Хэсба Стреттон
Божий казначей
Оглавление
Божий казначей............................................................. 3
Предисловие............................................................................. 3
Постскриптум........................................................................... 4
Глава 1. Хозяйский кошель..................................................... 5
Глава 2. Тёмное логово............................................................ 9
Глава 3. Удача привалила...................................................... 14
Глава 4. Братья-близнецы...................................................... 21
Глава 5. Прочь из Лондона.................................................... 25
Глава 6. Грех и позор............................................................. 32
Глава 7. Евангелие от Иоанна 12:6....................................... 35
Глава 8. Тряпичница.............................................................. 38
Глава 9. Договор с Богом....................................................... 44
Глава 10. Мечты Джоан......................................................... 49
Глава 11. Песенка во тьме..................................................... 53
Глава 12. Бегство.................................................................... 56
Глава 13. Старый дом............................................................. 60
Глава 14. Нет прощения......................................................... 66
Глава 15. Последние ступени падения................................. 70
Глава 16. Схватка в ночи....................................................... 74
Глава 17. На смертном одре.................................................. 79
Глава 18. Камень на душе...................................................... 83
Глава 19. Могила бедняка...................................................... 87
Отчий дом..................................................................... 89
Глава 1. Уотлинг стрит.......................................................... 89
Глава 2. Достигнутая цель..................................................... 93
Глава 3. Обещание Абигайль................................................ 95
Глава 4. Справедливость....................................................... 99
Глава 5. Работный дом......................................................... 103
Глава 6. Предупреждение.................................................... 106
Глава 7. Сны и видения....................................................... 109
Глава 8. «Любите врагов»................................................... 112
Глава 9. Глубины милосердия............................................. 115
Божий казначей
Предисловие
Много лет назад я писала: «Для детей, которые просят подаяния на улицах, нет ничего пагубнее, нежели тот простейший способ удовлетворить естественное чувство жалости и успокоить растревоженную совесть, к которому мы прибегаем, извлекая из кошелька монетку и опуская ее в протянутую детскую руку, право же, гораздо лучше было бы нам отвернуться и пройти мимо. Уж лучше бросить в эту раскрытую ладошку раскаленный уголь. Если мы не в состоянии сделать для этих детей больше, то, Христа ради, давайте хотя бы воздержимся от такого злодеяния.
Какова бы ни была причина, сколь бы благовиден ни был предлог для нищенства, попустительствуя ему, мы совершаем жестокую ошибку».
С тех пор мои убеждения на этот счет не только не изменились, но стали намного глубже и прочнее. Подавать человеку, просящему милостыню, я считаю таким же преступлением, как угощать крепким напитком и без того уже пьяного человека: дать денег малолетнему попрошайке — все равно, что привязать ему камень на шею и толкнуть в пучину преступлений и бед. В 1881 году я испытала очередное потрясение, услыхав слова преподобного Р. С. Биллинга, священника одной из церквей в Спиталфилдз: «Сотни детей под стенами моей церкви морят голодом и вынуждают страдать только ради того, чтобы пробудить жалость в сердцах христиан; а христиане ходят по улицам и раздают милостыню тем, кто обманным путем пробуждает в них жалость».
Вместе с мистером Биллингом мы посетили дешевые пансионы и лазарет работного дома, находящиеся на территории его прихода. Там я и встретила несчастного мальчика, послужившего прототипом Непоседы - одного из героев настоящей истории. Закончив эту книгу, написанную, можно сказать, кровью сердца, я показала ее мистеру Биллингу, и он сказал мне, что она «более чем правдива». Мистер Джордж Холланд, многие годы работавший в Уайтчепелской школе для бедных и умственно отсталых детей, выразился так: «Страдания детей, которых заставляют попрошайничать на улицах, преувеличить невозможно».
