Весь вечер промаявшись за ноутбуком, я решила всё-таки махнуть в клуб с давно подбивающими меня на поиски приключений на свою тренированную жо…сткими упражнениями пятую точку друзьями.
Честно сказать, я уже давно так не отрывалась! Натанцевавшись вдоволь, я уселась на вертящийся стул, заказав себе «Кровавую Мэри». Почувствовав реальное расслабление, я улыбнулась сама себе в отражении зеркальной стенки, что просвечивала между полками бара, на которых стояли всевозможные бутылки и графины.
Ждала свой коктейль, по привычке разглядывая остальных посетителей. Вообще-то, я к людям в совокупности как-то равнодушна. Нет, не то, чтобы мне плевать, просто я не буду коситься на необычно одетую девчонку с дредами или на распевающую мантры бабулю в метро. Просто я не очень придирчива к людям – мне и своих загонов хватает, так что обращать внимание на чужие мне как-то неинтересно. А вот на интересных людей, тех, кто мне понравится по каким-либо неизвестным даже мне самой критериям, я присматриваюсь повнимательнее – а вдруг мне попался такой же ненормальный, как и я сама? Блин, люблю себя, любимую – не на помойке нашла, всё-таки. Вот мне и интересно, могу ли я полюбить кого-нибудь сильнее, чем себя саму. Но то, что мне интересно, не значит, что я этого хочу. Ни разу ещё по-настоящему не любила, так, чтобы собственное имя забыть, так, чтобы жить от встречи до встречи. И, знаете, не особо горю желанием пробовать. Страшновато, знаете ли. Себя потерять страшно, не раз уже замечала: если девушка влюбляется, то всё, пишите письма. Начинаются тут же эти глупые улыбки в экран мобильника, потерянные взгляды куда-то сквозь собеседников, ничем объективным не обоснованный огонь во взгляде, темные пятнышки на шее, нет-нет, да и маячившие из-под предусмотрительно намотанного на горло шарфика…Чёрт, в этом есть свои прелести. Но глупости, конечно, больше.
Дождавшись своего коктейля, я зацепилась-таки взглядом за Машу с Артёмом – те танцевали медленный танец, безо всяких ужимок, просто расслабленно касаясь друг друга чуть разгоряченными после быстрого танца телами, влюбленно глядя друг другу в глаза и иногда мимолётно целуясь, не стирая с губ спокойной улыбки. Маша с Артёмом вместе уже два года – для меня это непостижимый срок. Они знают друг о друге абсолютно всё. Они просыпаются вместе по утрам, они засыпают вместе под утро, и они, чёрт возьми, выглядят такими счастливыми! Не верится, что такое вообще бывает. Неужели человек может просто раствориться в другом человеке? Бред собачий.
В тот вечер я выпила чуть больше, чем надо. И в твёрдой уверенности, что завтра с утра мне будет не очень хорошо, я поплелась к такси, даже не предупредив своих лучших друзей о том, что собираюсь уходить. Телефон мой, разумеется, через полчаса уже трезвонил как ненормальный – это ребята решили узнать, куда я пропала. Какие сердобольные, обалдеть. Нельзя мне пить, нельзя - всё раздражение сразу наружу вылезает. Они-то чем виноваты? Ничем. Просто у Лены сегодня плохое настроение.
Глава 3.
Opposition
Как и предполагалось, утром следующего дня я чувствовала себя препаршиво. Ехать на съёмки не было никакого желания, но ехать было надо. Выпив чашку кофе и заев её таблеткой аспирина, я натянула на себя не по погоде тонкую белую борцовку, джинсы с висячей до колена мотнёй и с помощью воска убрала назад довольно длинную чёлку. Найдя в глубине шкафа единственную чистую толстовку, я надела её поверх майки и подвела глаза чёрным карандашом. Не знаю, что меня подтолкнуло к такому тщательному утреннему туалету, но, тем не менее, выглядела я довольно сносно с учётом того, насколько противной была пульсация в моих висках.
