Я даже не вспомню, что Шазам когда-то существовал. Все наши потрясающие приключения в Зеркалах, годы исцеляющей любви просто пропадут.
С одной стороны, это избавит меня от бесконечной боли знания, что я потеряла; с другой стороны, это мои эмоции, это моя любовь, и это моя чёртова боль.
Никто у меня этого не отнимет. Я заслужила каждую рану, каждый порез, каждый шрам. Всякий раз, когда я истекала кровью, это делало меня той женщиной, которой я являюсь сейчас.
Эпичная и непобедимая. Та, которую не запугать.
Я. Никогда. Не. Сдаюсь.
Они включили свет.
Это означает, что суд вот-вот начнётся.
И закончится он лишь одним способом: мы с Шазамом покинем это место живыми.
Глава 32
Скорость нарастает, весь контроль в руках тех, кто знает [40]
Мак
Когда мы просеиваемся в конференц-зал, я с облегчением вижу, что Лирика исчезла.
Я бросаю взгляд на Кристиана.
— В бутылке и закупорена?
Он кивает, но не выглядит довольным, и я осознаю, что он привязался к библиотекарю, и дело не только в том факте, что он принёс клятву защищать её. Он вступался за неё до того, как дал клятву. В какой-то момент будущего я пересмотрю жестокие условия её заточения, но в данное время у меня и без этого проблем хватает.
— Иксай со мной пока не связалась, и я не могу предпринять что-либо для возвращения моего отца, пока она не пошлёт весточку, — говорю я, разворачивая стул спинкой к столу, затем усаживаюсь на него словно верхом и кладу руки на решётчатую спинку. Ну, это если не считать поисков местоположения Эликсира в моих файлах, которыми я планирую заниматься в любой свободный момент.
Тёмные глаза Бэрронса сверкают, но мне не нужно его согласие. Я знаю, что приняла правильное решение, единственное решение, которое я могла принять, учитывая, кто я, и как много эти люди значат для меня.
— Я не могу решить, за кем отправляться в первую очередь — за Шоном и Рэй или за Дэни, потому что выбор подразумевает приоритетность жизни, и решение будет гадким вне зависимости от того, что я решу. Так что, — я запускаю руку в карман и достаю два маленьких свёрнутых квадратика бумаги, предлагая их Кэт и Риодану, — возьмите один листочек из моей руки, но пока не разворачивайте.
Риодан кивает Кэт, показывая ей брать первой. Сам он забирает оставшийся квадратик.
Затем я достаю из кармана четвертак.
— У вас есть листок бумаги, на котором написано «орёл» или «решка». Я подброшу четвертак, и чья сторона выпадет, за тем мы и отправимся в первую очередь. Это максимально непредвзято. У вас равные шансы, — я подбрасываю четвертак высоко в воздух, ловлю его, когда он падает, и с хлопком опускаю на стол. — Орёл. Разворачивайте свои бумажки.
Они подчиняются.
Кэт резко втягивает воздух, а Риодан говорит:
— Я сожалею, Кэт. Мы отправимся за Шоном и Рэй в тот же момент, когда вернём Дэни.
— Это справедливо, — говорит Кэт с разочарованием в своих серых глазах. — У нас были равные шансы. Это хорошее решение, Мак.
— Что теперь? — требует Риодан.
— Я сосредоточусь на Дэни и попробую просеяться к ней.
— Я иду с вами, — бесстрастно говорит Бэрронс.
— Одна. Я нырну туда и сразу же вернусь — надеюсь, с Дэни. Но я не стану никого брать с собой в первую попытку. Если я врежусь во что-то вроде МЭВ...
— Я могу это вытерпеть, — рычит Бэрронс, тогда как Риодан рявкает: — Это мой выбор.
— Нет, не ваш, — отвечаю я. — Я не стану подвергать кого-либо опасности, пока не разведаю обстановку. Мы не можем позволить себе, чтобы кто-то из вас выбыл из строя. Как только я убежусь, что всё безопасно, мы вернёмся как команда, если мне понадобится помощь. Я не стану проявляться полностью. Останусь туманной и невидимой. Лишь разведка местности.
— Мне это не нравится, — рычит Бэрронс.
— Я тебя слышу. Иногда мне не нравятся твои решения.
Мы сверлим друг друга сердитыми взглядами, но я вижу то самое мгновение, когда он принимает, с чем я смирилась некоторое время назад: иногда мы должны давать друг другу свободу совершать действия без компромисса, чтобы сохранить независимость, которая делает нас сильной командой.