Да, Господь заповедал нам: «Даром получили, даром давайте». И св. Павел также напоминает нам одно из Его изречений: «Надобно поддерживать слабых и памятовать слова Господа Иисуса, ибо Он Сам сказал: “блаженнее давать, нежели принимать”». Тот не может называться христианином, кто оставляет наименьшего из братьев Христовых терпеть нужду. Но будем же с разбором подходить к тому, как и что мы подаем. Вы подаете деньги на улице? Но ведь и грешники делают то же; и полупьяное милосердие завсегдатая пивной нередко оказывается щедрее вашего. Таким путем нельзя, невозможно служить Господу. Каждый обездоленный ребенок взывает к нашему состраданию; но если он просит у нас хлеба, не давайте ему камень и не кладите скорпиона в его протянутую руку.
Христос выкупил нас ценою Своей жизни. Немногие из нас могут отдать жизнь в буквальном смысле слова, но каждый может помогать в меру своих сил тем, кто служит детям больших городов; вместе мы способны исполнить последнее повеление Господа Иисуса, спросившего у апостола, который отрекся от Него: «Любишь ли ты Меня? Петр говорит Ему: так, Господи! Ты знаешь, что я люблю Тебя. Иисус говорит ему: паси овец Моих».
Постскриптум
С тех пор, как были написаны это предисловие и сама книга, положение детей в Англии неизмеримо улучшилось благодаря введению более милосердных законов и тем усилиям, которые предпринимают общественность и полиция, чтобы новые законы проводились в жизнь. Все это совершилось и совершается, главным образом, стараниями Национального Общества по предотвращению жестокого обращения с детьми. В больших и малых городах эти законы произвели ощутимые перемены в судьбах детей. Однако в сельской местности год от году растет армия нищих бродяг, чьи дети терпят многие страдания и часто подвергаются жестокому наказанию, если их попрошайничество оказывается не слишком успешным. Подавать милостыню таким детям - значит продлевать их мучения и деградацию.
В этом и заключается основная идея этой книги. Оказывая неразборчивую или несообразную помощь, мы не благодеяние совершаем, а приносим вред. «Блажен, кто помышляет о бедном», но не тот, кто бездумно сует медную или серебряную монетку каждому нищему на каждой улице и в каждом переулке.
Христианин должен совершать доброхотные даяния, но при этом он также обязан заинтересоваться тем, как будет использован его дар. Помогать нищему пребывать в его нищенстве - значит совершать большую ошибку, которая сродни преступлению.
Август 1900 г.
Глава 1. Хозяйский кошель
Старый Роджер Чиппендел был смущен и растерян: впервые в жизни он стал обладателем больших денег.
Кучка золотых соверенов, числом ровно пятьдесят, поблескивала перед ним на маленьком круглом столике; рядом лежал продолговатый старомодный кошель, связанный из коричневого шелка; с обеих сторон на нем красовались крохотные короны, вышитые золотой нитью. Роджер благоговейно отложил кошель на край стола, ибо это была священная реликвия, которую он станет бережно хранить до конца своих дней. Да, но что же ему делать с такой кучей денег?
Кошель с деньгами не далее как сегодня вручила ему госпожа, леди Комптон. Дрожащим голосом и со слезами на глазах она сказала, что лорд Комптон, лежа на смертном одре, велел передать все это в дар своему дорогому старому другу и верному слуге Роджеру Чиппенделу. Все остальные слуги получили примерно такую же сумму, но лишь он один удостоился особого дара в виде кошеля, которым пользовался сам хозяин и который леди Комптон связала и вышила собственноручно. В Комптон-Олд-Холле он чуть ли не с детских лет занимался плотницким делом, а до него в усадьбе столярничали и плотничали его отец и дед. Просторный старый дом был полон всевозможных предметов работы мастеров из рода Чиппенде- лов, и все ворота в господском парке, и каждая калитка в саду, легко и послушно ходившая на своих петлях, были сделаны их руками. Дом, где на протяжении многих поколений жили Чиппенделы, в конце концов стали называть Чиппендел-Лоджем, наподобие того, как старинное поместье лорда Комптона именовалось Комптон-Олд-Хол- лом. Все соседи знали о простой и искренней дружбе, которая связывала родовитого аристократа и его домашнего плотника. Они дружили еще мальчишками, да и повзрослев, много времени проводили вместе, бродя ночи напролет по окрестным лесам и выслеживая браконьеров. Когда лорд Комптон смертельно захворал и слег, и больше уже не поднимался, не кто иной, как Роджер был призван сидеть у его постели и читать ему Библию. Стихи он избирал по своему усмотрению, и самый звук его мягкого, глубокого голоса и его славный деревенский акцент были привычны и дороги слуху умирающего. Хозяин скончался у него на руках, и Роджер до последней минуты говорил ему слова ободрения и утешения, каких никто другой не сумел бы произнести.
