- В отличие от некоторых, у меня хоть какое-то «-умие» есть. Пусть лучше «остро-», чем «слабо-». – Я хмыкнула, сложив руки на груди. Не знаю, дошёл ли до него смысл сказанного мной, но он только усмехнулся мне в ответ.
- И всё же я не понимаю, Елена, что такого я сделал, чем заслужил Ваше неодобрение? Неужели Вы настолько ненавидите непунктуальных людей? – Он деланно удивился. Лицедей – ему в актёры прямая дорога, скажу я вам. Я, отставив ногу в сторону, ладонью припечатала прямо к его светло-бежевому джемперу папку со сценарием. Он с недоумением посмотрел на меня, снова сверкнув синими глазищами, и вытянул папку, зажатую между моей ладонью и его грудью. Вытянул, открыл и пробежал глазами сценарий. Я ждала его реакции и наблюдала за его лицом. К величайшему моему удивлению, ни один мускул на лице его не дрогнул.
Дочитав до конца, он с безмятежным выражением лица вернул мне папку, я лишь обреченно вздохнула.
- Не вижу ничего сверхъестественного, - отвечая мне абсолютно спокойным тоном, он покачал головой из стороны в сторону, после чего торопливо развернулся и направился к гримёрному креслу. Гримёра на месте не было, и я могла бы запросто продолжить нашу перепалку, но по определённым причинам делать этого не стала – переписать сценарий я всё равно его не заставлю. Да и не… Неважно. Просто переписать сценарий не в моих силах. А его, кажется, всё устраивает. Ну, что ж, пусть всё будет так, как предписано – уж я-то со своей ролью справлюсь. Однозначно.
***
В коридоре почему-то было очень холодно. Наверное, решили сэкономить на отоплении. Весело, не хватало мне ещё простудиться – будет совсем кстати. Я ходила из одного конца коридора в другой, в последний раз перед съёмкой прогоняя сценарий и попутно согреваясь. Сергей отдавал указания операторам, камеры были уже настроены, не хватало только героя-любовника. Сама не зная зачем, десяток минут назад я напихала полный рот клубничной Хуба-Бубы, и теперь лишь мерно, с трудом, пережёвывала её, перелистывая озябшими пальцами листы формата А-4.
- Ну, что, все готовы? – услышала я позади себя довольно бодрый, но какой-то торопливый голос – должно быть, спешит куда-то.
- Да, Виталик, тебя только ждали. – Сухо, как-то обиженно даже, я бы сказала, отозвался режиссёр, складывая руки на груди и направляясь к специально ожидающему его креслу.
- Отлично, - беспечно бросил продюсер, пройдя мимо меня и не удостоив меня даже самым скользящим взглядом. Не очень-то и хотелось. – Тогда за дело, у меня вечером дела. – Посмотрел он на часы с важным видом.
- У меня, между прочим, тоже вечером дела, а кое-кому до этого вообще дела нет, - буркнула я себе под нос, не удержавшись. Не знаю, слышал он это или нет, но, так или иначе, на бурчание моё он не обернулся. Я лишь поправила сползающее плечико майки и направилась вслед за ним. Меня снимают первой.
Положив папку на стоящий возле режиссёра столик, выплюнув в мусорное ведро всё ещё ярко-алую, пахучую жвачку и, повесив на плечо школьную сумку, я, как полагается, отошла в нужное место, встала посреди коридора и застыла, ожидая команды режиссёра.
- Поехали, - отдал команду Сергей, молодой человек-ассистент в синем джемпере щёлкнул хлопушкой и вышел из кадра. – Мотор!
Я направилась вдоль по коридору, немного расхлябанно, впрочем, как я и привыкла – резиновые подошвы кед тяжело опускались на школьный линолеум. Вспомнив о сценарии, поправила на плече с виду тяжёлую сумку.
Дверь метрах в семи от меня открылась, и я, ни секунды не думая, шмыгнула за лестницу. Выглянула из-за неё на всё ещё открытую дверь, сделала вид, что увидела там что-то интересное и воровато, как и предписано сценарием, оглянулась. Снова прижалась спиной к лестнице, прячась от выходящего из учительской человека.
