Сейчас шкуры сняты все. Реальность обнажена так, как не была обнажена может быть никогда в истории человечества. Для всякого вождя и для всякой шкуры техника современной “науки” еще может подыскать достаточно жуликоватые объяснения. Но вся сумма обещаний, вождей, шкур и реальности так удручающе очевидна, так безнадежно бесспорна, что, может быть, совет Забытого Автора мы примем, наконец, всерьез. И будем судить: слова — по словам, и дела — по делам.
Волки и овцы
Я не хочу утверждать, что все социалисты Европы были волками в овечьей шкуре. Их подавляющее большинство состояло из баранов в волчьих шкурах. Эту последнюю категорию лучше всего персонифицировать в А. Ф. Керенском, “первенце русской революции” и первом социалистическом премьере русского революционного правительства. Его имя — может быть и без какой бы то ни было личной вины с его стороны, стало исходным пунктом для всякого рода презрительных неологизмов: “керенки”, “керенщина” — символом чего-то бессильного и бестолкового. Сидя на министерском посту, Керенский произносил речи, переполненные клятвами и угрозами: он не допустит, он не потерпит, он раздавит, он будет стоять до последней капли крови. Ленин не произносил почти никаких речей, а Сталин и вовсе никаких. Ленин был вообще очень плохим оратором, одним из худших, каких я когда-либо слыхал, а Сталин по тем временам по-русски говорил не без некоторого труда. Словом — Керенский говорил, а Ленин и Сталин оттачивали свои зубы без речей. И когда дело дошло до зубов — то Керенский сбежал без всякого пролития крови — по крайней мере своей. На будущих аукционах любители исторических сувениров, вероятно, заплатят хорошие деньги за ту женскую юбку, на которую А. Ф. Керенский сменил наряд из волчьей шкуры. Керенский бежал из Зимнего Дворца, переодевшись в женское платье, предоставив защиту и царского дворца и революционной демократии женскому ударному батальону.
Приблизительно по той же схеме — сняли свои революционные боевые шкуры германские социал-демократы, итальянские социалисты всех оттенков, польская социалистическая партия, чешская социалистическая партия — и многие другие. Иногда это носило отпечаток трагедии. В большинстве это оказалось фарсом. В сумме это привело к катастрофе.
Находясь в здравом капиталистическом уме, трудно, собственно, представить себе: как это люди могли верить тому истинно вопиющему вздору, который обещали им торговцы невыразимо прекрасным будущим? Лев Троцкий обещал всякому комсомольцу гений Платона или Аристотеля. Лабориола и Каутский не очень отставали от Троцкого — или, точнее, Троцкий слегка обогнал их. Ленин в “Правде” 1922 года писал о том, что лет через десять научного социалистического — то-есть ленинского, строя, люди будут работать по несколько часов в день и только несколько лет в своей жизни, лет этак пять — десять. На ту сумму материальных благ, которые они по социалистической системе успеют произвести за эти немногие часы и годы своей работы — они смогут спокойно наслаждаться всей своей остальной жизнью: жить в Давоссе или в Ницце, в Крыму или где им будет угодно, и социалистическое правительство будет добросовестно и аккуратно высылать им их социалистическую ренту. Муссолини обещал “математически гарантированную победу” римских Лаццарони, а Гитлер строил свою Имперскую Канцелярию сразу на тысячу лет. Трудно сказать, в какой именно степени вожди социализма верили своим собственным словам. Вот, верил же Фурье в в своих летающих тигров! Фурье был клиническим сумасшедшим. Но ведь люди верили и Фурье! Троцкий сумасшедшим, кажется, не был. Кто-то верил и Троцкому... Но я никак не могу себе представить, чтобы Троцкий, Ленин и Сталин верили бы хотя бы единому слову, с которым они обращаются к “массам”...