Узнав, что господин завещал ему полсотни соверенов, Роджер ощутил в душе странную горечь, и если бы не кошель, он воспринял бы этот дар как унижение и обиду для себя. Но длинный, потертый коричневый кошель, который он так часто видел в узкой руке хозяина, лежал перед ним, и это искупало все. Это был подарок на долгую память; а золото было знаком доверия.
Тратить эти деньги на себя Роджер не собирался. Хотя ему уже сравнялось шестьдесят, он все еще был крепким, здоровым мужчиной, и ему вполне хватало того, что он зарабатывал своими руками, да еще и оставалось кое-что на черный день. Его старшая дочь вышла замуж за каменщика. Вот уже несколько лет, как они с мужем покинули деревушку Комптон и переселились в Лондон. Теперь тот трудился под начальством архитектора, которого лорд Комптон нанял, чтобы перестроить свой городской дом, зарабатывал несколько сот фунтов в год и, похоже, прочно осел в столице. Младшая дочь соединила свою жизнь с безрассудным расточителем (так именовал его Роджер), который также увез ее в Лондон, где оба они умерли в нищете и страданиях.
Крохотная девчурка, их единственное дитя, умерла от сыпного тифа - того же злосчастного недуга, что унес ее родителей. Эта утрата стала в жизни Роджера самым большим горем. С тех пор прошло уже семь лет, и все это время он жил в полном одиночестве. Чиппендел-Лодж был славным, уютным домиком, построенным на краю парка, в чудесном уголке, который своей прелестью вполне мог бы соперничать с ландшафтом, окружающим сам Комптон-Холл. Вековые дубы и вязы, посаженные в незапамятные времена предками лорда Комптона, высились вокруг, и в этот ноябрьский вечер в их оголенных кронах бушевал яростный ветер, сотрясая и с треском ломая сухие ветви. Обширную поляну перед домом устилал густой дерн, такой бархатистый и мягкий, какой только в английском парке и встретишь, и весь день, укрываясь от холодного северного ветра, бродили и отдыхали здесь грациозные олени, которыми Роджер не уставал любоваться. Право же, он любил поместье своего господина больше, чем сам лорд Комптон. В его доме было все, что нужно для мирного и безмятежного существования, весь уклад которого был приспособлен к главному делу его жизни, и любые перемены грозили бы нарушить ее привычное течение.
И в самом деле, куда было ему тратить эти деньги? Владельцы поместья заботились обо всех окрестных жителях, как о собственных детях, и каждый дом в деревушке Комптон состоял под их неустанным попечением. Никаких питейных заведений тут не было; ближайший постоялый двор с трактиром располагался за добрую милю отсюда. Если кто-то и бедствовал здесь, то лишь из-за собственной лени и нерадивости. Такие люди только пожинали то, что сами же и посеяли, а у Роджера доставало мудрости не препятствовать деяниям Господа, ибо Он, хоть и медлит с воздаянием, но неотвратимо воздает каждому человеку по путям его.
