Богиня судьбы
После всего, что было сказано, нетрудно заметить, что пространство – одна из важнейших проекций Женского как тотальности; даже если бы не было других указаний, это следовало бы из его характера вмещающего сосуда и космического яйца. Но Женское также предстает как богиня времени, и отсюда судьбы. Символ, в котором пространство и время архетипически связаны – это звездный свод, который с незапамятных времен был наполнен человеческими проекциями. Здесь нам безразлично, интерпретируются ли небеса как это было изначально (в Египте, Вавилонии, Аравии, Индии, Китае и в Америке), в соответствии с двадцатью восемью остановками луны, или как это стало позже, в соответствии с двенадцатью остановками солнца; и неважно, животное ли, растение ли, поток или океан является доминирующей проекцией. Важно то, что каждая из этих проекций воспринималась как часть жизни Великой Богини, рождающей и объемлющей все вещи.
Зависимость всех светил, всех небесных сил и богов, от Великой Матери, их подъем и падение, их рождение и смерть, их трансформация и обновление являются одним из глубочайших переживаний человечества. Всемогущей воле Великой Матери подчинены не только смена дняи ночи, но и смена месяцов, времен года и годов. И поэтому она не только как вавилонская Тиамат, но и по всему миру, держит таблички судеб, всеопределяющих созвездий небес, которые и есть она сама. И, соответственно, Великая Мать, украшенная луной и звездным плащом ночи, является богиней судьбы, прядущей жизнь, как она прядет судьбу.
Поскольку Великая Мать управляет ростом, она явлется богиней времени. Поэтому она богиня луны, ведь луна и ночное небо – это видимые проявления временного процесса в космосе, а луна, и вовсе не солнце, является подлинным хронометром изначальной эры. Через менструацию, с ее предполагаемой связью с луной, беременностью и далее, женщина регулируется и зависит от времени; так что она определяет время – в гораздо большей степени, чем мужчина с его склонностью к завоеванию времени, к безвременности и вечности. И это темпоральное качество Женского связано с луной. Темпоральное качество, как и элемент воды следует связать с Женским, и эта связь становится очевидной в символе «потока времени».
|
|
Изначальное таинство ткачества и прядения также переживается в проекции на Великую Мать, плетущую сеть жизни и прядушую нити судьбы, появляется ли она как Великая Пряха или, столь же часто, как лунная триада. Не случайно мы говорим о телесных «тканях», ведь ткань, сплетенная Женским в космосе и в матке женщины – это жизнь и судьба. И астрология, изучение судьбы, управляемой звездами, учат, что и то, и другое, появляется одновременно, во временной момент рождения.
Таким образом, Великие Богини – это ткачихи, как в Египте, так и в Греции, среди германских народов и майя. И поскольку «реальность» соткана Великими Пряхами, все действия вроде плетения, ткачества и вязания узлов – это судьбоносные действия женщины, которая, как открыл Бахофен, является пряхой и ткачихой в своем естественном аспекте.
Скрещивание нитей – это символ полового союза – мы все еще говорим о скрещивании животных и растений – а скрещивание полов – это основная форма, в которой Архетипическое Женское «ткет» жизнь. Таким образом, Великий Круг является миросодержащей и миротворящей маткой, в которой реальное, телесное и материальное создаются самой Великой Матерью. Временной момент нашего рождения (пора) и тела (конституция) – это судьбоносные компоненты индивидуального существования, которые должен принять каждый, ищущий фундаментального понимания случайностей индивидуальной жизни.
|
|
Наряду с архетипическим характером, ткачество имеет как позитивные, так и негативные значения, и Великие Матери – Нейт, Нетет и Исида; Илифия или Афина; Урт, Хольда, Перта или Иксчель; и даже ведьмы в сказках – все были пряхами судьбы.
