Но визиты отнюдь не закончились, ибо вскоре ко мне заявился мсье Майен, отвечавший за желудок постояльцев королевского люкса, и мне надо было выбирать, что я буду на завтрак. Когда он углубился в гастрономические дебри настолько, что сгинул в них окончательно, я поймала себя на том, что меня так и подмывает сказать: «Подавайте что угодно, только оставьте меня в покое».
– Когда прибывает ваш жених? – поинтересовался мсье Майен, блистая ослепительной улыбкой.
– Э‑э… Он еще не звонил, но, надеюсь, к вечеру он точно будет здесь.
«Нет, пора уезжать в Венецию», – решила я, когда дверь за мсье Майеном затворилась.
И тут же ужасная мысль молнией пронзила мой мозг. Что, если…
Я бросилась к телевизору и включила его. Но за минувшие сутки в благословенном городе Париже, во Франции и вообще в Европе не произошло ничего экстраординарного. Ни теракта, ни захвата заложников, ни нападения – ничего.
«Нет, – подумалось мне, – я больше не могу нести такую ответственность в одиночку. К черту героизм и самопожертвование. Я сдаюсь. Это дело полиции, пусть она им и занимается».
Я развернула злополучный план и бросила на него последний взгляд.
Крупно – 324, сбоку цифры помельче – 7300, 10100, с которыми автор схемы пытался проводить какие‑то сложные вычисления. Объект номер 324, на котором может находиться от 7300 от 10 100 человек? Засекреченная военная база? Ну и как мне узнать, что это такое? Наверняка в Интернете ничего об этом не будет…
А, да пропади все пропадом!
Я схватила со стола конверт, спрятала в него план и засунула его в сумку. Тут явился завтрак, который привезла горничная. Я вручила ей обычные чаевые – пятьсот евро – и выпроводила за дверь, чтобы в одиночестве хорошенько все обдумать.
«Конечно, схему нужно отдать в полицию… но необходимо, чтобы они обратили на нее внимание, а то они еще решат, что это выдумка какого‑нибудь психа, – подумала я, несколько пресыщенно доедая черную икру. – Значит, надо позвонить Миртилю, назначить ему встречу и…»
Но встречаться с полицейским мне отчего‑то не хотелось.
«Можно отправить сообщение по электронной почте, а план отсканировать и послать прикрепленным файлом в виде картинки.
Нет, надо сначала позвонить и предупредить.
Черт, как же мне все это надоело!»
Устав ломать голову, я решила прогуляться. Гостиничные конверты не годились для отправки письма, потому что на них стоял логотип отеля, а посылать сообщение с гостиничного компьютера мне не хотелось, потому что нет ничего легче, чем отследить айпи компьютера и установить его владельца. В кино, по крайней мере, такие штуки проделываются запросто.
Когда я вышла из отеля – в парике, платье с цветами и с сумочкой, в которую для верности сунула несколько пачек денег и схему, – часы показывали уже около полудня.
Хуже всего оказалось расстаться с оружием. Я так привыкла к тому, что во имя собственного благополучия мне приходится ходить вооруженной до зубов, что без пистолета чувствовала себя еще неуютнее, чем если бы вдруг очутилась на улице в чем мать родила. Я положила его и чемодан с деньгами в сейф, стоявший в моем номере, и решила, что не стану задерживаться, а вернусь так быстро, как только смогу.
Не тут‑то было!
Нет, снаружи меня не ждал спецназ на вертолетах с базуками наготове. Не было там также и террористов, готовых на все, лишь бы заполучить мою голову. Но снаружи расстилался Париж, а, как сказал мой любимый король Генрих Четвертый, «Париж стоит обедни».