Роджер не раз помогал соседям или мастерил для них что-нибудь, но деньги давал редко и только в тех случаях, когда точно знал, на что они будут употреблены. С покойницей-женой они частенько спорили на этот счет. Она была свято уверена, что подавать нужно всякому, кто постучится в твою дверь с просьбой о подаянии, и очень гордилась этим своим убеждением, которое переняли у нее и дочери. Но с тех пор, как Роджер овдовел и зажил бобылем, ни один нищий, стучавшийся в дверь его дома, не получил от него ни гроша; и, правду сказать, он заметил, что с тех пор несколько бедняцких семей, из числа постоянных подопечных его покойной жены, живших от него в двух-трех милях, научились гораздо лучше, чем прежде, обходиться собственными силами. «Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь» — и Роджер, веря, что апостол Павел был мудрец не в пример многим, всегда поступал сообразно этому предписанию, даже если сердцем противился ему.
Он долго сидел над грудой золотых монет и разглядывал их внимательными, острыми глазами, с возрастом ничуть не утратившими молодой зоркости. Погладил широкой, загрубелой ладонью пустой кошель, с нежностью вспоминая о дорогой, теперь уже навеки недвижимой руке, которая опустила в него эти монеты.
Над камином висела гравюра, подаренная его незабвенным хозяином, - репродукция знаменитой «Сикстинской Мадонны» Рафаэля. Лорд Комптон, хорошо зная глубокую набожность Роджера и его любовь к маленьким детям, написал под гравюрой слова Христа: «Паси овец Моих». Взглянув теперь на эту надпись, Роджер почтительно поднялся, как делал это всегда, когда в сердце своем беседовал с Богом. Тихо и взволнованно он произнес вслух: «Господи, Ты сделал меня Своим казначеем. Все эти деньги принадлежат Тебе, и я должен распоряжаться ими в Твоих интересах; а ведь здесь денег больше, чем Ты когда-либо держал в руках, будучи человеком. Для меня это тяжелая задача, Господи. Смею даже думать, что рабу Твоему Петру было легче сказать: “Серебра и золота нет у меня; а что имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи”. Ибо, Господи, мы видим, когда человек хром, или слеп, или изувечен, но не знаем, когда золото и серебро становятся для него даром от Тебя. Ведь и дьявол способен подносить подарки. Из всех учеников Твоих, Господи, один только Иуда носил денежный ящик, хотя он и не думал заботиться о нищих. И я боюсь, как бы с помощью этих денег не начать среди пшеницы сеять плевелы, подобно врагу Твоему, Господи! Научи же меня, как употребить эти деньги во славу Твою! Вразуми меня и наставь, что с ними делать!»
Если бы невольный свидетель услышал этот тихий и искренний, но такой будничный голос, он ни за что бы не поверил, что Роджер Чиппендел молится, а не разговаривает со своим, вполне земным, господином. В эту минуту он и вправду не молился, а просто рассуждал и советовался с Господом.
Высказав все, что его мучило, он встал на колени и закрыл лицо руками; теперь его уста словно онемели. Он вступил в присутствие Бога своего, и его душа и сознание наполнились чувствами и мыслями, которые невозможно выразить словами.
Его земной господин, столь преданно и нежно им любимый, отошел в тот таинственный мир, к пределам которого приближался и он сам, - ушел и оставил после себя это наследство. И пока Роджер рассказывал своему небесному Господу суть дела, в его сердце теснились «воздыхания неизреченные».
Наконец он поднялся с колен, и тут его взгляд упал на гравюру, висевшую над камином. В серьезном, задумчивом личике Младенца ему почудилась какая-то необычайная, щемящая печаль, так что у Роджера даже слезы навернулись на глаза. И тогда он снова заговорил, словно уста маленького Иисуса произнесли слова, которые он уловил внутренним слухом.