На съёмки я не опоздала, но, если честно, мне на это было наплевать. Сейчас гораздо важнее мне было добраться до гримёрки, увалиться в кресло и позволить рукам гримёрши, имя которой я ещё выучить не успела, навести мой съёмочный марафет. Всё тело моё подчинила себе апатия. Не хотелось абсолютно ничего: ни работы, ни развлечений, ни даже сигарет. Хотелось одного: чтобы меня все оставили в покое.
Достав из кармана толстовки пачку арбузной ярко-красной жвачки, я отправила себе в рот сразу два брусочка. Пока гримёрша, которая решила не трогать мой самодеятельный «смоки-айс», пудрила мне лицо, я умудрялась, оглядывая в отражении зеркала не обремененную лишней мебелью гримёрку, иногда надувать ярко-красные пузыри.
Когда я вышла из гримёрной, то почувствовала, что вкус жвачки постепенно начинает ослабевать. Недолго думая, я отправила в рот ещё один брусочек.
Я шла по коридору, держа в руках розданный позавчера сценарий, и, когда открыла, надувая очередной огромный пузырь, дверь костюмерной, оказалось, что она уже занята…
- Ой, прошу прощения, - я, немного застанная врасплох увиденным, быстро закрыла за собой дверь с обратной стороны костюмерной. Сердце сделало кульбит, заставив меня задышать чаще. Блин, что такого в том, что передо мной оказался мужчина, обнажённый по пояс с расстёгнутым ремнём на классических джинсах? Странная реакция. Хотя, знаете ли, когда этот полуобнажённый мужчина – ваш шеф, то такой инцидент воспринимается чуть ярче, чем следовало бы. Так или иначе, уже через пару секунд я стремительно шагала по коридору в неизвестном мне направлении и буквально через несколько секунд моего спринтерского забега услышала себе вслед торопливое:
- Лена!
Я прибавила шагу. Блин, чувствовала себя я при этом очень глупо – такое ощущение, что я сделала что-то противозаконное! Но всё же, убедив себя, что ничего сверхъестественного не произошло, я остановилась и обернулась. Виталий шёл в моём направлении, застёгивая на ходу пуговицы на ослепительно белой рубашке.
- М-м, Вы выучили моё имя? – Я придала лицу непроницаемое выражение и скривила губы в усмешке.
- Да я его и не забывал, - улыбнулся он, останавливаясь в нескольких шагах от меня. – Я пошутил вчера, вообще-то. Я знаю о тебе гораздо больше, чем ты думаешь. Это – моя работа, - он снова одарил меня ослепительной, стоящей, наверняка, не одну тысячу долларов, улыбкой. Я удивлённо посмотрела на него, хотя сама уже и так давно поняла, что он просто-напросто издевался надо мной. – Просто ты была такой доверчивой, что я не смог удержаться. – Он протянул мне широкую смуглую ладонь. – Мир?
Я, поджав губы, почувствовала резкий прилив неприязни к стоящему прямо передо мной человеку, несмотря на то обалденное тело, которое скрывала сейчас тонкая рубашка.
- Собаке своей жены мир предлагай. – Я прищурила глаза. Он усмехнулся.
- Как тебе будет угодно, - он опустил руку. – Я просто хотел, чтобы ты поняла меня правильно.
- Да я давно поняла, что ты не в своём уме, - хотелось нагрубить ему как можно сильнее, хотя я и понимала умом, что от расположения этого человека ко мне зависит моя работа. И, в насмешку, надула следом за своим высказыванием яркий пузырь жвачки.
- Ты можешь острить, сколько тебе хочется, главное, чтобы это не сказалось на качестве твоей работы. И на твоих профессиональных навыках, - он многозначительно кивнул с ухмылкой.
- О, спасибо за разрешение. К следующей нашей встрече придумаю что-нибудь пообиднее, - хмыкнула я, хотя, что странно, вся моя злость внезапно куда-то ушла.
