― Что это значит? Что-то случилось? Расскажи мне.
Я выдохнула в его грудь.
― Мы с Дэвидом поругались, ― сказала я.
Он замер, как только я это сказала.
― Он знает?
Я медленно покачала головой.
― Нет. Это не связано с тобой... просто глупая ссора.
Он выдохнул от облегчения.
― Тогда насчет чего она была?
Он не собирался просто так оставить это.
― Он разозлился, потому что я отказываюсь спать с ним, я имею в виду, спать в его кровати, но... я сказала ему, что останусь в гостевой комнате.
― Мудак! Черт, Каро! Я очень хочу...
Он не закончил предложение, но не надо было быть гением, чтобы понять, о чем он думал.
― Он... ушел?
Я кивнула.
― Да. Он ушел. Я понятия не имею, когда... или вернется ли он.
― Могу я войти?
Его голос был полон надежды.
― Ладно, на минуту.
Он нахмурился на мой сдержанный ответ. Я была такой уставшей и изможденной, что не смогла бы выдержать ревнивого и злого Себастьяна прямо сейчас.
Он остановился как вкопанный, когда увидел беспорядок на полу.
― Он сделал это?
Я молча кивнула и принесла тряпку, чтобы начать очищать пол.
Не говоря ни слова, Себастьян забрал у меня тряпку. Я была слишком слаба, чтобы спорить, хоть и хотела. Просто это было так неправильно, что мой любовник убирал беспорядок, который создал мой муж на нашей кухне, когда ругался со мной по поводу нашей супружеской постели. Мой мозг завязался в узлы, чтобы просто сохранить все кусочки на правильных местах. Каким-то образом все стало настолько смешанным и запутанным.
В конце концов, пол был очищен, а остатки ужина Дэвида выброшены в мусорное ведро. Себастьян помыл руки и вытер о заднюю часть штанов.
Он сел за стол и обернул руку вокруг меня. Я прислонила голову к его плечу и закрыла глаза. Он обернул свою вторую руку вокруг моей талии и притянул меня ближе к своей груди, просто держа меня. Время от времени он оставлял легкие поцелуи на моих волосах.
|
|
Его доброта была тем, что сломило меня, и слезы начали течь по моим щекам.
― Не плачь, Каро, ― сказал он мягко, в его голосе была печаль. ― Не плачь, детка.
Он переместил одну руку под мое колено и осторожно поднял меня. Я заскулила от боли, затем прикусила губу, чтобы заглушить любые звуки.
Медленно и осторожно, он понес меня наверх и положил на кровать, расположив свое тело рядом с моим.
Мы лежали вместе, пока я тихо плакала. Мы не разговаривали.
Когда мои слезы, наконец, высохли, он поцеловал меня в щеку.
― Давай разденем тебя.
Его рука поднялась к моему поясу, но я оттолкнула его.
― Нет!
Он выглядел так, будто ему больно.
― Я не собираюсь ничего делать, Каро. Ты истощена. Тебе нужно отдохнуть. Давай, позволь мне помочь тебе.
Я пыталась оттолкнуть его, но мое тело будто весило тысячу фунтов, и он потянул вверх подол моей юбки, прежде чем я смогла остановить его.
Я услышала, как он ахнул, а затем выругался.
― Какого черта, Каро? Что произошло? Он...
― Это несчастный случай, ― сказала я устало. ― Он не хотел делать этого.
Себастьян был в ярости, как я и думала. Я видела, как вены вздуваются на его шее, а его глаза горят от злости.
― Что за мудак!
Он подскочил с кровати и сжал руки в кулаки, будто хотел ударить что-то или кого-то. Он пытался держать себя под контролем, но ему это плохо удавалось. Затем он увидел мое лицо, свежие слезы прорвались наружу.
|
|
― Дерьмо, я должен отвезти тебя к доктору!
Я медленно покачала головой.
― Я в порядке. Это просто... слабый ожог... от соуса. Я в порядке.
― Ты должна заявить об этом, черт побери! Ты не можешь позволить ему выйти сухим из воды.
― Это был несчастный случай, ― быстро повторила я. ― Пожалуйста, Себастьян, просто оставь это.
― Оставить? ― закричал он. ― Посмотри, что этот мешок дерьма сделал тебе! Черт, Каро!