К вопросу о первом социалистическом соревновании в истории — о соревновании в обещаниях, я вернусь несколько дальше. Пока что желательно установить тот факт, что волки в овечьих шкурах, обращаясь к баранам в юбках и штанах, сами попадали в условия жесточайшей конкуренции — именно она привела позже к взаимоистреблению. Каждый из вождей больше всего боялся, как бы не оказаться “отсталым”, как бы его не опередил его более левый конкурент. Боязнь оказаться несколько правее откровенного сумасшедшего дома, определила собою весь ход европейской демагогии. Вождь Номер Первый предлагал трехчасовой рабочий день. Вождь Номер Второй был вынужден предложить двухчасовой. Вождь Номер Первый обещал невыразимо прекрасное будущее на послезавтра. Вождь Номер Второй был вынужден обещать его на завтра. В общем, как показала практика, побеждали люди, обещавшие все и на сегодня вечером. “Муки рождения” на несколько часов и невыразимое блаженство до скончания мира. Впрочем, даже и “муками рождения” должны были расплачиваться эксплуататоры. “Угнетенные” не теряли и теоретически не могли потерять ничего, “кроме своих цепей”. Так говорил Маркс. Приблизительно то же говорили и остальные.
Гениальность Аристотеля и Платона, обещанная товарищем Троцким комсомольцам, летающие тигры, обещанные ситуайеном Фурье французским баранам, Давосс и Ницца, обещанные Лениным русским ягнятам — все это можно считать крайностью, преувеличением, — вообще чем-то вполне укладывающимся в некую среднюю схему социалистических обещаний и программ. Как, с другой стороны, можно считать некоторой социалистической крайностью английских фабианцев, обещавших рай земной лет этак через пятьсот. Или — через пять тысяч. Фурье с его летающими тиграми и Эттли с его национализацией железных дорог можно считать самым левым и самым правым флангами общей социалистической линии. Как я уже говорил — м-р Эттли в своей политике ничем существенным не отличается от Николая Второго Кстати: в стране м-ра Эттли в августе 1917 года происходили еврейские погромы, так же, как в стране Николая Второго в 1907 году. В обоих случаях — по той же причине. В обоих случаях — подонки городов громили консервативное еврейство за преступления еврейских подонков — Бунда в России и Иргун Цво Леуми — в Палестине, так же, как Фурье ничем не выделяется из среднего уровня психиатрической больницы.
Эттли и Фурье мы можем считать нетипическими явлениями. Но были даны обещания, подписанные всеми социалистами мира. Вот эти обещания:
1) мир между народами;2) мир и свобода внутри каждого народа; 3) отмена смертной казни;4) невиданный рост всяческого благополучия, и 5) невиданный расцвет всяческой культуры.
При всяких поправках на человеческие слабости и ошибки, страсти и пороки, дела всех этих людей стали сейчас совершенно наглядными, абсолютно бесспорными для каждого человеческого существа, наделенного нормальными человеческими глазами и нормальной человеческой совестью. Отпадает даже ссылка на всякие локальные или хронологические случайности: во всех странах, где эти люди и дела их пришли к власти — ход событий развивается с истинно железной закономерностью: на востоке и на западе, в некультурной России и в культурной Германии, в католической Испании и в православной Югославии — при Ленине и Сталине, Бела Куне и Гитлере, Муссолини и Тито. Вот эти дела — в том же порядке, в каком были приведены слова.
По пункту первому — о мире.
а) Всеобщий мир начался с организации целого ряда гражданских войн: в России, в Германии (Баварская советская республика), в Венгрии (Венгерская советская республика), в Китае, в Финляндии, Испании, Австрии, Италии, Болгарии и прочих. Сорвались попытки организации гражданской войны в Англии (забастовка 1926 года) и в САСШ (демпинг для поддержки кризиса).
б) В тех странах, где гражданская война закончилась победой одной из философий — в России, Италии и Германии — после уничтожения буржуазных конкурентов в борьбе за власть, победители стали истреблять всех социалистических конкурентов. Истребив социалистов всех иных партий, они стали истреблять конкурентов в своей собственной.