- Удачи, Леночка, - он усмехнулся и, развернувшись, направился обратно к костюмерной.
Если бы я знала, какие именно «навыки» он имел в виду, я ни за что бы не стала ему грубить при этой встрече. Хотя нет, вру, стала бы.
После той знаменательной встречи я всё же посетила костюмерную и переоделась к съёмкам в вещи из гардероба моей героини-ученицы одиннадцатого класса.
Придя на съёмочную площадку, я направилась прямиком к ребятам, которые стояли в углу кабинета и о чём-то болтали. Среди общающихся я легко заметила высокую и звонкоголосую Лерку. Но дойти до толпы ребят мне помешал наш всезнающий и чем-то явно озабоченный режиссёр.
- Лен, тут кое-что переиграли…
Я, не понимая, к чему он клонит, спросила:
- В смысле?
- В том смысле, что за эту ночь в сценарий были внесены кое-какие коррективы. – Сергей задумчиво и с заметным недовольством почесал затылок.
- Какие ещё коррективы? – Я была удивлена и абсолютно растеряна. – И с каких это пор сценаристы работают по ночам?
- Они работают тогда, когда их «попросит» продюсер, и они за это деньги получают, - пояснил режиссёр, стуча по ладони козырьком кепки, которую он держал в другой руке.
- Ага. Ясно. – Я нацепила презрительную гримасу. Он уже и сюда влезть успел. Прелестно. – Так что за коррективы?
- Ну, в общем, теперь у твоей героини в сериале будет любовная линия… - Протянул с какой-то осторожностью в голосе Сергей.
- Ну, это я знаю, у меня ж по сценарию там воздыхатель-одноклассник есть, - ответила я, вздохнув с облегчением.
- Нет, Ленок, ты не поняла. – Он снова почесал затылок. – У тебя будет другая любовная линия – с преподавателем. – Он, ожидая моей реакции, с опаской взглянул на меня, словно боясь того, что я устрою ему разбор полётов. Он наверняка наслышан о моём немного взрывном характере, и, очевидно, ждал самого красочного его проявления.
- Поня-я-ятно… - Протянула я, догадываясь, чьих рук это дело. Кто еще мог настолько усложнить мне задачу? В особенности, учитывая его вчерашние угрозы по поводу усложнения моей работы. Вот гад. Ну, ничего. Не было ещё обстоятельств, которые могли бы вынудить меня отказаться от выгодной работы.
- С преподавателем химии. – Видимо, Сергей решил добить меня окончательно. Вот тут-то мне уже стало не по себе. Что это за выходки такие?! Ведь преподавателя химии будет играть…
- Которого будет играть генеральный? – Я, что есть сил, сжала ладони в кулаки. Сергей кивнул. – И когда я смогу получить свой НОВЫЙ сценарий?
- Внутри уже просыпался вулкан, который грозился взорваться в самый неподходящий момент.
- Сценарий будет завтра. Завтра, по ходу же дела, и начнём снимать. Сценарий, насколько я понял, переписан капитально. Поэтому сегодня мы продолжаем снимать сцены, которые не относятся к твоей любовной линии, а завтра начнём снимать её. Дело в том, что Виталик через пять дней улетает на неделю в Вену, и сцены с его участием будут сниматься в срочном порядке. В общем, всё не как у людей, - Сергей вымученно улыбнулся. Внутри у меня всё сжалось – почему-то безумно не хотелось видеть этот «подкорректированный» сценарий. А известие о том, что снимать всю эту муть придётся уже завтра и в довольно плотном графике, просто выбило меня из колеи. Уж чего-чего, а серьёзных любовных сцен я не играла никогда. Злости на продюсера не было, было жгучее желание показать, на что я способна – он ведь именно на это рассчитывает, так?
Спустя пару часов, во время перерыва, где-то около трёх часов дня, я стояла на школьном крыльце. На улице – мороз, в голове – бедлам.