Я закрыла уши руками и зажмурила глаза, пытаясь остановить новый поток слез. Его громкая речь остановилась на середине.
― О боже, Каро!
Я почувствовала, как матрас прогнулся, когда он лег на кровать и обнял меня. Все, что мне нужно было: его объятия.
Некоторое время спустя Себастьян нарушил тишину.
― Что ты собираешься делать?
Его голос был тихим, невысказанные эмоции делали его тон немного грубым.
― Я не знаю.
― Ты больше не можешь здесь оставаться, Каро. Ты знаешь это, верно?
Я протяжно выдохнула.
― Мне некуда пойти.
― Может, Митч и Ширли? Они помогут, я уверен.
Я медленно покачала головой.
― Я не вынесу свои проблемы за дверь! ― я вздохнула. ― Я все еще... в незаконных отношениях с несовершеннолетним ― я не могу сделать это с ними.
Он не спорил, поэтому я знала, что он воспринял мои слова всерьез.
― Что насчет твоей мамы? Я знаю, что вы не близки, но...
― Нет. Она практически вышвырнула меня, когда мне было девятнадцать, ― сказала я горько. ― Почему, ты думаешь, я так быстро вышла за Дэвида?
Он затих на мгновение, затем я ощутила, как его тело напряглось, так было каждый раз, когда я упоминала имя Дэвида. Я полагаю, это какая-то примитивная реакция.
|
|
― Что насчет друзей на востоке?
― Такие же проблемы, ― прошептала я. ― Тогда я вовлеку их в... ну, ты знаешь.
Он прижал меня ближе, и я могла ощущать его теплое дыхание на моей коже.
― Есть приют для женщин рядом с западным парком... я... я слышал, как мама упоминала его. Может...
― Я не могу, потому что...
Мои шепотом сказанные слова затихли.
― Из-за меня.
В его голосе была горечь.
― Ты не можешь пойти в любое из этих мест, где тебе помогут... из-за меня.
Я знала, почему он думал так и так говорил, но не могла позволить ему обвинять себя.
― Это не твоя вина, Себастьян,― сказала я нежно, поглаживая его руку. ― Ты самое лучшее в моей жизни. Я не променяю это ни на что. Ни на что. Я, наконец, чувствую себя живой.
Я услышала, как он ахнул и притянул меня ближе.
― Я чувствую то же самое, Каро. Ты научила меня всему, что я знаю.
Я моргнула в удивлении.
― Так и есть. Ты научила меня, кто я такой на самом деле, сделала меня сильнее. Ты заставила меня увидеть волшебство в мире. Я... я не знал, что влюбляться может быть... так.
Он на самом деле это чувствовал? Вот, как он видел меня ― как кого-то, кто делает его сильнее? Вот как он чувствовал? Я была такой слабой и трусливой. Но и я чувствовала небольшой расцвет надежды внутри себя. Я становилась сильнее ― не полностью сильной, но я стремилась к этому.
Казалось, будто и он учил меня. Возможно, мы учили друг друга.
Он обнимал меня осторожно, убедившись, что ноги случайно не касались моих.
― Я не знаю, что делать, ― сказал он тихо. ― Я так сильно хочу быть с тобой, но каждый раз, когда я с тобой, заканчивается тем, что тебе больно. Почему для нас так трудно быть вместе? Это так чертовски несправедливо!
― Я знаю, tesoro.
Ему было так больно, и он был в замешательстве, и было так мало того, что я могла сделать, чтобы помочь нам.
Я выпустила долгий выдох.
― Я думаю, что сейчас тебе лучше уйти.
― Нет! ― он ахнул. ― Ни за что! ― повысил он голос. ― Я не оставлю тебя с этим придурком!
― Я не могу ругаться и с тобой, Себастьян, ― прошептала я. ― У меня нет сил на это.
― Нет! Я не... что если он... я не могу оставить тебя здесь одну! ― сказал он отчаянно.
Я осторожно повернулась, чтобы посмотреть на него.
― Ты не можешь это исправить, Себастьян. Я так облажалась, и я должна исправить это. Но ты прав в одном ― я не могу оставаться здесь, ― я протяжно выдохнула. ― Много пустых комнат в студенческом городке, пока студенты на каникулах. Я проверю списки тех людей, что ищут соседей. Места, где плата меньше пятисот долларов. Я смогу позволить себе это.