«Так», - пишет Нинк, - «в начале «Песни Хельги» поэт, указывая на величие своего героя, говорит о ткущих судьбу, которые без устали размечают поле будущих действий человека, как только он родится. Женщины, ткущие, прядущие судьбу и до наших дней сохранились в сказках. Их присутствие при рождении указывает на знание, рожденное из опыта, о том, что человек «приходит в мир» с некоторыми «дарами» и «способностями». Причину их появления по трое, девятеро или, реже, по двенадцать, следует искать в тройственном сочленении всех сотворенных вещей; но здесь оно указывает, в частности, на три временные стадии всякого роста (начало-середина-конец, рождение-жизнь-смерть, прошлое-настоящее-будущее). Две из норн плетут и скручивают нить, третья ее разрезает; две женщины добры и милостивы, а третья накладывате на их дары проклятье. Последующие поколения пытались создать связь между тремя стадиями времени, прошлым, настоящим и будущим, и тремя именами норн: Урд, Верданди и Скульд; только имя Урд древнее:
|
|
В давние дни
орлы клекотали,
падали воды
со склонов Химинфьёлль;
Хельги тогда,
духом великий,
Боргхильд сын
родился в Бралунде.
Ночь была в доме,
норны явились
судьбу предрекать
властителю юному;
судили, что он
будет прославлен,
лучшим из конунгов
прозван будет.
Так нить судьбы
пряли усердно,
что содрогались
в Бралунде стены;
нить золотую
свили и к небу —
к палатам луны —
ее привязали.
На восток и на запад
концы протянули,
конунга земли
нитью отметили;
к северу бросила
Нери сестра
нить, во владенье
север отдав ему».
Древнейшее известное изображение великой женской троицы, сопровождаемой луной и, возможно, планетой Венерой, можно найти на аккадской цилиндрической печати; (Илл. 101а) ей соответствуют многочисленные греческие богини, появляющиеся по трое, римские прядущие богини судьбы, и многие другие тройственные богини-матери, включая трехликую Гекату, богиню перекрестков. (Рис. 50; Илл. 101b)
Рис. 50 Богини судьбы
Монета Диоклетиана, ок. 300 г. н.э.
Но в своем облике пряхи Великая Мать не только прядет человеческую жизнь, но и судьбу мира, его тьму, как и его свет. В старой шведской песне поется:
Повелительница-Солнце села на голый камень
И пряла на золотой прялке
Три часа, пока не встало солнце.
И в эстонской песне:
Основа была спрядена в полдень,
Уток в доме зари,
Остальное в зале солнца…
Спрял на станке,
Танцевал на нитях.
Золотое платье выткано для луны,
Игристое платье для солнышка.
Эти пряхи изначально были Великими Женами Судьбы, тройственной формой Великой Матери, ведь прядение повсюду является женским делом. А приписывание ткачества мужскому богу-творцу в эстонской песне всего лишь типичная мужская узурпация. Если материал интерпретирован адекватно, становится очевидным, что пряхи – это матери, а не дочери солнца.
Так, мойры, греческие богини судьбы, стоящие над богами Олимпа, у Гомера названы Клотес, Пряхами. Мойры, сохранившиеся в народных верованиях современной Греции, были неверно истолкованы Нильссоном как пост-гомерические. Таковыми они могут быть в своем облике сформировавшихся богинь, но не как неопределенные силы, прядущие судьбу. Сам Нильссон всколь упоминает о том же в выражении «вертеть веретено»: «Этот термин означает, что человек покрыт чем-то, «обвит», можно сказать, если это не предполагает иного образа, сети или петли». Но именно этот «иной» образ, наряду с образом портной, свойственен облику прях судьбы; ведь женщина должна не только изготовить мужчине одежду в буквальном смысле, но и облачить его в тело, которое она прядет и ткет, и по этой причине о Великой Богине сказано: «Портная имя ей».
Потому Кереньи говорит о Klothes, Пряхах: «Это «ткачество», могущее быть выражением творения человеческой жизни или тела, показано в облике ткущей женщины на символических изображениях в римских могилах, и греческим словом mitos, которое обозначает мужское семя как вытканную нить и является именем первобытного жениха Кабиров».
