‑ О, мистер Головнин! ‑ дружелюбно отозвался Корбет, приятно удивленный столь неожиданной встречей. ‑ Так это русское судно! А мы из‑за тихой погоды никак не могли разглядеть ваш флаг. Прошу меня извинить, но я обязан доложить о вас командору.
Головнин недоуменно пожал плечами и предался размышлениям о причине столь странного поведения. Удивление его было подкреплено появлением английского лейтенанта, наспех расспросившего о целях плавания и столь же быстро исчезнувшего.
К этому времени "Диана" подошла к якорной стоянке и оказалась между батареями рейда и командорским фрегатом.
Едва стоянка русского шлюпа определилась, командорский фрегат поднял паруса и подошел к "Диане", а с других судов, стоявших на рейде, были отряжены шлюпки с вооруженными матросами. На палубе "Дианы" вновь появился английский лейтенант.
Он официально обратился к Головнину со следующими словами:
‑ Сэр, я уполномочен вам объявить, что Англия находится в состоянии войны с Россией, а потому мы намерены рассматривать ваш корабль как законный приз (Приз ‑ военный или торговый корабль, захваченный в период военных действий военным или каперским кораблем). Прошу учесть, что меры предосторожности нами приняты и сопротивление бесполезно.
‑ Господин лейтенант, ‑ отвечал Головнин, не теряя присутствия духа и чувства собственного достоинства, ‑ цель нашего вояжа никакого отношения к военным действиям иметь не может и не имеет, и о сем английское правительство было извещено еще при нашем пребывании в Портсмуте.
‑ Это меняет дело, ‑ заявил англичанин и приказал своим людям сойти со шлюпа. Он тотчас же отправил человека с донесением к командору, точнее, к капитану Корбету, распоряжавшемуся во время отсутствия командора, который находился в это время в главном городе Капской колонии городе Капштадте.
‑ Эх, Петр Иванович! ‑ в сердцах сказал Головнин, когда Рикорд возвратился на корабль, отпущенный Корбетом. ‑ И дернула нас нелегкая зайти в здешний порт! Кабы знать об объявлении войны между нами и Англией, нипочем не пошел бы сюда.
‑ Слов нет, Василий Михайлович, ‑ согласился Рикорд, ‑ состояние наше позволило бы без большого риска пуститься напрямик к Вандименовой Земле, где можно было бы пополнить запасы пресной воды, свежей рыбы и зелени.
‑ Судьбе угодно было, чтобы мы не знали о войне до прибытия в Капштадт, ‑ невесело усмехнулся Головнин. ‑ Как сложатся в дальнейшем наши обстоятельства, ума не приложу. Но честь русского флага посрамить не позволю.
На следующий день капитан Корбет пригласил Головнина на обед. Беседа во время обеда вращалась вокруг одной темы ‑ задержания русского шлюпа.
‑ Право, я в затруднении, мистер Головнин, ‑ говорил Корбет в некотором смущении. ‑ Не будучи здесь главным начальником, я не знаю, как с вами поступить, хотя, если вы спросите мое личное мнение, я был бы склонен разрешить вам продолжить вояж независимо от того, какое поступит распоряжение из метрополии. А пока… ‑ он на мгновение замялся, ‑ хотя я и не считаю цель вашего плавания иной, нежели производство открытий новых земель на востоке, я вынужден рассматривать судно, которым вы командуете, как принадлежащее неприятельской державе и задержанное впредь до особого распоряжения, а посему разрешить поднимать флаг российский в английских владениях не могу… ‑ Он замолчал, заметив недовольство, написанное на лице Головнина, и закончил следующими словами:
‑ Ну, а для доказательства того, что корабль ваш не взят в качестве приза, а по‑прежнему принадлежит его императорскому величеству государю российскому, вымпел остается у вас.
‑ Вы очень любезны, капитан Корбет, ‑ ответил Головнин, ‑ но я должен вам заявить со всей определенностью, что поднимать флаг моей державы я намерен и впредь, одновременно поднимая на грот‑брам‑стеньге белый флаг в знак того, что шлюп наш, хоть он и военный, пребывает в вашем порту на мирном положении.
