый локоть на подоконник двери авто, и продолжал вести одной правой.
Я чувствовала, что интерес к его жизни и вообще к его персоне разгорается во мне всё сильнее, и я спросила, повернувшись к нему:
- А какие бренды ты продюсируешь?
- Я занимался рекламными кампаниями брендов Puma, Demix, Adidas. Сейчас ведутся переговоры о моём участии в продвижении бренда Converse. – Будничным тоном ответил он, не отрывая взгляда от дороги.
- Круто, - присвистнув, не удержалась от одобрительной оценки я, тут же себя одёрнув за то, что дала слабину в своей твёрдости и решительности.
- Это всё, что ты хотела узнать? – смешливо поинтересовался он, метнув на секунду в меня свой синий мягкий взгляд.
- Нет, просто ты уклонился от темы в крайне занимательную для меня сторону, - легонько улыбнулась в ответ я. – Продолжай.
И он, улыбнувшись чему-то, не глядя на меня, продолжил:
- Как я уже сказал, через несколько лет отношений мы поняли, что мы слишком разные для того, чтобы быть семьёй, но достаточно похожи, чтобы быть хорошими друзьями. И, спустя шесть с половиной лет с момента нашей первой встречи, мы с Ларисой расстались, решив оставаться друзьями. Это были трудные полгода моей жизни, да и её тоже, ведь непросто снова привыкнуть возвращаться в пустую квартиру, в которую к тебе никто ниоткуда не вернётся даже через неделю, с гастролей или из командировки. И я включился в работу ещё сильнее – помимо спортивной и кино-продюсерской деятельности я нашёл для себя ещё одно приятное и интересное занятие – преподавание.
Мы остановились на светофоре. Он снова взглянул на меня, но его взгляд на этот раз был не коротким и мимолётным, а глубоким и пронзительным. Я вся сжалась от этого взгляда и отвела глаза. Сделала это я ещё и оттого, что понимала, о каком преподавании он заговорил – совсем недавно, читая о нём в Википедии, я уже узнала эту интересную подробность его карьеры. Но вида не подала.
- Да ты прямо Гай Юлий Цезарь, - усмехнулась я, сделав вид, что впервые слышу о его преподавательском хобби.
Светофор снова показал нам зелёный свет, и мы тронулись с места. Виталий, улыбнувшись, продолжил:
- Это занятие просто вдохнуло в меня новую жизнь. Но причиной этому было вовсе не то, что мне очень понравилось быть преподавателем. – Он снова послал мне долгий и серьёзный взгляд.
Мне стало не по себе от этих его многозначительных пауз. И я, кажется, начинала догадываться, почему. Во рту пересохло, и я не стала задавать вопрос вслух, а всего лишь послала ему вопросительный взгляд. Он на мгновение опустил глаза куда-то вниз, затем снова поднял их на дорогу, и, стеклянным взглядом вперившись в темноту ночной трассы, сказал:
- В один из первых дней своей работы в академии я увидел тебя.
Внутри моего тела растеклась волнительная дрожь. И я, сглотнув, облизнула пересохшие губы, но так и не нашла, что на это сказать. Я всего лишь убрала ногу с ноги, поставив их параллельно друг другу, и уставилась взглядом в свои ботинки. Он взглянул на меня и, увидев моё смущение, и, видимо, слегка удивившись тому, что я не удивлена тем фактом, что он взволнован мной так давно, продолжил, понизив голос:
- Я увидел тебя в актовом зале, когда ты поднималась на сцену во время вручения вам студенческих билетов и зачётных книжек. Ты так заразительно улыбалась, что я поймал себя на том, что тоже искренне улыбаюсь, впервые за долгое время. И совсем скоро я отметил про себя, что с тех пор каждый раз, когда я появлялся в академии, чтобы прочитать свои лекции и провести семинары, я выискивал взглядом в толпе студентов твою светлую макушку и твою ослепительную улыбку, - ему, кажется, было тоже немного не по себе оттого, что приходится рассказывать всё это мне, хотя я не могла не отметить, что по мере того, как он открывается передо мной, потихоньку на его лице проступает облегчение. Он продолжил:
- Разумеется, совсем скоро я узнал, на какой специальности ты учишься, а на каком курсе – я и так знал, ведь присутствовал на вручении вам зачеток, и имя твоё запомнил там же. Общаясь с коллегами, я слушал их отзывы о вашей академической группе и постепенно начал позволять себе задавать им вопросы о том, какие успехи конкретно у тебя. Ты стала новой постоянной в моей жизни, моим маяком. – Он замолчал, поворачивая руль вправо, и мы выехали на тёмную часть трассы, где заснеженные макушки деревьев заслоняли почти все уличные фонари. Я воспользовалась темнотой, чтобы присмотреться к его лицу. Он выглядел спокойным, но я чувствовала, что между нами повисла неловкость. Я не ощущала никакой антипатии к нему сейчас, единственное чувство, которое в данный момент владело мной – любопытство. Я как будто пыталась абстрагироваться от этой ситуации, будто бы он говорил не обо мне, а о ком-то другом, это была просто интересная история, которую я слушала, как аудиокнигу. Но долго абстрагироваться не получилось, особенно, когда он приступил к продолжению своей исповеди:
- Но уже через несколько месяцев я вдруг осознал, что думаю о тебе всё чаще, что хочу узнать тебя поближе, что мне всё сложнее сдерживать свой интерес к тебе в рамках академии, и эта мысль меня насторожила. Но в тот момент, когда я осознал, что вдвое старше тебя – я и вовсе ужаснулся. Ты была ещё даже несовершеннолетней! – От этой фразы меня почти передёрнуло. Это признание прозвучало так, будто он сознаётся в каком-то преступлении. Кажется, он сам не мог поверить тому, что говорит, в его голосе проскользнула нотка удивления. Похоже, то ощущение до сих пор отголоском отдаётся сквозь годы в его настоящее, в его сегодняшний день. Он по-прежнему не смотрел на меня, и мы продолжали движение по тёмному участку дороги.
