Она неспособна быть чем-то другим, помимо того, чем она являлась.
Лёд. Неподатливый. Жёсткий.
Внезапно, когда она подумала, что всё потеряно, в этот самый момент краешки её сущности начали покрываться тоненькими трещинами, лёд зарокотал зловещим громом, и она ощутила на своей плоти неожиданный завиток тепла. Он был нерешительным, обдавал её слишком нежно для её потребностей, но когда она заставила себя принять это, жар обрёл уверенность, и знойный ветерок закружил вокруг её сущности, скользнул по коже, проник в нутро.
Задрожав, Иксай запрокинула голову, блаженно прикрыла глаза, полностью принимая это ощущение. Вопреки всем обстоятельствам она одержала триумф, сумела призвать жар и выживет, чтобы сразиться в грядущих днях.
«Впусти меня».
Глаза Иксай распахнулись, и она резко развернулась, осматривая комнату.
«Здесь, у окна».
Прижав руку к груди, она снова повернулась. За стеклом виднелся Азар, паривший высоко над землёй.
«Я почувствовал твоё горе и ярость и пришёл. И да, Северина попытается тебя уничтожить. Но в то же время ты ошибаешься. Я этого не сделаю. Королева поступит с моим двором точно так же, как с твоим. Мы будем стоять бок о бок. У тебя есть человек. Королева принесёт Эликсир в обмен».
«С чего бы мне доверять тебе?»
«Я только что исцелил тебя. Оттаял своим жаром».
«Нет, неправда. Я сделала это сама».
«Икс, ты не смогла бы призвать жар даже тогда, когда от этого зависит твоё существование. И ты только что это доказала».
«Никогда не называй меня так».
Но он прав, и она это понимала. Это была не она. Она слишком холодна, слишком долго была холодной. Она бы взорвалась, если бы Азар не почувствовал её боль и не пришёл. Но зачем спасать её? Такова манера правителей, всех фейри — обращаться против слабых и уничтожать их. Она была неоспоримо слабой.
|
|
Принцесса ничего.
«Пока что будь консорт-принцессой двора Осени. Я призову силу своего двора на твою сторону. Мы заберём Эликсир и восстановим наши королевства».
Иксай всмотрелась в глубокий янтарь его взгляда. «С чего бы тебе делать это?»
«Когда-то, — медленно произнёс он, — мы были любовниками».
Она вздрогнула. Она помнила то время, испытала изумление и ужас, обнаружив тот период, примостившийся среди её воспоминаний. Она также вспомнила те множество раз, когда Северина пытала её, пользуясь тем, что Иксай был ослаблена наказанием королевы. «Воспоминания, уйдите», — хотелось закричать ей.
Она также вспомнила, что случилось в конце.
Лёд был непобедимым. Лёд был умиротворением.
«Когда-то я всерьёз произносил те комплименты, которыми одарял тебя. Когда-то, — с нажимом произнёс Азар, — я любил тебя».
Иксай дёрнулась, словно его слова вонзили нож в её грудь. Она презирала эмоции и всё, что они с ней творили. Они делали её слабой, уязвимой, глупой, и всегда приводили к предательству.
«Ты помнишь. Скажи это, Иксай».
Никогда. Она скорее взорвёт себя, чем признается, что когда-то тоже любила его.
Любовь — это величайшая слабость из всех.
«Ты мне не нужен», — прорычала она.
«У тебя нет никого, Икс».
«У меня есть человек. И если ты попытаешься забрать его или мой замок, я уничтожу тебя. Ты никогда не был моей ровней».
Азар вздохнул, послав вокруг неё очередной тёплый ветерок, который ласково задержался на её ледяных изгибах. «Я буду в Роще, когда ты образумишься. Мы вместе призовём лжекоролеву».
|
|
Он исчез.
Глава 20
Хэй, хэй, вся банда здесь [26]
Мак
Ревемаль-стрит, 939.