Эгейская богиня рождения, Илифия, является пряхой, как и мойры, греческие богини судьбы. «Область, в которой эти темные сущности как дома», - пишет Отто, - «безошибочно указана другой генеалогией, также данной Геисодом («Теогония», 211ff): они дочери первичной богини Ночи, которая также родила Мороса и эриний, которых Эсхил («Эвмениды», 960) тоже обозначает как сестер мойр по матери. Пятьдесят девятый орфический гимн также называет их дочерями Ночи… Афродита Урания названа «старейшей из мойр» (Павсаний, 1, 19, 2). Их родство с эриниями тоже появляется в культе: в роще Эвменидов в Сикионе мойрам был установлен алтарь, на котором им приносились жертвы, как те, что подносились Эвменидам, характерные для божеств земли и божеств преисподней (Павсаний, 2, 11, 14)».
Мы снова встречаем единство Женского и ночного, когда Отто указывает на связь между именем Krataie и Krataiis, матери Сциллы, «чья связь с преисподней ясна и чье происхождение иногда возводится к Гекате. Это явная параллель связи Мойры с Ночью, эриниями и другими существами мрачных миров».
Великая троица мойр связана с тремя решающими моментами жизни: «Начало и конец, рождение и смерть – это великие времена мойр, а среди них свадьба третье».
То, что эти точки принадлежат не человеческой жизни в целом, а женской жизни, становится ясно, когда мы обнаруживаем, что богини судьбы всегда были богинями рождения и что для женщины есть важнейшая связь между деторождением и смертью, как и между свадьбой и смертью. Иными словами, фигуры мойр не проявляют никаких общих философских заключений о начале и конце жизни, а представляют нуминозные ситуации, от которых зависит жизнь женщины, а не мужчины.
Но когда мойры распространяют свою власть на людей, то в первую очередь для воинов они ткут кровавую смерть, и похожим образом мексиканский символизм связывает судьбы воинов и рожающих женщин, рассматриваемых как героев. Здесь ткущая богиня судьбы сливается с кровавой богиней войны и смерти. Валькирии, чья решительная важность для германской мифологии была показана Нинком, также являются ткачихами. Эддическая песнь повествует о видении шотландца, который наблюдает двенадцать скачущих фигур. Когда они исчезают в доме, он следит за ними через глазок. Двенадцать женщин работают на призрачных станках и поютпризрачный напев «Ткем, ткем сеть копий». Вот песнь этих валькирий:
Соткана ткань
большая, как туча,
чтоб возвестить
воинам гибель.
Окропим ее кровью,
накрепко ткань
стальную от копий
кровавым утком
битвы свирепой
ткать мы должны.
Сделаем ткань
из кишок человечьих;
вместо грузил
на станке — черепа,
а перекладины —
копья в крови,
гребень — железный,
стрелы — колки;
будем мечами
ткань подбивать!
И последние строки:
…соткана ткань,
поле боя в крови;
о мертвых по свету
молва прошумит.
Страшно теперь
оглянуться: смотри!
По небу мчатся
багровые тучи;
воинов кровь
окрасила воздух, —
только валькириям
это воспеть!
Это плетение судьбы из крови характерно для германской мифологии с ее мрачной и жестокой ориентацией на смерть. В большинстве мифологий естественный жизнедающий аспект Великой Богини как ткачихи доминирует над негативным аспектом.
Этот аспект Женского как пряхи судьды можно проследить вплоть до гораздо более поздних образов христианской Мадонны. Хотя сознательным намерением художника очевидно было лишь изобразить Мадонну в ее повседневной деятельности, бессознательные силы произвели работу архетипического величия. (Илл. 96) В этом каталонским Благовещении Мадонна все равно остается Великой Богиней, прядущей судьбу – хотя здесь судьба заключается в искуплении мира. Поднятая рука возвещающего ангела и опущеные руки наблюдающего человечества, воплощенного в служанке, подчеркивают центральное положение Мадонны.