Словом, стоило мне выйти на улицу, и я сразу же забыла о своем намерении спасти мир. Вместо этого я купила фотоаппарат и, погуляв по центру, отправилась в Лувр. Если кто не в курсе, Лувр – это не музей, а целый город, населенный совершенно восхитительными вещами, и хмурая Джоконда, косящаяся из‑под стекла на посетителей, только малая, да что там малая – крошечная его часть (и, замечу, далеко не самая интересная). Ходить по Лувру надо, когда душа пожелает, рассматривая все, что приглянется, и ни в коем случае не в обществе гида, совкового вида тетки, которая некогда продавала картошку в Могилеве, а теперь пытается продавать туристам мировую культуру. Гид скороговоркой пробубнит заученную лекцию, которую вы и так можете найти в Интернете, покажет вам Джоконду, Венеру и Нику, после чего – скорее, скорее, автобус ждет, нам надо еще ехать в собор Парижской Богоматери, где она с умным видом начнет вам пересказывать сюжет всем известного романа Гюго (я не шучу). Экскурсии в обществе наших гидов – это в девяноста процентах случаев иллюзия знакомства с великими памятниками, а то и просто пустая трата времени: они обещают за час показать вам Версаль, который и за день‑то обойти непросто, и за три часа – все барселонские работы Гауди, включая собор (на который по‑хорошему надо потратить несколько часов). Бывает, конечно, что среди гидов попадаются умные и образованные люди, но это лишь исключения, подтверждающие правило.
Я провела в Лувре несколько часов. Я нашла там колонну из дворца персидского царя Дария, чудесные украшения всех эпох, палитру древнеегипетского художника, сохранившуюся так, словно ее использовали только вчера, малоизвестную картину Босха, ради которой надо подниматься на последний этаж, и замечательный портрет французского короля Жана, которого наши историки упорно величают Иоанном. А еще там есть часы, зеркала, мебель, апартаменты Наполеона Третьего, Гойя, Делакруа, Боттичелли, Канова, невероятной красоты Антиной, статуи, фрески, чучело крокодила, саркофаги, бусы, мумии, древнеегипетские флакончики в виде девушки, плывущей за уткой, расписные бегемотики той же эпохи, и так далее, и так далее…
Я с трудом заставила себя покинуть Лувр, пообещав, что непременно сюда вернусь. Хотя мир срочно требовал, чтобы его спасали, и при одном воспоминании о схеме, лежавшей в сумке, мне начинало казаться, что сама сумка становится тяжелее и оттягивает плечо, я все же решила еще немного себя побаловать – и пешком направилась к Эйфелевой башне.
В конце концов, побывать в Париже и не взобраться на Эйфелеву башню – это, извините, никуда не годится. Отбившись от продавцов сувениров, я смело встала в хвост очереди, стоящей к подъемникам. Наконец я покупаю билет, вхожу в лифт, и металлические конструкции башни плавно утекают вниз. Мы поднимаемся на самый верхний этаж.
…Боже, какой тут ветер!
А какой вид!
Затесавшись в толпу галдящих на разных языках туристов, я чувствую себя совершенно счастливой. Ах, если бы рядом был Денис… Но его нет, и уже не будет никогда.
Очередная экс‑продавщица картошки, собрав вокруг себя группу моих соотечественников, с вдохновенным видом вещает, перечисляя никому не интересные цифры:
– Эйфелева башня построена инженером Гюставом Эйфелем… Ее высота – 324 метра… Вес металлической конструкции – 7300 тонн, общий вес – 10 100 тонн…
И тут что‑то словно щелкает в моем мозгу.
324 метра! 7300 тонн… 10 100 тонн… Разве не эти цифры были на загадочной схеме?
Дрожащими руками я достаю ее и сверяю… Так и есть!
Ах я, разиня, ничтожество, да что там – попросту идиотка! Елисейский дворец! Атомная станция, военная база! Ведь разгадка была у тебя под носом… ведь она напрашивалась, можно сказать, сама собой! Этот гад не разменивается на мелочи, он хочет уничтожить Эйфелеву башню… скорее всего, взорвать! Эти сложные расчеты – просто вычисления, сколько надо взрывчатки, чтобы уничтожить строение высотой 324 метра, весом 7300 тонн – или 10 100 тонн, если считать с фундаментом…
Скорее, скорее вниз! Предупредить… предъявить доказательства…
И вот мы снова в подъемнике. Сквозь стеклянные двери кабины видно, как ажурные металлические конструкции утекают на этот раз вверх.
– Второй этаж, – говорит девушка‑лифтер, управляющая лифтом.
Я хочу остаться, но плотная толпа выносит меня из кабины, и я не успеваю вернуться.
Что же, второй этаж так второй этаж… Кусая губы от напряжения, я обхожу его. Тут есть магазинчик, торгующий сувенирами. А на верхней площадке я могла выпить шампанского в баре, но не успела…
Я захожу в магазинчик. В конце концов, туристка я или нет?