Ирония не ускользает от моего внимания. На французском rêve значит «сон», а mal значит «плохой». Как, должно быть, Риодан повеселился тысячелетия назад, устраивая базовый лагерь на улице с названием Кошмар. Я бы не удивилась, узнав, что он сам повесил изначальную табличку.
Риодан не просто заново отстроил наземную часть Честера. В нижней части тоже сделали ремонт. Вход в подземный куб уже не располагается за двумя массивными дверьми-люками, за которыми следуют две чрезвычайно неудобные для спуска лестницы. Теперь элегантная (пусть и немного обвешанная теми липкими паутинами, которые в последнее время висят везде) лестница цвета слоновой кости спускается к роскошному современному фойе, со вкусом отделанному в цветах слоновой кости и угля. Пол из чёрного мрамора, отполированный до состояния обсидианового зеркала, подводит к чёрным матовым дверям с панелями из кованого железа, которые изгибаются замысловатыми дизайнами и ведут к дюжинам уникальных подклубов за ними.
Прошлое омывает меня волнами, пока я стою во внутреннем фойе и смотрю поверх балюстрады на поразительно оживлённые клубы (хотя это больше не должно меня удивлять; вечеринка в Честере в наихудшие времена не только продолжается, но и достигает особенных размахов). Я помню, что впервые обнаружив клуб, я была слишком наивной, чтобы понять необходимость держать друзей близко, а врагов ещё ближе.
Вон там я болтала с Парнем с Мечтательными Глазами, который обслуживал бар, пока Фир Дорча зловеще притаился на соседнем стуле со мной; там, левее, я сама стояла за барной стойкой и смешивала напитки в период сокрушительной нерешительности; а там, наверху, я разбила стеклянный пол офиса Риодана, пока находилась под контролем Синсар Дабх.
|
|
Хотя в этих стенах случились одни из худших моментов моей жизни, Честер — часть меня. Мой дом стал совокупностью многих мест: «Книги и сувениры Бэрронса» — это моя спальня, Честер — моя гостиная, дом моих родителей в Дублине — это моя кухня, водонапорная башня с видом на город, вместе с Дэни рядом — это моя любимая кофейня. Аббатство Арлингтон — это моя библиотека. А где-то там, в нескольких милях к югу от коттеджа Наны О'Рейли у моря, могила одного из моих предков, Патроны О'Коннор — это моя часовня. Я бы хотела когда-нибудь зажечь там свечу и произнести молитву. Будем надеяться, что к тому времени, когда я это сделаю, я не предам всю свою родословную.
Мы с Бэрронсом торопливо проходим через забитые людьми танцполы и бары, вверх по широкой лестнице из хрома и стекла, которая ведёт к офису Риодана.
— Ты не просеялась? — рычит Риодан в то же мгновение, когда дверь с шипением открывается. Он сидит за столом в тускло освещённом офисе, кабинет погружен в тени. Лор стоит позади него со скрещёнными руками. Кристиан слева — колоссальный, тёмный, крылатый силуэт на фоне подсвеченной стеклянной стены. — Ты просеялась, чтобы повидаться с отцом, но теперь ты, бл*дь, не торопишься. Дэни пропала.
— И мой отец тоже, — рычу я в ответ. — И они оба находились на твоём попечении, под твоим присмотром, под защитой твоих чар.
Пару секунд мы сверлим друг друга гневными взглядами, затем Риодан слегка улыбается.
— Рад вновь видеть тебя, Мак.
Я одаряю его ответной улыбкой.
— Взаимно, — я склоняю голову, глядя на Лора и не будучи уверенной, как меня примут. При нашей последней встрече я использовала силу королевы, чтобы призвать пулемёт, и убила его.
— Мак.
— Между нами всё хорошо?
Он сверкает улыбкой, которая не доходит до его глаз.
— Начал всерьёз сомневаться в тебе. Цыпочкам меня вечно не хватает.
— Я имею в виду, после того...
— Да, — натянуто перебивает он меня. — Всё хорошо.