На другой картине южно-германской Мадонны прядение поначалу может показаться всего лишь идиллическим домашним трудом. (Илл. 97) Но и здесь прорывается архетипическая структура. Случайно или намеренно, но скрытая нить проходит через центр Мадонны, где растет сияющее дитя, и так акт прядения возвращает себе подлинный и изначальный смысл: мать становится богиней-пряхой судьбы; дитя становится тканью ее тела.
Но в этой связи мы снова сталкиваемся с негативным аспектом, ведь паук также является символом Ужасной Матери. Соответственно, сеть и петля – это типичные орудия ужасной силы Женского связывать и опутывать, а узел – это страшный инструмент колдуний.
Везде, где доминирует антижизненный фанатизм мужского духовного начала, Женское рассматривается как негативное и злое, именно из-за своего характера создательницы, поддержательницы и приумножательницы жизни. Тогда жизнь- и Женское как ее архетип – считается заманивающей, удерживающей, околдовывающей и расставляющей ловушки. Человеком и мужским началом света и сознания овладевают естественные импульсы и наклонности посредством паутины жизни, завесы Майи, «опутывающей» иллюзии жизни в этом мире. И, следовательно, это мужское начало сознания, желающее постоянства, а не изменений, вечности, а не трансформации, закона, а не творческой спонтанности, «дифференцируется» от Великой Богини и обращает ее в демона.
Но из-за этого мужское сознание полностью упускает скрытый духовный аспект женского начала, которое посредством духовной трансформации возносит земного человека к высшему смыслу.
Весьма удивительно, что мельница стоит бок о бок с прялкой как символ судьбы и смерти. Выпечка, как и ткачество – это одна из первобытных мистерий Женского. Женщина – это подает и преображает пропитание, но в то же время мы находим и негативный смысл символа в мельнице смерти как атрибуте Ужасной Матери. Смерть бога зерна на мельнице позже была перенесена на Христа, и все еще сохранилась в английской балладе «Джон Ячменное Зерно». Так мельница становится богиней смерти; ее связь с судьбой дошла до нас в знаменитой пословице «поздно мелют мельницы богов», чье мифическое происхождение все еще различимо в германской сфере.
В эддической песне, известной как «Песнь о Гротти», дочери гигантов работают на мельнице, создавая магией мир и богатства. «Мы девять зим, подруги могучие, в царстве подземном росли и трудились». Но эти заточенные девы и воительницы стали силами судьбы, обращающими благословение в проклятие; и как сначала они магически мололи жизнь и счастье, так теперь мелют смерть и рок. Таким образом, мельница становится символом негативного колеса жизни, индийской сансарой, бесцельным циклом. Но это бесцельный цикл – форма Великого Круга, (Рис. 51), чья позитивная форма в Индии, как и в других местах, является великой всевмещающей Мировой Матерью, (Илл. 134), которая, как беотийская богиня, ViergeOuvrante и Мадонна Милости, (Илл. 177-78) воздымает руки, чтобы укрыть. Они тоже принадлежат к архетипу богинь с поднятыми руками.
Рис. 51 Бхавани-Тримурти-Мать
Индия, XIX в. или раньше
(Илл. 98) Как тибетское колесо жизни, Великий Круг держит женский демон смерти, ведьма Сринмо. О картине того же типа, что и наша репродукция, Блейхштейнер пишет:
«На картине изображен демонический слуга духа смерти, красный Мангус, как его называют монголы, держащий колесо миров между зубами и когтями. Похожая концепция лежит в основе вавилонских амулетов, на которых изображен мир в клыках крылатого демонического зверя; согласно Грюнведелю, на манихейских монументах в Туркестане и джайнистских работах в Индии изображена космическая женщина, прекрасная, богато украшенная девочка с телом вскрытым так, чтобы явить стилизованные внутренности, представляющие мировой диск. Другие соответствия, к которым мы не будем здесь обращаться, заведут нас в мир европейского средневековья. Тибетцы тоже считают демона космического колеса женщиной, ведьмой Сринмо. Частично из-за антифеминистского влияния буддизма, который, поскольку женщина создает жизнь, рассматривает ее как главное препятствие на пути к избавлению, инструментом страсти, под которым стенает мир. Среди легенд о Падмасамбхаве мы находим следующий отрывок (в переводе Грюнведеля): ‘Женщины – это беспрестанный поток сансары. Они воплощенные черноликие людоедки. Их плоть – медь котелка ведьмы, в котором происходят все муки очищения огнем’…
В этом медном котелке разделены добро и зло. Имя этому медному котелку – женщина; имя тюрьме Мары (смерти) – женщина; имя петле бога смерти – женщина. [В этом странном символизме котелок ведьмы в женском теле можно приравнять с космическим колесом, между спицами которого создания испытывают все мыслимые мучения под давлением их страстей.]
