Глава двадцать восьмая
Сколько людей становится честными по одной простой причине: у них нет другого выбора!
Сан‑Антонио. Берюрье в гареме, глава 13
Кабинет для допросов майора Саразена, 1 ч. 45 мин. пополудни
– Нашли? Отлично, давайте его сюда!
Такими словами человек с бритым черепом и морщинками у наружных уголков глаз встретил троицу, только что ввалившуюся в его кабинет. Двое из них представляли интересы государственной безопасности и были, замечу, в штатском. Третий, тщедушный подросток в разорванной кожаной куртке и с синяком под глазом, не представлял ничьих интересов, кроме своих собственных. Поэтому, очевидно, он и был зажат между двумя агентами, как орех в щипцах.
– Роже Жоли? – спросил Саразен почти вежливо.
– Так точно, господин комиссар, – доложил человек в штатском, который держался за левый локоть задержанного. – Пришлось за ним побегать.
– Ладно, – оборвал его Саразен, не терпевший похвальбы. – Свободны. Садись, Роже.
Подросток, чьи запястья были крепко схвачены наручниками, замялся и неловко опустился на край стула. Саразен меж тем скептически оглядывал задержанного. По его классификации, данный тип принадлежал к отряду «крысенышей» – мелкое и почти безобидное существо, становящееся опасным лишь в окружении себе подобных. Наш герой был профессионалом, и ему не было нужды даже заглядывать в досье, чтобы знать, что именно имеется на подозреваемого. Наверняка пара краж, хулиганство, может, наркота – в общем, ничего особенного. Подросток, которому было явно не по себе от пристального взгляда Саразена, засопел и заерзал на месте. У него были бегающие глаза, и было заметно, что он безумно, отчаянно боится того, что его повязали ребята в пиджаках и привезли не в вонючий полицейский участок, углы которого он давным‑давно выучил наизусть, а в это большое и просторное здание, к этому человеку с такой обаятельной и опасной, да‑да, опасной улыбкой. Роже выпал из привычной обстановки и не знал, какой пакости ожидать от будущего. Его трясло, и от того, что он пытался сдерживаться, дрожь становилась только еще более заметной.
– Хватит трястись, – резко сказал Саразен.
– А? – Роже уставился на него безумным взглядом.
Деликатно стукнув дверью, вошел Лероке, прошествовал за свой стол, сел, закрылся газетой и притворился отсутствующим. Саразен почесал шею сбоку.
– Ну, рассказывай, – молвил он задумчиво.
От его голоса у Роже поползли по коже мурашки, да не какие‑нибудь, а величиной с крупную монету.
– Что рассказывать? – взвился он. – Я же ничего не сделал!
– Это ты так думаешь, – заверил его Саразен, подавшись вперед, – но, строго между нами, ты же ошибаешься, так ведь?
Роже уже был близок к истерике.
– Чего вы от меня хотите? – застонал он.
– Ага. – Саразен удовлетворенно хмыкнул. – Почему ты ударился в бега? Заставил моих ребят напрягаться, поднимать адреса твоих родственников. Нехорошо. Пришлось аж в Шантийи за тобой команду посылать. А? Чего ты там забыл, в Шантийи? Сейчас ведь не сезон скачек. Или ты туристом туда поехал? Посмотреть на музей Конде, к примеру?
– В Шантийи у меня тетка, – пробормотал Роже. – Ну и…
– Ну и?
– Ничего особенного. Взял и поехал. А что, запрещено?
Саразен вздохнул. Соединил руки кончиками пальцев.
– Лероке?
– Ум? – отозвалась газета.
– Выйди, мне надо с этим парнем потолковать один на один.
– Зачем вы его отсылаете? – ужаснулся Роже. – Зачем…
Спрашивать было бесполезно: Лероке поднялся, военным шагом промаршировал к двери, взялся за ручку и, прежде чем выйти, подмигнул Роже, изобразив на лице сочувствие. Бедный малый почувствовал, как у него пересохло в горле. Саразен встал с места, обошел стол, уселся на его край рядом с Роже, неторопливо достал пачку сигарет и сорвал обертку. «Бить будет», – решил Роже.
– Послушайте, – залопотал он. – Это… я… я ничего. Спрашивайте, я вам все скажу. Только бить не надо, – умоляюще попросил он.