‑ Вряд ли командор согласится с таким положением, ‑ с сомнением заметил Корбет. ‑ Такое право предоставляется лишь тем судам, которые вправе оставить порт, когда им заблагорассудится. Ваш же шлюп находится под сомнением, и, до тех пор пока не выяснится окончательно цель вашего плавания, он будет рассматриваться как возможный законный приз, как это предусмотрено всеми морскими законами. Если только…
‑ Что "если только"? ‑ повторил за ним Головнин.
‑ Если только, ‑ ответил Корбет, ‑ вы не предъявите документ, бесспорно свидетельствующий о том, что ваш вояж предназначен не для военных целей или коммерческих спекуляций, а только для производства открытий в водах Восточного океана. Полагаю, что командор Роулей будет вполне этим удовлетворен. Головнин пригласил английского капитана в каюту и там вручил ему инструкцию Государственного адмиралтейского департамента, в которой недвусмысленно формулировалась цель плавания "Дианы". Корбет обещал передать бумаги командору и отбыл на флагманский корабль.
Прошло несколько дней, в течение которых англичане не беспокоили Головнина. Наконец явился посланный от командора Роулея с приглашением Головнину явиться к нему для беседы.
Любезно встретив русского командора, Роулейс сожалением сообщил ему, что в Капштадте не нашлось ни одного человека, который мог бы прочитать предъявленные Головниным бумаги, а потому он не имел возможности удостовериться в целях русской экспедиции. Командор дал понять, что разрешить "Диане" продолжить плавание он не может впредь до получения инструкций из Англии.
Головнин вернулся на шлюп расстроенный, но не подавал виду. Он сделал знак лейтенанту Рикорду следовать за ним.
‑ Обстоятельства наши невеселые, Петр Иванович, ‑ со вздохом констатировал он. ‑ Видно, застрянем мы здесь на несколько месяцев, не менее. Англичане не намерены нас выпускать.
‑ Что же будем делать? ‑ спросил Рикорд. ‑ Не попытаться ли нам, Василий Михайлович, выбрать удобный момент и оставить здешних владельцев с носом?
‑ Нет, Петр Иванович, голубчик, ‑ покачал головой командир шлюпа. ‑ Я дал слово командору, и только чрезвычайные обстоятельства могут заставить меня нарушить данное обещание.
Миновалс около трех месяцев. 21 июля прибыл командующий английской эскадрой в Капской колонии адмирал Барти. Головнин обратился к нему с настоятельным требованием отпустить русский корабль как незаконно задержанный, на что последовал ответ, что без ведома английского правительства не представляется возможным разрешить русскому шлюпу свободу передвижения.
Прошло еще пять месяцев. Из Англии прибыл военный корабль, но никаких распоряжений касательно шлюпа "Диана" он не привез.
Тем временем запасы денег, довольно скудные, таяли, а кредит на пять тысяч пиастров в Кантоне, предусмотренный отправителями экспедиции, в Капштадте никто не хотел принять в качестве обеспечения и снабдить экипаж шлюпа продовольствием. Складывалось такое положение, при котором мореплавателям грозил голод.
Головнин обратился к адмиралу с письмом, затем, не получив ответа, лично обратился к нему с просьбой помочь в приобретении необходимого продовольствия, но удовлетворительного ответа не получил.
Впрочем, вскоре после прихода на рейд Капштадта английской эскадры, сильно потрепанной во время шторма, адмирал Барти вспомнил о русских, прислав к ним корабельного мастера с предложением кормить и оплачивать русских моряков, если они будут работать в доках, ремонтируя английские суда.
‑ Передай тому, кто тебя послал, ‑ еле сдерживаясь от негодования, сказал Головнин, ‑ что предложение сие мы считаем для себя оскорбительным и посему совершенно неприемлемым.
Едва посланный адмирала Барти удалился, командир "Дианы" пригласил лейтенанта Рикорда и мичманов Мура и Рудакова в кают‑компанию.
‑ Господа, ‑ сказал он озабоченно, ‑ положение наше с каждым днем становится все более печальным. Адмирал Барти решил, по всей видимости, взять нас измором. В таких обстоятельствах у нас остается одно ‑ уйти отсюда, пока еще сохранились какие‑то остатки провианта и команда работоспособна.