Слегка улыбаясь, я закрываю глаза и призываю воспоминание о Дэни. Сложно выбрать, когда там столько ярких моментов. Я выбираю то воспоминание, которое содержит одновременно удовольствие и боль, потому что это запечатлевает её радость и одну из множества невыносимых жестокостей, которым она подверглась в детстве.
Мы развалились на честерфильде в «Книгах и Сувенирах Бэрронса». Я крашу её коротенькие ноготки чёрным цветом. Её лицо испачкано шоколадной глазурью от торта ко дню рождения, который я испекла для нее, и она окружена горой подарков, которые я стащила из заброшенных магазинов, у которых не осталось живых владельцев. Она носит браслет, подаренный ей Танцором, её щёки раскраснелись от счастья, глаза искрятся, и та мальчишеская улыбка часами играет на её губах.
Моя очаровательная, сильная, раненная, неукротимая Дэни, которая сияет так чертовски ярко. Я люблю её как сестру.
Позднее тем же вечером обрушивается суровость: я узнаю, что её использовали как оружие для убийства моей сестры.
Я перехожу от этого воспоминания к тому, где мы сидим на вершине водонапорной башни. Она Джада, холодная и отстранённая, отказывающаяся меня впускать. Я даю ей кружку слишком горячего кофе и добиваюсь той хмурой гримасы дикобраза, которую я иногда провоцирую нарочно, потому что у неё самые яркие эмоции, и иногда это единственная эмоция, которую она позволяет мне увидеть. Мы спорим.
Но она не уходит и продолжает спорить.
И я знаю, что наша любовь сильна, стоит борьбы для нас обеих, и однажды мы вновь её разделим.
Аббатство, ночь, когда я вижу её такой пугающе бледной и беззащитной, душераздирающе юной, без сознания, покрытой сажей и лежащей на руках Риодана после того, как она едва не сгорела заживо, спасая мягкую игрушку.
Позднее, когда мы обе пристёгнуты к столу и вот-вот подвергнемся операции Чистильщика.
Осознание, что я отдала бы за неё жизнь. Сделала бы что угодно, заплатила любую цену, чтобы сохранить её в живых и дать ей время идти к своим мечтам. Любить и быть любимой, как она всегда заслуживала.
В этот раз просеивание ощущается иначе.
Я умираю, затем я там и жива, но в каком-то промежуточном месте.
Не в исходной точке, не в точке назначения.
Я чувствую, как я растягиваюсь очень далеко, устремляясь дальше и дальше.
Где она, чёрт возьми?
Где я, чёрт возьми?
Я врезаюсь в барьер — непроницаемый, но в то же время странно стойкий.
Через него никак не пройти, однако он не вредит мне и не отбрасывает назад с силой.
Я спешно корректирую курс и пытаюсь просеяться не «к Дэни», а просто «возле Дэни».
Внезапно я там, и я маскирую себя, но не могу дышать, здесь так чертовски холодно, и я чувствую, как инстинктивно пытаюсь вернуться обратно в конференц-зал, но силюсь остаться, потому что мне нужно как-то идентифицировать это место, в котором мы бы никогда её не искали, и я не осмеливаюсь проявиться.
И всё, о чём я могу думать — это безмерная благодарность за то, что я не позволила никому сопровождать меня. Иногда проходит неделя или даже больше, прежде чем Бэрронс возвращается после умирания.
Я смотрю влево и вправо, вверх и вниз, быстро запоминая всё, а потом резко...
Чёрт! Всё болит! Сокрушительная, давящая на каждую клетку моего тела боль, холоднее всего, что я себе представляла!
Я не могу дышать, я не могу дышать!
Я резко шарахаюсь прочь, пытаясь отступить, но я так сокрушена болью. Я не уверена, где назад, а где вперёд, и я лажаю, полностью проявившись, и стремительно падаю.
Затем какая-то невидимая штука ударяет меня, отбрасывает назад со скоростью света, и я вижу проносящиеся мимо звёзды, пока я ракетой падаю в какую-то червоточину, и я всё ещё не могу дышать и...
Мой мир погружается во тьму.
Часть III
Каждое действие порождает реакцию.
Нет такого действия, которое мы могли бы совершить и не повлиять на мир вокруг нас.