«Да, Господи! Пусть будет так! - сказал он. - Вокруг столько бедных, обездоленных детей... Мы должны делать для них все, что в наших силах. Я буду тратить эти деньги на малых сих, ибо таковых есть Царствие Небесное!» Он взял в руки кошель так ласково, точно это было живое существо, отпер крышку конторки и выдвинул внутренний ящичек, захлопывавшийся благодаря секретной пружине. Здесь хранились дорогие его сердцу вещи, и сюда же он положил старый шелковый кошель своего господина; затем тщательно запер конторку и спрятал ключ в потайное место. Деньги же просто ссыпал в ящик стола, как нечто маловажное, о чем не стоило особенно заботиться. Весь вечер он вспоминал прошлую жизнь; засиделся далеко за полночь, и сон никак не брал его. Особенно долго он думал о своем брате Айзеке — тот всегда превосходил его и силой, и красотой, и сообразительностью, но уже давным-давно поглотило его бездонное чрево Лондона. Уж как далеко жили они от этого громадного города, а все равно он, точно магнитом, притягивал к себе и забирал у Роджера самых близких и дорогих людей. Вот и Айзек, бедный его брат, оказался там, и Джоанна, единственная его дочь. Прежде чем погасить огонь в камине, он еще раз внимательно всмотрелся в лицо Младенца Иисуса и сказал вслух: «Отправлюсь-ка я в Лондон, к Джоанне, и всю эту кучу денег возьму с собой. Там, Господи, детей полным-полно!»
Глава 2. Тёмное логово
Было промозглое и мглистое ноябрьское утро. За городом, над полями и холмами, где все деревья давно сбросили свой осенний убор, но на дубах и буках еще золотились порыжелые листья, солнце уже сияло по-зимнему ярко. Здесь же, в Лондоне, о солнечном сиянии напоминал только желтоватый свет, который просачивался сквозь белесый туман, заполнявший все ходы и разветвления этого огромного города-лабиринта.
Стоя в этой молочно-белой пелене, не разглядишь домов, находящихся на противоположной стороне улицы, и, только хорошенько присмотревшись, можно различить предметы, выставленные в витринах магазинов, где газовые рожки горят с утра до ночи.
На узких улочках Ист-Энда фонарей не так уж много, а витрин и того меньше, поэтому здесь стоит вечный полумрак, особенно в тех кварталах, которые застроены приютами и дешевыми пансионами, - этими перенаселенными людскими муравейниками, где ютятся тысячи и тысячи лондонских бедняков.
Хотя в это пасмурное утро их обитатели не слишком стремились выйти на улицу и отсиживались в больших общих кухнях, света они не зажигали, стараясь экономить газ. Сумрак окутывал эти невеселые жилища изнутри, как и снаружи.
То и дело неслись оттуда злобные ругательства и раздраженные окрики; дети плакали, женщины бранились, а туман, похоже, и не думал рассеиваться.
— Неважный денек выдался для нас! - заметил старик, скрючившийся над очагом в одном из таких домов - беднейшем из бедных. - Но дело есть дело, верно, Тряпичница?
— Да уж куда вернее! — угрюмо отозвалась чахлая бледная женщина, лет примерно сорока. Она сидела на полу, привалившись спиной к боковой стенке камина, и курила короткую черную трубку. Ее худосочное лицо выглядело изможденным; костлявые голые руки казались совсем бестелесными. Старик тоже был тощ и сухопар, с сутулыми плечами и длинными белыми волосами и бородой, придававшей его узкому лицу почтенный и трогательный вид. В молодости он был хорош собой, и его черты, хранившие выражение задумчивой утонченности, и доныне отличались приятным благообразием. Разговаривая, он слегка растягивал слова, и эта особенность его речи также была приятна для слуха; вообще, вся его манера держаться говорила о том, что этот человек когда- то знавал лучшие времена, но тяжелая, жестокая жизнь придавила и сломила его. И он, и женщина выглядели жертвами неумолимой судьбы.