И я покупаю сувенирную монетку, где изображены Эйфелева башня, собор, Триумфальная арка, церковь Сакре‑Кёр и Мулен Руж, а на обороте написано: «Monnaie de Paris»[19]и наверху, по‑русски, – «Франция».
Через несколько минут подъемник вернется, и я спущусь вниз. Пропущу первый этаж, не так уж это важно, в конце концов… и сразу же – на выход.
Я даже не сделала фотографии, ах, какая досада! Я достаю свой фотоаппарат и, пока лифт не приехал, принимаюсь снимать окружающие виды, но руки у меня дрожат, и кадры получаются нечеткими.
В следующую секунду в мои уши врывается голос. Вкрадчивый голос с бархатными интонациями, который я бы узнала из тысячи, да что там – из миллиона…
Чувствуя дрожь уже не только в руках, но и в ногах, я быстро оглянулась. Клянусь, возле меня не было никого, похожего на Принца Макса. Только метрах в десяти яркая красавица на каблуках сантиметров в десять, с черными жгучими глазами и черными же волосами до пояса разговаривала с господином в инвалидной коляске. Ему было лет пятьдесят, если верить морщинам, он был сед и носил темные очки. Он‑то и произносил бархатистым голосом слова на непонятном языке, обращаясь к своей спутнице.
Я бросила на него только один взгляд, словно он был Медузой‑горгоной, мифическим чудовищем, которое обращало в камень одним своим видом. Что будет, если убрать седой парик, темные очки и весь грим? Правильно – останется знаменитый террорист, которого разыскивают во всем мире, а он в это время находится на Эйфелевой башне. И, конечно же, он здесь не просто так.
Глава тридцать первая
Если бы у меня был здравый смысл, я бы тут же удрал.
Джеймс Хедли Чейз. Ты никогда не знал женщин, глава IV
В голове у меня крутилась настоящая карусель. Были тут и какие‑то глупейшие мысли о Канарских островах (или Гавайских?), на которых сейчас наверняка очень хорошо, и другие, не менее нелепые, о том, как здорово было бы провалиться куда‑нибудь под землю. Однако тут я живо представила себе, что в буквальном смысле могу в ней очутиться, если сделаю хоть одно неверное движение, и мне стало не по себе. Все мое существо подавало сигналы SOS, инстинкт самосохранения призывал бежать, причем немедленно и без оглядки. Я ничего не соображала, от ужаса у меня все плыло перед глазами. Я испугалась, что у меня снова начинается проклятый приступ, и, очевидно, страх оказал отрезвляющее действие – туман уже не застил мне взор, но я по‑прежнему не знала, что мне делать.
Только представьте себе: избавиться от преследователей, отдохнуть в самом фешенебельном отеле Парижа и вдруг на самой заурядной туристической прогулке нос к носу столкнуться с террористом, имеющим ко мне претензии личного характера! Клянусь, тут я сильно пожалела, что оставила пистолет в сейфе. Впрочем, я тотчас же вспомнила о металлоискателях при входе на башню – и сникла. Конечно, никакой пистолет мне бы пронести сюда не дали.
Во всяком случае, пока Макс здесь, взрыва точно не будет. Террористы очень любят приносить в жертву своим идеям чужие жизни, но как только речь заходит об их собственной, они проявляют невероятную осмотрительность.
Пока я размышляла, Макс со спутницей направились к лифту – она толкала коляску, а вежливые туристы уступали дорогу любознательному инвалиду и его спутнице. Итак, он просто решил в последний раз подняться на башню, которая будет уничтожена, как только он даст сигнал. Значит, у меня еще есть время.
Я настроила увеличение и несколько раз сфотографировала Макса вместе с его спутницей, стараясь зафиксировать все детали. Мои недруги уехали вниз, а я стала дожидаться следующего лифта. И хотя я чувствовала, что не буду спокойна, пока не окажусь на твердой земле, я уже обдумывала свои следующие действия.
В конце концов, у меня есть сотовый Лукаса, отличный смартфон последней модели. Он выключен, но я в любой момент могу воспользоваться им. А сейчас, судя по всему, как раз и есть такой момент.
* * *
– Алло, полицейский комиссариат слушает.
– Мне нужен инспектор Миртиль.
– По какому делу?
– Я была у него свидетельницей. Он попросил меня позвонить ему, если я что‑то вспомню, вот я и звоню.
В трубке раздается удовлетворенное хмыканье.