Суть вот в чём: последствия будут.
Раньше я каждую пятницу после школы заходила в местный книжный магазин в Эшфорде, Джорджия; солнце под углом светило в сводчатые окна, заливало лучами старые полы из сосновых досок, а я часами искала новую книгу для чтения.
На стене магазина висел постер, который сводил меня с ума. Я смотрела на него с презрением и думала: «Мыши мы или люди?»
Это был постер чёрной двери, обильно усыпанной звёздами. На той двери имелся позолоченный дверной молоток, приглашавший тебя твёрдо постучать по краю вселенной.
Слова на постере были из «Песни Любви Дж. Альфреда Пруфрока» Т.С. Элиота.
Как я посмею
Потревожить Вселенную?
В минуте есть время
Для решений и пересмотра решений, которые минута обратит вспять [41].
Я ненавидела эту цитату, потому что с моей точки зрения она воняла нерешительностью и нервозностью. Я была женщиной, которая могла смело покорить мир, броситься в омут с головой.
Теперь я понимаю. Я тоже изучаю этот дверной молоток и старательно думаю перед тем, как протянуть руку, и это не делает меня мышью. Это делает меня женщиной, которая закалена временем и потерями, которая обрела мудрость.
Последствия будут.
И последствия имеют пагубно упорную привычку всегда возвращаться и кусать нас за задницу.
Из дневников МакКайлы Лейн-О'Коннор,
Верховной Королевы Фейри
ФЕЙРИ СОН
Пусти меня в свои сны [42]
Я создание тьмы.
Как и у моего любовника, у меня есть огромные чёрные крылья. Мы вместе летим по ночным небесам, дивясь нашему миру под нами.
Когда-то мы были золотистыми и яркими, мы оба. У него — иллюзия, у меня — шкура, в которой мне никогда не было по-настоящему комфортно.
В тот день он нашёл меня в переулке за несколько секунд до того, как я, не зная о поджидающих бескрайних угрозах, поспешила бы в магазин нашего врага.
Он научил меня видеть фейри. Научил побеждать их. Когда мы нашли внутри меня Синсар Дабх, то вместе сотворили чары, чтобы контролировать её. Никогда не было тёмного разума короля внутри, не было МакКайлы Лейн, лишь искусная смесь того и другого.
Первые двадцать два года своей жизни я была влюблена в лето и солнце, белые пляжи, радуги и солнечный свет, мерцавший как бриллианты на аквамариновых волнах.
Но потом узнала, что я боготворила свет с такой свирепой преданностью лишь потому, что всегда чувствовала, кем я на самом деле была, и страшилась этой женщины. Она была сильной, могущественной, неудержимой и страстной.
Тьма.
Когда он пришёл, тьма опустилась со священной шелковистой тишиной вороных крыльев, сомкнувшихся вокруг меня, унявших расколотый хаос в моей голове, приглушивших кричащие, безвкусные цвета, и в тьме я нахожу лишь красоту.
Звёзды на полночном небе. Полная луна на синем бархате. Когда-то я носила розовый и жёлтый, но теперь мои любимые цвета — белый, чёрный и кобальтовый.
Его цвета.
Круус меня освободил. Взяв пример из дневника моей сестры, он зовёт меня своей Королевой Ночи.
Покрепче запахнув вокруг себя свой горностаевый плащ, я прогуливаюсь по улицам нашего полночного королевства, запрокинув лицо к небу и упиваясь нежным люминесцентным свечением луны.
Я миную множество созданий Двора Теней, и их красота и элегантность никогда не перестают изумлять меня; эти существа порождены гениальным разумом моего любовника. Наши улицы переполнены гуляющими, некоторые собираются группами, другие отделяются, чтобы совокупляться. Наш двор может заводить потомство. Круус говорит мне, что однажды у нас будет свой ребёнок.
— МакКайла, — от мелодичного голоса Крууса по моей спине бегут мурашки. Будучи неутомимым любовником, он всегда сосредотачивается на мне так же одержимо, как и на всём остальном. Наши часы, проведённые вместе, когда он не занят двором своих творений, всегда напряжённые, страстные, блаженные и утомляющие.
Я смотрю вниз по улице и вижу, как он приближается, замечаю восхищённые взгляды женщин, завистливые взгляды мужчин, тем не менее, никто не осмеливается бросить ему вызов, и никогда не осмелится. Круус — не тот мужчина, которому можно переходить дорогу.
