В'Лэйн не был первым принцем Светлого Двора, которым он притворился, да и не последним.
Когда принцесса обнаружила, что носит в себе ребёнка, ей не терпелось получить аудиенцию с королевой, чтобы поделиться восторженными новостями. После тысячелетий бесплодия вот-вот родится королевский отпрыск!
Но Круус убедил принцессу скрыть свою беременность, настаивая, что другие члены двора могут попытаться навредить их нерождённому дитя из зависти или злости. Он предложил им ускользнуть прочь, родить в уединении, а потом предстать перед двором к ужасу и зависти всех остальных.
Он забрал принцессу на далёкий остров и оставался при ней до тех пор, пока их дочь не появилась на свет.
День рождения Лирики был не лучшим днём в его жизни.
Он полагал, что их ребёнок может быть темнокожим (поэтому он и выбрал смуглую принцессу Лета, а не бледную Зиму), возможно, с необычными глазами, способностями, доселе неслыханными среди Видимых, но все эти отличия объяснялись бы продолжающейся эволюцией фейри — якобы их силы становились разнообразнее, нарастали, а их облик адаптировался к новой, более величественной магии.
У Видимых не было оснований полагать, что существовал другой вид фейри, помимо них. Они не обнаружат Двор Теней ещё сорок две тысячи лет.
Потому что ребёнок будет явно фейри, королева придёт в восторг от нового принца или принцессы и примет любые вариации их отпрысков. Круус начал хорошо понимать Светлый Двор за всё то время, что он там провёл. Их разумы лишены воображения, их тела лишены страсти. Когда они сталкивались с чем-то необъяснимым, они с готовностью принимали первую попавшуюся ложь, подкреплявшую их версию реальности, в которой они правили, господствуя над всем.
|
|
Перевод: Видимые считали себя слишком господствующими и не думали, что их можно обхитрить. Эксплуатируя эту эгоистичную слабость, он скармливал им одну ложь за другой, закладывая фундамент для будущей лжи.
Он подумывал оплодотворить многих женщин-Видимых, увеличить разнообразие, удостовериться, что даже самые сомнительные из его отпрысков будут приняты, и однажды Светлый Двор окажется настолько разбавлен его семенем, что он будет править всеми четырьмя королевскими дворами.
Но его союз с фейри Светлого Двора оказался горьким разочарованием.
Словно сама вселенная осуждала их союз, она пометила ребёнка в такой манере, которая гарантировала, что он больше никогда не попытается вновь; в манере, которая обличала существование его самого и его двора.
В тот самый день Круус проверил другую свою теорию. Он подозревал, что если заточить Видимого в лёд тюрьмы Невидимых, то Видимый в конечном счёте умрёт, потому что противоположная натура Королевства Теней высосет саму его сущность.
Как будто он позволил бы принцессе жить после того, что она увидела.
Это испытание оказалось успешным, и в мире, где фейри можно убить лишь одним из трёх оружий (никто не знал о третьем, кроме него и короля), Круус с удовольствием обнаружил четвёртое оружие, о котором не знал даже король. На протяжении долгого времени он снова и снова использовал это оружие против своих врагов, и в последний раз похоронил там бывшую королеву Эобил/Зару.
Принцесса всё ещё визжала от ужаса при виде их ребёнка, негодовала из-за предательства Крууса, требовала ответов, угрожала пойти к королеве, когда он запечатал её в гробу, запер тот заклинаниями и погрузил глубоко в лёд. Она выжила там считанные месяцы; под конец она перестала бороться.
|
|
Заточив её мать, Круус уселся и некоторое время обдумывал проблемного ребёнка, а затем вскрыл во льду глубокую расселину, чтобы бросить её туда.
Убить её было милосердием.
И всё же, продолжая изучать её, чувствуя в ней собственную сущность, он решил, что возможно, эксперимент был не совсем напрасным, и ребёнок ему пригодится. Ему нужен преданный союзник, чтобы работать над его целями.
Он станет её миром. Она будет любить и подчиняться ему. В конце концов, он же её отец. Единственное существо, которое она когда-либо узнает. И однажды, в далёком будущем, он дарует ей ещё одну милость. Когда придёт время. Такой ребёнок может ждать от жизни совсем немногих милостей.
Даже будучи бессмертным, он имел бескрайние планы на будущее, и ему было ненавистно тратить впустую какую-то часть настоящего. Он долгие часы проводил в библиотеке короля, просматривая таинственные свитки, впитывая их историю, выискивая заклинания, решительно настроившись не уступать королю по знаниям и силе.