– Вам повезло, он еще здесь. Эй, Габриэль! Какая‑то дамочка просит тебя к телефону.
Значит, его зовут Габриэль. Архангел Гавриил, гм… Не такое уж это частое имя во Франции, по правде говоря.
– Да, я вас слушаю, – произносит через несколько мгновений голос Миртиля в трубке. – Кто это?
Мне нечего терять, и я иду ва‑банк.
– Вероника Бессонова.
Мне кажется, я слышу, как у него перехватывает дыхание.
– Вероника?
– Да. Вы получили мое сообщение?
– Да. Вы непонятно написали, но я все равно разобрался. Вы двойник.
– Совершенно верно. У меня мало времени, я должна…
– Послушайте, не вешайте трубку. Нам надо встре…
– Нет, это вы послушайте. Макс в Париже!
– Кто?
– Макс! Тот самый, у которого прозвище Принц! Вы оглохли?
– Нет, я… Откуда вам известно, где он?
– Я только что его видела.
– Видели? Где?
– На Эйфелевой башне. Хотя нет, сейчас он уже спустился. Алло! Вы мне верите?
– Пытаюсь. Послушайте, Вероника, каким образом вы все‑таки оказались замешаны во всем этом?
– Долго объяснять. Он хочет взорвать башню, я нашла схему и расчеты.
– Где?
– Они были в кармане парня, которого вчера убили на территории заброшенного завода.
– Филиппа?
– Нет. Филипп не работал на Макса, не пытайтесь меня подловить!
– Кстати, Вероника, вам известно, что все‑таки произошло на территории завода?
– Да. Филипп решил, что я Вероника Ферреро, которая сделала пластическую операцию. Он хотел продать меня людям Макса, но они не слишком доверяли друг другу, и случилась небольшая перестрелка. Когда я потом обыскала трупы, то нашла эту бумажку, но только сейчас поняла, что на ней изображено.
– Мне нужна эта бумажка, Вероника!
– Разумеется. У вас есть электронный адрес?
– Что?
– Адрес электронной почты у вас есть?
– Да, но…
– Да, пока Макс был на башне, я успела сделать его фотографии. Я вам их тоже пришлю, чтобы вы убедились, что я в своем уме. Кстати, он там не один. С ним девица с черными волосами до пояса…
– Лейла.
– Что?
– Ее зовут Лейла.
– Чтоб ей провалиться! Диктуйте мне адрес.
К счастью, адрес у Миртиля очень простой для запоминания. Хорошо все‑таки иметь дело с французами – на редкость практичная нация.
– Схему сейчас пришлю. Предупредите службы охраны, спецназ, не знаю кого, это ваше дело. Ладно, чао!
– Вероника! – отчаянно кричит Миртиль, но мне положительно некогда устраивать с ним дискуссии. Я нажимаю на отбой.
Теперь все зависит только от меня.
Глава тридцать вторая
Вся его жизнь определялась аксиомой «другие не стоят меня».
Буало‑Нарсежак. Лица во тьме, глава 6
18 часов 10 минут по Гринвичу
– И подумать только, – усмехаясь, промолвил седовласый человек в инвалидной коляске, – что вскоре, когда я наберу код и нажму кнопку, все это великолепие перестанет существовать…
Его спутница, катившая коляску, только повела плечом. Одной башней больше, одной башней меньше – какая разница? Лишь бы ее ненаглядный Макс был доволен, а все остальное совершенно неважно.
18 часов 15 минут
Комиссариат
– На кого зарегистрирован номер, с которого она звонила? – спрашивает Миртиль.
– На Лукаса Левандовски, – отвечает компьютерщик, которому родители оставили в наследство совсем не компьютерную фамилию Бальзак.
– Это еще кто такой? – удивляется Клеман.
– Сейчас посмотрим… Был убит вчера во время перестрелки. Помнишь, еще в новостях показывали…
– Значит, она говорила правду. Получается, что Макс действительно…
– А может, это чья‑то неудачная шутка? – высказывает предположение осторожный Клеман, присевший на край стола. – Как‑то все это нелепо звучит… Эйфелева башня… взрыв…
18 часов 17 минут
Хорошо, что в смартфоне есть мощная камера, которой можно сфотографировать схему.
Плохо, что флешка с фото Макса и его сообщницы застряла в фотоаппарате и не вытаскивается. Женщина с каштановыми волосами нервничает и едва не роняет фотоаппарат. Уф, наконец‑то карточка поддалась. Лишь бы она не была повреждена…
Слава богу, все в порядке!