Призрак Джо стоит между нами. Он одаряет меня долгим взглядом и говорит в моём сознании так, как это делает Девятка. «Ты не говорила, что сожалеешь».
«А ты не говорил, что прощаешь меня», — отвечаю я.
Но он знает, что я сожалею.
А я знаю, что он простит.
Кристиану я говорю:
— Ты снова в облике принца.
— Злость усложняет поддержание облика горца. Они похитили Дэни. Возможно, я некоторое время побуду принцем.
— Похоже, фейри восстановили свои воспоминания, — Бэрронс минует любезности и переходит прямиком к делу. — Вот почему они сумели просеяться через твои чары, — говорит он Риодану. — Давно забытые силы вновь раскрыты. Это уже не то поле игры, которое мы знали тысячелетиями. Мы понятия не имеем, на что они способны.
«Не совсем верно», — думаю я. Один двор больше ни на что не способен. Я об этом позаботилась.
— Ты уверен? — спрашивает Риодан.
— Настолько уверен, насколько это возможно, не получив прямого подтверждения от фейри.
Что для Бэрронса значит 99,9%, и я согласилась. Эта теория наилучшим образом объясняла аномалии, с которыми мы столкнулись.
— Сколько именно воспоминаний, за какой период?
Бэрронс мрачно отвечает:
— Вполне возможно, что абсолютно все.
Кристиан разражается долгой чередой ругательств. Я чувствую то же самое. У нас всегда было преимущество: Бэрронс и Риодан умели держать всех фейри на расстоянии с помощью своей тёмной магии. Теперь мы стали лёгкими мишенями, и Видимые могут найти нас в любое время, в любом месте.
— Зачем похищать Дэни и Джека? Чего они добиваются? — говорит Кристиан.
— И мою мать тоже, — натянуто добавляю я.
— Твоя мать в порядке, — сообщает Риодан. — По крайней мере, была, когда я в последний раз проверял её.
— Что? — тупо переспрашиваю я.
— Её никто не похищал. Она въехала на машине в один из тех дрейфующих кусков Фейри, которые сложно увидеть.
— МЭВ. Межпространственные Эльфийские Впадины, — бормочу я. Песнь Созидания уничтожила чёрные дыры и излечила Землю, но ничего не сделала с местами, где Фейри и мир смертных врезались друг в друга на Хэллоуин, создав искажённые кармашки реальности, которые почти невозможно заметить. Как только я разберусь, как использовать Песнь, чтобы поднять стены обратно и вновь разделить миры, МЭВ предположительно исчезнут.
Лор говорит:
— Она развернулась, но не смогла найти выход. Ей потребовалось два дня, чтобы вернуться.
— Два дня? — меня привела в ужас мысль, что моя мама одна потерялась в Фейри на такой долгий срок, но я также понимала, что ей повезло вообще выжить, в зависимости от того, в какой фрагмент она угодила. Там существуют огненные циклоны, ледяные торнадо, кусочки подводных миров. Облегчение затопляет меня. Мама в порядке, Видимые её не похищали. — Я думала, вы привязали их все, — Девятка использовала свои искусства, чтобы привязать МЭВ к постоянным местам, а ши-видящие выпустили карты (я прихватила парочку для моих родителей), давая людям знать, где находятся эти места, и как их избегать.
— Эта дрейфовала. Мы думаем, что древние боги вновь высвобождают их. Делают что-то, отчего они становятся более быстрыми, и от них сложнее увернуться, — говорит Риодан.
— Зачем им это? — спрашивает Кристиан.
Риодан пожимает плечами.
— Приумножают хаос.
— Где мама сейчас? Здесь? — мой голос повышается, руки сжимаются в кулаки. — Скажи мне, что она не здесь. Ты явно никого здесь не можешь защитить.
— Осторожнее, — тихо произносит Риодан. — За эти слова я дал Кристиану драку, на которую он напрашивался. С радостью дам и тебе то же самое.