Саразен закурил и безмятежно сощурился сквозь дым.
– Так какого дьявола ты сбежал в Шантийи? – спросил он. – Кто тебя так напугал?
– Так наших всех пришили, – честно ответил Роже. – Дидье и Тиаго… а Ксав в больнице, в реанимации. Остались Фред и я. Фред мне и сказал: линять надо.
– Фред – это Фредерик Пуантю? – спросил Саразен.
– Точно, он. Вы на него тоже вышли?
– Пока нет, – зевнул Саразен, – но это только вопрос времени. Кстати, почему вы вдруг решили сделать ноги, а? Может, чего не поделили с друзьями? Поспорили, а потом…
– Я их не убивал! – вскинулся Роже. – Я никого не убивал!
– Знаю. – Саразен поморщился. – Они были твоими лучшими друзьями, и вообще, тебе никто не шьет убийство. Усек?
– А что мне шьют? – спросил Роже, слегка приободрившись. От сигарет собеседника приятно пахло, и вообще, он оказался куда менее страшным, чем думалось поначалу.
Саразен вернулся в свое кресло, смял сигарету и бросил ее в пепельницу.
– В пятницу вечером ты и твои друзья: Дидье, Ксав, Тиаго и Фред, угнали машину. Я хочу знать все подробности, Роже. Все‑все.
– Я так и знал! – заныл Роже, окончательно раскисая при упоминании о том дурацком происшествии. – Эта девица – ваша сотрудница, верно? Я сразу же понял, что она из ваших! У меня на них нюх!
– Если у тебя на них нюх, то почему мои люди взяли тебя прямо на улице? – ехидно ввернул Саразен. – Успокойся. Она не имеет к нам никакого отношения, просто она – важный свидетель. Давай, святой Роже, рассказывай, не томи меня. Во‑первых, где вы заметили эту машину?
Роже помялся и начал рассказывать. Когда он дошел до описания водителя, который оставил черный автомобиль и отошел, Саразен прервал его и спросил, мог бы он опознать этого человека по фотографии.
– Н‑не знаю, – пробормотал Роже. – Наверное, да.
– Смотри. – Саразен выложил на стол веер из пяти фотографий.
– Это не он, – уверенно заявил Роже, подбородком указывая на первую – пожилого солидного господина с проседью. – И это не он…
Развлечения ради Саразен сунул в пачку портрет своего бывшего начальника, той самой утомленной Селедки в роговых очках, которая прошляпила Принца.
– Вот, он! – взвизгнул Роже, увидев номер третий. – Он‑он, точно! И костюм тот же самый.
– Ты уверен?
– Конечно! Правда, взгляд у него немного не того. – Роже открыл рот и выпалил: – Блин, да это жмурик!
Саразен расхохотался и убрал фотографии.
– В яблочко, парень! Теперь он всего лишь жмурик.
– Да? – У Роже от любопытства даже слюнки потекли. Всю свою жизнь он отирался среди мелкой шпаны, сторонившейся серьезных дел, и впервые ему посчастливилось попасть в историю, в которой оказалось сразу столько трупов. Да и парень, сидевший напротив, явно не разменивался на всякую фигню. От него за версту разило уверенностью, спокойствием и даже каким‑то олимпийским величием. Чувствовалось, что он дьявольски много знает и то, что он знает, дьявольски интересно. Впервые Роже стало даже немного жаль, что он сам находится по другую сторону закона, и он тяжело вздохнул.
– Ладно, не сопи, не создавай сквозняк, – привел его в чувство Саразен. – Давай рассказывай про вашу находку в багажнике и смотри, ничего не упусти.
Роже честно описал то, что видел.
– Девица… ну, лет двадцати пяти, не знаю. Молодая… Под кайфом, мне так показалось. Немного не в себе, это точно. Лицо… ну, самое обычное, не знаю даже, как описать… На левом запястье у нее татуировка была. Мы все здорово удивились, честно…
Саразен забросал его вопросами. Рост, цвет глаз, цвет и длина волос, особые приметы, одежда, вещи. После чего достал очередной ворох фотографий, где была запечатлена Вероника Ферреро в цвете и разных ракурсах.