Вскоре ребёнок станет достаточно взрослым, чтобы каталогизировать разрозненную коллекцию, впитывать и отсеивать информацию, быстро находить её, и освободит его, чтобы он сам сумел сосредоточиться на чём-то другом. Она будет находить важные артефакты в обширной, сумбурной библиотеке, где всё разбросано хаотично; ничто не находилось там, где можно было ожидать, а многие вещи вообще являлись не тем, чем казались.
|
|
Она организует это место. У неё будет на это целая вечность, лишённая любых других занятий.
Он позволит ей жить, и она будет за это благодарна. А однажды, в далёком будущем, он в последний раз выпустит её из бутылки. Этот день наступил.
Пора забрать Лирику домой.
Глава 35
Она не в порядке? Она безумна? [46]
Иксай
Иксай проявилась в слишком ярком замке королевства Лета, вздрогнув и сощурив глаза от жестоких, бритвенно-острых лучей солнечного света.
Как она презирала это место.
Она задыхалась от жары, солнце безжалостно атаковало её глаза. Её платье начало подтаивать и капать в ту же секунду, когда она просеялась, и это ещё сильнее разъярило её.
Она материализовалась в бальном зале Лета, увешанном безвкусными разноцветными полотнами шёлка, которые струились с узорчатых колонн и обрамляли целых семь огромных, ярко искрящих трёхуровневых фонтанов, добавляя ещё больше света и влажности в и без того подавляющий климат, полный сырого пара.
Её ноздри раздувались от отвращения, но она скорректировала свою внутреннюю температуру, стабилизировала своё платье. Бальный зал для танцев, пиров и прочей гульбы. Абсурд. Неудивительно, что Лето не сумела сохранить место в Верховном Совете. Неудивительно, что её двор слабый и простецкий. Она была такой же прожигательницей жизни, как и тот человеческий бог вакханок, Дионис!
Однако она испытала удовольствие, услышав узнаваемые звуки сражения за стенами замка. Хоть Северина и отгородилась от своего двора, она не освоила сложное искусство покорения звука.
Наклонившись вперёд в талии, Иксай завела руки за спину, призвала ледяные кристаллы и прошипела:
— Как ты смеешь призывать меня?
Северина бесстрастно посмотрела на неё с другого конца длинного бального зала.
— Азар сказал мне, что ты выказала эмоции перед королевой. Человеческая самозванка теперь знает, что мы становимся смертными.
— Она и так догадалась бы, — прорычала Иксай. — Это был лишь вопрос времени.
Северина удивила её своим ответом:
— Согласна. И нам нужно заняться более насущными проблемами.
Иксай застыла, почувствовав прибытие Азара за мгновение до его появления. Она ощущала себя так, словно все её нервные окончания обнажились и гиперчувствительно реагировали на каждую грань её существования. Проживать жизнь с эмоциями и воспоминаниями, смотреть в лицо будущему с обещанной смертью напоминало шквал пламенных клинков, обрушивающийся на прохладу её кожи.
Удерживая отравленного человека во фрагменте Фейри, куда никто не мог просеяться, она обнаружила, что зверь, который якшался с королевой-самозванкой, поколдовал над ним, заморозил во времени, не давая приблизиться к смерти ещё сильнее. Умный, полезный зверь. Она чуяла его запах на человеке.
Он использовал магию, с которой она не была знакома, и она потратила много часов на попытки разрушить его заклинание, и всё впустую, и всё это время её желание обладать хитроумным зверем росло. Какую бы магию он ни применил к человеку, она не давала Иксай даже прикоснуться к нему. Такое ощущение, будто он воздвиг невидимый резиновый барьер вокруг всего его тела, на несколько сантиметров выше его кожи. Яд на него не действовал, и она не могла нанести ему урон. При каждой попытке она встречала сопротивление и провал.
— Ты призвала? — потребовал Азар, глядя на Иксай.
— Я, — резко поправила Северина. — Не только у Зимы есть информация, которую можно предложить, и планы, которые можно отточить.
Взгляд Азара метнулся к принцессе Лета.
— Зачем ты привела нас сюда?
Её губы изогнулись в триумфальной улыбке.
— Потому что я одержала победу там, где провалились вы. Я нашла Эликсир Жизни.