— Ты тоже этого хотел, — рычит Кристиан. — Я просто пошёл навстречу.
— Ты и пальцем её не тронешь, — говорит Бэрронс так же тихо.
— Рейни не в Честере, — отвечает мне Риодан. — Я не знаю, где она в данный момент, и предпочту, чтобы так оставалось и дальше. Фейд, Кастео и Даку охраняют её. Они не отойдут от неё ни на секунду. Они не будут отдыхать. Они не будут есть. Они её сберегут.
Я моргаю. Моя мать с тремя из Девятки. Должно быть, для неё это не менее странно, чем застрять в одной из МЭВ.
— Она наверняка готовит для этих везучих ублюдков, — ворчит Лор. — Эта женщина печёт неповторимые кукурузные лепёшки.
— Как ты можешь говорить о еде в такое время? — возмущаюсь я.
Лор пожимает плечами.
— Мужчине нужно питаться.
— Я знаю, чем питаются мужчины вроде тебя, и это отнюдь не кукурузные лепёшки.
— Никто же не наезжает на тебя из-за твоих пищевых пристрастий, дорогуша. Всю Джо из зубов выковыряла?
— Надо ли мне напомнить тебе о другом времени, другом месте, Костелом? — бормочет Бэрронс с шёлковой угрозой.
— Дэни. Пропала, — ровно произносит Риодан.
— И. Мой. Отец. Тоже, — отвечаю я таким же ровным тоном. — Разве Дэни не может воспользоваться твоей версией ЕТУ? Заклинанием, которое перенесёт тебя к ней, где бы она ни была, даже в Фейри? — к сожалению, это также выведет из строя Бэрронса, поскольку он связан с этим заклинанием и будет призван в то же место, чтобы убить Риодана и вытащить Дэни.
— Её похитили голой из нашей кровати. Без меча, без телефона. Татуировка исчезает, когда она превращается. Я перестал наносить её.
Проклятье.
После ещё одного мгновения тишины Кристиан говорит:
— Ваше время в Фейри заняло четыре дня по смертному времени. Заметили что-то странное, когда вошли в Честер?
— Да. Здесь ни единого фейри, — говорю я. — Погодите-ка, — добавляю я, хмурясь. — Мы отсутствовали всего четыре дня? — я бросаю взгляд на Бэрронса. — Разве не должно было пройти больше времени, учитывая то, как долго мы пробыли в Фейри? — полдня как-то раз стоили мне месяца.
Кристиан говорит:
— Последние несколько лет до меня доходили слухи, что с тех пор, как ты пропела Песнь Созидания, ход времени в Фейри начал изменяться, сначала незначительно, потом всё сильнее. Похоже, что древняя мелодия посчитала изъяном временное несоответствие между нашими мирами, когда их не разделяют стены, и исправляла это, подстраивая миры друг под друга.
Изумительно. И хорошо. Я всецело согласна с мнением Песни.
— В Дублине не осталось ни единого фейри, — продолжает Риодан. — Согласно моим источникам, во всём мире смертных не осталось ни единого фейри, и это меня тревожит. Их хлебом не корми, дай поохотиться на людей. И тем не менее, все они исчезли, чёрт возьми.
— Это может означать только одно. Они готовятся к войне, — говорит Кристиан.
— Зимний Двор уже воевал. С самим собой, — сообщаю я и быстро пересказываю то, что мы с Бэрронсом обнаружили в ледяном королевстве, опуская те действия, которые я предприняла, когда прибыло послание Кристиана.
— Ещё одна причина, по которой вы считаете, что их воспоминания вернулись, — говорит Риодан. — Я склонен согласиться.
— Позвольте уточнить, что я всё правильно понял, — произносит Лор, широко улыбаясь. — Песнь восстанавливает их способности и воспоминания, и что они делают? Отправляются воевать друг с другом из-за древних распрей. Чёрт, я в восторге от этого дерьма.
— Вероятно, что принцесса была на поле битвы в неузнаваемом состоянии, — говорит Бэрронс.