Прикрепить файлы.
Отправить письмо.
18 часов 17 минут 40 секунд
– Говорю тебе, все это ерунда, – говорит Клеман.
– Ерунда? То, что она похожа на Веронику Ферреро как две капли воды и угодила в самую гущу их разборок? Да если хочешь знать…
– Тебя отстранили от этого дела.
– Это ничего не значит.
Компьютер Миртиля пищит, извещая, что пришло новое сообщение. Забыв о своих разногласиях, полицейские бросаются к экрану.
– Я распечатаю все это… Если она говорит правду, надо вызывать саперов, – говорит Миртиль, норовя выдрать лист, еще не совсем прошедший через принтер. – И предупредить начальство. Клеман! Срочно звони нашим, нам понадобится подкрепление!
18 часов 22 минуты
– Алло, месье Саразен? Это Клеман. Тут вот какое дело, кхм… Макс готовится взорвать башню. Эйфелеву, конечно… Эта девчонка, двойник Ферреро, раздобыла схему подрыва. Как? Я так понял, схема была у одного из тех, кого вы нашли на старом заводе. Я думаю… Да, конечно. Кстати, Макс только что был в районе башни. Нет, вы меня правильно поняли. Он переодет, и с ним женщина.
18 часов 25 минут
– Сигнал ее сотового только что пропал, – говорит Бальзак.
– Откуда он шел?
– Седьмой округ.
– Район Эйфелевой башни?
– Так точно, шеф.
Миртиль хмурится.
– Черт! Мне бы не хотелось, чтобы с ней что‑нибудь произошло.
По его тону коллеги понимают, что в этот момент он думает вовсе не о башне.
– А по‑моему, все вполне логично, – возражает компьютерщик. – Она позвонила тебе, отправила сообщение с телефона и выключила аппарат, чтобы ее не нашли.
И он подмигивает Клеману, которого знает куда дольше, чем сравнительно недавно пришедшего к ним Миртиля. Странно, но здоровяк Клеман вроде как на полтона бледнее, чем обычно.
18 часов 26 минут
– Начальник службы безопасности Эйфелевой башни слушает. Да, месье Саразен. Понятно, месье. Э… но сейчас некоторым образом час пик. На башне множество посетителей…
– Я, кажется, говорю по‑французски, и меня можно понять? Срочно закрывайте вход на башню и займитесь эвакуацией тех, кто наверху. Это приказ! И если что‑нибудь произойдет, отвечать будете вы! Понятно?
– Но вы хоть можете объяснить, что происходит?
– Ничего особенного. Старушку башню в очередной раз пытаются взорвать. Работайте спокойно, месье, и дышите глубже!
18 часов 28 минут
– Простите, месье Миртиль, но начальник службы безопасности Эйфелевой башни занят и не может ответить на ваш звонок. Я понимаю ваши чувства и разделяю ваше сожаление, но не надо на меня кричать.
18 часов 30 минут
– Габриэль, может, не стоит сходить с ума?
– Они там черт знает чем заняты… Ладно! Я выезжаю к Эйфелевой башне. Продолжайте работать, ребята.
– Куда? Шеф! Но ведь это совсем не наш участок! Шеф!
18 часов 33 минуты
– Да, господин министр, это Саразен. Его высочество хочет взорвать Эйфелеву башню. Невозможно? Ну я бы так не сказал… Вы только представьте себе, господин министр, какая куча денег у этого скота. Мы с вами можем работать на государственной службе хоть тысячу лет, работать до посинения, до седьмого пота, но не заработаем и сотую долю того, что имеет этот подонок. О нет, я и в мыслях не имел оскорбить кого‑либо, я просто констатировал факты.
18 часов 35 минут
– Дамы и господа, нам очень жаль, но Эйфелева башня закрывается. Просьба ко всем, уже поднявшимся на башню, незамедлительно проследовать к лифтам. Дамы и господа, мы закрываемся…
– Что такое?
– До закрытия еще черт знает сколько времени!
– Безобразие! Мы стояли полчаса… даже дольше! Только время потеряли!
– Чепуха какая‑то… Ну что, может, махнем в Сент‑Шапель? Ты же давно хотела там побывать…
– Какая Сент‑Шапель? Я обещала моим фотки с Эйфелевой башни привезти! Что я им теперь скажу?