Иксай прищурилась и выпрямилась, убирая кинжалы льда обратно в свои руки.
— Как ты посмела выпить его первой? — прошипела она. Какая-то простая принцесса Лета думала, что она может утаить от них эликсир? Она спровоцировала двух членов королевской элиты напасть на неё разом?
— Я не пила! — пылко возразила Северина. — Я призвала вас двоих в то же мгновение, когда вернулась сюда с ним.
— Где ты его нашла? — скептически потребовал Азар.
— В замке королевы, под половицей в её будуаре.
— Я разодрала весь пол в том замке, — прогремела Иксай. — Там не было никакой спрятанной фляжки.
— Похоже, что в спешке из-за эмоций и беспечности ты его пропустила, — прорычала Северина. — Он был похоронен под горой обломков.
Азар изучал её взглядом, в котором тлели угольки неверия.
— Почему ты его не выпила?
— Где он? — потребовала Иксай ледяным тоном.
Северина достала фляжку из складок своего платья.
— Наша первая королева не могла и представить, что настанет время, когда всем Туата Де Дананн вновь понадобится Эликсир, — её солнечные глаза потемнели яростью штормов, когда она приподняла фляжку, показывая им. — Тут осталась одна капелька. Хватит лишь одному из нас.
Иксай застыла неподвижно.
Азар на другом конце бального зала тоже замер без движения.
Иксай знала, почему. Они оба подумывали напасть на Северину, захватить фляжку и выпить ту последнюю драгоценную каплю, и потому не желали выдавать своё намерение малейшим движением.
Рискованный момент.
Они оба также передумали по той же причине, по которой Северина не решилась его выпить.
Одно дело — если бы Иксай могла выпить его и жить вечно, правя бессмертным двором.
Но за следующие несколько столетий все фейри вымрут.
У неё не останется двора, чтобы им править.
Ни зеркала, ни отражения её существования.
Она останется совершенно и абсолютно одна. Настолько же одинокая, как в заточении тёмного сердца горы.
Северина склонила голову набок, и её золотистый взгляд сочился насмешкой.
— Именно поэтому я его не выпила, Иксай. Мы не слишком-то хорошо справляемся с одиночеством, ведь так?
Это ещё мягко сказано. Продолжительное уединение для фейри являлось смертным приговором. Без присутствия других представителей их вида они угасали, становились прозрачными и бестелесными, и с каждым уходящим тысячелетием скатывались всё глубже в безумие, пока не обращались в пыль и не развевались по ветру. Люди когда-то придумали сказку, в которой фейри для жизни требовалась вера и хлопки в ладоши. Не так уж далеко от правды. Подобное заточение в уединении иногда использовалось как наказание.
Фейри требовалась маленькая вечность, чтобы умереть в одиночестве, и большая часть этого времени проходила в совершенном безумии бреда.
Иксай задрожала, вспоминая. Каждый раз, когда королева применяла это наказание, оно напоминало её придворным, что они бессмертны потому, что она их терпит. От них можно избавиться, медленным и ужасным образом, если они перейдут ей дорогу. Или просто пытать их несколько веков. Если бы ей приказали выбрать себе судьбу, Иксай, да и все фейри, на самом деле, предпочли бы смерть от копья или меча, а не эту ужасную, долгую кончину.
— Возможно, — прорычал Азар, — мы сумеем изучить его и воссоздать.
Иксай разразилась ломанным и резким смехом.
— Ты забыл, кто мы? Мы отреклись от исследований целую вечность назад.
— Мы похитим людей, заставим их исследовать и воссоздать его, — с рвением предложила Северина.
Иксай покачала головой, отвергая идиотскую идею.
— Мы все умрём задолго до того, как их технологии достигнут уровней, необходимых для создания такого зелья. Люди до сих пор прозябают в тёмном средневековье в сравнении с видом, который сотворил Эликсир. Это результат десятков тысяч лет научных достижений чрезвычайно продвинутого общества, отказавшегося от награды той самой науки, которую они так высоко ценили.
— Там говорится, — настаивала Северина, — что вид, у которого мы его украли, до сих пор живёт в том мире. Мы снова их посетим. В этот раз похитим много фляжек. Одна из нас троих сильнее. Более решительно настроена одержать победу. Безжалостна. Прирождённый лидер.
Иксай приподняла бровь и презрительно усмехнулась.
— Ты о себе такого высокого мнения?
