Но некоторые вещи меня жёстко провоцируют. Я рыжая. Подверженность триггерам идёт в комплекте с цветом волос. Мы огненный народ. Временами я отношу «подверженность триггерам» в категорию «абсолютно нормальная, великолепная реакция на жизнь». Вовсе не что-то в духе ПТСР.
Тем не менее. Есть одна вещь, которая до сих пор меня провоцирует. Даже после стольких лет.
Я со стоном прислоняюсь к стене, аккуратно разминая ноги. Всё болит. Я столько раз врезалась в периметр, что моё тело превратилось в один сплошной синяк.
Я одинокая. Голая. Без меча. Он остался в Честере. Это заставляет меня чувствовать себя более обнажённой, чем физическая нагота. В зависимости от того, кто меня похитил, нагота может вызвать у противника-мужчины краткий ступор мозга. Я воспользуюсь любым преимуществом.
Как и несколько лет назад, у меня есть только я.
В одно мгновение я была в постели с Риоданом, в следующее всё потемнело, а потом я очнулась здесь. И вокруг до сих пор чернота. Поначалу сложно было убедить себя в том, что я бодрствую, потому что такая чернота — это слепота. Нет ни капли света, ни единой слегка не-чёрной точки. Это полная зрительная депривация.
Должно быть, я была без сознания, но понятия не имею, чем меня накачали, или зачем, или кто меня похитил. Кто-то меня обхитрил. Это оскорбляет меня на митохондриальном уровне, превращает клетки моего организма в ощетинившихся тасманских дьяволов, которые пружинисто переступают с лапы на лапу, готовясь к схватке.
Я не имею ни малейшего чёртова понятия, где я.
Но один факт столь же твёрд, несгибаем, нерушим, неизбежен, как и очень толстые решётки, о которые я продолжаю биться.
Кто-то похитил меня.
От Риодана. Изнутри Честера.
|
|
Обхитрил меня как ребёнка. А не как свирепого Охотника/супергероя.
Меня окружают металлические решётки.
Снизу и сверху толстые, несгибаемые-даже-моей-суперсилой плиты.
Мне не нужно освещение, чтобы знать, где я.
Я в клетке.
Я поняла это в тот же момент, когда очнулась. Проживи достаточно долго за решётками, и ты будешь не понаслышке знаком с тончайшими нюансами заточения; с тем, как движение воздуха разбивается равномерно расположенными интервалами. Это едва заметное отличие, но такие вещи становятся всем твоим миром, когда нечего больше ощущать.
Кроме голода.
Само собой, мои похитители меня накормят.
Им придётся заплатить адскую цену, когда я отсюда выберусь. А я отсюда выберусь.
Я гадаю... те, кто сделали это со мной... знают ли они моё прошлое, или их выбор места заточения оказался лишь удачным совпадением?
Если это удачное совпадение, я буду более милосердна.
Когда буду их убивать.
Глава 23
Когда-то я был таким, какой ты сейчас [31]
Круус
— МакКайла Лейн знает, что вы живы, — сказал Маздан, просеявшись в спальные покои Крууса.
Круус повернулся от огня, пылавшего в очаге.
— Я сказал тебе не просеиваться в мои покои. Если я не вызывал, пользуйся дверью.
— Я посчитал, что эти новости критично важны.
Так и есть. К тому же, нежелательны. Он смотрел в огонь, совершенствуя детали своих следующих шагов, которые до сего момента включали то, когда и как он покажется Мак — действие, которое он предвкушал долгое время.
— Как такое возможно? — Лирика никогда бы не рискнула вызвать его гнев после того, что он пригрозил сделать в таком случае. Вспыльчивая, но милая как вечное дитя, она жаждала угодить ему. Он был всем её миром. Он об этом позаботился.
|
|
— Я не знаю.
— Почему ты решил, что она в курсе?
— Она сидела на диване, когда я подошёл к ней сзади, чтобы посмотреть, что она пишет.
— Сидела на диване где? — потребовал Круус.
— В Честере.
Глаза Крууса полыхнули.
— Ты опять отправился в Честер, не получив от меня непосредственных приказов делать это?
— Если вы хотите, чтобы я притворялся им достаточно уверенно, чтобы убедить даже её, я должен знать её самые глубинные мысли.
— Я неясно выразился? Если я не отдавал тебе приказ, ты не действуешь, — прорычал Круус.