в) Истребив внутри своих стран своих домашних конкурентов, все победившие вожди всего обновленного человечества начали судорожно готовиться к истреблению внешних. Начав свои карьеры с протестов против империализма, вооружений, постоянных армий и “милитаризма” — СССР, Италия и Германия начали в мирное время ковать оружие в масштабах, никогда невиданных ни при каком капитализме. Вся жизнь народов победивших социализмов оказалась подчиненной режиму казармы и военного завода. Подготовка СССР к “тотальной войне” началась за шесть лет до прихода к власти Адольфа Гитлера, — когда ни с какой стороны ни о какой угрозе для СССР не могло быть и речи. Там, — где победившие социализмы воевать не собирались или не могли, — они всеми силами старались спровоцировать чужие войны. Так, СССР своим договором с Гитлером спровоцировал нападение Германии на Польшу, Германия всей своей политикой толкала на войну Японию, Италия вооружила абиссинских “расов” — и все три системы старались по мере всех своих сил увеличить хаос во всем остальном мире. Договором 23 августа 1939 года Советская Россия обязалась снабжать Германию хлебом, нефтью, марганцем и, в особенности, смазочными маслами, так необходимыми для войны против демократий. Через неделю после этого договора Германия начала войну. Сейчас Советская Россия разжигает войны в Китае, на Балканах, в Индонезии и Индокитае, открыто или скрыто стоит за спинами тех пролетариев всех стран, которые в простоте душ своих полагают, что обилия хлеба, масла, штанов, жилищ и безопасности проще всего достигнуть путем прекращения работы.
Итак, обещания всеобщего мира были реализованы сначала в виде гражданских войн в своих собственных странах, потом в попытках организации гражданских войн заграницей, потом в превращении своих собственных стран в сплошные вооруженные лагери, потом в провокации всяких войн в мире, потом в виде второй мировой войны — и сейчас в виде подготовки к третьей мировой войне.
По пункту второму — о свободах.
а) Организация всяческих свобод, прокламированных в течение столетий, началась с устранения всего населения всех последовательно социалистических стран от какого бы то ни было участия в решении своих собственных судеб. “Волю народа” заменила воля вождя, повелевающего единой партией, проводящего свою политику путем беспощадного подавления и массы, и ее мнений, и ее интересов.
б) “Всеобщее, равное, прямое и тайное” избирательное право, только еще вчера прокламированное всеми социалистическими партиями, превратилось из права в повинность, выполняемую под надзором тайной полиции.
г) Все органы самоуправления и даже самообслуживания заменены централизованной бюрократией, подчиненной полиции, партии, вождю. Все население страны подчинено полицейскому участку, который хуже всякого иного в мире хотя бы по одному тому, что никакой иной полицейский участок в мире не наделен такой властью, какою наделен социалистический.
д) Гласный суд заменен тайными судилищами, и их произволу отдан каждый гражданин страны — от пастухов до министров. От свободы слова, совести, союзов и прочего — не осталось ни следа: “вся власть трудящимся” оказалась всей властью над трудящимися.
е) Однако, все это есть не только лишение свободы, — не только запрет сочувствия какому бы то ни было иному общественному строю — кроме декретированного Вождем — это, сверх того, есть поддерживаемое террором принуждение этому строю сочувствовать, его укреплять и его всячески восхвалять. Человек, который в Германии, Италии или СССР стал бы восхвалять Рузвельта или Черчиля — был бы расстрелян. Но, рано или поздно, попадают под расстрел и люди, которые уклоняются от восхваления Сталина, Гитлера или Муссолини. От “трудящихся” победивший социализм потребовал не только отказа от свободы — от всякой свободы. Он, трудящийся, кроме того, обязан — под угрозой гибели — ежедневно демонстрировать свое восхищение перед режимом голода, рабства, унижения всякого человеческого достоинства.
Итак, в результате победы философски обоснованного и научно неизбежного прекрасного будущего — люди не только не получили новых свобод, но оказались лишенными и тех, которые они имели при “реакционных режимах” Романовых, Гогенцоллернов, Габсбургов и других. Им, трудящимся, было сказано, что им нечего терять, кроме цепей. Они получилитолько цепи. И их, под угрозой смерти, заставляют эти цепи славословить и целовать.
По пункту третьему — о процветании >
а) Россия, первая вступившая на путь последовательного социализма, из недавней житницы Европы превратилась в страну хронического голода, который временами обострялся до людоедства. Американская Администрация Помощи (АРА) точно также снабжала умиравших от голода детей социалистической России капиталистическим продовольственным пайком, как сейчас другая американская организация — УННРА — снабжает тем же пайком тех же социалистических детей — только уже не одной России, а всей Европы. Вместо хлеба — трудящиеся России получили военно каторжные заводы, трудящиеся Германии — пушки вместо масла и трудящиеся Италии — Абиссинию вместо макарон.