Символы колеса разделены на три концентрических кольца. Внутренний и самый малый круг, ступица, содержи три животных фигурки, которые изначально, без сомнения, считались изображением трех миров – земли, воды и воздуха – ибо именно в таком качестве мы встречаем их в легендах самых разных народов. В религиозном мировоззрении эти животные – свинья, петух и змея – символизируют три зла или смертных греха, под властью которых стонет мир и его создания, поскольку они порождают греховные деяния и продолжают цикл рождений. Свинья символизирует невежество, петух – плотскую страсть, змея – гнев. Параллельно гимнам Веды, где божество, управляющее мирами, находится в центре вселенной, в ступице колеса, здесь тоже три основных греха находятся во внутреннем круге; правители космоса, они приковывают человека к миру чувств, не дают установится твердому знанию об их нереальности и мешают ему достичь освобождения, нирваны; они ось, на которой вертится космическое колесо с его мирами и их жителями.
Переходя от внутреннего круга, мы видим между шестью спицами колеса шесть областей мира, мир богов, титанов (санс. асуры), людей, животных, духов и ада. На некоторых изображениях ад занимает всю нижнюю половину центрального кольца. В каждой отдельной зоной мира доминирует смертный грех, в соответствии с характером его обитателей.
Посреди нашего изображения мир богов, справа мир титанов или асуров, напротив него мир людей. Под миром людей мир духов; под миром титанов мир животных. Ниже, напротив мира богов, находится ад.
На тонком внешнем ободе колеса простые символы обозначают двенадцать ниданов (санс., nidana, «повязка», «путы», «причина основания»), находящихся в центре буддистской философии и воплощающих горестную причинность рождения, старения, смерти и перерождения – вечный цикл, который можно остановить только знанием того, что чувственный мир иллюзорен и «пуст». Ниданы часто объясняются астрологически.
Если мы начнем нашу интерпретацию ниданов на нижнем ободе колеса и будем двигаться по часовой стрелке, то увидим следующие символы:
1. Слепая старуха, опирающаяся на посох: она представляет невежество или слепоту созданий.
2. Гончар, лепящий сосуд: предполагает бесформенные продукты, образующиеся этим образом.
3. Обезьяна, взбирающаяся на дерево и срывающая плод: символ того, как человек познает объекты мира сознанием и деятельностью.
4. Корабль с моряками: сознание отделено от бессознательного.
5. Пустой, бесхозный дом (человек): под покровом никого нет.
6. Мать с ребенком: символ привязанности к миру. (?)
7. Человек, пораженный в глаз стрелой: чувственное восприятие сообщяет приятные и неприятные впечатления.
8. Пьяница: жажда жизни; страстное стремление создает нацеленное намерение, которое становится все более и более алчным.
9. Человек, подбирающий плод: символ наслаждения жизнью.
10. Любовники в сексуальном соитии: символ продолжения жизни, достигаемого таким образом.
11. Рождение: создается все больше и больше жизни, и так продолжается цикл.
12. Завернутый труп: страдание и смерть продолжаются в сочетании с вечно обновляющейся жизнью».
Мандала цикла покоится на мире низших элементов воды, земли и воздуха – а выше, справа и слева, парят спасительные противостоящие силы будд и «противоположного колеса», позитивного колеса учения, которое аннулирует негативное женское колесо жизни.