- Стоп, - услышала я и напряглась. – Снято. – Расслабилась. – Лен, теперь стань возле лестницы, как-нибудь вальяжно так, может быть, сложи руки на груди, скрести ноги, опираясь пятой точкой о лестницу. Через пару минут продолжаем. – Сказал мне Сергей, и я кивнула в ответ.
Я вышла из-за лестницы и, присев, начала потуже затягивать шнурки на кедах. Затягивая шнурки, искоса исподлобья поглядывала на то, как операторы поворачивают камеру, а Виталий, поправляя пиджак, надетый поверх рубашки, пробегает глазами сценарий. Спокойный такой – мне уже даже иногда начинает казаться, что его просто невозможно вывести из себя. Знаете, от этого даже обидно немного. Вот, брови его чуть-чуть дернулись, как будто он заметил что-то интересное, но лишь на долю секунды. Я усмехнулась, и в этот же момент, чёрт его подери, он зачем-то резко оторвал глаза от сценария и метнул взгляд в меня. Я, как последняя идиотка, лишь спешно переместила взгляд на шнурки кед, которые всё никак не хотели завязываться в этот дурацкий бантик. Блин, глупо вышло… Наверное, подумает, что я за ним наблюдала.
Ой, блин, да пусть думает, что хочет! А может быть, я смотрела на него и мысленно представляла, что у него вся морда чем-то испачкана? Он ведь не может знать наверняка, зачем я вообще на него смотрела? Да, кстати, а зачем?..
- Лен, продолжаем, - услышала я и, к своему величайшему счастью всё-таки завязав шнурки, встала с корточек, и, выпрямившись, вернулась к лестнице.
Съёмка продолжилась. Вот, камера отъезжает назад, уступая дорогу идущему прямо в объектив «преподавателю», я чувствую, что он уже близко, и, заметив выразительный кивок режиссёра, кашляю. Проходящий мимо Виталий обернулся.
Я через силу улыбнулась – представила, что его лицо действительно чем-то измазано – эта уловка помогла, и я расплылась в довольной улыбке. Поманила его ладонью. Он оглянулся сначала в одну сторону, потом в другую, снова перевёл взгляд на меня, прищурился, и сделал шаг в мою сторону.
- Ты чего тут? – Э-э-э…его взгляд вдруг резко поменялся. Он так бережно, так ласково как-то посмотрел мне в лицо и легонько улыбнулся. От такой резкой перемены настроения я немного оторопела. Нет, я, разумеется, понимаю, что это всё издержки сценария, но я даже представить себе не могла, что он сможет сделать это так, что даже я поверю в искренность его симпатии ко мне. Ну, то бишь, к своей ученице.
Я, уже практически без труда улыбаясь, даже перестав представлять шоколадные разводы вокруг его рта, невольно залюбовалась этим тёплым взглядом – это, по сути, как раз то, что было мне нужно, чтобы сыграть необходимые эмоции.
- Вас, Сан Саныч, пасу…
- О, не знал, что меня надо пасти! – Вот! Вот – теперь узнаю его мимику – теперь, сквозь это деланное удивление просвечиваются его настоящие черты. Я снова почувствовала, что улыбка моя становится натянутой. – Я что - бык, гусь? - Этой фразы оказалось достаточно, чтобы моя улыбка снова приобрела более натуральный вид: я непроизвольно представила серое существо с перьями и лицом нашего уважаемого продюсера и клювом вместо носа, и снова стало гораздо легче улыбаться. Чего только не сделаешь ради карьеры!
- Баран Вы, Сан Саныч, - Боже, как же приятно было говорить то, что на самом деле думаешь! Я, окончательно войдя в роль, задиристо вытянула папку из его рук и переложила её на специально подготовленный столик-шкафчик у лестницы вместе со школьной сумкой.
