Наученные опытом предыдущего дня, мы держались близко к берегу, готовые кинуться к земле при первом же зловещем черном облаке над горами. Около полудня ветер посвежел.
Мы шли между двумя параллельными грядами бурого коралла, и я дал полный газ, чтобы поскорее пройти этот канал или отыскать место поглубже и повернуть к берегу. Но тучи собрались еще быстрее, чем вчера, и волна начала бить. Элен стояла на носу и отталкивалась бамбуковым шестом; наконец появился проход, и мы стали править к узкой песчаной косе.
Вдруг она крикнула:
- Стоп!
Но я не успел. Я не мог дать сразу задний ход, и Элен всем телом навалилась на шест, чтобы остановить джип и помешать ему налететь на острый риф. Но не так-то легко остановить две с половиной тонны. Шест вырвался у нее из рук, и ее отбросило на край запрокинувшегося назад джипа. Я заглушил мотор, вылез через люк наверх, оттащил Элен назад, а потом прыгнул в море за шестом, но его уже унесло волной - той самой, что скрывала риф, пока мы на него не сели.
То, что мы приняли за пролив, оказалось тупиком, и теперь мы не могли ни выйти к берегу, ни развернуться назад. И полчаса, пока не пошел дождь и волнение не улеглось, я стоял со вторым шестом на подпрыгивающем носу джипа и старался как-нибудь сдерживать его, чтобы нас не разбило о риф, а Элен давала полный назад. Когда мы наконец задним ходом выбрались на более глубокое место, к нам подплыл на каноэ индеец и предложил довести до Айлиганди. Он сел в джип и четыре мили уверенно вел нас прямо через мели, где, казалось, не пройдет даже его каноэ, и обходя места, где, на мой взгляд, было безопасно, но, по его словам, торчали острые верхушки кораллов.
Джип-амфибия
А в каноэ, привязанном к джипу, громко причитала его испуганная жена, которую нам лишь перед самым берегом удалось уговорить пересесть в «Черепаху».
Еще три дня погода оставалась неустойчивой: небо то хмурилось, то разражалось проливным дождем, а мы на Айлиганди с нетерпением ждали, когда успокоится море* Все это время мы пользовались гостеприимством доктора Иглезиаса и его жены, возглавляющих единственную протестантскую миссию на островах. Доктор Иглезиас - индеец, он получил образование в США с помощью того самого миссионера, который так испакостил одежду нарганских женщин. Айлиганди, однако, не испытал таких резких перемен: женщины тут по-прежнему носили свои изысканно причудливые костюмы, кольца в носу и тяжелые подвески в ушах; но как-то дико было слышать в их устах псалом «Вперед, Христово воинство» на языке купа. На следующий день на остров пришло судно «Рио-Индпо» и привезло нам бак бензина. Я уплатил за весь бак, забрал двадцать галлонов, заполнил канистры и просил капитана оставить остальное в Обальдии. Этих оставшихся тридцати пяти галлонов должно было нам хватить до Турбо.
На Айлиганди, как и на Порвенире и Наргане, индейцы проявляли к нам настойчивое любопытство. Им мало было просто смотреть, они сгорали от желания потрогать К общупать все, и прежде всего «Черепаху».
Что касается Дины, то они ужасно ее боялись и благоговели перед ней. Они в жизни не видели такой огромной собаки, и, когда она оказывалась поблизости, они шептали: «Ачн, ачн». Мне все время хотелось в таких случаях отвечать им «будьте здоровы», и это желание пропало только после того, как я узнал, что «ачи» - это легендарный хищник, родословная которого восходит, возможно, к собакам-бойцам конкистадоров.