Я не сказала Себастьяну, что понятия не имела, как одновременно позволить себе еду и топливо для машины.
― И есть мотель «6» в Сан Исидро за пятьдесят долларов в сутки. Это может быть последним пристанищем, в случае необходимости.
Лицо Себастьяна стало мрачным.
― У меня есть почти семьсот долларов. Этого хватит оплатить еще один месяц, плюс вода и бензин.
Может, он может читать мои мысли.
Я погладила его щеку.
― Я не могу взять твои деньги.
― Да, ты можешь! Я хочу этого, Каро. Позволь мне помочь тебе. Я хочу позаботиться о тебе. Все, что мое....
Я приложила палец к его губам. Мне невыносимо было слышать отчаяние в его голосе, пока он пытался заботиться обо мне, как мужчина о женщине.
Он поцеловал мой палец и убрал мою руку от своего рта.
― Ты должна пойти к адвокату, Каро. Забрать половину того, что есть у этого ублюдка.
Я покачала головой.
― Нет, Себастьян, я не буду делать это.
― Почему, нет? ― сказал он порывисто. ― Ты заслуживаешь...
Я осторожно прервала его.
― Я не хочу ничего, что принадлежит ему. Ты понимаешь? Ничего. Но есть еще одна причина... Если я буду судиться с ним, я боюсь, что он узнает о нас. Я знаю его: он будет копать и копать, и копать, пока не найдет причину, почему я оставила его после всего этого времени. Его эго будет требовать, что есть причина кроме... кроме него самого. И затем он уничтожит меня.
Я могла чувствовать, что тело Себастьяна напряглось, ― все его мышцы были твердыми, и он едва сдерживал свой нрав. Он притянул меня крепче к своей груди, его руки дрожали, но он не говорил. Он зарылся лицом в мою шею, и мы обнимали друг друга всю ночь напролет.
Я гладила его спину, и постепенно его тело начало расслабляться, его дыхание становилось глубже.
Я не могла спать, но радовалась, что Себастьян уснул. Я слушала его тихое дыхание, и смотрела, как его лицо становилось расслабленным и умиротворенным. Я чувствовала, что вина обрушивалась на меня, когда я смотрела на него ― он такой красивый, такой милый и молодой. Все что он делал ― это любил меня, и теперь он был в опасности быть уничтоженным паводковыми водами моего неудавшегося брака.
Правильным для меня было бы тихо уехать и направиться в Нью-Йорк, чтобы мы с Дэвидом достойно могли провести наш развод, ― я надеялась на это, ― и мои отношения с Себастьяном могли остаться скрытыми. Как только ему исполнится восемнадцать, и меня уже здесь не будет, он мог бы сбежать. Люди будут говорить и возможно догадаются о правде, но у них не будет доказательств, и мы будем в безопасности.
Но кое-что удерживало меня от этого решения: первое, я знала, что Себастьян никогда не согласится на это, и будет еще одна ссора, и второе, я чувствовала ответственность за его хрупкую душу и не хотела оставлять его незащищенным.
Я знала, что Ширли и Митч присмотрят за ним, они и так заботились о нем как о сыне, но у них не было власти защитить его от желаний Дональда и Эстель. И ко всему прочему Дональд был одним из них ― частью военной семьи. Это работало в двух направлениях. Военные присматривали дуг за другом, но при этом существовал другой закон: не лезть в чужое дело.
Я не думала, что Митч захочет идти по этому пути ― это будет концом его карьеры. Если бы Себастьян был моложе, то возможно, но не сейчас, когда ему почти восемнадцать, возраст совершеннолетия и выхода из-под родительской опеки.
Поэтому мой план был такой: провести несколько дней в поисках комнаты, затем набраться мужества, чтобы сказать Дэвиду, что ухожу от него.
Я достаточно хорошо знала своего мужа, и была уверена, что он будет чувствовать вину за сегодняшний несчастный случай, и поэтому будет вести себя тихо несколько дней, в которых я нуждалась.
По крайней мере, на это я и надеялась.
Глава
На рассвете я осторожно потрясла Себастьяна, чтобы он проснулся.
Всю ночь я прислушивалась, не вернулся ли Дэвид, но дом оставался в тишине, а наша связь в тайне.
Он зевнул и потянулся, одарив меня самой ослепительной улыбкой.