б) За хлебным голодом последовали и все остальные мыслимые его разновидности: жилищный, топливный, одежный, бумажный, культурный, и прочие. Жизнь постепенно стала приближаться к идеалу тюрьмы, основанной на принципах самоснабжения — какими были тюрьмы древнего востока.
в) Вся хозяйственная жизнь всех революционных стран оказалась направленной вовсе не к удовлетворению потребностей трудящихся, а к насыщению воли к власти Вождя и жажды привилегий правящей партии. Все строилось для власти — то-есть для войны. Трудящимся оставались только объедки.
г) Сельское хозяйство подорвано на десятилетия: скот вымер, поля засорены, леса вырублены, ликвидированы самые хозяйственные элементы крестьянства. Разгромлены ремесла, выросшие веками. В СССР в 1935 году правительство уже не смогло найти людей, еще сохранивших технику кустарного художественного ремесла. В Германии уже нет молодежи, которая могла бы принять на себя наследство старинного и высококвалифицированного немецкого ремесла. Но: созданы ни для какой нормальной жизни ненужные гиганты военной промышленности и воспитаны миллионные кадры ни для какой нормальной жизни ненужных людей: сыщиков, плановиков, председателей колхозов, или бауэрнфюреров, красных директоров или трейгендеров, пропагандистов и лжецов, философов диалектического материализма и профессоров гегелевской диалектики; воспитаны десятки миллионов молодежи мужской и даже женской, которые ни на что, кроме войны, не годны, и которые ничего, кроме ненависти, не знают. Вся хозяйственная жизнь всех революционных стран подчинена полностью интересам слоя подонков, паразитирующих на хозяйственном строе, возведенном на самых современных философских и идиотских основаниях. Этот слой не производит ничего. Но он и другим ничего не дает производить.
Итак, общественный строй, воздвигнутый на основах материалистической философии — разных материалистических философиях — привел, прежде всего, к такой материальной нужде, которая грозит, если не вымиранием, то по крайней мере физическим моральным вырождением целых племен, слоев и народов. Жалкие крохи лабораторных достижений тоталитарной науки бесследно тонут в болоте полного и всеобщего хозяйственного развала.
По пункту четвертому — об отмене смертной казни Начав свои карьеры с протестов против смертной казни, как против варварской системы наказания, победившие социалистические партии ввели смертную казнь сначала для своих классовых врагов, потом для своих соперников по социализму, потом для своих товарищей по партии, потом для своих политических братьев — (Бухарин и Рем).
б) Смертная казнь введена для всего населения страны — в том числе для женщин и детей. В СССР смертной казни подлежали дети старше 14 лет. Она применяется по поводам, по каким не применялась никогда и нигде в мире. Все варианты “саботажа”, “вредительства”, “измены народу” и прочего в этом роде караются смертной казнью. И германская и русская революции казнили смертью детей, которых эти же революции лишили семьи, хлеба и Бога. Но эти же революции казнят и самих себя: принцип истребления доведен до логического конца.
в) Смертная казнь получила массовое применение. И в этом своем новом качестве она превратилась в орудие физического истребления целых слоев, наций, классов и рас. В России действует по преимуществу классовый принцип, в Германии действовал по преимуществу расовый. Но человеку, которого ведут на казнь, решительно все равно на эшафоте какой философии отправят его на тот свет: на основах Гегеля, стоящего на своей собственной голове, или на основах Маркса, поставившего гегелевскую философию с головы на ноги.
г) Истребляя враждебные классы или расы, — победивший социализм обескровливает и свои собственные. Как общее правило, истребляются лучшие представители и народа, и класса: те, у которых осталась воля к свободе, воля к сопротивлению, у кого остались талант, инициатива, совесть, нормальный человеческий здравый смысл. Остаются жить пресмыкающиеся. Истребляется все то, что возвышается над пресмыкающимся уровнем. Истребляются лучшие гены грядущих поколений.