Честно, сил уже нет курить. А никак не получается отлепить от пальцев очередную сигарету. Лерка со съёмок давно свинтила – у неё роль поменьше, чем у меня, а я до сих пор торчу на работе.
И такое ощущение противное на душе… кажется, будто меня кто-то очень серьёзно подставил. А ведь так оно и есть – мне этот новый сценарий ну просто поперёк горла! Ещё ведь выступление завтра в клубе, а я ещё на базе не была – меня Антон, ну, агент мой, наверное, прибьёт. Надо бы песню новую отрепетировать, программу подогнать. А завтра и без этого, оказывается, ожидается проблемный денёк.
Я стояла на школьном крыльце, дышала холодным воздухом, выпускала в этот самый воздух колечки дыма (о, как я была горда, когда научилась выпускать дым колечками, словами не передать), как вдруг услышала позади себя неприятное цоканье.
- Ай-яй-яй, как нехорошо девочке курить, - хотелось развернуться и хорошенько влепить кое-кому между глаз, да вот одна рука была занята сигаретой, а вторую было лень доставать из тёпленького кармана на морозный воздух.
- Слушай…те, шеф, не портьте сотруднику законный перерыв, - раздражённо отозвалась я, стряхивая пепел на ступеньки крыльца. Уши сильно продувало – шапку я не надела, а для того, чтобы надеть капюшон, опять же, надо было вытаскивать руку из кармана. Засада, в общем. Волосы колыхались на ветру, а тонкая майка под курткой напоминала мне о собственной непредусмотрительности – толстовку я оставила в комнате отдыха.
Но он нашёл новый повод, чтобы ко мне придраться. Он обошёл меня, встал рядом и, достав из собственного кармана пачку сигарилл, поучительно произнёс:
- Тебе с чёлкой лучше, - я лишь презрительно хмыкнула. Тоже мне, эстет. Хотя…вкус у него определённо есть: чего стоит только его безупречная рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами, поверх которой накинут сейчас тёмно-коричневый пиджак.
- Вот спасибо, а я-то уж думала, кто мне откроет глаза на полное отсутствие у меня чувства стиля, – я закатила глаза, немного злостно стряхнула пепел, после чего попросту выбросила мимо урны недокуренную сигарету.
- Слушай, чего ты такая агрессивная, а, Елена? – ой, взгляните-ка на него: ну, прямо сама невинность! Он так посмотрел на меня, будто относится ко мне с искренней доброжелательностью, будто я – монстр, а он – сущий ангел.
- Правда? Это я, значит, агрессивная? – Я приподняла брови в удивлении. - Это я, значит, сценарий меняла, я себе сама жизнь усложняла? – Я встала в горячо любимую мной позу: руки скрещены на груди, нога отставлена в сторону.
- Ой, простите за неудобства, - усмехнулся он, прикуривая. Края расстёгнутого пиджака его чуть развевались, продуваемые ветром. Он, не глядя на меня, прищурил ярко-синие глаза, выдувая изо рта густой плотный дым.
- Слушай, а зачем тебе это надо? – не унималась я. Мало того, я безо всякого зазрения совести обратилась к нему на «ты», но его, однако, это, на вид, совершенно не смутило. – Ты ведь и себе жизнь усложняешь. Теперь ведь работы тебе будет в несколько раз больше. – Я поправила низ куртки и прищурилась, взглянув на него. Такое холодное спокойствие было в надменном выражении его лица, что я невольно стушевалась – меня всегда смущали такие люди, по лицу которых нельзя наверняка предугадать, о чём они думают.
- Много ты понимаешь, - усмехнулся он, взглянув сверху вниз на меня. Чёрт, почему я ниже его почти на голову! Чувствую себя маленькой и беззащитной перед ним, особенно когда он такой. Такой неприступный, что ли. – Это не из-за тебя, да и даже не из-за меня, - глядя куда-то прямо перед собой, снова прикурил он, - Просто решил пойти на небольшую провокацию…любовные отношения между учителем и ученицей – это ведь так осуждаемо обществом. Но, ведь, как говорится, запретный плод сладок. – Он бросил на меня быстрый насмешливый взгляд и снова перевёл его куда-то на дорогу.