— Значит ли это, что я порабощён, — сказал Маздан, не используя ни капли вопросительной интонации.
Круус смотрел на него несколько долгих секунд, затем медленно рассмеялся.
— Ах, Маздан, ты меня удивляешь.
— Вы сомневаетесь в моей верности, мой господин.
— Я сомневаюсь во всех.
— Это означает, что вам некому доверять; печальное положение дел.
— Доверие — это ожидание того, что другая персона будет поступать в соответствии со своими прежними действиями. Такое редко случается. Ты чувствуешь себя порабощённым?
Маздан притих на мгновение, затем сказал:
— Я существую лишь для того, чтобы служить вашим целям. Разве это не порабощение? Как это отличается от историй, которые вы рассказывали о прежнем короле?
— Это лишь на краткий промежуток времени. Пока мы не достигнем наших целей.
— Ваших целей.
— Мои цели установят твоё место в мире. Имей терпение, Маздан.
— «Терпение» — это всего лишь синоним для «Я скажу тебе, когда». Опять-таки, чем это отличается от историй о прежнем короле, которые вы мне поведали? Он говорил «только до тех пор, пока моя возлюбленная не станет бессмертной и полностью фейри»? И как долго это заняло? О, погодите, этого так и не случилось.
|
|
— В отличие от меня прежний король не стремился к свободе Двора Теней. Он не прикладывал усилий, чтобы поднять вас на битву. Он преследовал личную и эгоистичную цель.
— Желание женщины лежит в сердце вещей, и тогда, и сейчас.
— Небольшая часть общего плана.
— Ваше желание обладать ею слабее, чем ваше желание нашей свободы?
— Ты никогда прежде не сомневался во мне. Что-то изменилось?
— Я видел, что лежит наверху, и полон интриги и нетерпения жить. Можно подумать, что мотив определяет результаты.
Круус резко вдохнул.
— Ты не входишь в мои сны! — это был не вопрос, а внезапное подозрение. Недавно он подумал об этих самых словах. Его принц мог входить во сны, которые формировали мысли и действия спящего. Чрезвычайно опасная способность, если он решит злоупотребить ею.
— Создатель страшится, что он создал нечто неуправляемое?
— Ты бросаешь мне вызов?
— Я говорю, что причина, по которой вы кого-то подавляете, не имеет значения. Они всё равно подавляемы и жаждут свободы. Мы прождали годы.
— Ты ничего не знаешь о годах! — прорычал Круус. — Позволь поведать тебе, каково это — прожить десятки тысяч, нет, сотни тысяч лет, веря, отдавая преданность, ожидая, всегда ожидая того одного дня, который никогда не наступит. Что такое три-четыре года для тебя? Да ты ничего не знаешь о страданиях!
— Возможно, я ничего не знаю о таких продолжительных периодах времени, но я знаю, что вы становитесь похожим на него. На того, кого вы презираете. Мне не разрешается делать что-либо по собственной инициативе. Я существую лишь для того, чтобы исполнять ваши приказы. Если моя жизнь будет такой, скажите мне. Не обещайте мне свободу лишь для того, чтобы ограничивать её в мельчайших деталях. Я всегда служу вам. Но у меня есть свои мечты. Как и у моих собратьев.
Долгое молчание между ними затянулось. Круус изучал черты лица Маздана, гадая, вдруг он непреднамеренно захватил слишком много высокомерия, независимости и решительности оригинала. Неужели он, как и прототип, был слишком диким и не поддавался укрощению, слишком свободным, чтобы его можно было сломать? Отстаивает права своих собратьев, совсем как он, Круус, делал много лет назад. Неужели он создал себе соперника?
В словах Маздана была правда. Двор Теней был новорождённым, и до сих пор им хватало роскошного подземного мира, который он создал для них. Он не стреножил их ненасытным голодом. Они были способны получать удовольствие среди своего вида. Но тысячелетия назад три или четыре года заключения тоже показались бы Круусу безжалостно долгими. И всё же время так медленно ползло, так растягивалось, что он привык к его течению. Вера в его короля угасла. Его ярость нарастала.
Неужели он делал то же самое со своим принцем?
— Какой свободы ты желаешь? — спросил он.
— Свободы доверия.
— Ах, всего лишь величайшей свободы из всех, — фыркнул Круус. — Проси уж сразу весь мир, чего ты?