Молодой король, недавно обретший силу, он не такой обширный и странный, как древнее существо, которого мы лишили власти и изгнали умирать в жестоком и страшном мире. Круус говорит мне, что ему никогда не понадобится становиться столь бескрайним и сюрреалистическим. Изначальная форма первого короля была не фейри, и лишь из-за жадности и беспечности он обрёл такие колоссальные пропорции. И хоть мой любовник амбициозен, он не дурак. Он знает меру, и у нас есть всё, о чём мы когда-либо могли мечтать, прямо здесь и сейчас. Друг с другом.
Дэррок с ним, и позднее я встречусь со своей сестрой, чтобы нежиться в лунном свете у бассейна и болтать. Я жалею лишь о том, что наши родители не выжили и не смогли вновь увидеть нас вместе. Но их невозможно вернуть из-за хитроумного заклинания нашего врага.
И всё же утешением стало то, что с Синсар Дабх мы сумели восстановить Дэррока и Алину, и вчетвером мы правим этим процветающим восхитительным королевством, которое никогда не перестаёт расти, расширяться, с каждым днём становясь всё более ошеломительным и волшебным. Мне это никогда не наскучит.
Здесь всё, о чём ты можешь мечтать, что осмеливаешься себе представить, отчасти благодаря...
Я резко отвожу взгляд в сторону.
— Почему он здесь? — требую я от своего короля.
— Мы оттачивали мои планы по новшествам для нашего мира. Его сила растёт, он совершенствует своё мастерство скульптора.
— Мне он не нравится. Я не понимаю, зачем ты его создал.
— Тогда не смотри на него. Я упиваюсь напоминанием о том, кто тебя потерял. О том, кто тебя никогда не заслуживал и предал всеми возможными способами.
А я не наслаждаюсь. Это напоминает мне о моей наивности, о потерях, которые мы понесли из-за его стараний. Круус говорит, что он — причина, по которой мы не можем вернуть моих родителей.
— В конечном счёте мы одержали над ним верх, — напоминает мне Круус с мрачной улыбкой. — Помни, он и остальные страдают в извечном чистилище, ни живя, ни умирая, просто застряв там и на веки вечные осознавая, что они ничто.
Потому что мы разрушили Землю, Видимых и, вооружившись силой короля, создали свой дом, далеко, за множеством галактик.
Иногда мне снится, что он по-прежнему где-то там.
Иерихон Бэрронс.
Он ревёт мне, что Круус меня обманул, что Земля не была разрушена, что мой любовник манипулировал прессой, исказил факты, пленил меня в паутину лжи, и Бэрронс никогда не предавал меня. Никогда бы не предал меня. Не убивал моих родителей. Не пытался убить меня. Всё ещё существует. Всё ещё ждёт.
И в этих снах Бэрронс говорит мне, что он может вернуть меня обратно в мир только в том случае, если я вытащу голову из собственной задницы и осознаю, что эта вечная ночь умиротворения и соблазна — лишь сон, сплетённый кем-то другим, и на самом деле я не счастлива, а заточена в аду, где служу развлечением для Крууса и ничем больше.
Бэрронс шепчет мне о любви, которая не знает границ, превосходит всё на свете, заложена в самих его генах, в том, из чего он сотворён; он говорит мне довериться ему, какими бы невероятными ни казались события, каким бы другим он ни выглядел, и он всё ещё ждёт меня.
Но он объясняет, что я потеряна. Круус поймал меня в ловушку в этой контролируемой полночной дрёме и навещает меня как Лирику в бутылке, только когда ему скучно; а ему наскучивает всё, потому что ничего и никогда не будет достаточно для принца, который вечно жаждал быть королём.
И мир проходит мимо меня.
И те, кого я люблю умирают.
И если я не выберу проснуться, если я не буду бороться всей своей мощью, всей своей яростью и всей своей любовью, если я каким-то образом не заставлю свои глаза раскрыться и сломать чары, под которыми я нахожусь, я целую вечность проведу в аду, маскирующемся под рай, в котором я 99% времени сплю в пустом забвении и лишь иногда вижу сны.
Когда этого желает Круус.
А Круус, как говорит мне Бэрронс, однажды устанет от этой шарады, и я никогда больше не увижу снов, буду просто дрейфовать, пустая и потерянная в том же состоянии, в котором якобы находится Бэрронс.