Я качаю головой.
— Она превратила день в ночь.
— Это была не ты?
— Нет. Она была в замке. Я её чувствовала. Почему-то на неё это не произвело такого же влияния, как на остальных фейри.
— Королевская элита старше всех, у них самые долгие воспоминания, но они также самые сильные, наиболее способные контролировать свою жажду мести из-за древней резни, — говорит Бэрронс.
«Лучше бы она могла это контролировать, — мрачно думаю я. — Если она навредит моей семье...»
— Я член королевской элиты, — говорит Кристиан. — На меня это не повлияло.
— Ты молод. Ты никогда и не избавлялся от воспоминаний, — возражает Бэрронс.
— Кроме того, ты не Видимый. Ты последний из живущих Невидимых, — говорю я.
— Я предпочитаю считать себя единственным в своём роде и не относящимся ни к какому двору, — отвечает Кристиан. — Логично будет заключить, что происходящее в Зимнем королевстве происходит и везде в Фейри. Они все исчезли потому, что слишком заняты попытками убить друг друга, — он смеётся. — Лор прав. Ну не идеально ли, чёрт возьми? Христос, я бы сам организовал гражданскую войну, если бы подумал, что такое возможно.
— Это не смешно, — говорю я. — Вы не видели, что они делают друг с другом. Это ужасно.
— Если это означает, что эти у*бки не путаются у нас под ногами, дорогуша, то не похер ли? — спрашивает Лор. — Кроме того, если это правда, то тебе остаётся приструнить лишь кучку королевской знати.
— Или довести и их тоже, чтобы они пытались убить друг друга, как остальные, — Кристиан снова смеётся.— Мак, это идеально. Проблема решена. Пусть они дерутся друг с другом, пока ты не разберёшься, как использовать Песнь, чтобы навеки запечатать их.
— Бешеных и обезумевших, совсем как Невидимых? — требую я. — Я пытаюсь не повторять ошибок, которые были допущены в прошлом.
— Хочешь сказать, по-твоему, Невидимых не надо было запирать? — переспрашивает Кристиан. — Они убили миллиарды людей в ночь, когда вырвались на свободу.
Я вздыхаю.
— Если бы их изначально не заточили, у них мог бы быть шанс. Обстоятельства с самого начала были против них. Ошибки совершались с того самого момента, как король их создал.
— Поверить не могу, что ты защищаешь Невидимых, — говорит Кристиан.
— Не защищаю. Просто говорю, что в этом мире нет чёрного или белого. Всё в нём, и каждый из нас тоже — это оттенки серого. И ты сам Невидимый.
— Уравновешенный моей человечностью. Сильно, значительно уравновешенный. Серый отчаянно стремится к белому.
— Дело не в Невидимых, — я пытаюсь вернуть разговор обратно в нужное русло. — Они погибли. Дело в Видимых...
— Которые набросились друг на друга из-за древних распрей. Бл*дские идиоты. Пускай воюют. Двигаемся дальше, — рычит Лор.
— Я готова обсудить условия моей свободы, — голая не-Мак появляется посреди офиса, обнажённая и сияющая.
На мгновение все замирают, затем:
— Какого хера? — взрывается Лор. — У тебя появился двойник, Мак.
— Это фейри, — рычит Риодан. — Очередная бл*дская херова фейри просеялась через мои бл*дские херовы чары. Какого бл*дского хера.
— Кристиан, убери её отсюда, — рявкаю я. — Сейчас не время и не место.
— Я её сюда не приводил, — библиотекарю он говорит: — Ты выбрала именно этот момент, чтобы появиться? Прошло несколько дней с тех пор, как ты залезла в ту бутылку. После этого я не слышал от тебя ни слова.
— Я обдумывала свои варианты.
— Ну так иди и пообдумывай ещё.
— Я вполне закончила.
— Как ты вообще нашла меня здесь?
— Я запечатлелась на тебе, — говорит голая не-Мак. — Я могу найти тебя где угодно.