Северина ответила:
— Хоть ты дорога мне, Иксай, хоть нет (а мы обе знаем, что нет), я такого высокого мнения о тебе. Если кому-то из нас стоит выпить зелье, а потом отправиться в утомительное путешествие до того мира, чтобы добыть больше Эликсира, то это должна быть ты, Иксай.
Лесть. Здесь велась какая-то игра, Иксай в этом не сомневалась. Принцесса Лета охотилась на Зимних фейри всякий раз, когда они пили из Котла и стирали воспоминания, в те опасные ранние годы, когда они барахтались, будучи не в состоянии отличить друга от врага.
— Я знаю свои слабые и сильные стороны, — настаивала Северина. — Мне недостаёт твоей решительности и сосредоточенности. Азар силён, но ты определённо самая хитрая из нас. Если кто и может восстановить бессмертие и спасти наш вид, это ты, Иксай.
— Ты полагаешь, что я буду утруждаться вознесением всех остальных, когда сама стану бессмертной?
— Никто из нас не желает проводить вечность в одиночестве, — напомнила Северина. — Я стремлюсь к бессмертию для всех фейри. Полагаю, что и ты этого хочешь. Ты — наш лучший шанс на успех, и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Включая и передачу тебе последней драгоценной капли Эликсира.
Иксай подобрала юбки платья обеими руками и зашагала через бальный зал. К тому времени, когда она дошла до Северины, Азар тоже оказался там.
Он встретился с ней взглядом, прищурившись. «Будь настороже, Икс, — безмолвно произнёс он в её сознании. — Сев тебе не друг».
Склонив голову, Иксай выхватила фляжку из руки Северины. Она покрутила её, поворачивая то одной стороной, то другой, изучая.
Они все видели инкрустированную драгоценными камнями фляжку с Эликсиром в те редкие случаи, когда королева (в особенности Эобил, которая питала неестественную слабость к людям, что недавно стало чрезвычайно ясно) давала его тому или иному смертному.
Это действительно та самая фляжка.
Или очень умелая копия.
Умелость не являлась одной из сильных черт Северины.
На дне фляжки перекатывалась крохотная капелька жидкости. Северина права. Этого хватит лишь одному из них.
— Ты сделаешь это? — настаивала Северина. — Ты выпьешь её и найдёшь нам больше? Ты спасёшь наш вид от вымирания?
Иксай спрятала фляжку в складках своего платья.
— Ты была права на мой счёт, Северина, — сказала она.
Северина кивнула, и её глаза озарились надеждой.
— Знаю. Выпей прямо сейчас. Позволь нам всем разделить славу твоего восстановленного бессмертия!
— Я действительно хитрее.
— Так и есть, — согласилась Северина. — Определённо хитрее меня. Выпей это прямо сейчас, чтобы мы все смогли насладиться наблюдением того, как ты восстанавливаешь то, что все мы вскоре получим.
— И у меня есть определённо более хитрая идея относительно того, что нам делать с последней оставшейся каплей Эликсира Жизни, — промурлыкала Иксай с жестокой улыбкой.
Осенние глаза Азара сверкнули, когда он интуитивно угадал её мысли.
— Конечно, Икс. Согласен.
Иксай одарила его улыбкой. Когда-то они были чем-то большим, чем любовники. Они заканчивали предложения друг за другом, дополняли мысли друг друга.
— Королева обладает куда большей силой, чем я. У неё есть способность просеиваться между мирами. Когда-то она даже могла просеиваться сквозь время. Она может получить новую фляжку Эликсира быстрее и надёжнее, чем я.
— Однако ей недостаёт подобающей мотивации, — пробормотал Азар.
Иксай кивнула.
— Она смертная, с человеческими эмоциями, ею движет страстное желание защитить не тот вид. Она не понимает нас. Не может осмыслить, почему мы желаем быть такими, какие мы есть.
Азар тихо рассмеялся.
— Мы дадим ей последнюю каплю, выжжем эмоции, разрушим её душу.
— Сделаем её подобной нам. Мы станем её народом. Теми, за спасение которых она будет бороться.
— Это ужасная идея, — прошипела Северина. — Ты можешь сделать это прямо сейчас, Иксай. Пей и будешь восстановлена! Спаси нас!
— Ты имеешь большую веру в меня. Я тоже знаю свои сильные и слабые стороны. Я могу не добиться успеха. Но королева справится.
Северина возразила:
— Но если мы используем эликсир на королеве, пройдёт слишком много времени до тех пор, пока её эмоции...