Старик вытянул над огнем длинные трясущиеся руки и, немного помолчав, заговорил чуть громче.
— Джоан! - позвал он. - Работа не ждет!
В полутемной комнате было полным-полно таких же убогих и жалких женщин и детей: кто-то праздно сидел на скамейке или на корточках, прямо на грязном полу.
Всю ночь они спали, не раздеваясь, наверху, в душных, переполненных спальнях, а помыться и привести себя в порядок здесь было негде. Немытые вечером лица наутро выглядели совсем чумазыми; детвора, возившаяся на полу, чернела и обрастала грязью прямо на глазах. В ушах звенело от нескончаемого писка и хныканья; на фоне этого тонкого, заунывного гула раздавались сиплые проклятия мужчин и визгливые крики женщин; но ни смеха, ни возгласов веселья не было слышно здесь.
— Джоан! - снова позвал старик.
— Иду, дедушка! - откликнулся девичий голосок.
Высокая девочка, укачивавшая в дальнем темном углу
ревущего младенца, бережно уложила его на скамейку и пробралась к очагу. Ей было лет двенадцать, а может, и тринадцать - сколько в точности, не знала ни она сама, ни ее дед; оборванное, чересчур короткое платьице открывало длинные, тонкие, как у цапли, ноги в дырявых чулках и башмаках, привязанных с помощью замысловатого плетения веревочек. С утра она умылась, но ее густые темные волосы уже давно сбились в жесткие колтуны, с которыми не справилась бы никакая гребенка.
Как ни удивительно, но девочка, несмотря на свой запущенный вид, не выглядела ни болезненной, ни опустившейся. Более того, она обещала со временем стать прехорошенькой - и острые глаза Тряпичницы не преминули отметить это.
— А ведь наша Джоан скоро будет стоить кучу денег, - пробормотала она.
— Далеко идти сегодня, дедушка? - бодро спросила девочка.
— На ту сторону! — отвечал он, указывая на запад. — Тут нынче рассчитывать не на что, быть может, там дела обстоят лучше? Джоан, будь умницей и не слушай, что Тряпичница болтает — ведь ты девочка из хорошей семьи. Ну-ка, Тряпичница, пойдем, посмотрим, не блестит ли у богачей солнышко ярче, чем у таких бедолаг, как мы.
— Ну нет! Если не будет ребенка, я и шагу не ступлю! - возразила женщина. - Что толку просить без младенца на руках? Они сразу начинают приставать с расспросами: «Отчего, мол, тебе, крепкой, здоровой женщине, не зарабатывать на жизнь честным трудом? И почему бы тебе не пристроить свою дочку к кому-нибудь в услужение, ведь она уже большая девочка?» А с маленьким ребенком совсем другое дело: семья выглядит солидней, и кошельки развязываются сами. Словом, если не удастся нанять ребенка, вы с Джоан можете отправляться на улицу сами.
— Дедушка, - взволнованно подхватила Джоан, - я утром заходила к миссис Мосс, и она сказала, что малышка Везунья и Непоседа пока что не заняты.
— Везунья! — воскликнул старик. — Вот как! А известно ли тебе, Джоан, что для начала за нее нужно выложить целых шесть пенсов — и это только за один час работы? Дети, даже самые никудышные, стоят целое состояние; а малышка Везунья и Непоседа — и того дороже! Миссис Мосс — умная женщина, она своего не упустит.
— Говорю вам, я без Везуньи или Непоседы и шагу не сделаю! - заупрямилась Тряпичница. - Очень надо мне стоять и дожидаться, чтобы богатенькие прицепились ко мне со своими нравоучениями! Да еще и в такой мерзкий день, как сегодня! Вот что я скажу вам, Айзек: если вы сделаете все по-людски да принарядите нас, как следует, да раздобудете мне малышку Везунью, я готова отправляться хоть сейчас. Но таскаться по улицам, распевая гимны с вами и Джоан, я не согласна!