— Вы сотворили меня. Вы знаете меня лучше всех. Вы создали меня таким, чтобы я желал весь мир. Вы планировали это, и всё же теперь отрицаете. Вы сотворили жажду, которую запрещаете утолять, дали власть ходить по миру, где возможно всё, и всё же просите меня жить там, где невозможно ничего. Только то, что вы решаете дозволить мне. Станьте моим другом или сделайте меня своим врагом. Разрушьте меня, если придётся. Я стану жить лишь доверенным и свободным. Вы хотите женщину. Я доставлю её вам с сердцем, пылающим желанием и любовью. Но только если вы доверите мне (тому, кто бродит в самом глубоком, самом богатом, самом магическом из миров) узнать её, изучить её, понять, в чём она нуждается. Вы дали мне великую силу. Позвольте мне ею воспользоваться.
— Она подумала, что ты — это он?
— Да. И теперь мы точно знаем, что я могу внедриться в их мир и не быть узнанным.
— А если она упомянет в разговоре с Бэрронсом, что видела его в момент, когда его самого там не было?
— Возможно, я подтолкнул её забыть эту встречу во сне.
— Ты целовал её?
— Нет. Но возможно, я это сделаю. Вы можете с этим смириться?
В глазах Крууса полыхнул неожиданный гром, крылья предупреждающе зашелестели.
— Только в Стране Снов. Никогда в реальной жизни. Это запрещено.
Маздан склонил темноволосую голову, слегка приподняв уголок губ.
— Подозреваю, что реальная жизнь — всего лишь ещё один сон, мой господин, где эмоциональные решения едва ли мудрее, чем в момент бодрствования. Но как пожелаете. Я волен посещать её, когда посчитаю это нужным для достижения ваших целей?
Круус взвесил свои варианты. Его принц прав. Ему нужно либо разрушить его, либо освободить, и он не мог вынести мысли о том, чтобы уничтожить его. Вскоре Маздан всё равно будет свободен. Они могут прийти к этому моменту союзниками. Или врагами. Когда-то Круус любил своего короля. И он начал ощетиниваться от бесконечных обещаний будущего, которое никогда не наступало. Его отравляли стрелы времени и пренебрежения, и через достаточное количество времени любовь стала ненавистью.
— Ты волен посещать её, когда посчитаешь это нужным для достижения моих целей. Но как только моя цель будет достигнута, ты больше не будешь к ней приходить. Она больше никогда тебя не увидит, — подчеркнул он. Не увидит ни прототип, ни копию; Круус об этом позаботится.
— Как пожелаете, — Маздан склонил голову и развернулся к двери.
После ухода Маздана Круус мрачно уставился в огонь. МакКайла знала, что он жив. Он упустил шанс на великое появление. Это было для него важно. Он хотел изучать её взглядом, когда она впервые увидит его после того долгого времени, выискивать скрытую радость под смятением. Горевала ли она из-за него? Рассказывала ли истории, как он велел, о великом Круусе, который пожелал пожертвовать собственным существованием, чтоб спасти мир? И неважно, что он знал, что браслет, который он потребовал при подписании Соглашения, в сочетании с определёнными покоями в замке короля Невидимых, наверняка сохранят ему жизнь.
Он не был уверен.
И отсюда слова о жертве.
Он всегда планировал однажды создать собственный Двор Теней. Он тысячелетиями оттачивал те кусочки сущностей, которые он пустит в дело, изучал заметки, испытания и результаты короля, писал собственные заметки о том, как это улучшить, собирал необходимые элементы, похищая многие без знания владельца и припрятывая их. Материал от Бэрронса сложно было получить, поскольку этот ублюдок жаждал убить его и мог это сделать. Круус целую маленькую вечность держал его на расстоянии вытянутой руки гиганта.
Но в тот дождливый день, когда Бэрронс узнал, что Круус тоже трахнул МакКайлу, они в итоге вцепились друг другу в глотки, и его маленькая кража осталась незамеченной.
Маздан содержал частицу самой сущности Иерихона Бэрронса, физической материи, из которой тот состоял.
Неудивительно, что его так сложно контролировать.