‑ Но вы дали заверение, что не покинете бухты до окончания войны или до поступления разрешения от английских властей! ‑ удивился мичман Рудаков.
‑ Вы правы, мичман, ‑ ответил Головнин, ‑ но мне известны случаи, когда поведение неприятеля с военнопленными давало основание последним нарушить данное слово, и впоследствии такое поведение было оправдано беспристрастным суждением всей Европы.
‑ Истинно так, Василий Михайлович, я целиком на вашей стороне и полагаю, что наша честь никак не будет посрамлена после такого бесчеловечного отношения, кое мы испытываем от адмирала Барти, ‑ горячо сказал Рикорд.
‑ Да, сами англичане поставили нас в невыносимые условия, и единственный выход ‑ бежать отсюда и как можно скорее, ‑ повторил Головнин, как бы убеждая себя в этой мысли.
‑ Осуществить это будет нелегко, ‑ с сомнением произнес мичман Мур.
‑ Ничего, ‑ задорно воскликнул Рудаков. ‑ Покажем англичанам, как умеют управлять кораблем русские моряки!
Головнин с улыбкой посмотрел на совсем еще юных мичманов и сказал:
‑ План ухода следует продумать до мельчайших подробностей, и этим мы займемся сейчас же. Но прежде надлежит предусмотреть меры, благодаря коим истинные причины, побудившие нас покинуть Капштадт, стали бы достоянием общественности в Англии и России. С этой целью я напишу адмиралу Барти письмо, в котором возложу на него ответственность за эту нашу акцию…
‑ Но адмирал может не показать этого письма, сказав, что его не получал, и мы тогда будем опозорены, ‑ перебил Головнина Рикорд.
‑ Я предусмотрел такую возможность, ‑ успокоил Рикорда командир "Дианы". ‑ Копии этого письма я вложу в благодарственные письма к тем местным жителям, голландцам и англичанам, кои отнеслись к нам по‑дружески и оказали те или иные услуги. Убежден, что таким путем подлинные обстоятельства станут известны в Англии, если адмирал вдруг решит утаить мое письмо к нему.
‑ Блестящая мысль! ‑ воскликнул темпераментный Рудаков. ‑ Наша честь будет спасена, а посрамленным окажется этот спесивый англичанин!
‑ Что ж, друзья мои, ‑ заключил Головнин, ‑ если вы поддерживаете мое предложение, пораскиньте умом, как нам лучше и быстрее выбраться из бухты. Положение нелегкое, "Диана" стоит на двух якорях в самом дальнем углу, а в полутора кабельтовых ‑ флагманский корабль англичан "Резонабль", с которого за нами неусыпно наблюдают. Кроме того, на пути к выходу из бухты множество судов ‑ одно от другого на расстоянии не более одного кабельтова. Наконец, следует помнить, что по требованию адмирала паруса у нас на шлюпе отвязаны. Ступайте, господа, завтра я жду ваших предложений.
Офицеры покинули кают‑компанию и оставили Головнина одного. Он сидел некоторое время задумавшись, потом взял бумагу и гусиное перо и принялся писать письмо адмиралу Барти. Строчки ложились на бумагу ровно и быстро ‑ все было давно обдумано Василием Михайловичем. Покончив с письмом к адмиралу, он набросал благодарственные письма некоторым местным негоциантам (Негоциант ‑ купец, глава торгового дома), проявившим доброжелательность к русским мореплавателям.
Затем Головнин достал рисованный от руки план бухты и стал обдумывать действия, которые следовало предпринять для оставления мыса Доброй Надежды.
Прежде всего, необходимо было принять все меры для сохранения в полной тайне приготовлений русских моряков. Затем надлежало выбрать такой момент для ухода из бухты, когда в ее водах было бы минимальное количество военных кораблей англичан. Наконец, очень существенным, пожалуй одним из главных, был вопрос, как согласуются ветры, дующие в бухте, с ветрами, дующими в открытом океане. Последняя мысль заставила Головнина покинуть кают‑компанию и подняться на палубу.