д) И, наконец, как завершение карательной и истребительной системы социализма — введен институт заложников. Каре подлежат не только виновный, но и его семья. Или, иначе: наказанию подлежат заведомо невиновные и ни в чем не обвиняемые люди. Это — самая сильная сторона тоталитарных режимов. В очень многих сердцах есть достаточное количество мужества, чтобы смотреть в глаза собственной смерти. Но почти невозможно идти на свою смерть, зная, что за ваше преступление — или за ваш подвиг — власть будет пытать вашу мать или вашу дочь. Институт заложников связывает лучшую часть нации: ту, которая готова жертвовать своей жизнью, но которая останавливается перед жертвой жизнью близких своих.
Итак, смертная казнь вошла в обиход, стала основным стержнем устрашения масс и удержания власти. Террор всякой революции — французской, немецкой и русской — направлен не только против классовых врагов — или расовых врагов — он направлен против всей нации, — а в перспективе — против всего человечества. Владыки последовательно революционных стран Робеспьер — Сталин — Гитлер — ввели террор вовсе не для того, чтобы удовлетворить свою собственную кровожадность, и вовсе не для подавления расовых или классовых врагов народа. Вся конструкция революционного и тем более, социалистического общественного строя является противуестественной конструкцией — и поэтому может быть поддержана только противуестественными мерами. Из всех этих мер смертная казнь является основной мерой. И смертная казнь становится альфой и омегой внутренней политики социализма.
По пункту пятому — о культуре: Если вся хозяйственная жизнь страны подчинена закону убийства — террору и войне — то вся духовная жизнь подчинена закону ненависти. На ненависти никакой культуры создать нельзя. И если материальная культура кует оружие для мировой власти Робеспьера-Сталина-Гитлера — то этому же требованию должна удовлетворять и духовная культура. Писатели подвергаются цензурным и всяким иным преследованиям не только за то, что они пишут, но и за то, чего они не пишут. Всякое творчество превращается в проституцию, отказ от которой оплачивается гибелью. Советский сатирик М. Зощенко в течение почти четверти века держался на литературной поверхности СССР. Он никак не протестовал против власти. Он сатирически клеймил всякую “мелкобуржуазную психологию”, которая этаким камнем преткновения валяется на шоссе к невыразимо прекрасному “послезавтра”. М. Зощенко — это только третий сорт литературы, первые два сорта вымерли давно. После войны и опьянения победой — даже эта литература показалась излишней. М. Зощенко подвергли “чистке”, заставляя каяться и унижаться и перейти на описания “героев сталинской стройки”. — Так умирает великая русская литература. Так же умерла и поэзия: два крупнейших поэта советских времен — Есенин и Маяковский — покончили жизнь самоубийством. В операх и симфониях партийные бюроктраты находят “партийные уклоны”. Химики Ипатьев и Чичибабин сбежали из СССР. Работник в области физики атома — проф. Капица — бежал раньше, но был заманен в СССР и его заставляют работать на разложение атома для сталинских атомных бомб. Из всего того, что мы привыкли называть культурой, остались только: пропаганда мировой власти Вождя и техника, нужная для завоевания этой власти.
Организационная сторона культуры оказалась ниже средневековой. Средневековый школяр мог кочевать из пражского университета в сорбоннский, и из падуанского в гейдельбергский — и он был в курсе всей современной ему человеческой мысли. Сейчас каждый схоласт каждой секты социалистического богословия отделен непроницаемым “железным занавесом” от всего остального мира.