Затем он шепчет «ш-ш-ш-ш!» и прижимает палец к моим губам перед уходом. «Запомни это до нашей следующей встречи».
Я знаю, что Бэрронс лжёт. Я отказываюсь ему верить. Я отказываюсь при встрече смотреть в лицо его двойника, которого Круус создал ради собственного развлечения.
И всё же...
Я храню молчание со следами кончиков пальца Бэрронса на моих губах; когда мы с Круусом вновь вместе, я ничего не говорю о том, что он мне сказал.
И бывают ночи, когда после ухода Крууса я одна лежу в нашей постели и по какой-то причине не засыпаю мгновенно, как это обычно случается.
В такие ночи я слышу торопливые и отдалённые напевы, словно кто-то творит заклинание, лихорадочно работает над тем, чтобы добавить тайный кусочек времени к концу сна, дать мне время подумать.
И в эти украденные периоды времени я задаюсь вопросом...
Я жива, я королева полночного королевства?
Или я сплю, медленно умирая во сне?
Глава 33
24601 [43]
Лирика
Я простираюсь на полу своей новой бутылки, которая щеголяет ярлыком Macallan Rare Cask[44]. Эта бутылка значительно просторнее и удобнее предыдущей, и на дне содержится несколько дюймов жидкости с резким запахом. Единственное, что мне не нравится (помимо того, что я вообще здесь!) — это ужасная техника Смерти в наклеивании ярлыков. Он отчаянно нуждается в наставлениях; он прилепил огромные ярлыки спереди и сзади, полностью заслонив мне вид на мир за пределами бутылки. Если присесть, то я могу выглянуть из-под этикетки или, возможно, сумею подсмотреть что-то через горлышко.
Раздражаясь, я закидываю ступни на стеклянные стенки, шевелю пальчиками ног, укладываю руки за голову и хмуро смотрю на возмутительную пробку.
Меня засунули в очередной контейнер, закупорили и поставили на полку. Приказ королевы. Причём на нижнюю полку, словно Смерть ещё не понимает, что я всегда должна стоять на верхней полке, в какой бы бутылке я ни находилась.
Моё раздражение усиливается тем, что запах Макаллана (что бы это ни было) затмевает всё и... в то же время... как будто интригует, так что я поворачиваю голову на бок и жадно, с шумом втягиваю жидкость в рот.
Я тут же рывком сажусь, поперхнувшись, и колочу себя по груди кулаком. Когда я наконец-то вновь могу дышать, я потрясена тем, что не выдыхаю искорки раскалённых докрасна угольков, как огненный дракон.
Во имя Богини, как эта штука обжигает!
Я вдыхаю медленно и осторожно, с присвистом, моя грудь горит, и я задаюсь вопросом, не выпила ли я только что яд. Пока я жду, когда обжигающее ощущение пройдёт, я продолжаю мысленно возмущаться.
Жизнь во всём её величии происходит за пределами стекла.
И вот ведь чудеса... Смерть дал официальную клятву защищать меня! Это значит, что он обязан меня защищать, хочет он того или нет!
У меня, Лирики, есть защитник.
Немыслимо и восхитительно.
Мой дебют закинул меня прямёхонько в гущу эпичных событий, в ряды героических персонажей всех сортов, и как раз когда сюжет начинает сгущаться ключевыми узлами, которые требуют собрать все силы и применить самое тонкое искусство, что они делают?
Убирают меня на полку.
Я заядлый читатель. Я понимаю сюжеты и знаю, как довести их до совершенства. Я им нужна.
Кого я обманываю? Они мне нужны. Мне требуется больше информации, ответы на бесчисленные вопросы.
Моя голова идёт кругом, отчасти от этих паров, но главным образом из-за всех тех вещей, которые я узнала в их присутствии, пока меня атаковало одно ошеломительное и тревожное открытие за другим.
Изначальный Двор Невидимых был уничтожен, а я ничего об этом не знала!
Я полагала, что Невидимые по-прежнему существовали. По словам моего отца, они охотились на него, вот почему мы вынуждены были оставаться в укрытии.
Но Невидимых больше нет.
Их нет уже какое-то время.
Никто не охотится на моего отца. Полагаю, на меня тоже никто не охотится.
Тогда почему я до сих пор не свободна?
Мой отец создал новый Двор Теней.
Я едва могу уложить в голове этот факт. Это вызывает у меня тошноту в животе. У него имеется двор, с настоящими живыми придворными и королевством, где он живёт, взаимодействует с другими, наслаждается жизнью.