Именно в тот день Круус осознал, что МакКайла испытывает чувства к нему. Она так и не сказала Бэрронсу, что у них был секс. Она спрятала этот факт как драгоценный камень в своих воспоминаниях, где лишь она одна могла пересматривать его и заново переживать. Она пожелала смерти остальных принцев, но никогда не пыталась убить его. Он освободит её от мужчины, к которому она прицепилась просто потому, что он нашёл её первым.
— Маздан, — пробормотал он.
— Мой господин? — принц появился рядом с ним.
— Ты прочёл всё, что написала МакКайла?
— Только несколько предложений на новой странице.
— Я желаю знать всё, что она написала. Ты её усыпил?
— Конечно. Наши глубочайшие страхи и желания всплывают как вынырнувшие лебеди из озера полночной дрёмы, чтобы взлететь ошеломительным и разоблачающим образом.
Круус хотел приказать ему прочесть и доложиться, но решил перефразировать ещё до того, как открыл рот. Маздан напомнил ему, что учтивость среди членов королевской элиты имела значение не просто так. С такими могущественными существами, как фейри, мягкие манеры означали бесценную преданность. Он сообразил, что не может вспомнить, когда в последний раз Маздан называл его как-то иначе, нежели «мой господин». Когда-то он называл его королём.
— Как ты смотришь на то, чтобы прочесть всё полностью и доложить мне о содержимом?
Улыбка Маздана осветила его смуглое лицо как свирепое солнце, полыхнувшее в самый холодный зимний день.
— Буду рад помочь. Мой король.
Через несколько часов Круус растянулся на диване-честерфильде у огня, где однажды Мак обретёт дом рядом с ним в месте, которое будет ощущаться для неё знакомым, но предоставит намного лучший вид. Его камин не просто встроен в стену, а обрамлён самой вселенной. Ширь космоса простиралась за языками пламени, ослепляя мерцающими звёздами. Большим умам нравились большие виды. Ах, да, здесь она почувствует себя как дома.
Лирика его предала. Он не сомневался, что эта простофиля допустила ошибку. Она была бесхитростной, не умела играть в игры среди игр, и он сожалел об этой слабости. Как он и боялся, она оказалась слишком наивной, слишком доверчивой, чтобы её можно было использовать как инструмент за пределами её фляжки, хотя он оставил ей чёткие указания. Он должен был оказаться мудрее, отточить её и сделать более острым инструментом, в раннем возрасте познакомить со страданиями вместо того чтобы баловать. Тем не менее, она сделала всё, что смогла. Этого оказалось недостаточно. Он надеялся, что сумеет использовать её, чтобы узнать глубочайшие секреты Келтаров, хранителей обычаев и традиций, и Девятки, которая могла убивать фейри. Он выбрал два облика и ограничил её ими, чтобы посеять хаос. Враг, озадаченный загадками и непостоянностями, всегда оказывался более податливым. Но Лирика лишь разочаровывала его с самого момента её появления на свет. Он больше не нуждался в библиотеке. Хотя он надеялся, что она окажется полезной в его нынешних замыслах, она подвела его в важный момент. Тем не менее, она сделала всё, что смогла, и скоро придёт время ему сдержать обещание, данное давным-давно.
Хотя элемент неожиданности был потерян, ему сложно было расстраиваться из-за чего-либо, потому что остальные новости были такими благоприятными — лучшее, на что он мог надеяться.
Воспоминания Видимых восстановлены, как он и надеялся, отсюда и его кража Котла Забвения. Он некоторое время назад изъял Котёл Забвения, чтобы не дать им вновь выпить оттуда.
Он знал, что означало это восстановление. Но МакКайла не знала. Она унаследовала силу королевы, которая никогда не владела полной историей фейри, и Круус мало чем делился с нею. МакКайла не в курсе, что фейри некогда были дико и катастрофично эмоциональными существами, когда они ещё являлись смертными и не испили Эликсир Жизни. Круус знал происхождение фейри лучше всех, за исключением короля и Лирики, учитывая работу, которую Лирика выполняла для него на протяжении бесчисленных тысячелетий, прочёсывая библиотеку короля Невидимых, отсеивая факты и докладываясь ему.
Эмоции тоже вернулись.
В сочетании с их похищением Джека Лейна и Дэни О'Мэлли это убедило его в одном восхитительном факте, на который он надеялся, но не был уверен.
Смертность Светлого Двора не за дворами, и они это знали.