— Это чертовски жутко, — рычит Кристиан.
— Я готова быть свободной, — бодро говорит она. — Давай обсудим.
— Кто она такая, чёрт возьми, почему она выглядит как Мак, и почему, бл*дь, она голая? — произносит Бэрронс опасно мягким тоном.
— Она библиотекарь библиотеки короля Невидимых, — поспешно отвечаю я. — Я забыла рассказать тебе про неё, — Лору я говорю: — Прекрати так пялиться на неё. Кристиан, одень её. И скажи впредь оставаться в одежде.
Библиотекарь быстро облачается в простое короткое платье из почти прозрачной ткани.
— Я приношу свои извинения, — говорит библиотекарь. — Мне сложно привыкнуть навешивать на себя ткань. Я постараюсь запомнить, — её лицо омрачается, и она пылко заявляет Кристиану: — Впредь я буду помнить, обещаю.
— Ты вернёшься в свою бутылку, — рычит Кристиан.
Библиотекарь бледнеет.
— Ты сказал, что я могу быть свободна.
— Ты сказал ей такое? — с неверием восклицаю я. — С ума сошёл? Я приказала тебе закупорить её.
— Всё сложно. Она пришла в мою постель и, ну... это долгая история.
— Не такая уж долгая, — говорит библиотекарь, закатывая глаза. — Определённо не то, чего я ожидала. Всё заняло каких-то две минуты.
— Копия Мак была в твоей постели, — произносит Бэрронс с шёлковой угрозой. — Ты трахнул её.
— Нет! — ревёт Кристиан. — Как будто я пошёл бы на такое, — говорит он обороняющимся тоном.
— Ты хотел, — говорит библиотекарь. — Ты повёл себя странно только из-за того, что я похожа на неё, — она бросает взгляд на меня. — Он был чрезвычайно твёрдым, — она смотрит мимо меня на Бэрронса. — Мать честная, — бормочет она. — Ну разве ты не... кем бы ты ни был. Роскошный.
— Вот этого я совсем не хотела знать, — бормочу я. Но я знаю, я однажды видела его сама в кровати короля Невидимых размером со стадион. Я игнорирую её комментарий о Бэрронсе и то, как она на него смотрит. Это заслуженно.
— Какого чёрта здесь происходит? — спрашивает Лор. — Почему это выглядит как Мак?
Библиотекарь ощетинивается.
— Я не «это». У меня есть имя. Лирика. И я выгляжу как Мак, потому что Смерть ненавидит, когда я выгляжу как другая, которую он зовёт Дэни, — она распаляется по ходу своей речи, становясь ещё более сердитой. — И поскольку Смерть — мой новый хозяин, я вынуждена подчиняться ему, потому что, видимо, у меня всегда будет хозяин. Я понятия не имею, почему меня всегда будут заточать, порабощать и гнобить, когда ни с кем другим этого не делают, но вот оно, моё печальное существование, пожалуйста.
— Иногда она выглядит как Дэни, — повторяет Риодан ледяным тоном. — Голая. И она тоже была в твоей постели, — он переводит на Кристиана взгляд, пронзающий не хуже ножей.
— Нет, чёрт возьми, не была. И это не моя вина, — громогласно огрызается Кристиан. — Я разбил бутылку. Разбитие бутылки не равняется ответственности за утечку. Нельзя ожидать, что я буду в состоянии контролировать содержимое каждой чёртовой бутылки на свете.
— Ты ведь разбил и бутылку Кровавой Ведьмы? Сука убила Бэрронса и Риодана, — напоминает Лор.
— Это была Дэни, — раздражённо отвечает Кристиан, — и она её не разбивала, она её откупорила.
— Я же её пометила ярлыком, — с неверием произносит библиотекарь. — С чего бы вам её открывать? Да что с вами не так, люди? Читать не умеете?
Кристиан ощетинивается.