— И правда, давайте возьмем Везунью, дедушка, милый! - взмолилась Джоан. — Я вам обещаю, что буду петь так хорошо, как только смогу; и к тому же я выучила несколько новых гимнов, очень красивых. Вот увидите, как только мы с вами запоем, все богатые леди сразу же выглянут из своих окошек. Что ж такого, что шесть пенсов? И потом, Тряпичница может подъехать туда по железной дороге и сберечь чуть ли не целый час, а мы пойдем пешком. Возьмем Везунью, дедушка, ну пожалуйста!
В голосе девочки звучала такая страстная мольба, что трудно было не поддаться на ее уговоры, и все-таки старик не сразу согласился рискнуть суммой, которую необходимо было внести вперед за наем ребенка. Когда же наконец его сопротивление было сломлено, Тряпичница неохотно поднялась и, выколотив трубку, сунула ее в карман. Даже в этом убогом сборище трудно было бы найти существо более грязное и оборванное, чем она; и все же Тряпичница твердо верила, что стараниями миссис Мосс она преобразится в «бедную, но достойную женщину, ставшую жертвой обстоятельств». Все, что потребуется старику, - это потертый длиннополый сюртук, который прикроет его лохмотья и придаст ему вид «благородного старца, мужественно преодолевающего жизненные трудности».
Все трое торопливо шли по узкой улице, то и дело оскальзываясь в жирной грязи; впереди всех — Джоан, шагавшая проворной, упругой походкой. Не доходя лавки, где торговали подержанной одеждой, она вдруг остановилась и пропустила вперед деда и Тряпичницу.
— Миссис Мосс не должна знать, что я иду с вами, — прошептала она. — Скажите ей, что отослали меня с поручением. Если меня не будет, она, может быть, уступит вам Везунью дешевле. Она боится, что я стану подкармливать малышку.
Старик кивнул и слегка подтолкнул Тряпичницу локтем - мол, девочка верно говорит! «А ведь Бог мою внучку умом не обидел!» — тихонько засмеялся он. Джоан тем временем отошла в сторону, и густой туман мгновенно поглотил ее.
Они спустились в лавку, занимавшую полуподвальное помещение. В этот пасмурный день здесь было темно, хоть глаз выколи, и, не отваживаясь пробраться внутрь, они крикнули миссис Мосс, чтобы та принесла огня. Тотчас же где-то в глубинах лавки чиркнула спичка, на мгновение осветив снизу темное, изборожденное морщинами женское лицо. Пепельно-землистое, окруженное копной седеющих волос, с глубоко посаженными глазами и запавшими щеками по обе стороны тонкогубого рта, оно хранило выражение жестокой непреклонности. Женщина неторопливо приблизилась и подняла повыше свечу, чтобы лучше разглядеть лица посетителей.
— А-а, старый Айзек Прохиндел и Тряпичница! - сказала она низким, хриплым голосом. — И что же вам тут понадобилось в такой, прямо скажем, погожий денек?
— Нам нужно изобразить добропорядочное обедневшее семейство. Мы намереваемся пойти в западную часть города, - пояснил Айзек ласковым, чуть ли не заискивающим тоном. - Тряпичница - моя дочь, горемычная вдовица. Я - несчастный старик, в прошлом честный ремесленник, ныне всеми силами пытающийся избежать работного дома. Ей еще дитя на руки, и было бы отлично.
Этакое, знаете ли, святое семейство: престарелый Иосиф, Мария и младенец. Вот разве что Тряпичница немного старовата, чтобы нянчить малое дитя.
Но вы же умная женщина, миссис Мосс, у вас ума даже с избытком - точь-в-точь как лет у нашей Тряпичницы! И он насмешливо улыбнулся. В эту минуту внимание Тряпичницы было приковано к платью, висевшему на стене и, судя по ярлычку с ценой, выставленному на продажу: она щупала карман, проверяя его на прочность, и старалась определить, насколько оно изношено подмышками. К счастью для Айзека, она не слыхала его последних слов.