События достигли кульминации в одной из нескольких возможных критических точек, которые он предвидел несколько лет назад, когда МакКайла пропела Песнь Созидания. Королева и люди были так уверены, что Светлый Двор останется невредимым, ибо их посчитают идеальными в нынешнем состоянии.
Круус далеко не был так уверен, и он предположил, что древняя мелодия может сделать с его более «достойными» собратьями.
Она сделала именно то, чего они заслуживали.
Она разрушала и их тоже.
Его изначальный план, основанный на другом развитии событий (где Видимые оставались бессмертными), сводился к тому, чтобы править с МакКайлой, быть королём для его королевы.
Но этот изумительный поворот судьбы (на который он надеялся и планировал, но не был уверен, что так может случиться) изменил всё. Видимые вымрут, вскоре Двора Света не останется, и в королеве уже не будет необходимости.
В таком варианте событий он заявит права на Истинную Магию и будет править единственным настоящим двором фейри с помощью силы королевы, а вскоре и с силой короля.
Щенок-горец никогда не унаследует силу, чтоб править. Есть два способа, которыми он мог убить принца-которого-никогда-не-должно-было-существовать, и он ещё не уверен, какой метод применит.
Бэрронс выйдет из игры, как только Маздан заманит его в Страну Снов и навеки скрутит в изолированной комнате, превратив его тело в бесполезный бессознательный сосуд.
Старому ублюдку наконец-то придётся передать тёмную корону своему законному наследнику, своему лучшему принцу и единственному оставшемуся полнокровному принцу Невидимых: Круусу.
Вскоре Двор Теней останется единственными живущими фейри, Круус станет королём, МакКайла будет его возлюбленной, и в мире воцарится порядок.
Глава 24
Я спотыкаюсь о твою колючую проволоку [32]
Кэт
Глубоко под аббатством Арлингтон, на четыре уровня ниже земли, три члена правящего органа аббатства, Шедона, собрались в каменном коридоре, глядя на ярко освещённую комнату за ним.
— Во имя всех святых, это не может быть тем, чем мне это кажется, — воскликнула Катарина МакЛафлин, придя в ужас от зрелища, которое маячило за открытым дверным проёмом.
Тяга комнаты по другую сторону была почти неудержимой даже для Кэт, которая довела чуть ли не до совершенства искусство сопротивляться неудержимым тягам. Стоя в коридоре, она чувствовала себя так, точно её тянет, дёргает и искажает, неумолимо влечёт вперёд, и неважно, хотела она переступить этот порог или нет. Время за узким порогом у её ног текло иначе, с осязаемым временным искажением, которое рябило у них на глазах.
— Это сходится с описанием, которое мы читали, — сказала Энио Луна.
— Кто ещё знает, что это здесь? — потребовала Кэт.
— Только Рианнон, и она не скажет ни слова, — ответила Колин МакКелтар. — Не то чтобы она была в состоянии. Она со вчерашнего дня лежит в постели. Нам пришлось отнести Рианнон в её спальню после того, как она разбила чары, которые защищали комнату. Это едва не разрушило её саму.
Кэт пристально посмотрела на пару ши-видящих. Это два из её самых уравновешенных и сосредоточенных членов Шедона. И они что-то скрывали.
— Где была Декла, когда это случилось?
Колин и Энио нервно переглянулись, затем Энио сказала:
— Помогала Дафф в катакомбах.
— Нас тут было всего трое, — добавила Колин.
Кэт покачала головой. Она не могла возложить на Энио и Колин ответственность за то, что Декла куда-то убрела. Она знала, почему Декла предпочитала работать рядом с мёртвыми, и также знала, что когда независимой ши-видящей взбредёт в голову уйти в одиночку, никто и ничто не может её остановить. «Это более умиротворённо, — сказала бы Декла. — Они во мне не нуждались. Всё было хорошо».
Но нет, не хорошо. Шедон и их команды установили нерушимое правило: никогда не разделяться во время изучения Низа. Постоянно держаться вместе. И для введения этого правила существовали весомые основания.
Под аббатством Арлингтон находился секретный и коварный город, изрешечённый коридорами, сужавшимися до проходов, ширина которых едва позволяла ребёнку протиснуться боком, а потом расширявшимися до улиц размером с десятиполосные магистрали. Там полно уголков и закоулков, склепов и странных многоэтажных келий, которые намекали на то, что в них обитали давно усопшие необычные жители нечеловеческого происхождения. Это место вмещало катакомбы и пещеры, роскошные библиотеки и многоликие оранжереи, комнаты, набитые тысячами сундуков, которые невозможно открыть, или устройствами, которые крепились к потолку так высоко, что нельзя дотянуться без строительных лесов; и ещё больше комнат с предметами, которые они не могли опознать или понять их предназначение.