- Ага, - шумно вдохнула носом воздух я, - на примитивных человеческих инстинктах играем, да? – я усмехнулась. Всё-таки этот человек явно пропитан насквозь сиропом своей среды: природный цинизм вкупе с хладнокровием и лукавой откровенностью в глазах внушали мне чувство глубокого недоверия. Да ещё и постоянные смены его настроения – не могу понять, что ему от меня надо. Постоянные зацепки за мои мелкие недостатки, постоянный оценивающий взгляд в мою сторону – всё это внушало мне чувство крайней неуверенности в себе – аж тошно от этого ощущения.
Чтобы избавиться от жующего ощущения в груди я решила пожевать что-нибудь по-настоящему и достала из кармана пачку жвачки, и положила в рот пару ярко-красных брусочков.
Он бросил на меня искоса насмешливый взгляд и стряхнул пепел с сигариллы.
- И много у тебя вредных привычек? – спросил он, глядя, как я разжёвываю затвердевшие на холоде брусочки жвачки.
- Да навалом, - отозвалась я, засовывая руки в карманы свисающих до колена джинсов и дерзковато усмехнулась: - Курю, пью, ругаюсь матом, веду разгульный образ жизни, регулярно в ночных клубах бываю. Не люблю котят, люблю запах лекарств в аптеке и мечтаю о муже-байкере.
- Правда? – Он приподнял брови, удивлённо взглянул на меня, хотя, чего удивляться-то? Неужели я выгляжу, как пай-девочка?
- Правда, - насмешливо ответила я, глядя на его удивление. – Ну, кроме мужа-байкера, - напоследок добавила я, развернувшись и собираясь уйти с крыльца, чтобы вернуться, наконец, в тепло – нос мой уже порядком замёрз.
На что Виталий в ответ рассмеялся – видимо, именно известие о моей мечте его удивило больше всего, и теперь его удивление сошло на нет.
- А какого мужа ты себе хочешь на самом деле? – напоследок спросил он. Я, не раздумывая, ответила, бросив через плечо:
- Никакого.
- Совсем?
- Совсем, - усмехнулась я и всё-таки направилась в здание.
Глава 4.
Смеха ради
И снова утро нового дня… достало, блин. Все утра - одинаковые. Хорошо, хоть вечера различаются.
Встала, приняла душ, выпила чашку кофе – это мне было просто необходимо.
Во-первых, вчера допоздна я работала на базе – Антон, когда, наконец, увидел меня на моей первостепенной должности в качестве музыканта, высказал мне всё, что думает о моей, цитирую: «грёбаной Санта-Барбаре».
Во-вторых, полночи я не спала из-за непонятной тревоги, поселившейся где-то внутри, отчего мне казалось, что меня две. Одна часть меня безумно хотела попробовать себя в новом амплуа, в амплуа коварной соблазнительницы обыкновенного школьного учителя, а другая часть меня (и эта часть пока что пересиливала) – хотела просто беспринципно послать всё к чёртовой матери и вернуться, так сказать, «к корням», то бишь записать альбом, отправиться в свой первый, пусть и небольшой, гастрольный тур по Европейской части России… И та неизвестность, что ждала меня сегодня, не давала мне уснуть – этот непонятный мужчина всё не давал мне покоя. Такое ощущение, что он всё-таки чего-то от меня хочет. Только вот чего? Не меня, разумеется. Но чего-то всё-таки ждёт…
Почему я так думаю? Да потому, что он смотрит как-то странно. Постоянно словно оценивает меня, словно раздумывает, правильно ли он сделал, что взял меня в этот сериал. Не очень, если честно, мне нравится его отношение ко мне – не могу понять, что он скажет или сделает в следующую секунду: то он нагло придирается ко мне, то устраивает показную игру в любезность, то попросту игнорит меня по полной.