Так, все население Третьего Райха было совершенно убеждено, что вторая мировая война была проиграна исключительно в результате предательства “удара в спину” — Дольхштосса. Так, население СССР воспитывается в представлении, что американский рабочий голоден и бесправен. Население СССР, Италии и Германии воспитывалось в том представлении, что весь остальной мир — некоммунистический, нефашистский, нетоталитарный, — мир демократии, плутократии капитализма и прочего, прогнил окончательно, разложился морально и физически, и ждет только точка со стороны Муссолини-Гитлера-Сталина, чтобы рухнуть в могилу. Два толчка уже были даны. Два тоталитарных строя уже рухнули в могилу. И на этих могилах уже растут зеленые побеги неофашизма и неонацизма. Ибо и в Германии и в Италии еще остались люди, которые при Гитлере и Муссолини были “всем”, а теперь стали, черт его знает чем. Такие же люди останутся и в России после толчка, который Сталин даст капиталистическому миру. Именно поэтому никакая грязь, вонь и кровь революции не создает никакого иммунитета. Всегда остаются люди, которые питались этой грязью, вонью и кровью — и которые ни для чего больше в мире не нужны. Они уже создают теорию неизбежной германской победы в 1945 году, сорванной Дольхштоссом генеральского заговора 20 июня. Это они создают в России теорию “вот-вот” — Советская Россия “вот-вот” доходила до вознаграждения за все жертвы предыдущих лет — до сбора урожая, посеянного годами лишений и страданий — и вот в этот самый момент, капиталисты, испугавшись невиданного в истории человечества расцвета СССР, — организовали какой-то подвох — вот вроде Дольхштосса, заговора, измены и прочего. Давайте, дорогие ситуайены, геноссе и товарищи, начинать сызнова! Может быть и в самом деле начнут сызнова: французские санкюлотты начинали сызнова раз пять.
Все то, что я здесь перечислил, ясно до степени абсолютной бесспорности. Из всех обещаний социализма — не вышло ничего. Самая капиталистическая страна мира — САСШ — является самой свободной, самой сытой страной. Самая социалистическая страна — СССР — является самой порабощенной и самой голодной. Но никакая очевидность не действует на человека, профессионально заинтересованного во лжи. И очень мало — на людей, в этой лжи воспитанных. Пролетарии Европы докатились до уровня Питекантропии. Им есть нечего. Им жить негде. Но они твердо убеждены в том, что именно в этот момент нужно возможно меньше работать и возможно больше получать. Французские горняки оставляют французских банковских чиновников без топлива — те оставляют горняков без заработной платы. Американские моряки оставляют рурских горняков без хлеба, рурские горняки оставляют немецкую промышленность без угля, немецкая промышленность оставляет немецкого мужика без горючего, машин и удобрений, и немецкий мужик оставляет немецкую промышленность без хлеба. Так соединяются пролетарии всех стран.
Восток и запад
В реакционную эпоху истории, закончившуюся 1914 годом, Европа имела время думать. Немецкий бюргер, французский ситуайен, русский интеллигент, за кружкой пива, стаканом вина или рюмкой водки, имели возможность обсуждать и даже обдумывать факты, идеи и программы. Вы можете сказать, что этой свободой Европа воспользовалась плохо — и вы будете правы. Но во всяком случае, в Европе были люди, которые пользовались своей головой не только для ношения головного убора. Кое-какие остатки этих людей прозябают, вероятно, и сейчас — смятые победоносным маршем головных уборов. Не знаю, есть ли у них время думать сейчас. Боюсь, что нет.
Европа переживает полосу хронических землетрясений. Во время землетрясения думать, вероятно, очень трудно. Homo sapiens, ныне населяющий европейские территории, если и думает, то только узко практически: где достать кусок хлеба, вязанку дров и окурок папиросы. Да и это примитивное мышление заглушается ревом всяческих пропаганд, а также слухами, вносящими кое-какую — в общем все-таки здоровую поправку — в эти пропаганды. В катастрофические периоды личной и общественной жизни действуют не призывы к рассудку, действует вопль: то ли “ура”, то ли “караул”. Действует психология паники.
Из всей сложности психических и всяких иных стимулов, свойственных человеческому существу, остались почти исключительно хватательные инстинкты. Причем — некоторая анемия мозгов приводит к тому, что люди хватают и то, что следовало бы хватать, и то, чего хватать вовсе не следовало бы. Польша хватает Штеттин, не дожидаясь “мирного договора”. Советы нацеливаются на Северную Африку, Югославия — на Каринтию, Торрез — на Рурский бассейн, бельгийцы, датчане, голландцы — на какое-то “исправление границ”. Немецкий мужик ворует по ночам союзное военное имущество, от которого никакого толку нет, но за которое можно угодить в тюрьму. Европа действует по правилам вольно-американской борьбы — catch as catch can — хватай, что можно, потом разберемся. Разбираться будет очень трудно.