Такое ощущение, будто все нежеланные, опасные и устаревшие вещи во вселенной были сосланы на склады старья под их домом. И судя по всему, этот склад собирал вселенские отбросы с начала времён.
Каждая новая секция, к которой они получали доступ, давала лишь больше дверей, больше сложностей, загадок и опасностей. Здесь имелись лестницы, которые вели в пустые стены. Здесь были двери, которые открывались в зияющие бездны — или хуже того, как будто имели пол, но под ним маскировалась смертоносная бездна. За последние два с половиной года они потеряли семь женщин из-за той или иной угрозы.
До тех пор, пока сама Кэт девять месяцев назад не составила команды, опираясь на бесцеремонно глубокие эмпатические прочтения их психики, на дотошные и тщательные оценки их даров и проклятий, сильных и слабых сторон.
С тех пор они не потеряли ни одной женщин.
Однако вчера, возможно, они потеряли одну из них.
Рианнон, имеющая талант нейтрализовывать чары и заклинания, была хрупкой, доброй, бескорыстной и открытой девушкой, и никакие барьеры не защищали её разум и сердце. Она легко увлекалась и постоянно страдала — физически, эмоционально или всё разом.
Декла была худой и сильной, с ярким как суперновая звезда и твёрдым как бриллиант умом, а также со здоровым чувством самосохранения, выработавшимся с младых лет. Она получила степень бакалавра по ударам судьбы, магистра по проницательности и докторскую степень по смерти. Декла могла видеть смерть, которая тенью ходит за человеком, и в детстве несколько лет думала, что все это видят. Научившись говорить, она на суровом опыте узнала, что люди этого не замечают, и более того, вовсе не рады тому, что видит она.
Ей было десять лет, когда она обнаружила, что её дар имел искушающий аспект. Если она действовала достаточно быстро, то могла вмешаться и перенаправить смерть.
На кого-то другого.
Такова цена.
Чтобы спасти одного человека, она должна была выбрать, кто умрёт вместо него, и проводить тень-компаньонку, которую видела только она, к этому другому человеку. Постоять там и убедиться, что действо свершилось. А когда смерть приходила к неправильному человеку, она была в разы ужаснее, словно презирала перенаправление и ударяла особенно яростно из-за вмешательства. Кэт понятия не имела, сколько раз Декла перенаправила её к своим двадцати семи годам, когда у неё случился срыв, и она сбежала в дом матери в Ирландии в поисках учителя, прощения и способа контролировать это и жить в мире с самой собой.
Декла и Рианнон подкрепляли друг друга, были сильнее вместе и прикрывали слабые места друг друга.
— Рианнон потратила пять дней, работая над чарами на двери, и только потом добилась успеха, — сказала Колин.
— Как она их разрушила?
Колин и Энио снова виновато переглянулись, затем Колин ответила:
— Мы не то чтобы стояли на этом самом месте, когда она нейтрализовала чары.
Кэт вздохнула.
— В каком именно месте вы стояли?
— Мы были там, — Энио показала на маленькую металлическую дверь в конце прохода, примерно в шести метрах отсюда. — Внутри, оцифровывали свитки.
— Вы прекрасно знаете, что нельзя оставлять ши-видящую одну в Низу.
— Она занималась ими пять чёртовых дней, Кэт, — проворчала Колин. — Ты знаешь, какой она становится. Чем сложнее поддаются чары, тем сильнее зацикливается Рианнон. Она отказывалась сдаваться. Мы умоляли её уйти. Оставить, забыть. Здесь бесчисленное множество вещей, которые предстоит открыть. Наша цель — создать детальную карту, а не вломиться в каждую комнату, особенно учитывая, что в половине тех, в которые мы проникаем, находятся вещи, или не понятные нам, или пытающиеся нас убить. Мы не могли оставаться с ней и наблюдать каждую минуту. Мы были поблизости. Мы слышали её бормотание.