Так или иначе, я выясню, почему именно я - объект его нездорового внимания, и, может быть, наконец, сумею подобрать верную тактику по дрессировке этого неведомого зверушки – никому не позволю заставить меня чувствовать себя беззащитной, меня, семь лет проведшую на ринге и сломавшую не один аккуратненький носик крутую гитаристку.
Моё своевременное появление в школе осталось, к глубочайшему моему сожалению, незамеченным.
Я пришла раньше Леры, раньше других ребят-актёров и, кажется, даже раньше режиссёра. Пока мне наносили грим, я прокручивала в голове строки новой песни, чтобы хотя бы мысленно прорепетировать её перед вечерним выступлением, и, когда меня закончили гримировать, как на каторгу, направилась за сценарием.
Когда Сергей отдал мне тоненькую папку, я даже вздохнула с облегчением, ведь, судя по количеству листов в этой папке, объём моей работы на сегодня довольно невелик. А это мне было очень даже на руку, ведь перед выступлением мне не мешало бы хорошенько отдохнуть.
***
Кажется, я говорила о небольшом объёме работы? Фиг вам! Это самое цензурное, что я могла сказать, прочтя то, что успели накропать господа-сценаристы за ещё одну бессонную ночь.
- Что за?.. – не удержавшись-таки, возмутилась я, и, с раздражением захлопнув папку со сценарием, направилась к Сергею.
- Сергей Владимирович, я, конечно, всё понимаю, но Вам не кажется, что это – перебор? – Я, насколько возможно спокойнее положила папку на край его стола.
Сергей поднял на меня усталые глаза, снял окуляры, протёр стёкла очков и, вздохнув, ответил:
- Лен, это – не ко мне. Я тут, как выясняется, такая же рабочая лошадка, - он сложил руки перед собой и указал ладонью мне на кресло, намекая на то, чтобы я присела. Я послушалась, от бессилия мне казалось, что я вся сделана из ваты. Как же хорошо, что я снова спрятала под чёлкой глаза, чтобы не было заметно, что я вне себя – это всё-таки не в моих правах – осуждать сценаристов. Присев в кресло, я снова услышала голос режиссёра: - Сценарий перекроили, что называется, «от» и «до». И я тоже от этого не в восторге, поверь. – Он с сожалением покачал головой.
- А я-то в каком «невосторге», - пробурчала я, сложив руки на груди. – Ученица одиннадцатого класса зажимается в школьном коридоре с собственным учителем. Ладно бы ещё там всякие высокие чувства, осторожные взгляды, многозначительные фразы – это ещё куда ни шло. А тут, блин, тупое лапание и обжимание! Не то, чтобы я была супер-гипер-моралисткой, - я не смогла сдержать усмешку. Сергей улыбнулся. – Но даже я считаю, что это – слишком. – Кивком головы указала в сторону лежащей на его столе папки со сценарием я.
- Я понимаю, Ленок. – Вздохнул он. – Но ничего не попишешь, я здесь, как выяснилось, права голоса не имею. – Он раздражённо потянулся к пачке сигарет, лежащей возле пепельницы на его столе. – А снимать нам это всё равно придётся, причём сегодня. Вашу пару зритель «раскусит» неожиданно, мы специально запустим этот кадр, не подготавливая их предварительно, не давая им поводов для подозрений. Просто так вот: бац! – и они уже свидетели вашей страшной тайны…Ты – ученица одиннадцатого класса, душа компании, спортсменка, активистка, немного хулиганка, но в целом – просто обаятельнейшее создание, которое умело и успешно своим обаянием пользуется. А он – школьный учитель, немного за тридцать, неженатый, с неустроенной личной жизнью, добрый и отзывчивый, любимец учеников…но никто из них и не догадывается, какой скелет он прячет в своём шкафу – связь с собственной ученицей… Причём не просто невинный флирт, хотя даже он осуждаем обществом, а полноценные, вполне взрослые, страстные отношения с семнадцатилетней девушкой. Шок, а? – Он усмехнулся. Я шумно выдохнула: ну и больная же фантазия у этих сценаристов! И у этого продюсера…
- Мне нечего сказать, - я раздражённо хмыкнула, и, встав с кресла, нервно отлепила папку со сценарием от стола и стремительным, нервным шагом покинула режиссёрскую.