– Она, она! – в радостном возбуждении заверещал Роже. Но, просмотрев еще несколько снимков, забормотал: – Вроде она… А вроде и нет… Очень похожа, но что‑то с ней… не так, что ли…
– Смотри сюда, – велел Саразен и подал ему принтерные распечатки – многократно увеличенную фотографию с паспорта Вероники Бессоновой, которая была с диким скандалом добыта в российском посольстве, и увеличенные снимки с камеры наблюдения в магазинчике. – Это она?
– Кажется, – несмело сказал Роже, поглядев на фото из паспорта. – А, вот это точно она! На ней еще такая майка дурацкая была, с мишенью. Но в жизни она посимпатичнее, что ли.
– Да уж, – хмыкнул Саразен, вспомнив, кого завалила эта симпатичная девушка. – Теперь опиши мне машину, которую вы угнали.
Роже выполнил его просьбу.
– Очень хорошо, – поощрил его Саразен. – Значит, так. Я отдам распоряжение, тебя отведут в отдельную камеру и будут хорошо с тобой обращаться. Можешь заказать жратву, какую хочешь. Телевизор, компьютер с играми – ну, это само собой. – Роже смотрел на собеседника с суеверным ужасом и воочию видел, как у него за плечами вырастают ангельские крылья. – Запомни: ты проходишь свидетелем по особо важному делу, имеющему касательство к национальной безопасности. Языком не болтай. Тебе, как видишь, повезло больше, чем некоторым твоим друзьям, так что смотри, не подведи меня. – Роже вытянулся в струнку, глядя на Саразена круглыми от восхищения глазами. – Завтра доставят черную машину, ту самую, которую вы угнали, ты ее опознаешь, она это или нет. Это очень важно.
– Но ведь я… ведь Азиз! – вскинулся Роже. – Азиз нас знает, он видел, он может подтвердить…
– Ничего он не может, – оборвал его Саразен. – Азиза с двумя сыновьями убили. Понял? Ты – единственный, не считая Фреда и парня в реанимации, кто знает, что произошло. Так что не обессудь, если мы тебя будем крепко стеречь.
Роже расслабился. Вот это да! Ну и дела! Ну и дела!
– Лероке! – заорал Саразен. – Проводи, э, месье. И сними с него наручники, он будет себя хорошо вести… я надеюсь.
Лероке влетел в дверь, и при одном взгляде на его лицо Саразен понял, что спешить его заставил не только зов начальника.
– Шеф! Только что передали: ЧП на территории заброшенного завода. Похоже, это может иметь отношение к нашему делу.
– Черт возьми, – вздохнул Саразен, моментально вытаскивая из ящика подвеску с кобурой и пистолетом, – ни одной минуты спокойной! Живо парня в камеру, и идем!
Глава двадцать девятая
– Ну и лачуга! – воскликнул инспектор. – Нужен велосипед, чтобы тут передвигаться.
Буало‑Нарсежак. Последний трюк каскадера
Примерно в пять часов вечера я вхожу в холл роскошного отеля «Аллегра». Когда‑то это была ничем не примечательная гостиница, но последний владелец купил ее, обставил заново, сделал внутри и снаружи поистине сногсшибательный ремонт и посулил скидку тем из своих сногсшибательных друзей, которые пожелают там остановиться. Друзья не заставили себя ждать, а за ними явились репортеры, и таким образом «Аллегре» без особого шума была создана необходимая реклама. Впрочем, и обычной рекламой заведение вовсе не пренебрегает, что подтверждает завлекательное объявление на целую страницу купленного мной туристического справочника: на фоне архигламурного фото влюбленной парочки (она – в бриллиантах, он – в великолепном смокинге) красуется надпись: «Только Париж. Только „Аллегра“». Собственно, из‑за этого объявления я и пришла сюда, а также из‑за близости отеля к храму шопоголиков, который я собираюсь посетить еще не раз. Центр столицы, максимум звезд на вывеске, за окнами лучшие виды Парижа – что еще надо человеку, который считает, что хватит с него хостелов и дешевых гостиниц, и к тому же имеет достаточно денег, чтобы удовлетворить свои прихоти?
Итак, пять часов вечера, на мне шелковое платье, от одного вида которого может перехватить дыхание, темные очки и каштановый парик с волосами до плеч. В правой руке я волокла саквояж на колесиках, левой придерживала сумочку – ни дать ни взять туристка, хотя и с пистолетом в саквояже; а все прочее вас не касается, да‑с!