― Боже, я люблю просыпаться с тобой, Каро. Я хочу делать это всю оставшуюся жизнь.
От его слов у меня болезненно сжалось сердце. Я отчаянно хотела верить ему.
Затем его улыбка увяла, и я увидела, что он вспомнил про ожоги. Он нахмурился.
― Как ты? Как твои ноги?
― Не так уж плохо. На самом деле лучше.
В действительности они болели больше, чем немного, особенно когда я сгибала колени, но ничего такого, о чем стоило бы беспокоиться. Хуже всего выглядела верхняя часть правой ступни, и было очень больно. Проведя небольшой осмотр, я почувствовала, что она покрылась волдырями за ночь. Скорее всего, будет адски больно надевать любую обувь, даже шлепанцы будут натирать.
Он подозрительно посмотрел на меня.
― Правда?
― Конечно, ― сказала я, не встречаясь с его взглядом и выпрямляясь.
Он вытянул руку и притянул меня назад, заставляя посмотреть на него.
― Правда?
― Моя правая нога немного болит, ― призналась я. ― Мне просто нужно заклеить пластырем, вот и все.
На это раз он позволил мне встать с кровати и лег, наблюдая за мной.
Я ничего не могла поделать и заметила, что он стянул джинсы ночью и был одет только в футболку и боксеры ― из которых четко проявлялась большая выпуклость. И хотя мое тело сразу начало покалывать, я была не в настроении заниматься чем-то подобным, что Себастьян, казалось, даже не осознавал. Возможно, он просыпался так каждое утро. Я улыбнулась про себя, обдумывая, что в ближайшее время буду в состоянии ответить на этот вопрос.
Когда я вернулась из ванной, он был полностью одет. Он даже заправил кровать.
Я прокралась вниз, проверяя, что возвращение Дэвида нам не угрожало. У нас будет около двух минут, прежде чем мы услышим его машину снаружи ― достаточно времени, чтобы Себастьян мог прошмыгнуть через заднюю дверь. Я бы хотела сделать завтрак для него, но была вероятность, что Дэвид скоро вернется, чтобы переодеться.
Мы стояли на кухне и обнимались, поддерживая друг друга, ― так много ключевых событий происходило в наших жизнях.
― Я буду скучать по тебе каждую минуту, ― сказал он нежно.
Я выдохнула в его грудь.
― Встретимся в парке в девять?
― Да, ― сказал он непринужденно.
И затем настало время ему уйти. Мне казалось, что всегда наступало время для него уходить. Я знала, что он чувствовал то же самое.
Но Дэвид не вернулся. Вместо этого я провела часы до встречи с Себастьяном, слоняясь по пустому дому и проводя пальцами по старой знакомой мебели, и в моей голове крутились старые воспоминания.
Я решала, что возьму с собой из этого дома. Этого было немного: моя одежда, украшения, которые отец подарил мне, мой старый лэптоп, несколько книг и любимые диски, которые уже были в машине. Я была счастлива, что уродливый свадебный фарфор, который подарили нам родители, по выбору моей мамы, останется у Дэвида. Было не так много всего за одиннадцать лет брака, но с новой жизнью, которая ждала меня впереди, мне было плевать. Это говорило само за себя.
Когда я все еще жила в северной Каролине, мы с несколькими друзьями выпивали вечером и играли в игру, какие бы три вещи мы спасли из дома при пожаре. Одна женщина, которую я не очень хорошо знала, сказала, и я запомнила это очень хорошо: «Мою собаку, мою сумку и мой свадебный альбом».
― Что насчет твоего мужа? ― спросили мы, смеясь.
― Он может позаботиться о себе сам, ― ответила она.
Я делала только одно, прежде чем покинула дом, ― я просматривала сайты и искала, кто сдает комнаты, составив список пяти мест, которые нужно было посмотреть. Меня не заботило, какой была комната, если она была дешевой и выглядела опрятно. Я не собиралась задерживаться там надолго.
Несмотря на недостаток сна, я чувствовала, как во мне бурлит беспокойная энергия. Я приняла свое решение и сейчас была готова взять свою жизнь в свои же руки. Последний месяц пролетел, но ближайшие несколько дней казались ужасно долгими.