- И после этого ты стала не маяком, а наваждением. Наваждением, потому что я осознавал, что это влечение – ненормально, я чувствовал себя почти преступником, хотя ничего криминального в нём, конечно, не было, ведь тебе было больше шестнадцати. Но была и ещё одна причина моего возмущения собственным увлечением: я только недавно разорвал отношения с человеком, с которым мы были слишком разными, и увлекся человеком, который потенциально ещё более отличается от меня: между нами целая пропасть лет – что может быть между нами общего? – Стыдно признаваться, но это его умозаключение в тот же самый момент подняло во мне бурю возмущения. Я не хотела, чтобы он так думал.
– И через какое-то время мне позвонила Лара, предложив встретиться, как друзья, сказав, что она соскучилась и хочет узнать, как я живу. Мне тоже было интересно, как у неё дела, да и это могло стать хорошим способом отвлечься от мыслей о тебе. Забавно, правда? – улыбнулся он, посмотрев на меня и сверкнув в темноте блеском глаз. Я тоже натянуто улыбнулась. Это было ни капли не забавно. И странная вибрация в груди только убедила меня в этом мнении. – Ты помогла мне забыть о моём расставании с Ларисой, а потом я пытался забыть о тебе, снова начав общение с ней. Ирония судьбы. – Он снова перевёл взгляд на дорогу, крепче сжав руки на руле. Впереди маячил багажник папиной машины, и это придавало мне уверенности и помогало сохранять спокойствие, как маячок, который сигнализирует, что где-то рядом есть люди, которые любят меня безусловно и никогда не усомнятся в своей любви ко мне. Хорошо, что он не требовал от меня какой-либо словесной реакции, я не уверена, что могла бы сейчас сказать что-то умное и взрослое.
- Она заметила, что я похудел и осунулся, и, конечно же, спросила, не случилось ли у меня что-нибудь. И, будучи на тот момент крайне раздёрганным и нервным, я выложил ей всё, что тревожило меня все те месяцы, что мы с ней не виделись. И так она стала моим личным неформальным психотерапевтом, - усмехнулся Виталий, глядя на дорогу, - хотя у неё были и свои проблемы. Мы стали чаще встречаться, общаться, и на этой почве снова сблизились. Понимая, что ничего путного из моего увлечения тобой выйти не может, я решил, что нужно дать шанс старой привязанности. Я подумал, что, возможно, у нас с ней всё разладилось просто потому, что мы вовремя не поженились. Шесть с половиной лет встречаний и сожительства так и не приобрели логичного преобразования в законную семью, и я предположил, что именно это нас и отдалило друг от друга. Удивительно, как быстро я забыл об истинной причине нашего разрыва: отсутствии общих интересов и взглядов на нашу совместную жизнь, и подменил её новой, удобной мне в тот момент причиной. А может быть, со мной сыграла злую шутку иллюзия того, что у нас появились общие интересы: я пытался справиться со своим неуместным помешательством на юной девочке, а она помогала мне с этим как могла – какое-то время у неё получалось, мы стали чаще проводить досуг вместе. Правда, я соглашался на всё, что она мне предлагала – и проводили мы этот досуг на её вкус, лишь бы меньше времени оставалось на мысли о спортивной белобрысой первокурснице с хрипловатым смехом и потрясающей белозубой улыбкой. – Он позволил себе взглянуть на меня. Надо ли говорить, что за эмоции я испытывала, слушая это описание себя? Я чувствовала себя глупой дурочкой, у которой покрывается испариной спина под майкой, и пылают огнём щёки, которая бесцельно царапает коротко остриженными ногтями ремень безопасности, расположившийся поперёк её тела, и готова сбежать от этого разговора куда глаза глядят и в то же время ощущает едва уловимое блаженство от этих признаний. Он, понаблюдав за мной несколько мгновений, перестал ожидать моего ответного взгляда и вернул свой взгляд в сторону трассы, и продолжил:
- И только спустя полтора года после того, как мы с ней поженились, я осознал, что этот общий интерес был фикцией, потому что после того, как моё увлечение тобой, казалось, немного сбавило обороты, нам больше не требовалось так много общества друг друга. Мы снова начали отдаляться. – Заключил он, поворачивая руль, чтобы преодолеть изгиб дороги, уводящий нас на более освещённый промежуток пути.