Полагаю, он заводит любовниц, ест, пьёт, беседует и прикасается.
Ко мне никогда не прикасались. (Тот случай, когда Смерть отверг моё предложение секса, не в счёт). Я жажду прикосновений. Мой отец никогда этого не делал. За все тысячелетия моего заточения не было ни объятий, ни ласковых похлопываний по спине, о которых я читала в книгах.
Мой отец активно стремится заполучить силу короля. Тем не менее, эта сила не выбрала его и рассматривает двух других существ. Мне это кажется красноречивым и тревожным. Если бы мой отец был таким прекрасным и могущественным Невидимым, каким он себя называет, то к этому времени сила короля наверняка уже выбрала бы его.
В конце концов, он единственный чистокровный принц Двора Теней из трёх существующих.
Он похитил двух друзей моих новых знакомых.
Одна из них — его дочь.
От человека.
Полукровка.
От понимания этого у меня в животе тоже зарождается жар и тошнота.
Подозреваю, он взял эту свою новую дочь, чтобы она жила в его новом Дворе Теней, разрешил ей наслаждаться свободой вместе с его придворными, несомненно позволил есть, пить и прикасаться, и однажды она тоже заведёт любовников.
При дворе, о существовании которого я даже не догадывалась.
В королевстве, которого я никогда не видела.
Мои новые знакомые не доверяют ему и хотят его смерти.
Я ему тоже не доверяю.
В Библиотеке нет ни единой книги о принце Невидимых по имени Круус. Я обыскала все полки в поисках историй о моём отце. В те несколько раз, когда я спрашивала об их отсутствии (и всегда заслуживала взгляд испепеляющей укоризны!), он заявлял, что его великие деяния остались незадокументированными, потому что он был вынужден скрываться, и якобы мы давным-давно делили общую, но всё же схожую жестокую изолированность.
Ложь на лжи.
В мирах фейри и смертных именно он держит рычаги управления миром. Я полагаю, что он забрал все книги, упоминавшие его хоть в одном стихе или абзаце, чтобы удостовериться, что я никогда не узнаю, кто и что он на самом деле такое.
Тиран, эгоистичный ублюдок, который приказывает мне сделать то-сё, найти то-сё, не делать то-сё, и никогда, никогда не показывать свой истинный облик, даже ему — тому, кто не намеревается когда-либо отпускать меня.
В Библиотеке не только не имеется томов о моём отце; она также уже некоторое время не получала новых книг. Я понятия не имела, что Эобил ушла и передала свою силу смертной королеве, понятия не имела, что есть гибридные принцы и тому подобное. Он не давал мне узнать, что происходит в мире. Я гадаю, вдруг он прогнал всех гонцов, которые доставляют новые тома. Возможно, он их убил. Я гадаю, вдруг книги и артефакты долгое время накапливались на полу снаружи двери в настоящую Библиотеку. Я никогда не узнаю.
Как там выразилась королева фейри?
«Её ценность для него заключается лишь в том, как он может её использовать. Для Крууса не важен никто, кроме него самого».
Негодуя, я рывком поднимаюсь с пола, призываю зеркало и вешаю его внутри бутылки.
Я сбрасываю чары, обращаюсь в свой истинный облик, и устраиваясь в нём, я вздыхаю с удовольствием.
Улыбаясь, я поворачиваюсь то одним боком, то другим.
Затем я стою неподвижно, встретившись взглядом со своим отражением, смотря в глаза неопровержимой и долгожданной правде.
Глава 34
Класс каннибалов, убивающих сына [45]
Круус
— Иди сюда, дитя, — сказал Круус Рэй, похлопав по дивану рядом с собой.
— Куда ты дел моего папочку? — потребовала крохотная девчушка. Она оставалась на прежнем месте, с настороженным выражением, скрещёнными ручками, выпяченным подбородком, и дерзко уставилась на него, сверкая тёмными глазёнками.
Круус сказал:
— Он не твой отец. Это я приходил к тебе во снах. Шон даже не чистокровный фейри.
— Я тоже, — буднично сказал ребёнок.
Круус улыбнулся.
— Хотя твои крылья ещё не выросли, ты знаешь, кто ты такая.
— Спирсидхи мне сказали. Я для них приятно пахну.
— Ты говорила своей матери?
Рэй покачала головой.