- Че-е-его? Андреева, ты как с преподавателем разговариваешь? – Насупился он, вставая в позу недовольного, уперев руки в бока. Здесь я отметила, что ему совершенно не идёт хмурость, хотя строгость ему, на мой взгляд, очень даже к лицу. Только знаете, строгость такая…игривая, что ли. Всё, не отвлекаемся.
Я приподняла брови в удивлённой усмешке и скопировала его позу, тоже упираясь ладонями в бока:
- Ну, а как ещё назвать мужчину, который, увидев любимую женщину, вместо того, чтобы поцеловать её, спрашивает: «Ты чего тут»? – М-да, моя героиня определённо без башки. Прямо в школьном коридоре, где каждая собака знает о всех обитателях этой общеобразовательной конуры абсолютно всё, она задаёт такие провокационные вопросы собственному учителю. Впрочем, не мне её осуждать, я – лишь покорный исполнитель. Хм.
- Тише, дурёха. – Он понизил голос, воровато оглянулся и снова перевёл бегающий взгляд на меня. - Ты бы ещё на уроке мне это сказала, - покачал головой в знак неодобрения, а сам уже буквально пожирает меня глазами. Чёрт, прямо как по-настоящему… - Мы же в школе.
Я, на секунду оторопев, собралась с мыслями и промямлила:
- И что? – Его взгляд стал чуть жёстче, это помогло мне прийти в себя. Я нахмурилась: - Как будто в первый раз, честное слово!
Он потянулся за папкой, я, перехватив его движение, первой схватила папку и сделала шаг назад, к стене.
Он обречённо усмехнулся, покачал головой, будто разговаривает с ребёнком. Я прищурилась. Он, вперившись в меня выразительным взглядом, сказал:
- Давай сюда папку, мне на урок пора.
Я, даже с каким-то удовольствием, словно бы это не моя героиня, а я издеваюсь над незадачливым Дон Жуаном, бросила:
- Ага, щас. – И после этого, наблюдая за его уже какой-то непонятной улыбкой, словно он находится в каком-то напряжённом предвкушении, дразнящим жестом поманила его: - Отними!
- Лена, я знаю, чего ты добиваешься. – Прищурился он, ухмыляясь, и направился ко мне. И зачем, спрашивается, героиню назвали моим именем?! После того, как он назвал меня по имени, ощущение реальности происходящего вдруг навалилось на меня со страшной силой…и уверенность в собственных актёрских способностях медленно, но верно, начала покидать меня. И именно поэтому, наверное, моя следующая фраза прозвучала уже не так уверенно, как предыдущая:
-Так чего же ты ждёшь? – Наклонив голову вбок, я завела зажатую в пальцах папку за спину и от напряжения крепко стиснула её. Сделала последний шаг к стене, прижавшись к ней вплотную, – дальше отступать было некуда. Ощущение того, что отныне я нахожусь в тупике, заставило моё сердце, вопреки моему обыкновенному слоновьему спокойствию, прыгнуть чуть резче. Я выдохнула, чтобы прогнать напряжение. Не получилось. Я всем своим существом чувствовала, что мои ресницы стали хлопать чуть чаще, чем это нужно.
Виталий подошёл ко мне вплотную, и ощущение замкнутого пространства усилилось. Когда же он завёл руку мне за спину, старательно пытаясь уместить её в узком пространстве между моей спиной и стеной, сердце снова отчаянно прыгнуло, и, что самое невыносимое, я должна была смотреть ему в глаза и ни в коем случае не отводить взгляд. А это, скажу я вам, было, пожалуй, самым сложным. Именно от соединения наших холодных взглядов и от прохлады его широкой ладони на теплой коже моей поясницы, в районе пупка у меня завязался волнительный комок тепла – а то выражение глаз, с которым он исследовал моё лицо, убеждало меня в том, что либо он – великолепный актёр, либо я – мнительная идиотка. Третьего не дано.
