Сейчас везде в Данге как грибы растут магазины под названием «Лаваджуни», что означает «новое счастье, новая жизнь, новое начало». На каждом третьем доме можно прочитать «Лаваджуни»: на фасаде чайных магазинов, салонов красоты, киосках, мангалах, мини‑супермаркетах, швейных ателье или гостиницах. Многие из них принадлежат бывшим камалари, и все они надеются на «новую жизнь», а я радуюсь за каждую из них.
Эти мелкие предпринимательницы, которые сами строят свое собственное будущее и делают шаги к самостоятельной жизни, изменят облик Тераи. Ведь исследования показывают, что женщины вкладывают каждую заработанную рупию в семью и в детей. Однако для мужчин это является далеко не само собой разумеющимся. Некоторые отцы семейств предпочитают проигрывать свои деньги или же напиваться на свою зарплату, в то время как их жены должны сами заботиться, как им накормить детей.
Однажды вечером в Манпуре я тоже приняла решение оставить свое прошлое позади. Как проклятие, оно преследовало меня на каждом шагу. Поэтому я, недолго думая, взяла свои дневники и сложила в рюкзак вместе с тетрадками по математике и непальскому языку. До сих пор я прятала дневники, которые вела, когда была служанкой‑ камалари у Зиты и у Жестокой Мадам, в единственном шкафу, который был у нас в семье. В этом шкафу мы храним самые ценные вещи. Моими ценными вещами там были два фотоальбома, подаренные мне Зитой, мои дневники и украшения народности тхару, доставшиеся мне по наследству.
Каждый раз, когда мне попадали в руки эти растрепанные тетради и я перелистывала их, меня охватывала глубокая печаль по всем этим потерянным годам. Страницу за страницей я наполняла своей болью, своими заботами, своим гневом, своей тоской по родине и своими воспоминаниями. Но теперь на этом можно было поставить точку: я не хочу больше быть печальной, с этого момента я хочу смотреть только вперед.
В тот же вечер в «Нарти» я принесла свои тетради к камину, чтобы сжечь их. Кстати, тут даже хостел называется так: «Лаваджуни – новое счастье». Над входом на синей вывеске с нарисованным белым голубем, написано: Lawajuni Girls Hostel[37].
Одну за другой я бросала тетради в огонь. Языки пламени разгорались, прыгали по картонной обложке и за секунды вгрызались в дешевую тонкую бумагу. Тетради горели ярко, и дым попадал мне в глаза. Я пододвинула остатки тетрадей в середину, потому что мне не хотелось, чтобы от этой печальной главы что‑то осталось.
– Ты что тут делаешь? – спросила меня Аруна, одна из младших девочек.
Она подошла сюда из любопытства, чтобы взглянуть, что тут дымит.
– Я хочу оставить прошлое позади и больше не вспоминать обо всем плохом, что было раньше, – сказала я ей. – Я хочу, чтобы оно превратилось в пепел и дым, поднялось к небу и никогда больше не печалило меня и не заставляло плакать.
– Я тоже не хочу, чтобы ты плакала, – утешила меня Аруна и обняла рукой за талию. Какое‑то время мы так и стояли и смотрели на огонь.
Это было словно внутреннее очищение. Глубокий покой и удовлетворение наполняли меня, когда я смотрела на огонь.
ПЕРЕД СУДОМ
Вся моя энергия и все мои силы теперь нужны были мне для школы. Я хочу и должна теперь сосредоточиться на учебе. Если все будет хорошо, то я хочу через пару лет поступить в колледж, а затем и в высшее учебное заведение. Для того чтобы стать журналисткой или адвокатом и бороться за права самых бедных людей. Тогда я сама могла бы добиться через суд, чтобы Жестокая Мадам выплатила мне мою заработную плату, которую задолжала за тридцать месяцев, что я работала у нее. Я буду бороться за свои деньги, и это мое твердое решение. Я регулярно звоню Зите и прошу ее воздействовать на свою тетку.
Когда Жестокая Мадам услышала, что я должна буду выступить в телевизионном интервью в Катманду, она сказала Зите, как это было уже один раз после моего визита к президенту страны, позвонить мне. Зита еще раз передала мне, что я ни в коем случае не должна упоминать настоящего имени Жестокой Мадам, если не хочу неприятностей. Зита сообщила:
– Тетка сказала, если ты не выдашь ее имени, она тебе за это перешлет деньги.
Но этого так и не случилось. Тогда я сдержала свое слово и не назвала имени Жестокой Мадам, хотя журналисты упорно спрашивали меня – кто же эта депутат парламента.
Однако Жестокая Мадам снова не выполнила свою часть соглашения. И до сих пор я жду денег.
В последний раз, когда я звонила Зите, я узнала шокирующую новость: Мохан, сын Зиты, умер неделю назад. Я была потрясена. Ему только что исполнилось семнадцать лет. Его якобы нашли мертвым перед телевизором – для Зиты это был ужасный удар судьбы, и я тоже была в ужасе. Между тем, до меня дошли слухи, что в смерти Мохана якобы виноваты наркотики… И конечно, тогда я не могла спрашивать о своих деньгах. После этого я некоторое время не решалась звонить Зите, потому что не знала точно, как мне общаться с ней после трагической смерти Мохана.
Лишь через три месяца я заставила себя снова позвонить ей.
Жестокая Мадам вскоре после этого велела передать мне, что я должна обратиться по поводу денег к ее брату в Гхорахи. Он якобы выплатит их мне. Однако с тех пор ее брат настаивает на том, что его жена больна и что денег у него больше нет. Поэтому он не может выдать мне мою зарплату. От этого можно с ума сойти…
Я все‑таки дам им самый последний шанс. Я хочу позвонить ее брату в Гхорахи, чтобы поставить ему ультиматум: или он выплатит мне мои деньги, или же я пойду в суд. Это я скажу им четко и ясно.
До сих пор меня удерживало то, что суды в Непале перегружены. Это может длиться целую вечность, пока дойдет до процесса, и еще столько же, пока будет вынесен приговор. Однако, если нужно, я пойду по этому пути. Это мое твердое решение.
Я знаю, что судебный процесс может получиться затяжным. Никогда еще ни одна камалари не выдвигала в судебном порядке обвинения против лендлорда или помещицы по поводу невыплаты денег. В такой стране, как Непал, для которой характерно наличие иерархий и кастовой системы, это табу. Однако если Жестокая Мадам и дальше будет упорствовать и считать, что она так легко отделается, потому что я слишком слаба или глупа, чтобы получить то, что мне причитается, тогда я нарушу это табу. От имени всех обманутых камалари, которым не заплатили за работу.