— Нет. Она много беспокоится. Я подумала, что подожду, пока не стану старше.
— Ей больше нет причин беспокоиться. Ты будешь жить со мной.
— Почему?
— Тебе нужно, чтобы кто-то научил тебя быть фейри. Она не может этого сделать.
— Почему? Она много знает о фейри. Этому посвящено всё аббатство.
— Она не может научить тебя вещам, которым могу научить я, не покажет чудеса, которые покажу я. Ты бы хотела увидеть наше королевство?
— Это не моё королевство. Я живу там, наверху, — Рэй показала на потолок. — С моими мамочкой и папочкой.
Круус зарычал:
— Я твой отец, и я...
Девочка выпятила нижнюю губу, и её глаза потемнели от злости.
— Нет! Я хочу назад своего папочку, и ты — не он. И если ты навредишь ему, я наврежу тебе.
Круус на мгновение умолк, глядя на воинственного зверёныша и гадая, неужели все дети действительно такие занозы в заднице, как не раз говорил старый король. Он задавался вопросом, возможно ли, что этот ребёнок действительно от Шона, а не от него?
Но он чувствовал в ней собственную сущность, как и в Лирике. Он был уверен, что она его дочь. И в отличие от Лирики, Рэй однажды будет выглядеть столь же великолепно, как и любая представительница королевской знати Невидимых. Может, она и полукровка, но она пульсировала силой чистокровного фейри, не менее мощной, чем у любого представителя его двора. Ему не терпелось узнать, какими новыми талантами она обладает.
Возможно, размышлял он, смешение фейри с ши-видящими (ведь над ними поколдовал сам король, и драгоценные капли его крови курсировали по их венам) давало такого же чистокровного Невидимого, как и пара двух представителей их вида.
Если так, то имелось целое аббатство, которое можно захватить, и новый Двор Теней для осуществления этого захвата, в результате чего дары и знания ши-видящих добавятся к их арсеналу.
— Почему ты думаешь, что твой отец Шон, а не я?
— Потому что он меня любит, — просто ответила Рэй. — Ты не любишь никого, кроме самого себя.
Круус запрокинул голову и расхохотался.
— Ах, дитя, нас с тобой ждут такие грандиозные времена, — затем он пробормотал: — Маздан.
Принц появился.
— Усыпи маленькую принцессу и держи её там, пока я не буду готов вновь поговорить с нею.
— Нет! — закричала Рэй. — Я не хочу спать! Я хочу домой! Я хочу к мамочке и папочке!
— Как пожелаете, мой король, — ответил Маздан.
После того, как дитя покорилось и задремало на диване, погрузившись в волшебный сон, который Маздан умело скорректирует, изменяя её воззрения о собственном происхождении, Круус посмотрел на неё, размышляя и по большей части оставаясь весьма довольным.
— Как много времени потребуется на перепрограммирование ребёнка?
— Вы стремитесь изменить мощные подсознательные убеждения. Для этого нужно повторяющееся и травмирующее пребывание в Стране Снов.
Она была очаровательна, как любая Невидимая, и Круус воображал, как МакКайле понравится иметь её как дочь. Если совокупление с ши-видящей порождало таких отменных отпрысков, то совокупление с королевой, которая скоро-станет-бывшей-королевой, породит целые конюшни благородных кровных союзников.
— Убеди ребёнка, что МакКайла её мать, а я её отец.
Присев на диван возле Рэй, Маздан склонил голову.
— Вы бы хотели присоединиться к нам в Стране Снов?
Круус покачал головой. Ему нужно навестить другую дочь. Более проблемную.
Лирика.
Много тысячелетий назад, когда Круус был молодым принцем, а король был занят другими вещами, до того, как королеве Видимых стало известно о существовании Невидимых, Круус попытался породить свой двор в пределах её двора.
Он теоретически полагал, что в отличие от Видимых Невидимые могут зачать детей, поскольку их бессмертие происходило из других источников. Невидимые никогда не пили Эликсир Жизни. С чего бы им вдруг быть бесплодными? Горстка Видимых до сих пор оставалась фертильной, хотя с каждым минувшим столетием на свет появлялось всё меньше детей.
Чтобы проверить данную теорию и продвинуться в своей цели проникновения в Светлый Двор, используя заклинания и артефакты из библиотеки короля, Круус похитил принца Видимых, облёк себя в его внешность и соблазнил неопытную принцессу Лета.