‑ Гардемарин, ‑ обратился он к Филатову, исполнявшему обязанность вахтенного начальника, ‑ распорядитесь спустить шлюпку, я намерен совершить прогулку в открытое море с мичманом Муром. И передайте ему, чтобы непременно захватил компас. Пока я буду в отсутствии, вам надлежит на шлюпе производить наблюдения за силой и направлением ветра в бухте, в то время как мы будем делать то же самое в открытом океане. Вы поняли меня?
‑ Цель ясна! ‑ весело ответил гардемарин. ‑ Все будет исполнено неукоснительно!
Несколько минут спустя шлюпка была спущена на воду, Головнин и Мур заняли места на корме, гребцы взялись за весла и по команде опустили их в воду.
В последующие дни Головнин неоднократно повторял такие прогулки с наблюдениями, и в конечном счете ему удалось установить, что, когда в бухте господствуют северо‑западный или западный ветры, в море преобладают юго‑западный или южный, а подчас и юго‑восточный. Но всякий раз, когда северо‑западный ветер начинал дуть крепкими шквалами, принося в бухту облачную мокрую погоду, в море происходило то же самое. Было выяснено, что северо‑западный ветер господствует здесь в зимнее время года, летом же бывает весьма редко. Предстояло выждать удобный момент, когда ветер будет способствовать осуществлению предприятия наряду с другими условиями. Долго ждали русские моряки, когда совпадут благоприятные для ухода обстоятельства. То на рейде стояло много кораблей, то ветер, который был надобен, затихал совсем…
Наконец 16 мая все сошлось. С утра задул крепкий северо‑западный ветер, паруса на адмиральском корабле и других судах не были привязаны. Правда, судя по сигналам, которые подавали наблюдательные посты в горах, два английских корабля лавировали у входа в залив. Но Головнин счел, что более благоприятного момента можно и не дождаться, и известил всех на шлюпе, что решил предпринять попытку оставить бухту и выйти в открытое море, полагая, что риск вполне оправдан.
Едва наступили сумерки, без каких‑либо команд, в полной тишине на "Диане" были привязаны штормовые паруса. В половине седьмого налетел сильный шквал с дождем, и командир "Дианы" распорядился рубить канаты, чтобы избежать шума при подъеме якорей. Шлюп вздрогнул и, набирая ход, двинулся к выходу из бухты.
Движение русского корабля было замечено не сразу на соседнем с ним английском судне, и оттуда в рупор сообщили об этом на флагманский корабль. Но было поздно. "Диана" в полной тишине уже миновала стоящие на рейде суда и беспрепятственно прошла расстояние, отделяющее ее от выхода из залива. Все без исключения на шлюпе ‑ офицеры, гардемарины, унтер‑офицеры и матросы ‑ работали на марсах и реях. Головнин о нескрываемой радостью наблюдал за тем, как корабль одевается парусами. За два часа при сильном ветре и проливном дожде, в кромешной тьме южной ночи было сделано все, чтобы обеспечить "Диане" максимальную скорость движения. К десяти часам вечера шлюп был уже в открытом океане вне досягаемости английских военных кораблей.
Утром следующего дня командир шлюпа письменным приказом поздравил экипаж со счастливым избавлением из плена, поблагодарил за проявленные расторопность и рвение и назначил нижним чинам денежное вознаграждение, выплату которого отложил до прибытия на Камчатку.
Год и двадцать пять дней провели русские мореплаватели в вынужденном бездействии.
Объявив приказ, Головнин пригласил всех офицеров, свободных от вахты, в кают‑компанию и не без некоторой доли торжественности обратился к ним со следующими словами:
‑ Друзья, освободившись наконец от назойливой английской опеки, мы имеем теперь возможность следовать, как нам и надлежит, к Камчатке. Обдумав сие, положил я как можно скорее удалиться к югу, чтобы следовать в высоких широтах на восток, полностью обойдя с юга Новую Голландию, затем, пройдя между нею и Новой Зеландией, проследовать с восточной стороны Новогебридского архипелага, а далее держать путь к Камчатке, идя через Каролинские острова. Таковы мои намерения, коими я счел долгом с вами поделиться. Хочу подчеркнуть, что нам предстоит преодолеть великое расстояние при крайне ограниченных запасах провианта…
‑ Придется подтянуть пояса, ‑ заявил лейтенант Рикорд.
Офицеры дружно подтвердили готовность ограничить себя на время перехода.