Разумеется, мне следовало сразу же найти администратора, чтобы узнать, есть ли у них свободный номер, но я засмотрелась на окружающую обстановку и совершенно забыла о том, зачем пришла сюда. Думаю, даже моя коллега Золушка на своем балу во дворце была впечатлена и то меньше, чем наивная Вероника Бессонова, попавшая в холл изумительного отеля. Мебель была выдержана в старинном стиле, с резьбой и завитушками, но все остальное – стеклянная крыша холла, прозрачные кабины лифтов, грациозно скользящие вдоль стен, освещение, лестницы – было самым что ни на есть современным, и этот контраст сначала изумлял, а затем увлекал вас, и вы понимали, что иначе и не может быть.
– Что угодно мадам? – вежливо спросила меня служащая.
Мадам, то есть я, ответила ей оскорбленным взглядом. Впрочем, что есть, то есть. Этот дурацкий парик здорово старил меня.
Я объяснила, что должна была встретиться в Париже с женихом, который должен прилететь из Австралии, но так как у него назрел форс‑мажор (кстати, вот отличное слово: что бы ни случилось, всегда ссылайтесь на форс‑мажор, и вам все сойдет с рук), – словом, он вынужден был задержаться в стране кенгуру, и мне придется подождать его пару дней, а то и неделю. Об их гостинице я прочитала в путеводителе, так вот, не будет ли у них свободного номера?
Ухоженная мадам администраторша тяжело вздохнула и сказала, что все, ну буквально все номера у них расписаны, записаны и переписаны и все занято, забито под завязку, так что…
– Мадам не заказывала номер заранее?
– Зачем? – отозвалась я с восхитительной непосредственностью, пожимая плечами. – Я вчера не имела понятия, где буду жить сегодня, но ваш отель мне нравится.
Служащая кисло улыбнулась.
– Пойду справлюсь, – сказала она. – Боюсь, в это время года у нас все занято.
Она удалилась, а я присела в одно из кресел и стала ждать. Напротив оказалась какая‑то дамочка в жакете из белой норки, и уже по одному меховому жакету (в мае! в мае!) я безошибочно признала бы в ней свою соотечественницу, даже если бы она не нацепила еще и по три кольца на каждый палец и не накрасилась бы настолько ярко, что ее макияж можно было видеть за сотню метров. Мобильный телефон у нее был оправлен в золото и украшен разноцветными камнями, и наверняка эта картина порадовала бы тех, кто любит говорить о каком‑то особом уме, будто бы свойственном богатым людям. Она закончила говорить по телефону с подругой, которой объясняла, какую сцену закатит Мишке, который собирается подарить ей какое‑то дешевое кольцо (не за полмиллиона, а всего за двести тысяч), и окинула меня подозрительным взглядом. В самом деле, мало ли что может выкинуть человек, у которого на пальцах нет ни одного кольца и который тем не менее выглядит совершенно довольным собой?!
– Вы тоже из России? – спросила она и, не дожидаясь ответа, продолжала: – Странное дело, куда я ни пойду, все так и таращатся на мой мобильный. Честно говоря, это так утомительно!
– О, – сказала я простодушно, – так больше ведь не на что смотреть.
Ее лицо сразу же скисло, как двухнедельное молоко. Я мило улыбнулась и стала смотреть на лифт, который скользил вдоль стены напротив меня. Почему‑то мне страшно нравится, когда кабинки лифтов такие прозрачные, футуристичного вида. Можно видеть людей, которые находятся внутри, и фантазировать, для чего они приехали в Париж. Вот неулыбчивый японец, вот подтянутый пожилой европеец с молодой миловидной дамой, а там… Но тут передо мной появилась служащая отеля, а за ней – серьезный молодой человек в очках и с какой‑то регистрационной книгой в руках.
– Мне очень жаль, – улыбнулась служащая, – но свободных номеров нет. Есть только королевский люкс, но он…
Я поднялась с места.
– Очень хорошо. Всегда мечтала поселиться именно в королевском люксе.
Мне показалось, что молодой человек вот‑вот проглотит свои очки, но этого не произошло. Служащая, однако, оправилась куда быстрее, чем он.
– Но должна вас предупредить, что королевский люкс очень дорогой… он гораздо дороже, чем обычный люкс…
– Разумеется, иначе я не стала бы в нем жить, – снисходительно отозвалась я. – Я занимаю его на ближайшие два дня, а там посмотрим. Сколько с меня всего?