Я направилась в ванную и, стиснув зубы, приняла холодный душ, который жалил мою сверхчувствительную кожу. Все ожоги выглядели ужасно, но меня беспокоили только ступни. Я порылась в шкафу и в конечном итоге нашла пару длинных свободных штанов и какие-то старые кроссовки, которые носить было терпимо, когда я сделала марлевую повязку, чтобы прикрыть большой волдырь. Не самый мой элегантный наряд, но, черт побери, Себастьяна это не заботило. И это все, что имело значение.
Он ждал меня, конечно же, день становился лучше от его присутствия рядом.
― Как ты? ― снова спросил он, с тревогой вглядываясь в мое лицо.
― Я... на удивление хорошо, ― сказала я честно.
Он улыбнулся своей красивой улыбкой, и я увидела, что его плечи расслабились.
― Как ты? ― улыбнулась я в ответ. ― Голоден?
― Да, ужасно голоден!
― Ты снова пропустил завтрак? ― спросила я.
Он уныло улыбнулся.
― Да.
― Почему?
Он пожал плечами.
― Дома не было еды.
Я чувствовала себя плохо из-за этого, зная, что отпустила его голодным.
― Это... всегда так?
Он продолжал пялиться в окно.
― Наверное. Хотя сейчас стало хуже. Они все время ругаются. Я не знаю, почему они еще не разошлись ― и, черт побери, это точно не из-за меня. Возможно, чтобы защитить свою репутацию ― как будто это вообще возможно. Боже, я не могу дождаться момента, когда уеду от них.
Я вытянула руку и нежно сжала его бедро. Он опустил взгляд, и мгновение спустя осторожно переплел свои пальцы с моими.
― Я подумала, что мы можем поехать в нашу кофейню, ― сказала я тихо.
Он все еще смотрел на наши сплетенные руки, когда ответил:
― Да, это будет хорошо.
― Я бы хотела позавтракать, ― сказала я, надеясь, что он улыбнется. ― Я видела у них в меню, что они делают свежие зепполе (прим. пер. пончики) и три различных вида кростаты (прим. пер. песочный пирог).
― Всего три? ― сказал он, и его губы приподнялись в улыбке.
― Хмм, ну!!! Я думаю, что они должны быть вкусные.
Бензино поприветствовали нас с распростертыми объятиями, громко ругая нас, что мы так долго не появлялись. Я допустила ошибку, упомянув, что Себастьян пропустил завтрак, и маленькая старая бабушка ругала его пять минут, сыпала упреки на беглом итальянском, пока Себастьян не поник под ее строгим взглядом, затем она повернулась ко мне, погрозила пальцем и сказала, что я плохая жена, потому что не кормлю мужа. Я согласилась с каждым словом. Если бы только она знала.
Почти каждый пункт в меню был скоро на нашем столе, и я не могла сдержать улыбку, когда Себастьян вытаращил глаза на такое изобилие еды. Но затем я вспомнила причину, почему он был таким голодным, и моя улыбка увяла.
Он съел все, что было на столе, за исключением одного кусочка кростаты, который, по его настоянию, должна съесть я.
― Ох, вау, изумительно! ― сказал он, наконец, пресытившись. ― Я стану таким толстым, когда мы приедем в Италию.
― Если ты продолжишь столько же есть, ты станешь огромным еще до того, как мы доберемся до Италии, ― рассмеялась я. ― Здесь в меню нет ничего, чего бы я не могла сделать сама.
― Ты шутишь? Вау, правда? Иисус, я знаю причину, почему люблю тебя!
И он наклонился вперед, чтобы поцеловать меня.
Маленькая бабушка хлопнула руками от переизбытка чувств, затем метнулась ко мне и завалила вопросами, ее карие глаза быстро сновали между нами. Я покачала головой, смущенная. Она тяжело вздохнула, указала на часы и встала, чтобы обслужить новоприбывших посетителей, все еще качая головой.
― Это то, о чем я думаю? ― сказал Себастьян, приподняв бровь.
― Как много ты понял? ― спросила я, сгорая от любопытства, как много он понимал по-итальянски, одновременно пытаясь избежать ответа на вопрос.
― Что-то насчет детей и времени?
― Ну, да, ― согласилась я, чувствуя волнение. ― Она хотела узнать, когда мы собираемся завести семью. ― Я попыталась улыбнуться. ― Она сказала, что время не ждет женщину.
Он поднял мою руку со стола и нахмурился, когда уставился на мое обручальное кольцо.