— Дэни открыла её прежде, чем я её вообще увидел. Кроме того, кто, чёрт возьми, лепит ярлыки на донышко? Надо крепить их сбоку.
— Сбоку они заслоняют мне обзор. Кроме того, ты явно даже не помнишь, в какие бутылки налил своё пиво, — раздражённо отвечает библиотекарь. — Я думала, Смерть должен быть гениален. Какие другие унижения я буду вынуждена терпеть, чтобы оставаться на свободе?
Лор начинает хохотать.
Библиотекарь изучает его несколько секунд, затем говорит:
— Смерть не даёт мне секса. Может, это сделаешь ты?
Лор мгновенно перестаёт смеяться.
— Спал я с одной из ваших чокнутых фейри. Не бывать этому, детка.
Библиотекарь фыркает и поворачивается обратно к Кристиану.
Я решаю, что должно быть выжила из ума, потому что меня действительно оскорбляет то, что Лор отверг библиотекаря. Сваливать всех людей в отверженную категорию просто из-за одного неудачного опыта — это совершенно нечестно.
Я дрейфую внутрь себя, открываю свои чувства, деликатно ощупывая Лирику. Что она такое? Откуда она взялась? Почему она в настоящее время разумна, тогда как остальные фейри слетели с катушек?
— Ты никогда не пила из Котла, не так ли?
Она резко разворачивается ко мне.
— Прекрати это!
Интересно. Она чувствует, как я ощупываю её со всех сторон, пытаясь выудить её секреты. Несмотря на все внешние сдерживающие факторы, она могущественна. Я задаюсь вопросом, вдруг её посадили в бутылку по этой самой причине.
Я продолжаю легонько изучать её суть. Необъяснимым образом в моём сознании всплывает Круус. Возможно, потому что я в настоящий момент хочу, чтобы он оказался жив и мог бы либо возглавить фейри, либо научить меня вещам, которых я не знаю.
Её глаза широко раскрываются; она выглядит ошарашенной и выпаливает:
— Ты знаешь моего отца? — затем она зажимает ладонью рот, выглядя потрясённой и ужаснувшейся.
Я прищуриваюсь.
— Круус был твоим отцом?
Она притихает на долгие несколько секунд, сощурившись и словно лихорадочно думая; её выражение сменяется со страха на злость и обратно. Наконец, она рьяно качает головой, словно завершив спор с самой собой и отвечает:
— Он так говорит.
— Говорит, — выразительно подчёркивает Бэрронс.
Настоящее время. Не прошедшее.
— Он выпускал... выпускает тебя? — настаиваю я.
Она опять погружается в хмурое молчание, затем отвечает:
— Мне запрещается о нём говорить.
— Ты только что это сделала.
— Ты застала меня врасплох, и я просто выпалила. Пока ты изучала мой разум, в твоём сознании сформировался образ.
Она подсмотрела образ в сознании Верховной Королевы. Бэрронс бросает на меня предостерегающий взгляд. «Подними свои ментальные барьеры, — беззвучно рычит он. — Немедленно».
Я укрепляю свой разум против неё.
— Когда ты видела его в последний раз? — спрашиваю я.
— Это запре...
— Отвечай на вопрос королевы, и я не засуну тебя обратно в бутылку, — перебивает её Кристиан.
Она притихает, глядя на каждого из нас, затем настороженно парирует:
— Надолго ли?
— За каждый день, в течение которого ты мне подчиняешься, я дарую тебе ещё один день, — говорит Кристиан.
Она несколько долгих секунд смотрит вдаль, затем бормочет:
— Если я ослушаюсь, мой отец сделает со мной куда более ужасные вещи, чем ты. Если он узнает, что я сказала вам, что он породил меня... — она умолкает, шумно сглотнув. — Вы не должны ему говорить.
Мне не нужен детектор лжи Кристиана, чтобы подтвердить, что она боится Крууса, хоть отец он ей, хоть нет. Я награждаю Кристиана жёстким взглядом, и он правильно интерпретирует мой посыл.