— Не слишком много, — перебил её Азар. — Мы проживём дольше. Через несколько десятков лет в ней почти не останется человечности, и мысль о том, чтобы вечно жить без компании, покажется ей такой же невыносимой, как и нам. Как только мы вновь станем бессмертными, мы найдём способ избавиться от неё и захватить правление.
— Это кошмарная идея, — вскричала Северина. — Одна из самых глупых, что я слышала. Слишком много переменных. Бесчисленное количество вещей может пойти не так. Это я должна решать, что с ним делать. Это я нашла зелье.
Иксай наградила её испепеляющим взглядом.
— Зелье теперь у меня, — она бросила ей вызов с ледяной угрозой: — Или ты достаточно глупа, чтобы попытаться забрать его у меня?
Азар изменил положение, встав рядом с Иксай, выказывая почтение своей позицией — руки скрещены, ноги широко расставлены, само воплощение оберегающей стойки королевского охранника.
— Скорее, достаточно глупа, чтобы попытаться забрать его от нас обоих, Северина, — прорычал он.
— Вы совершаете ошибку. Предупреждаю вас, это обернётся катастрофой и лишь навлечёт на нас ещё больше страданий. Я не буду участвовать в этом идиотском фиаско.
Сердито сверкнув глазами, Северина исчезла.
Улыбнувшись, Азар взял Иксай за руку.
— Она нам не нужна. Мы никогда ни в ком не нуждались, Икс. Мы вдвоём обеспечим будущее фейри, а потом... — он умолк, окинув её одобрительным, откровенно хищным взглядом.
Она отдёрнула руку.
— Больше никогда не трогай меня без разрешения и выбрось из головы такие безвкусные привольности. Нам предстоит воплотить куда более сложное искушение.
Глава 36
Дежавю, я уже бывала в этом моменте [47]
Мак
— Где Дэни, чёрт возьми? — рычит Риодан в тот же момент, когда я открываю глаза. Он нависает надо мной, сжимая руки в кулаки, сверля меня гневным взглядом сощуренных и холодных серебристых глаз. — Почему ты не перенесла её с собой? Она ранена? Она в опасности? Отвечай мне! Где она, мать твою?
Бэрронс на полу рядом со мной.
— Дай ей минуту, бл*дь, — рычит он.
Риодан награждает его свирепым взглядом.
— У неё была минута. Она была в отключке целых пять минут. Её глаза открыты, значит, и говорить она может, мать вашу.
Я смотрю на Риодана, поражаясь, потому что никогда не слышала, чтобы он задавал столько вопросов или демонстрировал такие несдержанные эмоции. Его руки сжаты в кулаки, на подбородке вздулись три мышцы. Я осознаю, что Дэни отсутствовала неделями, и он до сих пор понятия не имеет, чем это вызвано, и где она. Нет врага, которого можно атаковать, нет стен замка, которые можно взять штурмом. Должно быть, это поедает его изнутри, как поедало бы Бэрронса. Я пропустила так много значимых событий за время своего отсутствия.
Отношения Дэни с этим сдержанным, гениальным мужчиной возникли без самого малого моего присутствия. Я не слышала ни единой детали, а я хочу знать целую кучу деталей. У меня такое чувство, будто моя дочь сбежала из дома и вышла замуж в колледже, не сказав мне, а я отчаянно пытаюсь вновь вернуться в её жизнь.
Риодан любит Дэни с такой же непоколебимой приверженностью и свирепой верностью, с которой Бэрронс любит меня. Хорошо. Потому что я понятия не имею, как её спасти, и я чертовски надеюсь, что у мужчины, вечно имеющего колоду тузов в рукаве, и сейчас найдётся несколько убийственных карт.
Застонав, я толчком поднимаюсь в сидячее положение, но пока что не пытаюсь встать. Я слаба и дрожу.
— Сколько времени я пробыла в отключке? — спрашиваю я, поднимая руку, чтобы ощупать своё лицо. Когда я врезалась в ту червоточину, возникло такое ощущение, будто мой мозг безжалостно разлетелся в пределах моего черепа. Я была уверена, что кости переломались, но лицо, кажется, в порядке. К сожалению, мой живот поживает не так уж хорошо — продолжительное кувыркание превратило желудок в бочку раздражённой кислоты, и я не могу припомнить, когда в последний раз ела. Я неслась от одного кризиса к другому с того самого момента, как вышла из комнаты. Я даже не знаю, сколько дней бодрствовала, и как вообще считать, по времени фейри или по времени смертных. И сколько вообще сна мне нужно. В какой-то момент я просто грохнусь и отключусь? Я умираю от голода, вымоталась, и из-за недоедания я становлюсь стервозной.