― Я сделаю все, что сделает тебя счастливой, Каро. Я думаю, что мог бы справиться с идеей о паре детишек. Уверен, у нас бы это получилось лучше, чем у моих родителей.
Я попыталась улыбнуться, но не хотела позволять себе думать о том, что так далеко впереди. В чем смысл? Он был слишком молод, чтобы говорить об этом. И когда он достаточно созреет...
От этого разговора я чувствовала себя подавленно, поэтому подумала, как сменить тему.
― Во сколько сегодня начинается твой рабочий день?
― Не раньше четырех, ― сказал он, снова улыбнувшись. ― Чем ты хочешь заняться?
― Ничего особенного, ― призналась я.
― Ты хочешь пойти на пляж?
Моя улыбка увяла.
― Я не думаю, что это хорошая идея ― я бы не хотела мочить ноги или чтобы песок попал в волдыри. ― Я замолчала, увидев злобный взгляд у него на лице.
Он сделал видимое усилие и подавил свой взрывной нрав.
― Может, мы могли бы осмотреть некоторые из тех комнат, что можно арендовать?
― Нет, все в порядке, спасибо. Я сделаю это во второй половине дня, когда ты будешь на работе.
Он задумался на мгновение.
― Группа, исполняющая джаз, играет в Гасламп Куортер сегодня. Мы могли бы пойти послушать, если тебе нравится?
― Снова джаз! ― подразнила я его. ― А я думала, что ты увлечен оперой.
― Я люблю и то, и то, ― сказал он, выглядя немного робко.
Я улыбнулась ему.
― Я тоже.
Он встал, потянулся и вытянул руки, чтобы поднять меня.
Мы спрятали плату за счет под тарелками и попытались прошмыгнуть, прежде чем Бензино увидит нас, но бабушка, должно быть, смотрела в нашу сторону, потому что она отправила своего сына к нам с деньгами, возражая против нашего трюка и напоминая, что семья не платит. Затем он расцеловал нас обоих, отдал деньги в руки Себастьяна и поспешил обратно по своим делам. Как они получали хоть какую-то прибыль, было за гранью моего понимания.
Мы бродили по Гасламп Куортер, наслаждаясь викторианской архитектурой и шармом старого света, наслаждаясь солнцем и теплом, люди наблюдали и отдыхали по дороге, что было новым и довольно замечательным для меня.
Мы услышали звуки джаза, заполняющего летнее утро, еще задолго до того, как увидели группу. Перейдя из переулка на большую площадь, я увидела, что на одной стороне была мини-сцена, где выступали музыканты, одетые в черные джинсы и футболки, и черные солнцезащитные очки, по-видимому, чтобы показать, что они были джазмены, если музыка уже не доказала это. Они выглядели молодо, как студенты, и играли раскрученную версию джаза в стиле Диксиленд, смешанную с более современными звуками и латиноамериканскими ритмами. Несколько девушек подростков уже танцевали, потерявшись в музыке. Вскоре другие люди присоединились к ним, и толпа начала разрастаться.
Мы не хотели тратить деньги, сидя за столиками в кафе, что шли по кругу площади, поэтому присоединились к группе, которая развалилась на тротуаре. Себастьян услужливо стянул свою кофту, чтобы я могла сесть на землю.
Он делал все таким естественным, без суеты и приукрашивания, что мое сердце увеличивалось от восторга и боли каждый раз. Себастьян всегда в первую очередь думал обо мне. Я не могла привыкнуть к этому.
Мы сидели плечом к плечу, и он, как всегда, обнял меня, поворачиваясь временами, чтобы поцеловать меня в волосы. Я бы хотела, чтобы это мгновение длилось вечность.
Я не могла не заметить, что его руки и ноги двигались в ритме с музыкой, его пальцы барабанили по моей руке.
― Ты когда-нибудь учился играть на музыкальных инструментах? ― полюбопытствовала я.
Он улыбнулся.
― Нет, но я всегда хотел играть на гитаре.
― Мы должны купить тебе гитару, когда приедем в Нью-Йорк. Только не электрическую, пожалуйста! Акустическую.
― Я думал, что в душе ты рок-цыпочка, что напоминает мне, что я должен задать трепку Энтони Кидису! ― он сделал паузу. ― Ты училась играть на чем-нибудь?