***
Милый выдался денёк. Партнёр мой по съёмкам катастрофически опаздывал, а я сама, уже в который раз, сидя в зелёном кресле, пробегала глазами тупой сценарий.
«Лена идёт по пустому школьному коридору, опаздывая на урок – звонок уже прозвенел. Поправляет сумку на плече. Видит открывающуюся дверь учительской, замечает выходящего из неё преподавателя и быстро прошмыгивает за лестницу. Выглядывает из-за лестницы. Воровато оглядывается».– М-да, прям шпионский роман.
«Александр Александрович выходит из учительской и идёт в направлении своего кабинета, но, проходя мимо лестницы и услышав покашливание, оборачивается и видит улыбающуюся Лену. Та жестом, молча, подзывает его к себе». - Нет, ну, точно, шпионский романчик!
«Он оглядывается по сторонам, потом снова направляет взгляд на Лену, прищуривается, после чего направляется к ней.
А.А.
Ты чего тут?
(подходит к ней, окидывает ласковым взглядом)
ЛЕНА
Вас, Сан Саныч, пасу.
(улыбается, бегло оглядывает его лицо)
А.А.
О, не знал, что меня надо пасти!
(деланно удивляется)
Я что - бык, гусь?
(усмехается и перекладывает папку с документами из одной руки в другую)
ЛЕНА
Баран Вы, Сан Саныч.
(широко улыбается, вынимает из его руки папку и откладывает на стоящий под лестницей маленький шкафчик с принадлежностями уборщицы)
А.А.
(с наигранным возмущением, борясь с улыбкой)
Чего? Андреева, ты как с преподавателем разговариваешь?
(упирает руки в бока, насупившись)
ЛЕНА
Ну, а как ещё назвать мужчину, который, увидев любимую женщину, вместо того, чтобы поцеловать её, спрашивает: «Ты чего тут»?
(приподнимает брови, тоже упирается руками в бока, не переставая улыбаться)
А.А.:
Тише, дурёха.
(опускает голос на полтона ниже)
Ты бы ещё на уроке мне это сказала.
(неодобрительно качает головой)
Мы же в школе.
ЛЕНА
И что?
(хмурится)
Как будто в первый раз, честное слово!
(Закатывает глаза, после чего замечает, что он тянет руку в папке, лежащей на шкафчике под лестницей. Опережая его, хватает папку и отступает под лестницу)
А.А.
(обречённо качает головой, усмехается)
Давай сюда папку, мне на урок пора.
ЛЕНА
Ага, сейчас!
(Манит его рукой)
Отними!
А.А.
Лена, я знаю, чего ты добиваешься.
(Ухмыляется, прищуривается, идёт под лестницу, приближаясь к ней)
Лена:
Так чего же ты ждёшь?
(наклоняет голову вбок и заводит папку за спину, подходит вплотную к стене, так, что теперь из коридора её заметить не представляется возможным)
А.А. вплотную подходит к ней, заводит руку ей за спину, то ли обнимая, то ли пытаясь достать у неё из-за спины папку)
КРУПНЫЙ ПЛАН.
Оба молчат, выжидательно смотрят друг на друга.
А.А. заводит вторую руку ей за спину, осторожно обнимает, после чего вплотную прижимает её к стене, чтобы из коридора их было совсем незаметно.
В глазах Лены нетерпение, приоткрывает губы, продолжает выжидательно смотреть ему в лицо.
А.А., медленно наклоняясь к ней, целует, сначала медленно, потом страстно. Прижимает к себе. Папка из её рук падает на пол.
ДАЛЬНИЙ ПЛАН.
А.А.
Избалованная ты, Андреева.