— Мы не думали, что у неё есть шанс сломать эти чары. Она перепробовала всё. А потом мы услышали её крик, — сказала Энио. — Она была без сознания, когда мы её нашли.
— Почему никто не сообщил мне об этом до сего момента? — спросила Кэт.
— Это случилось вчера, пока ты была в Дрохечте. Ты выглядела измотанной, когда вернулась прошлой ночью. Мы знаем, как тяжелы твои дни с Шоном. Мы по очереди стояли на страже и привели тебя вниз сразу же, как только ты вышла в столовую для завтрака. Это то, о чём мы думаем? — спросила Колин.
Кэт несколько долгих секунд смотрела в дверной проём, затем сказала:
— Как только Рианнон оправится, приведите её сюда, чтобы она обратно запечатала дверь чарами. Ещё более сильными, чем прежде. Если она сумела их разрушить, то возможно, сумеет и кто-то другой. А пока она не закроет проход, я хочу, чтобы вы обе стояли на страже. Оставайтесь вместе всё время. Это означает...
— Знаю, знаю, — простонала Колин. — Вёдра вместо туалета. Протеиновые батончики и бутылки с водой. Никаких телефонов, никаких отвлечений.
— Не говорите никому, что это здесь, — добавила Кэт.
— Значит, это то, о чём мы думаем, — настаивала Энио, и в её тёмных глазах блестело больше восторга, чем хотелось бы Кэт. Энио влекло к приключениям. Она родилась в танке посреди военной зоны и процветала в опасных ситуациях, даже слишком рьяно искала их.
— Я никогда не видела это своими глазами, но Мак и Дэни видели, и судя по их описаниям, я бы сказала, что да, — за сохранение каких ещё колоссально опасных вещей они несли ответственность? Что ещё подкинули им на порог? Она начинала сожалеть о том, что они вообще начали составлять карту Низа.
Сначала они нашли Синсар Дабх, древнюю, разумную, злобную книгу тёмной магии, созданную королём Невидимых — она тысячи лет находилась под их полами, скрытая от всех, кроме внутреннего круга Хэйвена.
Затем, несколько лет назад, они обнаружили, что Светлый Двор Фейри давным-давно заточил в Низу бесчисленное множество древних земных богов.
Что ещё хуже, одному из этих самых богов, Балору, пробуждённому Песнью Созидания, хватило дерзости устроить свой военный лагерь в потайном и обширном городе под их домом.
Это стало катализатором, который побудил Шедон, правящий орган аббатства, начать агрессивно исследовать и каталогизировать всё, что было спрятано под их ногами.
И теперь это. Во имя всего святого, неужели все самые опасные части вселенной без исключения припрятаны под их кроватями?
— От этого сложно отвернуться, — пробормотала Колин.
— Это лишь маленькая часть проблемы, — согласилась Кэт. Это не просто одержимо привлекало взгляд; это искушало. Это шептало шелковистые, нетерпеливые речи «О, входи же. Пройди по моему очаровательному коридору, посмотри на себя и на все возможные вещи, здесь лежат дороги к твоим самым безумным мечтам. Всё здесь. Всё, чего ты когда-либо хотел. Заходи, заходи!»
Но это извращено. Вероятность найти в этом бесконечном коридоре кошмары намного выше, чем шансы воплотить мечты. Кристиан затерялся там и умер бы, если бы не Мак. Дэни потеряла пять лет своей жизни прежде, чем нашла дорогу домой.
Комната, в которую Рианнон наконец-то сумела получить доступ, открывалась в бескрайнюю головокружительную ширь золота.
Сверкающие золотистые полы. Возвышающиеся золотистые стены. Потолка вообще не видно. Золочёные стены поднимались на головокружительную высоту, исчезая там, где уже не видел ничей глаз.
И на этих сверкающих стенах висели миллионы — нет, миллиарды — нет, бескрайнее множество зеркал всех форм и размеров.
На четыре уровня ниже аббатства Арлингтон Рианнон разрушила охранные чары, которые запирали эту очень опасную и очень-нуждающуюся-в-повторном-закрытии дверь в бесконечное искушение и соблазнение Зала Всех Зеркал: вселенский связующий узел, который король Невидимых сконструировал миллион лет назад в качестве своеобразного турагентства между мирами/измерениями для фейри. Раньше достаточно было просто посмотреть в одно из зеркал, выбрать место назначения и сделать шаг вперёд.