― Не совсем. Я брала уроки игры на пианино, когда мне было восемь. Я ненавидела их. Мама хотела, чтобы я играла, но я умоляла папу остановить эти мучения, и он сделал это.
Он колебался мгновение.
― Ты расскажешь своей маме…? ― его вопрос оборвался.
― Когда уйду от Дэвида? Да, думаю, что да. В конце концов.
Он сильнее сжал мою руку и поцеловал мои пальцы.
― По крайней мере, у тебя был твой отец ― на одного хорошего родителя больше, чем у меня. ― Он задумался на мгновение. ― Но у меня есть Ширли и Митч ― они были больше родителями для меня, чем мои мать и отец. Я ненавижу то, что не могу рассказать им о нас.
Он нахмурился, и я погладила его руку, пытаясь сгладить неприятные ощущения или, что было невозможно, сказать, что понимаю.
― Я знаю и тоже ненавижу это. Но когда все это кончится, если... если они простят меня, можем, мы сможем...
Он поднял мой подбородок своими руками, чтобы я посмотрела ему в глаза.
― Здесь нечего прощать, ― сказал он, его голос был твердым. ― Мы влюблены ― это не преступление.
Но это все равно казалось преступлением. Иногда.
Он поцеловал меня в губы, пытаясь облегчить наше внезапное мрачное настроение.
― Давай, ― сказал он, потянув меня за руку. ― Давай потанцуем!
― Что? Ты же не умеешь танцевать?
― Ох, да? Вот что ты думаешь? Позволь мне показать тебе, детка!
И он показал, на самом деле, показал!
Он расположил мои руки так, чтобы я обнимала его за шею, обернул свои вокруг моей талии и подставил свою правую ногу между моих, и так мы присоединились к танцорам. Если бы не тот факт, что мы были практически переплетены вместе, я бы упала от шока. Никто не танцевал со мной так прежде. Это было так хорошо, что я почти была уверена, что это было незаконно. Я уверена, то, как наши тела были переплетены вместе, было незаконным в ряде штатов.
С Дэвидом мы танцевали очень медленно, обычно под совершенно другую мелодию, в отличие от той, что играла сейчас, и просто двигались на месте. Еще один мужчина, с которым я когда-либо танцевала, ― это папа, ― и это был вальс. Я даже не ходила на выпускной в старшей школе, я уже встречалась с Дэвидом, поэтому не видела смысла.
Но это! Это было больше как секс под музыку, но без помятого постельного белья. И на публике.
Он вжался в меня, наши тела двигались вместе с музыкой. Затем он покрутил меня и снова притянул крепко к себе. Я поймала проблески зависти на лицах других женщин. Затем его руки опустились на мою задницу, и он толкнул мои бедра к своим, растопырив пальцы на моих ягодицах.
Когда мелодия закончилась, мое лицо было красным, и я задыхалась и была чертовски возбуждена! Он озорно улыбался мне, точно зная, что сделал. Он опустил меня почти до земли, затем поднял и страстно поцеловал.
Наблюдающая за нами толпа рассмеялась, и некоторые из них крикнули нам снять номер. Это было лучшее предложение за весь день. Вместо этого Себастьян отсалютовал веселой толпе и, взяв меня за руку, потащил к машине.
― Где... где ты научился делать это? ― выдохнула я.
― Ширли и Митч, ― сказал он, идя так быстро, что я должна была бежать, чтобы успеть за ним.
― Ты издеваешься надо мной!
― Нет! Чемпионы базы по сальсе четыре года подряд.
Он тянул меня по улице с решительным выражением на лице. Когда мы достигли парковки, я увидела, что его глаза сканируют ряды припаркованных машин, пока он не увидел мой Форд. Я пыталась вытащить ключи из сумочки, но он шел так быстро, было тяжело поспевать за ним и делать что-то еще.
Когда мы вернулись к машине, он прижал меня к двери, его руки были в моих волосах, его губы и зубы на моем горле.
― Я так сильно хочу тебя, ― выдохнул он в мою кожу.
― Пустое парковочное место.
― Что?
― Ну помнишь... пустое парковочное место.
― Черт, да!
С трясущимися руками, я забралась на водительское сиденье и возилась со своим ремнем. Себастьян потянулся ко мне и помог пристегнуть его, его пальцы задели мой живот, когда он делал это, и от возбуждения, написанного у него на лице, в моем горле пересохло.