– Значит, вы остаетесь? – пролепетала служащая, не веря своему счастью.
– Именно, – радостно сказала я. – Так сколько я должна заплатить?
Но такие вопросы не решаются в холле. Меня под белы руки проводили в офис, где я заполнила бумаги и предъявила документы Моник.
– Вы заплатите карточкой? – спросила служащая, добрыми глазами глядя на меня.
– Я предпочитаю наличные, – ответила я. – Сейчас в Европе кризис, рейтинги банков падают, наличные все‑таки надежнее.
И на стол легла пачка сиреневых купюр – положим, небольшая, но все‑таки пачка, после чего мне вручили ключ‑карточку, и специальный человек, прикрепленный к королевскому люксу, проводил меня до моих апартаментов.
По дороге туда – в отдельном, кстати сказать, лифте – он дал мне знать, что вместе с королевским люксом постоялец «Аллегры» получает в свое распоряжение армию рабов… пардон, служащих, и если мне нужно будет маникюр – лимузин – консультацию по поводу покупок: замок в Провансе – корону императора Наполеона – завтрак с президентом – живого удава – термоядерную бомбу, мне достаточно только обратиться к нему, он все устроит, либо нажать кнопку на телефоне, и мне сейчас же доставят все, что я пожелаю.
– Надеемся, вам понравится ваше поле для гольфа…
Поле для гольфа?!!
– Да, оно расположено на крыше. Кстати, какую температуру воды вы предпочитаете?
– Я?
– Да, в королевском люксе свой бассейн, я могу сразу же распорядиться, чтобы воду в нем нагрели до нужной вам температуры…
В общем, когда следующий раз вам скажут, что не в деньгах счастье, можете смело послать этого человека… куда‑нибудь очень далеко. Потому что иногда хочется именно такого счастья, которое можно купить за деньги, то есть счастья вещественного, с собственным полем для гольфа и видом на Париж, которому в мире нет равных; со светлой мебелью эпохи… ах, боже мой, да не разбираюсь я в этих эпохах, но мебель была восхитительна, невероятно хороша! А картины на стенах! А кровать под балдахином, да‑с, под высоченным балдахином! А…
– Вы поздно приехали, – спохватился мой сопровождающий, – но мы, разумеется, приготовим для вас обед. Что касается меню…
Не буду говорить, что значилось в меню для королевского люкса, иначе вы сразу же захлопнете книжку, разозлившись на меня, и не дочитаете ее до конца. Скажу только, что я проявила исключительную скромность и даже вино оставила на усмотрение своего собеседника. На прощание я вручила ему чаевые – пятьсот евро, получив взамен взгляд, полный глубочайшей признательности. Потому что богатые обыкновенно сорят деньгами только ради себя любимых, услуги других людей они предпочитают оплачивать очень экономно.
– Черт возьми, – сказала я, как только осталась одна среди этого прямо‑таки возмутительного великолепия, – как хорошо быть богатой!
Я успела обойти только четыре комнаты из тех, что были мне отведены, когда явилась горничная с громадным букетом орхидей, который она поставила в высокую вазу. Оказалось, что так распорядился месье Майен, тот самый мой сопровождающий. Интересно, откуда он узнал, что я люблю орхидеи? Я же не упоминала об этом! Или щедрые чаевые творят чудеса и после них проницательность обостряется прямо‑таки фантастически?
Когда горничная удалилась, я отправилась принимать душ. Между прочим, чемодан я взяла с собой в ванную комнату, причем поверх пачек с деньгами засунула в него пистолет. Так, на всякий случай.
Обед был доставлен через несколько минут после того, как я вышла из душа. Я забралась с ногами на диван, включила телевизор (который оказался не из золота и даже не из платины, а просто очень хорошей плазмой метра полтора шириной) и принялась отдавать должное талантам поваров «Аллегры». Господи, до чего же восхитительно чувствовать себя в безопасности!