Пока он молчал, я сидела и переваривала сказанное им. Как странно было слушать эти откровения сейчас, когда я меньше всего к этому была готова, более того, когда я вообще хотела отдалиться от всего этого безумия. Странно это было потому, что я совсем не чувствовала, что они не к месту. Сейчас мне казалось, что эти откровения как раз вовремя. Наверное, мне нужно услышать всю эту историю до конца, чтобы не пороть горячку, основываясь только на показаниях его жены. А ещё очень хотелось перестать испытывать этот лёгкий ужас, сопровождавший меня со вчерашнего вечера и сковывающий мой разум и тело. Но, учитывая, что покурить мне захотелось ещё дома, неожиданное появление моего нынешнего собеседника и захватывающая история его увлечения мной только усилили это моё желание.
- Мы можем остановиться где-нибудь, чтобы покурить? – подала голос я после долгого молчания. Он повернулся ко мне, удивленно приподняв брови, я увидела это краем глаза, но поворачиваться к нему по-прежнему не стала. Он спросил:
- Прямо сейчас? Снег же валит вовсю, - сделал он попытку переубедить меня, - да и от родителей отстанем, не забеспокоятся? – он слегка улыбнулся, это было слышно по его голосу.
- Не забеспокоятся, - отозвалась я, слегка улыбнувшись, - думаю, ты внушил отцу доверие, - достав из кармана куртки перчатки с прорезями для пальцев, я натянула их на ладони.
- Ну, тогда хорошо, - усмехнулся он, приближаясь к обочине. – Признаюсь, я и сам бы сейчас полпачки выкурил. – Посерьёзнев, добавил он.
Когда машина остановилась, Виталий вышел, и, торопливо обогнув машину спереди, пока я отстёгивала ремень безопасности, открыл мне мою дверь, протянув руку, чтобы помочь выйти. Я замешкалась, посмотрев на протянутую мне ладонь, и, услышав негромкое:
- Ну чего ты, я же не кусаюсь, - я подняла глаза и, встретившись с его теплым спокойным взглядом, всё-таки приняла его помощь, вложив в его ладонь свою, и спрыгнула с подножки автомобиля на снег. Тут же как можно более мягко отняв у него свою руку, я отошла на пару шагов от него и достала свои сигареты, Виталий достал свои. Мы закурили. Было не очень морозно, но снег валил исправно и совсем не таял, образуя на обочине пушистое белое покрывало. Было темно, вокруг не было ни души, и даже ближайший фонарь был где-то далеко, сложно даже сказать, в скольких метрах отсюда. Я с удовольствием затянулась и с судорожным облегчением выдохнула дым из лёгких. Виталий сделал то же самое, не глядя на меня, а глядя куда-то за меня, на дорогу, рассредоточенным стеклянным взглядом.
Мне не хотелось лишать его удовольствия спокойно покурить и собраться с мыслями, но я не смогла сдержать своего любопытства, кроме того, никотин придал мне смелости:
- Вы начали отдаляться только потому, что вам больше некому было кости перемывать? – Чёрт, ну почему я не могу нормально формулировать свои вопросы, зачем отпускать эти грубости и колкости?
Но Виталия, кажется, это ничуть не смутило и не обидело.
- Отчего же. Напротив, поводов стало больше, ведь ты подлила масла в огонь моего безумия, - он усмехнулся, выдыхая струйку бело-серого дыма, сверкнув глазами в свете далёкого фонаря, и посмотрел прямо на меня: - Но я уже не мог с ней об этом говорить, просто не хотел. – Он снова перевёл взгляд куда-то мне за спину. Он явно провоцировал меня на то, чтобы я задавала вопросы, он желал, чтобы я включилась в эту беседу, видимо, ему надоело читать мне свой монолог, и захотелось какой-то отдачи. И его провокация сработала.