Мне также хочется плакать. Это уже слишком: свирепые, эмоциональные, умирающие фейри; наш единственный путь в тюрьму Невидимых разбит вдребезги; невероятные решения, которые мне приходится принимать; Круус правит новым Двором Теней, который ши-видящие не могут определить; мой отец умирает в месте, куда я не могу получить доступ; моя мама не в курсе, что папа обречён, и причина тому — я; Шон и Рэй в преисподней со злодеем, а теперь, о Боже... Дэни!
То, что я увидела, когда просеялась в то гибельное место, сокрушило моё сердце.
Мне хотелось бы, чтобы она меня увидела, но всё то слишком короткое время она находилась ко мне спиной. Не то чтобы я была совсем видимой (хотя Охотник явно без проблем определил меня и швырнул обратно в Честер, несомненно, с помощью своего огромного хвоста), но мы же говорим о сверхчувствах Дэни, и возможно, если бы она смотрела, то заметила бы мои лёгкие очертания и поняла, что мы нашли её и так или иначе доберёмся туда.
Пока я силилась задержаться в том удушающем месте между измерениями, одной ногой ступив через порог в среду, где ни человек, ни даже фейри не может выжить, ужас и ярость сокрушили меня вздымающимися волнами.
Я оборачиваюсь к Бэрронсу. «Вы умираете в вакууме космоса?»
Тёмные глаза смотрят мрачно, он склоняет голову набок. «Однажды я прошёл через проклятое Зеркало, которое выбросило меня посреди поля астероидов. Я раздулся вдвое крупнее своего обычного размера и замёрз насмерть».
Я закрываю глаза. Я хочу выкричать свою ярость в небеса, потребовать от тех безумных богов, которые вершат события, чтобы они исправили это немедленно, потому что это величайшая гора дерьма в истории.
Дэни в клетке.
Заперта за решётками. Снова.
Одна.
Там две клетки парят в космосе на расстоянии нескольких миль.
В ближней ко мне Дэни стояла во весь рост, обнажённая и непокорная, спиной ко мне, без оружия, сжимая кулаки от ярости и смотря сквозь бескрайнюю звёздную черноту на другую клетку, где Шазам цеплялся за решётки и дрожал, пока его огромные фиолетовые глаза извергали струи слёз.
Мне не нужны способности эмпатии, чтобы почувствовать их боль.
Я никогда не забуду, как Дэни едва не сгорела заживо, пытаясь спасти плюшевую замену Шазама. Никто из нас этого не забудет. Их воссоединение было одним из самых счастливых дней в её жизни. Её изящные черты светились радостью с яркостью суперновой звезды.
Дэни и Шазам любят чистой, безусловной любовью матери и ребёнка.
Я знаю Дэни. Она отдаст свою жизнь, чтобы спасти Шазама.
А значит, мы должны побыстрее придумать способ спасти их обоих.
— Если Мак не начнёт говорить, я оторву её бл*дскую голову нахер, — очень тихо говорит Риодан.
Хриплый животный рокот, первобытный и пробирающий до костей, зарождается в груди Бэрронса.
— Образно выражаясь, — натянуто добавляет Риодан. — Не буквально.
— Мудрый мужчина, — голос Бэрронса звучит хрипло и неестественно, словно зубы сделались слишком крупными для его рта.
— Во имя всех святых, ты один из тех зверей, которые сражались бок о бок с нами в аббатстве! — ошеломлённо выдыхает Кэт, уставившись мимо меня на Бэрронса, и мне не нужно поворачиваться, чтобы знать — его глаза мерцают кроваво-красным, клыки выступили, лицо темнеет, и уже немного показались рога, выдающие его зверя. Его сводный брат произнёс слова, которые угрожали моей жизни, хотя мы оба знаем, что Риодан никогда бы мне не навредил. Глубоко в недрах этого клуба Бэрронс, Кристиан, Риодан и я как-то раз принесли клятву крови быть вечными союзниками, защищать друг друга, объединяться для сражения против общих врагов, никогда не обращаться друг против друга, и охранять секреты друг друга как свои собственные.
Риодан награждает Кэт убийственным взглядом.