— Сделаю для нее все, что смогу, - сказала миссис Мосс. - Что до пугала, то я бы вам посоветовала взять малышку Везунью. Непоседа, мне кажется, не слишком годится для Уэст-Энда, уж очень вид у него душераздирающий. В наших кварталах с ним работать просто прекрасно: здешний народ привык к пугалам, ему подавай что-нибудь небывалое. Ну пойдемте, посмотрите моих милых крошек.
Миссис Мосс вышла из-за прилавка, чтобы самолично запереть входную дверь на время, пока ее магазинчик останется без присмотра: она, как видно, не слишком доверяла своим посетителям, чтобы попросить их о подобном одолжении. Затем она повела их в темноватую, неприбранную комнату в глубине дома, исполнявшую роль одновременно и кухни, и спальни; здесь, за изголовьем кровати обнаружилась еще одна узенькая дверца, которая вела в небольшой чуланчик, вероятно, служивший некогда кладовой для продуктов, насколько можно было судить по маленькому оконцу, заделанному цинковым листом со множеством отверстий. Айзеку и Тряпичнице даже не было нужды переступать порог: при свете грошовой свечки они могли преспокойно обозреть всю внутренность чулана.
Никакой мебели; старая штукатурка на стенах изъязвлена страшными грязными пятнами; повсюду подтеки сырости. В дальнем углу этого гнетущего, темного логова — куча засаленного тряпья, и в ней - двое маленьких детей, чей возраст, при всем желании, определить было невозможно. Одно дитя при виде света приподнялось; другое лежало недвижимо, словно милосердная смерть уже выхватила его из рук жестокой хозяйки. У ребенка, подавшего признаки жизни, было маленькое белое личико, скудные волосики и живые, пронзительные глазенки.
— Вот это и есть малышка Везунья, которая рано или поздно заставляет прохожего раскошелиться, - сказала миссис Мосс, - но, на мой вкус, Непоседа интереснее.
Услыхав свое имя, Непоседа тихонько застонал. Его голые ручки и ножки были так тонки, что даже не верилось, что они могут принадлежать живому ребенку. Желтоватая кожа туго обтягивала его маленький череп, и глазные яблоки выступали из орбит. Этот ребенок даже не походил на человеческое существо, и при виде его старый Айзек ощутил прилив ужаса и сострадания.
— Ради всего святого, миссис Мосс! - вскричал он. - Не морите его голодом до такой степени! Малышка Везунья сильно истощена, но при одном взгляде на вашего
Непоседу у меня кровь стынет в жилах! Я не стал бы брать его с собой на улицу, даже если бы вы мне за это заплатили!
— Это уж как вам будет угодно! - с ухмылкой отвечала она. - Так выбирайте же, - но только при одном условии: чтобы Джоан с вами не ходила! Иначе я вам ребенка не дам!
— А ее и нет, - сказала Тряпичница. - Побежала куда-то с поручением. Да если бы даже она и пошла вместе с нами, все равно я малышку Везунью ни на миг с рук не спустила бы!
— Ничего съестного ей не давать, ни кусочка! - продолжала миссис Мосс, наряжая малютку в ветхое платьице, выбранное с таким расчетом, чтобы виднелись ее цыплячья шейка и тощие ручки и ножки. - Они оба у меня накормлены на весь день. Учтите, если вы хоть что-нибудь ей дадите, я непременно об этом узнаю и выпорю ее, как следует. И Джоан своей так и передайте. Слышишь меня, Везунья?
— Экая легонькая, будто младенчик! — восхитилась Тряпичница, принимая девочку на руки.
— Есть младенчики и потяжелее Везуньи с Непоседой! — победно отвечала миссис Мосс. — Да только не каждый из них способен зарабатывать себе на жизнь, как они. Мои малютки - настоящее сокровище!