И здесь Мефистофель, тот «Хаоса сын новооткрытый», кажется почти тенью Будды:
Прошло? Вот глупый звук, пустой!
Зачем прошло? Что, собственно, случилось?
Прошло и не было - равны между собой!
Что предстоит всему творенью?
Всё, всё идет к уничтоженью!
Прошло... что это значит? Всё равно,
Как если б вовсе не было оно -
Вертелось лишь в глазах, как будто было!
Нет, вечное Ничто одно мне мило!
В западном средневековье мы находим символ, почти точно соответствующий тибетскому колесу жизни; это колесо жизни в ее негативном аспекте как «Колесо Матери-Природы» (Илл. 99), на котором изображены восходящие и нисходящие циклы человеческой жизни. Внизу колесо держит Богиня-Земля; вверху, на троне, сидит трехглавое Время, крылья которого – месяцы, заставляющее жизнь вращаться со сменой дня и ночи. На десятой карте колоды таро коронованный сфинкс, знакомый символ Великой Богини-Матери, похожим образом сидит на троне над колесом фортуны с его поднимающимися и падающими изменениями.
Наше последнее изображение Женского в его облике Великого Круга – это бронзовая этрусская лампа, (Илл. 100) в центре которой голова Горгоны окружена замысловатым обилием фигур. Лейcганг дал нам проницательное толкование этого образца. Gorgoneion – это полуночное солнце в подземном мире – ужасный лик Великой Матери. Вокруг центра располагается первый круг, на котором грифон и лев разрывают на куски животное, которое представляет смертную жизнь, обреченную смерти. Второй круг, водная область с завитками двадцати восьми волн (лунное число), населен восемью дельфинами. Число восемь образует переход к области воздуха и огня, над которой властвуют восемь сирен с птичьими крыльями и человеческими лицами, «сидящие на корточках на трехступенчатом основании, покрытом тонкими линиями, которые я бы истолковал как дождь, падающих из облаков воздуха. Рядом с каждой сиреной сидит играющий на флейте силен с эрегированным фаллосом; он символизирует дождь, который падает с небес, чтобы оплодотворить землю… Над головой каждой из шестнадцати фигур мы видим солнце и десять звезд, указывающих на звездный мир, который простирается до настоящего огня и света шестнадцати огней на верхней части чаши, прямо над головами сирен и силенов, предположительно представляя сияющий занебесный мир, которого душа достигает, пройдя через внешнюю сферу небес».
Таким образом, лампа изображает восходящую структуру мира, основание и центр которого gorgoneion. Лейсганг связывает это изображение с примечательным отрывком из «Республики» Платона. Согласно мифу Платона, восемь сфер небес прикреплены к оси, которая «обращяется на коленях Необходимости». Здесь богиня судьбы снова воцарилась над всем космосом, и ось мира – как в Мексике и Индии – вращается в ее матке, правящей всеми вещами.
Иллюстрации
https://castalia.ru/perewody/yungiantsy-blizhnij-krug/970-erih-noymann-velikaya-mat-glava-dvenadtsataya-velikiy-krug.html
-----------------------------------------------------------------------------------------
https://castalia.ru/perewody/yungiantsy-blizhnij-krug/1654-erih-noymann-velikaya-mat-glava-trinadtsataya-gospozha-rasteniy.html
Глава тринадцатая
Госпожа растений
Великий Круг – это вселенная, изначальная тьма и рождающее ночное небо, но прежде всего это вода и земля, порождающие жизнь хтонические силы мира; и хотя египетская теология противопоставляет мужское божество теллурического диска Нут, богине небес, Женское, тем не менее, остается черной землей, нуждающейся в оплодотворении, а царица – это богиня земли.
Но эта порождающая земля сама произведена; она возникла из вод первичного океана. Ибо первичный океан, чей ночной характер и происхождение мы уже описали, рождает первобытный холм, который космологически обозначает землю, а психологически это сознание, поднимающееся из бессознательного, основание дневного эго. Таким образом, первобытный холм – это «остров» в море, как и сознание в бессознательном.