Развлекательные программы мне скоро надоели, и я переключилась на новостной канал. Симпатичный светловолосый диктор тотчас же обрадовал меня, объявив, что произошло чрезвычайное событие. Сердце у меня екнуло – я решила, что Макс опередил меня и совершил нападение, план которого лежал у меня в кармане. Но оказалось, что имеется в виду всего‑навсего вчерашняя перестрелка. Доступ к месту происшествия был закрыт, журналистов внутрь не пускали, однако самый предприимчивый репортер ухитрился забраться на дерево и снял груды трупов во дворе и обгоревшие обломки автофургона. Эти смазанные кадры теперь показывали все телекомпании мира. Они уже успели разузнать, что часть убитых была соратниками Макса, и выдвигали самые фантастические версии происшедшего.
– Месье Саразен, – приставала хорошенькая востроносая журналистка к какому‑то типу со зверской физиономией и бритым черепом, – правда ли, что все эти люди были убиты в ходе спецоперации вашей службы?
– У меня нет комментариев! – рявкнул Лысый Череп.
– Ходят слухи, что человек, который помог скрыться знаменитой террористке Веронике Ферреро, найден убитым, это соответствует действительности?
– Ходят слухи, что ваш редактор страдает размягчением мозга, это правда? – вопросом на вопрос ответил агрессивный Череп.
Тут же его оттер от камеры заместитель, больше похожий на человека, чем этот тип, словно вышедший из фильма ужасов. Заместитель объяснил, что они работают, следствие продолжается, и поэтому все вопросы в другой раз.
Поскольку вид бритоголового начисто отбил мне аппетит, я даже не доела десерт, о чем, кстати сказать, сожалею до сих пор. Зато я накрасила ногти, перепробовала все купленные помады и задумалась, сколько у меня осталось времени до того момента, когда полиция обнаружит, что кто‑то поселился по документам убитой Моник в самом шикарном отеле Парижа.
С другой стороны, почему полиция вообще должна искать пропавшие документы какой‑то Моник, которая к тому же носит распространенную фамилию Дюпон? Чтобы проверить всех Дюпонов, живущих во Франции, им понадобится месяц, не меньше, и то если они будут трудиться по двадцать четыре часа в сутки, без выходных и праздников.
Я прогулялась на собственное поле для гольфа и, взяв клюшку, даже сделала один удар, после которого мяч влетел в самую дальнюю лунку. Однако мои мысли были далеки от гольфа. Я вернулась в комнату, достала план здания, с которым Макс и его помощники явно собирались сотворить что‑то нехорошее, и принялась изучать его.
Что он вообще может затевать? Устроить нападение с захватом заложников, как это бывало уже не раз? Или взорвать какое‑то стратегически важное здание, расположенное в Париже? Но почему обязательно в Париже?
Одни предположения, и ничего, кроме предположений. Ведь в Париже сколько угодно зданий, имеющих стратегическое значение. И, кроме того, нет никаких гарантий, что строение с пометкой 324 расположено именно в Париже.
Стало быть, разумнее всего было бы поставить в известность полицию и перепоручить это дело ей. Ведь я даже не знаю, сколько у меня времени. Что, если этот гад замыслил акцию уже на сегодня или завтра?
– Это было бы очень плохо, – в совершенном расстройстве пробормотала я.
Нет, мне одной ни за что не справиться с этим делом. Можно, например, предупредить хотя бы того симпатичного полицейского, который расследует убийство Дениса.
Тут мои мысли приняли несколько иное направление: я заметила, что в нише у окна стоит компьютер, а при нем имеются отличный принтер, сканер и вообще все, чего душа пожелает.
Разумеется, при неблагоприятном стечении обстоятельств он мог оказаться адской машиной, предназначенной специально для меня, но здравый смысл решительно восставал против подобного предположения. Поэтому я включила компьютер, убедилась, что он имеет доступ в Интернет, потерла руки и стала выбивать из поисковой системы нужную мне информацию.
Не скажу, чтобы несколько часов, которые я провела перед монитором, прошли даром. Я узнала назначение всех парижских вокзалов, расписание самолетов и поездов, следующих в Венецию, часы работы и план Версаля, который собиралась посетить. Однако в необъятных недрах Сети, где скрывались тонны сведений из самых разнообразных сфер жизни, не нашлось ничего, что могло бы мне помочь в моей конкретной задаче: найти дом с номером 324. Я отыскала на интерактивной карте Парижа все правительственные здания, но ни Елисейский дворец, резиденция президента Французской республики, ни дворец Матиньон, где живет премьер‑министр, ни Люксембургский дворец, в котором заседает Сенат, ни здание Национальной Ассамблеи, парламента страны, не имели никакого отношения к номеру 324.