‑ Я рад, что встретил в вас понимание, ‑ удовлетворенно сказал Головнин. ‑ Нам надлежит предупредить об оном всех служителей, чтобы каждый знал, что его ожидает. Сухарей особливо мало, и потому уже с сегодняшнего дня приказываю выдавать людям менее двух третей регламентской порции. Только при сем условии сумеем мы продержаться до прибытия на Камчатку.
Почти семьдесят дней продолжалось плавание шлюпа по намеченному маршруту, прежде чем впереди прямо по курсу появилась земля. Это был остров Тана из Новогебридского архипелага. Возвышающийся над островом вулкан курился и время от времени выбрасывал в воздух пламя и дым. Особенно впечатляющим было это зрелище ночью, да еще сопровождаемое подземным гулом, внушающим невольный страх.
Днем позже шлюп подошел ближе к острову и мореплаватели без труда могли наблюдать столпившихся у кромки воды островитян. Имея на руках словарь, составленный еще Куком, Головнин без труда объяснился со старшиной островитян, рискнувшим после долгих колебаний подплыть к кораблю. Он дал ему понять, что нуждается в питьевой воде и продовольствии и готов взамен дать гвозди, топоры, украшения. Гунама, так звали старшину, охотно согласился снабдить русских всем необходимым и пригласил их съехать на берег.
Островитяне помогали морякам наполнять бочки водой и грузить их в шлюпки, приносили плоды и съедобные коренья.
Тридцать первого июля шлюп оставил остров Тану, провожаемый всеми островитянами. Вновь потянулись недели плавания.
На исходе седьмой недели непрерывного плавания стоявший на вахте Рикорд послал вестового разбудить командира судна. Было раннее утро.
‑ Что случилось, Петр Иванович? ‑ с тревогой спросил Головнин, появляясь на капитанском мостике.
Рикорд, не говоря ни слова, протянул командиру подзорную трубу.
Головнин направил ее в сторону северо‑запада.
‑ Неужели Камчатка? ‑ взволнованно сказал он, пристально всматриваясь в далекие еще очертания берега.
‑ Она самая, ‑ ответил уверенно Рикорд, и голос его дрогнул: ‑ Странное чувство испытываешь, глядя на этот дикий, суровый берег, Василий Михайлович. До Петербурга тринадцать тысяч верст, а все же берег наш, российский. Ведь больше двух лет прошло, как мы оставили Кронштадт.
Головнин на минуту оторвался от трубы и с пониманием взглянул на Рикорда, потом продолжил наблюдение.
‑ Это что же, Кошелева сопка виднеется? ‑ отрывисто спросил он.
‑ Полагаю, что она, ‑ ответил Рикорд, глядя в свою очередь в подзорную трубу. ‑ Однако должен заметить, что открывающаяся картина не очень радует глаз. Эти сопки, покрытые снегом, и чернеющие долины…
‑ Полно, Петр Иванович, ‑ перебил его с улыбкой Головнин. ‑ Небось в душе рады‑радешеньки, ведь сами чуть слезу не пустили.
‑ Что правда, то правда, ‑ развел руками Рикорд. ‑ Ну слава богу, добрались‑таки до российской земли.
В Петропавловске‑Камчатском "Диану" ожидало распоряжение о необходимости приступить после непродолжительного отдыха к обследованию полуострова Камчатка. Головнина ожидало и еще одно известие: о награждении его двумя орденами ‑ св. Георгия за участие в восемнадцати морских кампаниях и св. Владимира за благополучное окончание многотрудного плавания.
Отличительной чертой Василия Михайловича Головнина было умение полностью отдаваться делу, которое ему предстояло выполнить. Не удивительно поэтому, что он горячо взялся за исследование Камчатки, начав с того, что по возможности ознакомился весьма обстоятельно со всеми материалами, характеризующими растительность и животный мир полуострова, а также его коренных обитателей ‑ камчадалов. Присущая Головнину широта взглядов и непредубежденность способствовали во многом тому, что он смог по достоинству оценить качества местных жителей ‑ их добродушие, выдержку, человеколюбие, искусство в охоте и промысле. Ему удалось найти в Петропавловске‑Камчатском журналы многих мореплавателей с записями о Камчатке, Курильских и Алеутских островах, Охотском и других морях, окружающих эти земли. Среди авторов журналов значились прославленные мореплаватели Чириков и Беринг, Шелехов, Лаперуз и Кук. В его руки попали записи Степана Крашенинникова, составившего описание земли Камчатки еще в прошлом столетии. Словом, предстояло осмыслить и обобщить большой материал, уточнив ряд подробностей, вызывавших сомнения.