- Сто-о-оп, - мы оба замерли, ожидая следующей команды. – Снято! – Я, тут же отвернувшись, выдохнула. Уже хотела было вылезти из тесноты, создаваемой стеной и крепким продюсерским телом, но возмущённый крик режиссёра меня остановил:
- Лена, ты чего?! Стоять, бояться! Сцена не закончена, мы сейчас вторую камеру к вам подкатим, для крупного плана, а вы стойте и не шевелитесь. – Он погрозил мне пальцем, как маленькой, ей-богу! Я, досадливо сжав губы, неохотно переместила взгляд на всё ещё разглядывающего моё лицо в непосредственной близости от него Виталия. Всё-таки здорово, что чёлку я сегодня со лба не убрала – иначе чувствовала бы себя сейчас голой – так откровенно он оглядывал меня. По поводу поцелуя я практически не волновалась – а чего мне волноваться-то? Это ведь не я – женатый мужик с безупречной репутацией, и не я, в конце концов, писала этот тупой сценарий. Он постарался – вот пускай и отдувается, посмотрим, как он будет целовать того, кто его целовать не хочет – вряд ли его самооценка от этого поднимется. Он, чему-то усмехнувшись, отчего я даже на долю секунды испугалась, что он прочёл мои мысли, отвёл взгляд и направил его на режиссёра, ожидая его команды. А ладонь его, тем временем, пригревшись на моей пояснице, ненавязчиво так задвигалась из стороны в сторону, отчего я чуть не поперхнулась воздухом, который я только что вдохнула.
- Эй, - возмутилась я, чувствуя, что моя рука, зажатая между стеной и мной с папкой в пальцах, начинает затекать. А его ладонь, тем временем, продолжала поглаживать мою поясницу, и от этого мерзкий комок в пупке становился ещё теплее. Скорее бы уже это всё закончилось, а? На моё возмущение его реакции не последовало, он, как будто нарочно, гулял взглядом по коридору, не обращая его на меня и продолжая своё незаметное со стороны лапанье. Я глубоко вздохнула и произнесла про себя спасительное «Ом-м-м», которое так часто мычит моя мама, занимаясь йогой.
Наконец, режиссёр подал команду.
Я снова перевела взгляд на него, он – снова перевёл взгляд на меня. Снова контраст внешних и внутренних ощущений. Он завёл вторую руку мне за спину, крепко, собственнически обнял и буквально навалился всем телом, вжимая меня в холодную, покрытую бежевой краской бетонную стену. Чувство неуверенности становится всё более настойчивым. Я лишь в молчаливом, абсолютно несвойственном мне покорном предвкушении разлепила пересохшие губы. Чёрт, что-то как-то стрёмно мне…
Не успела я опомниться и настроиться на грёбаный романтический лад, как его губы уже находят мои – и всё тело мучительно вздрагивает – неожиданно, очень неожиданно, хоть разумом я и была готова. Всё-таки моя природная впечатлительность берёт верх над моими тщательно выдрессированными в себе холодностью и равнодушием. И от этого становится совсем нехорошо.
Он аккуратно провёл своими губами по моим губам, спасая их от сухости и холода, от этой бережной нежности я почти сумела расслабиться и вспомнить, что это – всего лишь моя работа, и ничего нехорошего в этом нет.
Но так было только сначала. И нежные, осторожные, трепетные движения его губ уже сумели заставить меня ответить – не без определённого моего самовнушения, конечно. Но то, что произошло потом, до сих пор вызывает во мне вихрь противоречивых эмоций.
Едва мои губы раскрылись навстречу его губам, он жадно, с каким-то восторгом от своей маленькой победы, заставил меня разомкнуть губы ещё сильнее, делая поцелуй влажным, глубоким, невыносимым, просто сносящим голову, и я, то ли от шока, то ли от волнения, поддалась: пальцами не занятой папкой руки я впилась в его плечо, запрокидывая голову и ловя ртом каждый глоток воздуха, который мне удавалось ухватить. Тем не менее, я задыхалась. А губы, терзаемые целенаправленно и беспощадно, начинали болеть, и я чувствовала, что ещё чуть-чуть, и показ сериала придётся переносить на более позднее время суток. Неужели он, после стольких лет супружеской жизни, всё ещё помнит, как надо целовать девушку для того, чтобы заставить её хотеть продолжения?.. Неожиданно. И чертовски занятно.