«Скорее всего, это не правительственное здание, – думала я. – А может быть, это какой‑нибудь засекреченный объект? Атомная электростанция? Черт побери, если нанести умелый удар по атомной электростанции, это будет немногим лучше взрыва атомной бомбы!»
И я прошлась по всем атомным электростанциям, расположенным на территории Франции, – и, опять‑таки ни одна, по крайней мере, если судить по данным Интернета, не имела отношения к загадочному номеру 324, который начал тревожить меня все больше и больше.
Что же это такое, черт побери?
Я даже подпрыгнула на месте, когда зазвонил телефон, но это оказался всего лишь мой незаменимый мсье Майен, который спросил, понравилось ли мне поле для гольфа, нет ли у меня претензий к бассейну и что я хотела бы получить на ужин. На случай, если я собираюсь прогуляться по ночному Парижу, он напомнил, что ко мне прикреплен шофер с автомобилем, и если я захочу какую‑то определенную марку…
Но мне уже ничего не хотелось. Я поблагодарила мсье Майена и попросила, чтобы меня не тревожили до десяти утра.
Затем я взяла пульт телевизора и переключала каналы до тех пор, пока не наткнулась на какую‑то музыкальную программу. Она была бы идеальна, если бы ведущих сунули под асфальтовый каток, а тех, кто пишет для них тексты, услали на необитаемый остров до скончания их дней. Главной темой тамошних новостей было то, кто с кем спит, а так как в музыкально‑гламурной индустрии все спят со всеми, то отследить события чертовски нелегко.
В конце концов я выключила телевизор и отправилась спать. Балдахин кровати нависал надо мной, и едва я успела подумать, что в балдахинах есть все‑таки что‑то зловещее, как благополучно погрузилась в сон.
Глава тридцатая
Одни боятся зла, потому что оно далеко. Другие – потому что оно близко.
Гилберт Кийт Честертон. Тайна Фламбо
Когда я проснулась, за окном было совсем светло, и балдахин нависал уже не так недружелюбно. Я повернулась на бок и смутно подумала, что на такой широченной кровати можно спать хоть вдоль, хоть поперек – никакой разницы. И еще я подумала, что за годы, а то и века своего существования этот балдахин наверняка видел много самых разных людей, отдыхавших под его сенью. Какие интересные мемуары он мог бы написать, если бы обладал даром речи и навыками письма!
Впрочем, нет, ничего такого он написать бы не смог, и даже если бы в моей кровати когда‑нибудь почивал сам Наполеон, балдахин смог бы рассказать только то, что французский самодержец безбожно храпел, был груб со слугами и не церемонился с женщинами. Тут мне самой стало смешно, какими пустяками занята моя голова.
Я поглядела на старинные часы на фальшивом камине из настоящего мрамора и убедилась, что уже одиннадцатый час утра. Я мысленно порадовалась, что по‑прежнему нахожусь в чудесном королевском люксе (он был создан для меня, как сказал крокодил о туристе, которого проглотил) и не связана, не скована, не застрелена и не засунута в багажник, как ненужная вещь.
Я потянулась, воздала хвалу своему ангелу‑хранителю, и аккурат в это мгновение в дверь осторожно постучали.
Путаясь в простынях, я шарахнулась к моему заветному чемоданчику, извлекла из него пистолет, спрятала за спиной и, встав сбоку от двери, крикнула:
– Qui est là?[17]
Приглушенный женский голос ответствовал, что это гостиничный сервис и что она пришла заменить полотенца.
Я никогда не думала, что от таких простых слов можно похолодеть, однако это со мной и случилось. Но рассудив, что вряд ли двум разным убийцам может прийти в голову один и тот же предлог, чтобы навестить меня, я все‑таки приоткрыла дверь.
Это и впрямь оказалась горничная с полотенцами. При виде ее у меня с плеч свалилась не одна гора, а пожалуй, даже целых две.
– Je peux entrer?[18]– спросила она, так как я по‑прежнему стояла на пороге, не двигаясь с места.
– А, да, конечно, – пробормотала я и уступила ей дорогу.
И все‑таки я вздохнула свободнее, когда она сделала свое дело и скрылась за дверью. В моем положении любой человек мог оказаться врагом.