— Я встану между тобой и Круусом, если он попытается тебе навредить.
Библиотекарь бросает на него взгляд, её глаза широко раскрываются, а лицо освещается как маленькое солнышко.
— Ты защитишь меня? Не позволишь ему наказать меня?
Я награждаю Кристиана ещё одним выразительным взглядом.
Он тяжело вздыхает и отвечает:
— В пределах моих возможностей, да...
— Твои возможности безграничны! — восклицает библиотекарь.
—...Я буду оберегать тебя и не позволю ни одному мужчине...
— Или женщине, или существу иного рода, — поспешно уточняет она.
—...наказать тебя. Я не позволю никому и ничему навредить тебе. Однако если ты предашь меня или кого-то из моих друзей, я тебе сам наврежу.
— Это формальная клятва, — говорит библиотекарь с благоговением. — Которой обменялись члены королевской элиты.
Кристиан снова вздыхает.
— Да, я знаю.
— Значит, ты теперь мой защитник. Связанный этой клятвой.
От его порывистого вздоха развеваются мои волосы, и он награждает меня сердитым взглядом.
— Да знаю я, проклятье.
Лирика поворачивается ко мне и произносит приглушённым тоном, словно она боится даже произносить эти слова в полный голос.
— Я видела своего отца сегодня.
— Правда? — уточняю я у Кристиана.
Он кивает.
Чтобы быть абсолютно уверенной, что мы поняли друг друга правильно до последнего грёбаного слова, я произношу:
— Ты видела Крууса сегодня. Очень даже живым и во плоти.
Снова раздражаясь (я начинаю думать, что это естественное состояние Лирики), она рявкает:
— Какое слово тебе не понятно?
— Повтори это для меня, — холодно приказываю я.
Закатив глаза, она произносит:
— Я видела Крууса сегодня. Очень даже живым и во плоти.
Часть II
Мы редко достигаем превосходного ясного осознания нашим интеллектом того поворотного момента времени; момента, на который мы можем взглянуть из далёкой точки в будущем и сказать: если бы не А, то не было бы Б.
Например, если бы моя машина не сломалась той ночью, я бы никогда не встретила своего мужа, следовательно, наши трое детей никогда бы не родились. Или если бы я не провалила экзамен по адвокатуре, я никогда бы не воплотила свою мечту стать концертирующим пианистом. Или если бы я не решила, что при таком ПМС ни за что не могу лечь спать, не поев мороженого, и не рванула бы в продуктовый магазин поздно ночью, меня бы не ограбили, не пырнули ножом и не наградили бы ПТСР[27].
Вот такие моменты.
Думаю, мы ощущаем их до мозга костей, когда они происходят.
Это могут быть неожиданные мурашки на шее сзади, или внезапное внутреннее изменение давления в черепе, сопровождаемое мимолётным головокружением; возможно, всего лишь сбивающее с толку ощущение дурного предчувствия и ужаса.
Думаю, в нашем подсознании происходит намного больше, чем мы знаем, но поскольку нами руководит отчаянная потребность воспринимать жизнь как нечто управляемое, рациональное и поддающееся нашему контролю, мы отвергаем те необъяснимые предупреждения, заставляющие нас останавливаться как вкопанных (безо всякой причины, которую может объяснить наш мозг — и ведь мозг всегда выигрывает этот спор, не так ли?) и вызывающие глубинную тревогу из-за того, что мы собираемся сделать дальше.
Вы должны прислушиваться к таким моментам.
Вы должны уделять им пристальное внимание.
Если двери лифта открываются, и вы ощущаете внезапные мистические мурашки при виде «совершенно нормального» мужчины, не заходите в кабину. Не позволяйте хорошим манерам заглушить атавистическую мудрость вашего зверя. Уходите. Пойдите по лестницам. Окружите себя другими людьми как можно быстрее.
Бегите, когда ваша кровь говорит вам бежать.
Из дневников МакКайлы Лейн-О'Коннор,
Верховной Королевы Фейри