О папке я вспомнила в самый последний момент – и, наконец, её уронила.
Его губы с трудом отлепились от моих, и я не могу сказать, что от этого я почувствовала облегчение – губы невыносимо пульсировали. И сейчас, когда холодный воздух коснулся влажной поверхности губ, я почувствовала это с десятикратной силой. Он снова посмотрел мне в глаза – и, к своему глубочайшему и, кстати сказать, не самому приятному, удивлению, я заметила, что они были абсолютно спокойными. Ни намёка на расширение зрачков, ни туманной поволоки, ни-че-го. Как будто сейчас меня так горячо целовал не он, а лишь бесчувственный робот. Блин, обидно даже.
- Избалованная ты, Андреева, - бросил он, словно в насмешку. И я тут же почувствовала себя использованной вещью. Он присел, поднял папку с пола и снова улыбнулся мне. Я с трудом растянула губы в ответной улыбке. Блин, да что же я такая впечатлительная?!
- Сам виноват, - я усмехнулась, стянула за ремешок со шкафчика школьную сумку и, без особого задора подмигнув этому самовлюблённому святоше, направилась вдоль по коридору.
- Стоп, снято, - хлопнул в ладоши довольный режиссёр, и я спиной чувствовала, что кто-то исследует меня навязчивым взглядом. Обернулась – оказывается, ошиблась – продюсер смотрел на собственные ботинки. Неприятно вот так вот ошибаться, в этот момент начинаешь разочаровываться в собственной привлекательности.
- На сегодня можете быть свободны, - продолжил Сергей, суетливо листая сценарий. Видимо, сейчас ему предстояла ещё какая-нибудь сложная сцена, да ещё и с начинающими актёрами. – Завтра в одиннадцать жду вас, без опозданий. – Он поднял взгляд на меня, выразительно приподняв брови, глядя на меня сквозь элегантные очки.
- А что сразу я-то? – буркнула я с явным недовольством. Да, сегодня - определённо не мой день. Видимо, по поводу критического дня Виталий оказался прав – критиковать я сегодня была готова всех и вся.
Тем не менее, через полчаса я уже качалась в метро, предвкушая вкусный ужин и быстрые, суетливые сборы на концерт и думая о том, что лучше бы я сегодня вместо клубничной «Хуба-Бубы» схомячила килограмм чеснока.
Глава 5.
Звёзды не ездят в метро
Не могу сказать точно, какого направления я придерживаюсь в своём творчестве. Есть у меня и лёгкие рок-композиции, но есть и откровенно попсовенькие синглы. Пою я преимущественно под гитару, иногда Антон подыгрывает мне на клавишах. Подумываем с ним, конечно, ещё попробовать с ударными записаться, но это только в перспективе.
Уже находясь в клубе, я апатично пудрила нос в гримёрке. Сил почему-то не было – жутко хотелось спать. Выступление должно было начаться через пятнадцать минут, Антон настраивал в зале гитару, а я мысленно повторяла про себя слова написанной недавно песни. Сегодня я спою пару каверов, а потом, после небольшого перерыва, четыре своих песни.
Вообще-то, я и так целый день чувствовала себя немного не в своей тарелке. Мне всё сильнее казалось, что я какая-то ущербная. Никогда ещё себя так не чувствовала – я привыкла к тому, что противоположный пол обычно балует меня вниманием, пусть и не всегда откровенно целенаправленным, но, всё-таки, заметным. А сегодня меня заставили почувствовать себя просто тряпичной куклой, которую небрежно помяли в руках и положили обратно, на пыльную полку. Этот наглый, подчёркнуто равнодушный взгляд, это откровенное невнимание к моей персоне не то, чтобы оскорбило меня (не тот это был человек, чтобы оскорбляться, тоже мне, великий актёр), но изрядно ущемило моё самолюбие. Устойчивое ощущение полной беззаботности сменилось какой-то неприятной тревогой, и, наверное, именно поэтому мой желудок работал в каком-то странном режиме.