По тому же принципу — “хватай, что можно” — люди ухватываются и за какие-то теории, идеи, термины и слова. Вероятно, не вполне отдавая себе отчет в том, что за эту “захватническую политику” — потом придется кое-чем расплачиваться. Особенным разумом Европа не блистала и раньше, — иначе бы нынешнего социалистического рая она не переживала бы. Но сейчас обращение с мыслью и словом приобрело такой характер, как если бы писатели, публицисты и ораторы считали бы свои аудитории состоящими из сплошных кретинов, — людей безнадежно больных не только анемией мозгов, но и анестезией памяти.
Лидер германских социал-демократов д-р Шумахер — в речах и статьях развивает такую мысль: предоставим Востоку свойственный ему тоталитарный режим. Мы же, европейцы, люди западной культуры, рождены демократами, а мы, немцы, передовой отряд западной культуры на Востоке — должны стоять на страже — где-то то ли на Эльбе, то ли на Одере, то ли, может быть, на Висле — д-р Шумахер предпочитает не выдавать военной тайны стратегической дислокации своих идей. Была германская “Wacht am Rhein”, теперь будет что-то вроде “Wacht am Weichsel”. Та же “культурная миссия на Востоке”, которою оперировали и Вильгельм и Гитлер, только средактированная на потребу эпохи разгрома, бессилия и унижения.
Эта тема варьируется не только на германских выгонах и пастбищах. Всеядное двуногое пережевывает эту тему и в других странах, — “демократия по западному образцу” и демократия — по восточному: славянство и германо-романский мир. Почти по Р. Киплингу: “Запад есть Запад и Восток есть Восток и никогда им друг с другом не сойтись”. Люди с анестезированными мозгами глотают все это даже и без пережевывания: целыми глыбами.
Тоталитарный режим, действительно, существует и в СССР — хотя в 1941 году его так не называли ни немцы, ни союзники. Он существовал и на Западе: нельзя же считать Германию востоком, Италию — Азией, Испанию и Португалию выразительницами истинно славянского мировоззрения. Тоталитарная Франция Робеспьера и Наполеона стояла в центре, а никак не на границах тогдашнего культурного мира. И Сталин и Гитлер строили свои режимы на принципе “государство — это я”, — принцип этот был средактирован никак не на Востоке. Марксистская философия, ныне безраздельно свирепствующая в России, была создана в Германии и Англии. Левиафан государственности, питающийся человеческой кровью, был обнаружен англичанином Гоббсом. Политическая техника нынешних тоталитарных режимов была разработана итальянцем Маккиавелли. Самое умное, что по этому поводу можно было бы сказать — что всех нас во грецех родили матери наши, и что все мы мазаны приблизительно одним миром. И болеем приблизительно одними и теми же болезнями, и что от тоталитарного сифилиса не застрахован никто.
Все это нужно бы считать совершеннейшей очевидностью: ни Сталин, ни Гитлер, ни Муссолини, ни Наполеон — решительно ничего общего не имеют ни с Востоком, ни с Западом, ни с таинственной славянской душой грузинского происхождения, ни с норманской душой австрийского, ни с французской душой корсиканского. И высказывания д-ра Шумахера есть абсолютный вздор. Но есть вещи несколько менее очевидные.
Тоталитарный режим в России возник в 1917 году. И так как воспоминания о Робеспьере уже исчезли из памяти просвещенной Европы, то можно сказать, что этот режим был нов и что люди, которые его строили или помогали его строить, еще не знали, чем именно все это кончится.
Тоталитарный режим в Германии возник на 16 лет позже: русский опыт уже был налицо. И Ленин и Гитлер ликвидировали не “старые реакционные режимы”, — оба они проломали черепа новорожденным демократиям — русской и германской. Так вот: в защиту русской демократии много лет подряд велась жесточайшая в истории страны гражданская война. В защиту германской демократии не поднялся ни один штык
Были ли белые русские генералы “реакцией” или не были — сейчас ответить на это не легко. Но против Ленина восставали не только белые генералы: восстали кронштадтские матросы, ярославские и уральские рабочие, пытался восстать всероссийский союз железнодорожников — и по всему пространству России — в разное время и в разных местах — восставало почти все русское крестьянство. Больше трех миллионов людей бросили свою родину, бежали в эмиграцию, где сидят и до сих пор: вот уже тридцать лет.