— Забудь, что ты это сказала. Или что ты видела то, что ты якобы видела. Чего ты явно не видела. Потому что если бы ты видела, мне бы пришлось тебя убить.
— Точно, — тут же говорит Кэт, отворачиваясь от Бэрронса. — Совершенно точно. Ничегошеньки не видела.
— Дэни у Охотников, — говорю я им. — Они с Шазамом в клетках, раздельно, на расстоянии нескольких миль.
— Где? — требует Риодан. — В каком мире?
Я качаю головой.
— Не в мире. Они парят в космосе.
— Грёбаный бл*дский ад, кто вообще придумывает такое дерьмо? — матерится Кристиан.
— Но живые, — ревёт Риодан, словно бросая мне вызов опровергнуть это.
— Живые, — поспешно говорю я. — Прости, надо было начать с этого.
— Невредимые, — настаивает он с неоспоримой уверенностью.
— На них обоих даже ни царапинки, — заверяю я его.
Он запускает обе руки в свои короткие тёмные волосы, щурится, затем скалится, обнажая зубы и выглядя так же по-животному, как Бэрронс в очень плохой день, и начинает расхаживать туда-сюда по конференц-залу.
— Тогда почему ты не просеялась в её клетку и не перенесла её обратно? Почему она не здесь?
— Вокруг обеих клеток имеется какое-то силовое поле, — устало отвечаю я. — Не впускающее меня и, скорее всего, удерживающее там кислород, которым они дышат. Я не смогла проникнуть сквозь него. Я попыталась просеяться к ней, но это оказалось невозможным, так что мне пришлось перестроиться и просеяться рядом с ней. Затем я как бы... зависла между двумя местами, потому что я не могла дышать, и если бы я задержалась, это убило бы меня. Я не уверена, что не умирала, когда Охотник вышвырнул меня оттуда. Я лишилась возможности находиться между двумя местами. Споткнулась. Я не видела Охотника, но уловила запах серы, и холод значительно усилился, когда что-то огромное сшибло меня в какую-то червоточину. Я очнулась здесь.
— Но зачем Охотникам сажать Дэни и Шазама в клетки? — восклицает Кэт. — Это не имеет смысла.
Риодан напряженно чеканит:
— Шазам нарушил правила ради Дэни. Я гадал, грядёт ли расплата. Похоже, это она и есть.
— Как мы их вернём? — спрашивает Кэт, и её глаза блестят едва сдерживаемыми слезами.
Я осознаю, что она тоже истощена. Её дочь и вторая половинка похищены Круусом, и Кэт любит Дэни так же сильно, как и я. Вдобавок она чувствует беспокойство и боль всех вокруг, несмотря на её стоический характер и колоссальные ментальные барьеры.
Я чувствую колебания пространства и времени в то же мгновение, когда Кристиан напрягается и резко разворачивается в ту сторону.
В воздухе открывается проём, и кусочек пергамента плавно опускается на пол.
Я даже не вижу, как Бэрронс направляется к нему. Он просто оказывается там. держит пергамент, просматривает его и переводит взгляд на меня.
— Тебе надо поесть. Тебе надо отдохнуть.
— Прочитай это для меня, — рычу я. Я чувствую ледяной порыв воздуха, который последовал за посланием. Я знаю, что отправила его Иксай, и видимо, она следила за мной, когда Кристиан использовал эту технику, чтобы общаться с нами в Фейри.
— Ты не останавливалась с тех пор, как покинула ту комнату, — рычит Бэрронс в ответ. — Твоё тело дрожало даже тогда, когда ты была без сознания. Ты слаба.
— Я. Никогда. Не. Слаба. Читай, — мрачно повторяю я, поднимаясь на ноги и весьма великолепно скрывая дрожь в ногах, позвольте отметить.
На его подбородке дёргается мускул, затем он резко вручает мне кусок бумаги.
«Мы вернём тебе твоего отца.
Встреться с нами в роще, где мы виделись ранее.
Приходи одна.
Не заставляй нас ждать.
Ибо мы не будем ждать».
Я бросаю взгляд на Риодана, чувствуя себя так, будто меня разрывает надвое.
— Опиши всё, что ты видела. Мне нужны ориентиры.
Информация — это причина, по которой я силилась задержаться. Я описываю точные цвета и форму туманности с тремя столбами вплоть до последней детали, затем золотисто-лавандовую планету, расстановку звёзд.