Поправив идеально выпрямленные утюжком волосы, я ещё разок провела тёмно-серым карандашом по линии ресниц и, взглянув на себя в зеркало, устало улыбнулась. Существо по ту сторону зеркала улыбнулось мне в ответ, пугая меня темноватыми кругами под глазами, и я, сняв с себя тёмно-синюю олимпийку и оставшись в белой борцовке, направилась в зал.
- Остатки пепла на твоём окне –
Единственная память обо мне,
Но ты не хочешь снова начинать.
И я ушла, и ты, в который раз,
Не хочешь делать первый шаг сейчас,
Но я не жду – о нас с тобой споёт когда-то ветер.
Минус пятнадцать за окном,
В бокале же - почти двенадцать,
И дым застелет серые глаза.
Но только не спасёт ни дождь, ни холод,
Нам это всё с тобой давно знакомо,
Слова сметает ветер, глушит тишина…
Я оглядела тёмный зал, и не увидела чётко практически ни одного лица: софиты, светящие мне прямо в лицо, не позволяли этого сделать. Играя проигрыш, пользуясь моментом, сдула в лица прилипшую прядь волос и как можно глубже вздохнула – неприятное ощущение в желудке усилилось, и почему-то жутко начало раздражать и пугать то, что я не могу видеть лиц людей, для которых играю сейчас с этой клубной сцены.
Я ещё раз подняла взгляд от гитары и прищурилась – очертания стали четче, но всё же картинка осталась всё такой же неинформативной, как и прежде. Смирившись, я продолжила:
- И пуст мой дом, и улицы пусты,
Сожгли нещадно все с тобой мосты,
Но не жалею ни о чём, забудь.
Остатки пепла на твоём окне
Стряхни скорее, в грустной тишине
Продолжишь скоро одинокий путь.
Минус пятнадцать за окном,
В бокале же – почти двенадцать,
И дым застелет синие глаза.
Но только не спасёт ни дождь, ни холод,
Нам это всё с тобой давно знакомо,
И нам с тобой, увы, не повернуть назад.
И нам с тобой, увы, не повернуть назад...
Отыграв последние аккорды, я сняла с колена гитару и, сказав в ответ на аплодисменты прощальное: «Спасибо», с необъяснимым облегчением покинула сцену, взяв предварительно с колонки заботливо оставленное Антоном для меня полотенце.
Заходя в гримёрку, приложила полотенце к влажноватому от клубной духоты и спецэффектов лицу и плюхнулась на диван. Джинсы неприлично сползли, и я почувствовала это только тогда, когда половина моей задней филейной части, обтянутой розовой в клетку хлопковой тканью, коснулась мягкой обивки дивана.
Странное ощущение, знаете ли. Кажется, будто из тебя выжали все соки, а вместо них влили тормозную жидкость. Звучит, наверное, глупо, но, уверяю, ощущение это - не из приятных.
Нащупав на тумбочке, стоявшей возле дивана, мобильник, взглянула на дисплей: девять часов вечера, ни одного пропущенного звонка, ни одной входящей смс. Удручающе. Отложив мобильник в сторону, я подумала о том, что неплохо было бы сейчас зажевать какую-нибудь вкуснятину, что-то типа молочной шоколадки или, например, бутербродика с красной рыбой.
- Лен, - услышала я сквозь туман, царящий у меня в голове. Я что, задремала? Кажется, так оно и есть – я открыла глаза и увидела стоящего рядом с диваном улыбающегося Антона. Увидев, что я проснулась, он продолжил: - Ты чего это дрыхнешь? В зал выходить не собираешься? Тебя там ждут, хотят автограф взять, - он потёр руки и присел рядом со мной.
- Ой, - я спохватилась, - а долго я сплю-то? – суетливо поправила майку я и пригладила ладонями волосы.