А весной следующего 1810 года "Диана" уже держала курс к берегам Северо‑Западной Америки, где находились русские владения. Мореплавателям предстояло произвести описание этих берегов и доставить продовольствие жителям владений. Инструкциями, полученными Головниным еще до отплытия из Кронштадта, предписывалось уделить немалое внимание этому описанию. Однако в полной мере ему не удалось выполнить эти инструкции из‑за более чем годового плена у англичан в Капской колонии. Были потеряны время и специально заготовленные запасы продовольствия.
Двадцатого апреля 1811 года прибывшее из Охотска судно доставило распоряжение морского министра де Траверсе следующего содержания:
"Господину капитан‑лейтенанту, командиру шлюпа "Диана" и кавалеру Головнину.
Отношение ваше от 24 декабря 1809 года на имя министра военных и морских дел, написанное с приложением другого, я получил. Предпринятое вами на шлюпе "Диана" в Ситху (Ситха ‑ остров у берегов Северо‑Западной Америки) плавание я одобряю…
Вместе с сим я нужным считаю уведомить вас, что его императорскому величеству угодно, чтобы сделано было точнейшее описание островов южных Курильских и лежащих напротив Удинского порта Шантарских, а равно и берегов Татарии (Так именовали тогда побережье нынешнего Приморского края, а пролив между материком и Сахалином и в наше время называется Татарским) и чтобы описание сие поручить произвести вам на шлюпе "Диана". Сие возлагаемое на вас поручение описано подробно в посланных к вам ныне же бумагах от Адмиралтейств‑коллегий и от Адмиралтейского департамента".
Головнин, ознакомившись с повелением морского министра, протянул его Рикорду и сказал, дождавшись, когда тот его прочтет:
‑ Если мы станем дожидаться поступления упомянутых бумаг или, того хуже, отправимся за ними в Охотск, будут потеряны самые лучшие месяцы для плавания и описи. Не так ли, Петр Иванович?
‑ Разумеется. ‑ Пожал тот плечами. ‑ Сие столь очевидно, что ваш вопрос излишен.
‑ Я не спрашиваю, мой друг, а размышляю вместе с вами, ‑ пояснил с улыбкой Головнин. ‑ И хочу услышать от вас подтверждение моих мыслей.
Рикорд ответно улыбнулся:
‑ Извольте. Нам следует, не теряя времени даром, составить план описи островов и тут же приступить к его осуществлению! Не сомневаюсь, что именно это вы имеете в виду.
‑ Итак, решено? ‑ сказал Головнин. ‑ Мы начнем от двенадцатого и тринадцатого Курильских островов и пойдем на юг, а затем проследуем вдоль восточного берега Сахалина и закончим опись на Татарском берегу и островах Шантарских.
‑ Полагаю, что план сей вполне приемлем, ‑ ответил Рикорд. ‑ Не поспешить ли мне на шлюп, чтобы сделать необходимые распоряжения?
‑ Ступайте, голубчик, Петр Иванович, ‑ сказал Головнин. ‑ И не забудьте, что гавань Петропавловская еще покрыта льдом и потому надобно будет его прорубить для выхода в открытое море.
Все летние месяцы были посвящены исследованию и описанию Курильских островов. Одновременно уточнялись сведения, сообщенные предшественниками, побывавшими в этих водах в разное время, ‑ англичанином Броутоном, французом Лаперузом, первыми русскими кругосветными мореплавателями Крузенштерном и Лисянским.
Главным помощником Головнина в составлении карты Курильских островов был штурман Хлебников, человек высокообразованный, с широким кругозором. Им пришлось немало Потрудиться, чтобы уточнить географические координаты отдельных островов и внести поправки в карту Крузенштерна и Лисянского, причем не только в отношении координат, но и названий некоторых островов.