18 часов 39 минут
– Ты не можешь ехать быстрее? – спрашивает Миртиль Клемана. – Мы опаздываем!
Клеман молчит. Честно говоря, он чувствует себя последней свиньей.
18 часов 41 минута
– Почему мы должны спускаться?
– Что случилось?
– Это бред! Я, между прочим, заплатил за билет!
– Дамы и господа, без паники. Без паники…
18 часов 53 минуты
Полицейская машина тормозит. Во все стороны от Эйфелевой башни прет рассерженная толпа.
– Они закрывают вход на башню и эвакуируют туристов! – ликует Миртиль. Он выскакивает из машины, потрясая планом. – Ну, Клеман, что мы имеем?
– Я скажу вам, что вы имеете, – произносит до боли знакомый голос всего в паре метров от него. – Вы имеете то, что вас имею я!
Миртиль оборачивается.
Миртиль видит комиссара Саразена.
И лицо Клемана, который не знает, куда девать глаза.
Габриэль тотчас же все понимает, все. Сначала Миртилю хочется убить их обоих, потом – себя, потом ему становится так тошно, что нет сил даже двинуть рукой. Двинуть Саразену в ухо, например…
– Фотографии, – командует Саразен, хищно скалясь. – И схему. Будете пай‑мальчиком, разрешу участвовать в операции. Ну?
– Ваша взяла, – произносит Миртиль с горечью.
В сущности, к сказанному добавить больше нечего.
Глава тридцать третья
В настоящий момент без убийства нам никак не обойтись.
Гилберт Кийт Честертон. Три всадника из Апокалипсиса
Переслав по электронной почте все материалы, которые помогут властям разобраться в этом деле, я сочла, что настало время позаботиться о себе, выключила смартфон и поспешила прочь. После того что я успела натворить, полиция наверняка будет не прочь побеседовать со мной, но я еще не чувствовала себя готовой к этой беседе. И, в конце концов, я еще не побывала в Версале.
На Иенском мосту, однако, я замедлила шаг, чтобы отдышаться. Возле моста находится пристань, на которой стоят готовые к отплытию туристические кораблики. Казалось бы, чего уж проще – сесть на один из них и уплыть куда‑нибудь подальше, мимо замечательного музея Орсэ и острова Ситэ, но…
Но я никогда не предполагала, что любопытство может оказаться сильнее страха и благоразумия, вместе взятых. Я понимала, что на башне вот‑вот начнется эвакуация, возможно, вызовут спецназ, возможно, будут искать меня, и поэтому оставаться здесь небезопасно – даже если не принимать в расчет того, что самая знаменитая постройка в мире может в любое мгновение взлететь на воздух, и тогда всем, кто окажется поблизости, не поздоровится. Однако я ничего не могла с собой поделать. Я заварила такую кашу, что непременно должна была увидеть, чем она закончится. Сидеть у себя в номере и бесцельно переключать каналы в поисках новостей меня вовсе не устраивало.
Поэтому я повернулась спиной к дворцу Шайо, перешла на набережную Бранли и заняла свой пост на некотором расстоянии от Эйфелевой башни, притворяясь обычной туристкой, фотографирующей окрестности. Я ужасно нервничала и здорово трусила, но подбадривала себя и молилась, чтобы для лучшей в мире башни все закончилось хорошо.
Примерно без четверти семь началось движение – очередь, стоявшая на подъемники, начала рассыпаться, а полицейских машин стало гораздо больше. Минут через десять появились вертолеты и одновременно с ними – фургоны спецназа. Прибыли на специальных машинах какие‑то люди в сложной экипировке и с собаками – очевидно, саперы, так что пока все шло как надо.
Спецназ оцепил район вокруг башни, кроме того, полиция перекрыла входы на ближайшую станцию метро «Марсово поле – Эйфелева башня», и какие‑то граждане в штатском, с чрезвычайно цепким взглядом и коротко стриженные, принялись прочесывать толпу, особенно пристально всматриваясь в инвалидов на колясках. Присутствующие, в большинстве своем обычные туристы, недоумевали, не понимая, что происходит, но при этом никто не торопился уходить. И тут мое сердце екнуло.