- Минут пятнадцать, - успокоил меня Антон. – Так ты выйдешь в зал?
- Ну, разумеется, - уверила его я и, поднявшись с дивана, поправила джинсы на попе и провела ладонью по лицу, прогоняя сонливость. – Я пошла.
***
В зале продолжалось движение: посетители танцевали уже под микс какого-то хлипенького диджея, пыхтевшего над пластинками за пультом, а я просто направилась за столик возле сцены, чтобы тем, кто хотел бы со мной пообщаться, не составило труда меня найти.
Усевшись поудобнее, я начала по привычке изучать контингент, который обитал на танцполе. Две худосочные брюнеточки вытанцовывали посреди зала, то и дело зачёсывая пятерней назад спадающие на лицо волосы. Обернувшись и положив локоть на спинку стула, направила взгляд на барную стойку: за ней сидел какой-то полный мужчина в сером костюме и вытирал платком взмокший лоб. Я снова повернулась к своему столику и…от неожиданности отпрянула прямо на стуле – передо мной лежал огромный, шикарный букет жёлтых орхидей. Я поспешно подняла глаза на человека, который стоял возле моего столика прямо рядом со мной и который, судя по всему, эти самые цветы и положил.
Мало того, что меня вывела из равновесия неожиданность появления этого самого букета, так ещё и личность дарителя заставила меня и вовсе растерянно заморгать.
- Вы? – Задала я невольно этот глупый вопрос, даже не притронувшись к букету.
- Ну, с утра вроде Я был, надеюсь, что и сейчас собой же остался, - усмехнулся он, по-прежнему стоя рядом со мной, так, что я смотрела на него снизу вверх. Такое положение дел меня не устраивало, и я уже было собралась подорваться с места, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо, а не чувствовать себя подчинённой. Но он не дал мне встать и просто опустился на соседний стул.
- И что Вы здесь забыли, позвольте поинтересоваться? – с заметной долей иронии в голосе поинтересовалась я, глядя на то, как, усмехаясь, чем-то очень довольный продюсер поправляет ворот пиджака.
- Пришёл к Вам на концерт, Елена Владимировна, - как ни в чём ни бывало, улыбнулся он, кладя ладони перед собой на стол.
Издевается? Или действительно пришёл на концерт? Глупо как-то, если честно. Что ему понадобилось на моём концерте?
- С чего это вдруг? – Приподняла в удивлении брови я, вальяжно рассевшись на стуле, всем своим видом показывая незаинтересованность.
- А ты никогда не задавалась вопросом, почему именно тебя позвали на кастинг, и почему ты была на нём единственной претенденткой на роль? – Прищурил глаза он и сложил руки перед собой на груди, ожидая, пока мой мозг совершит пару незатейливых операций.
- Ну, предположим, задавалась, - что-то внутри меня ёкнуло, и я невольно чуть приосанилась, предвкушая ответ на давно терзающий меня вопрос, - так, может быть, Вы просветите меня?
- С удовольствием, - едва заметно улыбнулся он, убирая руки с груди и снова складывая их на столе. – Дело в том, что я уже не в первый раз на твоём выступлении, - он улыбнулся уже заметнее. Внутри меня снова что-то нехорошо сжалось, наверное, это бурлило во мне моё природное недоверие к людям.
- Правда? Интересно, - я сделала вид, что мне абсолютно по барабану его «пламенная» речь. Нарочито усмехнувшись, я поправила сползающую с плеча бретельку майки. – То есть, ты хочешь сказать, что ты, типа, поклонник моего творчества? – Я недоверчиво прищурилась.
- Можно и так сказать, - он улыбнулся, блеснув в полутьме зала синим взглядом. – Букет, наверное, о чём-то говорит? – он указал взглядом на цветы, покоившиеся на столе. Я, всё ещё не расслабляясь, ответила, прочистив горло:
- О, да, он определённо говорит, что в Вашем бумажнике сегодня завалялась пара-тройка лишних тысяч рублей. – Я перевела взгляд с букета на Виталия и улыбнулась, чувствуя, что я, всё-таки, в любом случае, не ударила в грязь лицом.