Время от времени мореплаватели высаживались на берег, и тогда они встречались с местными жителями, которые отнеслись к русским очень доброжелательно.
На одном из островов Головнина и Хлебникова, высадившихся на берег, гостеприимно встретили местные жители во главе со старшиной селения. Их провели в жилище и предложили угощение, которое офицеры с удовольствием отведали.
Старшина селения степенно беседовал о Головниным, давая ему при этом понять, что жители острова всегда рады русским, к которым они питают самые лучшие чувства. Во время беседы он неожиданно вскочил с места и поспешно удалился. Головнин и Хлебников недоуменно переглянулись.
Спустя несколько минут старшина вновь появился, держа в руках какой‑то документ.
‑ Вот грамота, полученная нашими предками очень давно, ‑ сказал старшина, протягивая документ Головнину.
Командир "Дианы" взял его и пробежал глазами.
‑ Эта грамота, Андрей Феоктистович, ‑ сказал он, обращаясь к Хлебникову, ‑ выдана в прошлом столетии в том, что жители острова ‑ подданные Российской империи.
‑ По всему видно, что они довольны этим обстоятельством, ‑ заметил Хлебников.
‑ Радостно сие наблюдать, ‑ сказал Головины. ‑ Надобно будет отплатить за гостеприимство. Андрей Феоктистович, потрудитесь передать мое распоряжение на сей счет. Мню я, что лучшими подарками для этих, людей будут порох, табак и чай. Пусть снабдят их сими дарами в изобилии.
Описание Курильской гряды между тем продолжалось с присущей Головкину энергией и целеустремленностью. В конечном счете исследователям удалось установить, что Курильских островов не двадцать один, как считалось прежде, а двадцать четыре и что многие из них называются иначе, чем было до сих пор известно.
Летом 1814 года Головнин возвратился в Петербург после семи лет отсутствия. А спустя три года ему было поручено возглавить кругосветную экспедицию на шлюпе "Камчатка", превосходившем "Диану" и по размерам и по численности экипажа.
Вновь достигнув полуострова Камчатка, Головнин занялся тем, что не успел сделать в первое плавание, ‑ исследованием берегов Северо‑Западной Америки, уделив значительное внимание Алеутским островам и Калифорнии.
Довелось ему посетить и Гавайские острова, которые в его времена были известны под именем Сандвичевых.
После возвращения из второго кругосветного плавания Головнин назначается помощником директора Морского корпуса, а спустя некоторое время ‑ генерал‑интендантом флота. Смерть настигла вице‑адмирала Василия Михайловича Головнина в 1831 году, когда ему было пятьдесят пять лет.
Без преувеличения можно сказать, что этот военный моряк оставил заметный след как в истории русского морского флота, так и в истории исследования и освоения Земли.
Хорошо было сказано о Головнине на собрании Российского Географического общества в 1883 году: "Замечательная личность Головнина еще не оценена у нас по достоинству. Между своими современниками Василий Михайлович выдавался глубокими теоретическими и практическими сведениями, обширным разносторонним образованием, светлым умом и широким, можно сказать, государственным взглядом. Ко всему этому надо добавить, что Головнин был закаленный, суровый и, если позволительно так выразиться, "лихой моряк".
Поистине, эти слова могли бы быть высечены в качестве надгробной эпитафии этому выдающемуся человеку.
А вечными памятниками Василию Михайловичу Головнину стали названные в его честь бухта в заливе Норт‑Саунд у берегов Северо‑Западной Америки и пролив между островами Райкоку и Матуа в Курильской гряде.
Ледяной барьер
Ледяной барьер
Было раннее утро августовского дня 1836 года.
Узкие улочки Гёттингена казались совершенно пустынными. Лишь изредка на них появлялись молочницы, везущие на тележках бидоны с молоком, да зеленщики, разносящие по домам овощи и фрукты.
Вильгельм Вебер, профессор физики Гёттингенского университета, степенно шел по центральной улице городка, направляясь к его окраине. Он был настолько погружен в свои мысли, что не обращал никакого внимания ни на ласкающие лучи солнца, ни на ликующие краски неба и деревьев, ни на случайных прохожих, попадающихся ему на пути.