- В каком смысле я «подлила масла»? – слегка прищурилась я, затягиваясь, чтобы он не увидел нетерпение, которое наверняка сквозило в моём взгляде. Одной рукой держа сигарету, другую я держала в кармане брюк и слегка поджала плечи от ветра, который успел подняться и уже гулял вдоль дороги, разметая падающий снег в хаотичном порядке по окружающей местности.
Виталий помолчал полминуты, после чего ответил, внимательно посмотрев на меня:
- Ты тогда училась на третьем курсе, закончилась зимняя сессия, начался второй семестр, но ты в академии так и не появилась. И я понял, что ты там и не появишься в ближайший год, когда на первую мою лекцию пришла почти вся твоя группа, и в списке студентов возле твоей фамилии я увидел идиотскую букву «А», от которой мне внезапно захотелось бросить всю эту преподавательскую хрень. – В его голосе звучала досада и лёгкая горечь, но едва-едва заметная. Он только что как будто заново пережил то чувство, но оно уже не было таким ярким, ведь сейчас, несмотря на то, что произошло тогда, он всё равно стоял и курил бок о бок с той самой неуловимой третьекурсницей.
Я опустила глаза, не в силах посмотреть на него. Внутри меня всё сжалось. Он ждал два с половиной года, чтобы я пришла на его занятия, чтобы абсолютно легально узнать меня и пообщаться со мной, ведь его курс преподаётся только третьекурсникам – вспомнилось мне из той информации, что я прочла о нём в Википедии. А я так и не пришла.
- Я тогда в академ ушла, - хрипловато отозвалась я, глядя на свои ботинки и неглубоко затягиваясь скуренной наполовину сигаретой.
- Я догадался, - насмешливо ответил он, что позволило мне всё-таки взглянуть на него. Он смотрел на меня мягко и слегка рассеянно. – В первые пару недель я просто не находил себе места, я был подавлен, замкнут, Лара это заметила не сразу, но всё-таки заметила. На все её вопросы у меня был один ответ, который звучал как «проблемы на работе», и какое-то время он её устраивал. Но потом я всё-таки набрался наглости поинтересоваться у твоего куратора, почему ты взяла академический отпуск – тогда я и узнал о том, что у тебя есть ещё кое-какой талант, помимо шикарных спортивных данных.
Я улыбнулась, просто не могла не улыбнуться. Его мягкий рассеянный взгляд позволил мне расслабиться, и я почувствовала, как мои плечи перестали быть поджатыми, да и тепло, разлившееся внутри меня, во сто крат нейтрализовывало холод от бушующего вокруг машины ветра, который начинал буквально хлестать в лицо, отчего я часто-часто заморгала.
- Давай-ка в машину, - выбросив недокуренную сигариллу, взглянул на меня Виталий, прикоснувшись к моему плечу своей большой ладонью, а другой рукой при этом открывая мне дверь.
Я молча подчинилась, выбросив по пути сигарету, и уже через несколько секунд пристёгивалась ремнем безопасности, пока Виталий огибал машину спереди, чтобы сесть за руль. Стянув шапку с головы, я увидела, как на мои штаны с неё кусками обваливается снег. Я осторожно стряхнула его на резиновый коврик под моими ногами, чтобы штаны не промокли, и положила шапку в выемку в двери.
Когда мой спутник сел в водительское кресло и слегка расправил ворот пальто, чтобы немного ослабить его, и взялся за ключ зажигания, взглянув на меня, я, сама до конца не отдавая себе отчёта в своих действиях, потянулась рукой к его волосам и стряхнула с них снег, осевший на них рыхлым слоем.
Виталий замер, задержав на мне удивлённо-сосредоточенный взгляд, а его пальцы так и не завели двигатель. Я, переместив свой взгляд с его волос на лицо, встретившись с его ошалелым взглядом и вдруг осознав, что я себе позволяю, в ту же секунду отдёрнула руку и села, как примерная ученица, идеально прямо, глядя перед собой на дорогу.
Виталий растерянно моргнул и, повернувшись к рулю, завёл машину.
Мы двинулись дальше, от места назначения нас отделяло всего пятнадцать-двадцать минут пути. Мы ехали молча, в абсолютной тишине, а плотная звукоизоляция этой шикарной огромной машины полностью блокировала завывания разгулявшейся метели. В такой тишине мы ехали до самого Звенигорода. Я чувствовала себя потерянной. Я не понимала, что со мной происходит. Мне всегда было что сказать, я никогда не чувствовала себя неловко ни в чьей компании, да и сегодня, всего пару часов назад, собираясь в путь, я чувствовала себя уверенно в своей антипатии ко всей этой ситуации. Я точно знала, как отношусь к этому безумию – я хотела сбежать от него и держаться от него подальше. А сейчас…сейчас я уже ничего не понимала, даже в самой себе.