Виталий засмеялся. Так искренне, что моё чувство недоверия постепенно отступило, уступая место искренней заинтересованности. Он отозвался:
- Лена, я всё больше убеждаюсь, что ты – именно тот человек, которого я хотел бы видеть в той роли, которую я описал в сериале. – Он посмотрел на меня пристально и с улыбкой. - Ты извини за то, что наше с тобой общение до настоящего момента складывалось очень напряжённо, я надеюсь, что мы с тобой всё же найдём общий язык, - он протянул мне руку для рукопожатия.
Честно сказать, я даже удивилась. Теперь для меня всё предстало в совершенно ином свете: оказывается, до того, как позвать меня в сериал, он слушал мою музыку. И это, чёрт возьми, было приятным сюрпризом. Я протянула руку в ответ.
И, вместо того, чтобы пожать мою ладонь, он аккуратно взял её в свою и галантно поцеловал.
Тёплое прикосновение было как глоток креплёного вина в морозную погоду: по телу струйкой растеклось приятное тепло. Теперь я уже окончательно перестала что-либо понимать и просто растерянно посмотрела ему в лицо.
- Ты ведь уже закончила выступать? – отпустив мою ладонь, спросил он непринуждённо, и этим пробудил меня от задумчивости, которая на мгновение окутала мой мозг.
- А? Да, - отозвалась я, кладя руки на колени. Взглянула на сцену, на которую разливался из прожекторов дымчато-зелёный свет.
- Могу я тебя подвезти? – всё так же беззаботно осведомился он, прослеживая за направлением моего взгляда.
Я, посчитав, что данное приглашение – уже немного не в тему, тактично отказалась, при этом не без труда заглушив не совсем понятное мне желание согласиться:
- Нет, спасибо, я на метро, - последние три слова я выдала с каким-то едва уловимым вызовом, после чего мне даже стало как-то неуютно – с чего это я?
- М-м-м, ниточка дней всё не кончается, мы - бусы на ней, бьёмся, как рыбы в стекло… Встретиться с ней не получается… - Начал он нести какую-то околесицу с умным видом и улыбкой, играющей на красиво очерченных губах.
- М-м, это Вы к чему? – с недоумением спросила я, постукивая подушечками пальцев по коленям и снова переводя взгляд на сцену, которая светилась уже синими огнями.
- Это я к тому, что звёзды не ездят в метро, - усмехнулся он, хлопнув себя по коленям ладонями. – Песню группы «Машина времени» не слышала? Она так и называется: «Звёзды не ездят в метро».
- Не слышала, - на этот раз усмехнулась я. Как меняется время – когда-то мужчины цитировали девушкам Шекспира, а теперь они цитируют им Макаревича… Что ж, в этом есть своя прелесть.
- Очень советую послушать, замечательная песня. – Ответил он с улыбкой и, встав со стула, всё-таки подал мне руку: - Давай, я всё-таки тебя подвезу. – Ну и как я могла ему отказать, а?..
***
Помешивая в чашке с чаем несуществующий сахар, я, подперев подбородок рукой, смотрела на стоящий в хрустальной вазе жёлтый букет и думала о чём-то неуловимом. О чём именно, я и сама толком разобрать не могла.
- И часто ты бываешь в подобных клубах? – поинтересовалась я, когда мы подъезжали к моему дому.
- Сколько у тебя было концертов? – спросил он, усмехнувшись, бросив на меня беглый взгляд, и снова направил его на дорогу.
- Ну, не считая сегодняшнего, девять. – Не понимая, к чему он клонит, ответила я.
- Ну, вот, значит, не считая сегодняшнего, девять раз. – Не поворачиваясь ко мне лицом, отозвался он.
Врёт? Может быть. Впрочем, это и не важно. Я, усмехнувшись, сделала вид, что поверила, и отвернулась к окну.