(Улыбается, отстранившись, и наклоняется, чтобы поднять папку с пола)
ЛЕНА
Сам виноват.
(Усмехается, берет со шкафчика свою школьную сумку, подмигивает преподавателю и, провожаемая его влюблённым взглядом, удаляется вдоль по коридору)».
Жесть. Во даёт современное телевидение – аморалка ещё та. Мало того, что мужик на четырнадцать лет старше девчонки, так ещё и её учитель. Я бы – да никогда бы! Мало того, что он для неё старикан, так ещё и зажимает её по школьным углам…ужас. Но ещё страшнее мне было думать о том, как сегодня я буду всё это играть. Но даже не это было для меня самым интересным. А самым интересным для меня было то, как всё это будет играть наш уважаемый продюсер, примерный семьянин, который ни шагу налево, судя по Леркиным рассказам. Вот, например, вчера она рассказала мне, ну, как бы между прочим (любит она судачить о нашем съёмочном составе – и, оказывается, много чего знает о многих), что жёнушка нашего продюсера частенько пасётся у него на работе. В офис к нему постоянно наведывается (пирожки приносит, что ли?), правда тут, слава Богу, пока что не появлялась. Хотя, мне то что. Пусть приходит, хоть поглядим на то, как выглядят жёны миллионеров, так, смеха ради.
***
Когда явно озабоченный чем-то господин начальник открыл дверь в гримёрную, я недовольно взглянула на часы - он опоздал почти на час. Нормально, значит. Моё время никто не бережёт – типа, у меня его – завались! В семь у меня - выступление, а сейчас – половина первого. Во-первых, его должны еще загримировать. Во-вторых, он должен еще ознакомиться со сценарием…Ещё около сорока минут. Неизвестно, во сколько мы закончим эту тупую сцену снимать… а потом мне ещё за инструментом на базу – и чесать аж в Мещанский из Братеево! Интересно, это кого-нибудь волнует, кроме меня? Вряд ли. Так или иначе, в тот момент меня переполняло чувство праведного гнева.
- Опаздываем, гражданин начальник, - с явным недовольством протянула я. Мало того, что с его подачи весь сценарий изгадили, так он ещё и время моё отнимает.
Он, снимая пальто, повернулся ко мне и, смерив меня удивлённо-надменным взглядом, тактично промолчал.
Но меня уже понесло:
- Ах, да. Какая же я глупая, видимо, весь мозг себе перекисью уже извела – начальство же не опаздывает…Оно ведь задерживается! Как же я могла забыть? – Мой сарказм явно был лишним, но то выражение лица, с которым меня оглядывал продюсер, меня просто вывело из себя: он смотрел на меня так, будто на мне сейчас были клетчатая пижама и тюбетейка. Тем не менее, я, выразительно хлопнув себя по коленям, поднялась с кресла и, взяв с ручки кресла папку, направилась к двери. В спину мне раздался голос в явно наигранном удивлённом тоне:
- Елена, Вы почему так агрессивно настроены? У Вас, наверное, критические дни? – «Заботливо» поинтересовался он, нагло ухмыляясь.
Меня передёрнуло от такой наглости. Кровь в висках вскипела. Но я всё же удержалась от того, чтобы преодолеть расстояние между нами и не врезать ему под дых.
- А Вы тогда чего такой нервный? У жены – критические дни? Понимаю… и хочется, и колется. Сочувствую. – Мне на секунду показалось, что я перегнула палку. Но уже через секунду мне перестало так казаться.
Столкнувшись взглядом с его наглыми ярко-синими глазами, я не заметила ни толики злости или негодования – лишь иронию. Скупая ирония сейчас наполняла его взгляд, а поза была расслабленной и абсолютно уверенной. Странно, неужели эта бесцеремонность сойдёт мне с рук?
- Я ценю Ваше остроумие, Лена, но сомневаюсь, что оно поможет вам на данном рабочем месте, - он снисходительно улыбнулся. Чёрт, как же я ненавижу снисходительные улыбки!