В толпе людей, растекавшихся по улице, мелькнуло знакомое лицо. Макс уже избавился от седого парика и инвалидной коляски, но забыл или не успел стереть морщины, и по ним‑то я его и узнала. Рядом с ним шагал крепкий плечистый тип, которого я заприметила еще на Эйфелевой башне, – он отирался недалеко от Принца и Лейлы, делая вид, что незнаком с ними. Судя по всему, это был их охранник.
Не размышляя, даже не успев толком испугаться, я бросилась догонять их. Я знала, что так просто они не уйдут – впереди полицейский кордон пропускал людей, всматриваясь в лица проходящих. Если бы там был мой знакомый Миртиль, я бы изловчилась как‑то подать ему знак, но командовал парень из телевизора – бритоголовый Саразен с хищной усмешкой. Я решила, что он перебежал дорогу Миртилю, и завертела головой в поисках последнего. Поэтому я упустила Лейлу.
Она вынырнула из машины с базукой в руках и, прежде чем кто‑либо успел опомниться, дала залп в самую гущу толпы. Раздались дикие крики. Началась паника, охваченные ужасом люди бросились бежать кто куда, сметая полицейские кордоны. А Лейла перезарядила базуку и выстрелила снова, на сей раз по полицейским машинам, стоявшим возле башни.
Одна из машин подпрыгнула на месте, дверцы ее распахнулись, и она с грохотом взорвалась. Охрана Принца тоже открыла стрельбу, прикрывая его отход. Вертолет беспомощно кружил над площадью, но стрелять, очевидно, было нельзя – повсюду находились гражданские лица. Макс закричал что‑то Лейле, подзывая ее рукой к себе, но она покачала головой и выстрелила из базуки по вертолету. Его окутал огненный вихрь, две лопасти винта с жутким скрежетом отлетели в стороны, и вертолет стал падать. В сотне шагов от меня он рухнул на землю и взорвался. От него валил едкий дым. Только тогда Лейла отбросила базуку и побежала к своему Принцу.
Все оборачивалось скверно, куда хуже, чем могло бы быть. В центре Парижа террористы, не колеблясь, вступили в сражение с властями, и похоже, что вторым пока не удавалось одержать верх. Макс сидел в машине и заводил мотор, Лейла и еще двое охранников бежали к нему, остальные ожесточенно отстреливались, отвлекая внимание от главаря. Одного из стрелявших у меня на глазах уложил спецназовец, но его самого тоже ранили, и я видела, как он корчился на земле. От горевшего вертолета по‑прежнему валил черный дым. Саразен, оставшийся практически без всякого прикрытия, тем не менее стрелял с обеих рук. Он убил одного из охранников, того, который нес с собой небольшой чемоданчик, и выстрелом разнес лобовое стекло в машине Макса. Лейла почти добралась до машины, но Макс высунулся и повелительно крикнул ей что‑то. Она кивнула, достала пистолет и, паля по полицейским, побежала обратно. Миртиль и Саразен стреляли в нее, но только оцарапали ей щеку. В ужасе я сообразила, что с каждым шагом Лейла приближается ко мне.
Однако, проследив за направлением ее взгляда, я поняла, что обо мне она думала меньше всего на свете. Охранник с чемоданчиком, которому Саразен закатал пулю в лоб, растянулся на земле всего в нескольких метрах от меня. Вне всяких сомнений, Лейлу интересовал именно чемоданчик, и, поскольку она им так дорожила, я внезапно решила, что ни за что не позволю ей завладеть им.
Распластавшись на асфальте, я подползла к чемоданчику и первой добралась до него. Лейла нависла надо мной, и тогда, недолго думая, я размахнулась и изо всей силы врезала ей чемоданчиком по лицу.
Лейла была очень сильная женщина, но она была все‑таки женщина, а всякая женщина опасается за свою красоту. Она вскрикнула, выронила пистолет и обеими руками схватилась за лицо.
Я подобрала пистолет, прижала к груди чемоданчик и бросилась бежать. Стекло остановки за моей спиной треснуло со всхлипом, и осколки брызнули мне в спину. Я превратилась в мишень, по которой теперь стреляли все люди Макса. Следующая пуля прошла по волосам парика, и я никогда не забуду этого ощущения. С одной стороны ко мне бежал охранник Макса, высокий детина с уродливым шрамом на лице, с другой была Лейла, доставшая запасной пистолет. Я прикинула расстояние, которое отделяло меня от полицейских, и поняла, что не успею до них добраться.