Первобытный холм идентичен схожему с обелиском камню бенбен и связан со священной цаплей, Бену (феникс).
«Оба имени происходят от глагольной основы, означающей «подниматься».[1] Таким образом, конический камень считался первым местом, возникшим из изначального потопа, а птица – это первое живое создание, высадившееся на это место, когда начался мир».[2] Потому феникс, или Бену, является восходящим начало на высшем плане, связанным с мифологией Осириса и Ра.
Связь первобытного холма и Гелиополисом и солнцем указывает на отношения между солнцем как творящим мужским началом и светоносным миром сознания: «Египетский иероглиф, который означает первичный «появившийся холмик» означает также «явиться в славе». Он выглядит как округлая насыпь и с лучами солна, истекающими из нее графически изображая это чудо первого появления бога-творца».[3]
Поскольку камень бенбен – это проявление творящего начала, святая святых во всех египетских храмах отождествлялась с этим изначальным холмом. «Отождествление с изначальным холмом получило и архитектурное выражение.[4] С каждого входа из двора или зала к Святая Святых устанавливались несколько ступенек или подъем, так что Святая Святых заметно оказывалась на более высоком уровне, чем вход».[5]
Верно, что творящее начало духа, как и сознания, также является «вечным существованием» и считается в патриархальном мире «самопорожденным»; но раньше оно рассматривалось генеалогически, произошедшим из хаоса или первичного океана бессознательного, как сыновний принцип, рожденный от Женского.
Как и первичный холм, уроборический первобытный змей, цветок лотоса и Гор, солнце-ребенок, восходит из первичного океана в рождениях и перерождениях светоносного принципа. Океан и земля как порождающие начала близки, и, как океан, цветок и дерево – это архетипические места мифического рождения.
(Рис. 62; Илл. 102) Богиня как дерево, дающее пропитание душам, как сикомор или финиковая пальма,[6] это одна из центральных фигур египетского искусства. Но материнство дерева состоит не только в пропитании; оно также включает в себя порождение, и богиня-дерево дает рождение солнцу.[7] Хатор, богиня сикомора, являющаяся «домом Гора» и как таковая дающая рождение Гору, несет солнце на голове; верхушка дерева – это место рождения солнца, гнездо, из которого взлетает феникс-цапля.[8]
Рис. 52 Богиня финиковой пальмы раздает пропитание
Египет, с рельефа, XVIII династия
Таким образом, «высокий сикомор на восточном горизонте», древо миров, на котором «сидят боги» связано с рождением солнечного бога, и в Книге Мертвых[9] «два бирюзовых сикомора» стоят у восточных врат небес, из которых каждое утро выходит Ра.[10] Этот сикомор идентичен богине небес, которая, как мы видим на иллюстрации из Книги Мертвых, также воспринимается как дерево, и Хатор, как богиня древа, дающая рождение солнцу, тождественна Нут, богине небес, богине гроба и перерождения. Обоим соответствует столп джед Осириса, с которого утром поднимается солнце, как Ра и душа. Ведь Осирис также бог деревьев и бог, содержащийся в дереве. Его гроб, скрытый в ливанском кедре, был найден Исидой,[11] и как столп джед он является порождающим солнце началом, тождественным Великой Богине Деревьев. Здесь, как и в Мексике, мы находим фигуры Великой Богини Матери и ее сына слитыми вместе. (Рис. 54) Как столп джед, сикомор, «дерево жизни, которым живы боги»,[12] она «та, что объемлет бога».[13] И полузакопанный столп джед с символом жизни, плечи которого – это ка, поднимающие солнце, соответствует Нут, окруженной символом жизни и приветствуемой бабуинами утра, возводящей солнце к высшему рождению поднятыми руками.[14]
Рис. 53 Почитание солнечного дерева
Египет, из папируса, XVIII династия
(Илл. 104) Древесное рождение Осириса повторяется у Адониса; оба они «растительные боги», как и ребенок Иисус, вавилонский бог зерна, рожденный девой колос пшеницы, лежащий в своих деревянных яслях.