Женщины Айлиганди очень тепло отнеслись к Элен; наверно, они очень жалели ее: ведь у нее в носу не было кольца. Меня они просто не замечали, но стоило появиться Элен, как они принимались отчаянно кивать ей и приговаривать: «нуэте ан ай» (хороший друг). Однажды вечером сквозь толпу, окружавшую джип, протиснулась старуха, схватила Элен за руки и потащила ее к себе в хижину. Другие женщины острова двинулись вслед за ними. Похитительница оказалась знахаркой. В коричневых зубах сморщенной, увядшей карги торчала коротенькая черная трубка, а кольцо свисало из отвислой ноздри чуть не до самого подбородка. Я прорвался сквозь толпу, миновал дюжину гамаков и пошел в угол, где огонь в очаге отбрасывал дрожащие тени на тростниковые стены и плясал на носовых кольцах и ушных подвесках женщин. Элен окликнула меня, и я кинулся к ней, боясь увидеть, что они уже подгоняют ее под свой собственный образец красоты. Но страхи мои были напрасны. Старуха всего лишь хотела показать ей деревянных кукол, которыми она лечила больных. У нее был ящик, битком набитый такими куклами, и она вытаскивала их одну за другой и показывала Элен отметки, сделанные на них в тех местах, где гнездилась болезнь у пациента, которого она вылечила с помощью этой куклы. Чем больше отметок было на кукле, тем больше, значит, людей старуха вылечила этой куклой и тем ценнее была кукла. Наконец старуха вынула последнюю куклу, какое-то мгновение задумчиво смотрела на нее и вдруг порывистым движением протянула ее Элен, воскликнув при этом: «Нуэте ан ай!» Совсем новая кукла дюймов десяти величиной была вырезана из бальзы и изображала мужчину с длинным острым носом. Этой куклой вылечили всего несколько человек, но старуха считала, что у нее блестящее будущее, и очень хотела подарить ее Элен. В толпе женщин послышался гул одобрения; одна из них надела на шею Элен нитку каких-то бус и знаком предложила ей понюхать их. Бусы были коричневые и издавали необычно резкий пряный запах. Но тут другая женщина, кинув презрительный взгляд на первую, сняла свои бусы и протянула их Элен, видимо предлагая ей оценить их гораздо более приятный аромат.
К нашему приходу на Айлиганди распространился слух, что на лодку, полную индейцев, напало морское чудовище. Это произошло ночью. Пятеро мужчин искали черепашьи яйца возле Ратон-Кэя, и чудище вышло из морских глубин на берег. Индейцам едва удалось спастись, и они всю ночь гребли, спеша добраться до своего острова Уступпо; там они рассказали вождю племени, что с ними случилось. Вождь созвал генеральную ассамблею, и виновники переполоха повторили свой рассказ перед всеми, как бесформенное чудовище со страшным ревом выползло из воды, в пасти оно держало несколько человек, а глаза его сверкали, как молнии. Тогда встал один из старейшин, человек весьма уважаемый за его глубокие и всесторонние знания, и напомнил о гигантской легендарной морской черепахе, которая, по предсказаниям предков, в один далеко не прекрасный день выйдет из моря и сожрет все их племя.
- Морское чудовище пришло! - объявил он.
Так за день до нашего отплытия от Айлиганди мы обнаружили, что «Черепаха» выступает теперь в новой роли: вначале она была машиной-разведчиком с летающего блюдца, потом платформой на колесах для парада роз, затем танком и вот теперь стала морским чудовищем Сан-Блааа. Олдебилиджини, верховный вождь всех индейцев Сан-Блаза, приехал с Уступно и объяснил нам, что произошло. Это был маленький толстый человечек в бесформенной войлочной шляпе и широкой розовой рубахе. Глаза у него были умные и проницательные. Он говорил, а доктор Иглезиас переводил:
На острове Уступно. Вид с воздуха
- Мой народ испугался, когда пятеро наших рассказали все, что видели, но, когда гонец донес, что на Айли-ганди появилась странная машина, которая умеет плавать по воде и ходить по земле, и что внутри там сидят люди, я сразу понял, что вы и есть морское чудовище. Теперь они больше не боятся - они хотят посмотреть и потрогать ваш Йок-Темар, чтобы потом насладиться полной жизнью на небесах. Никто не работает: мужчины не идут на поля, а женщины не ходят к реке за водой из боязни, что вы проедете мимо, пока их не будет. Поэтому я сам приехал пригласить вас пожить на Уступпо, сколько вам захочется.
Польщенные этим приглашением и немного смущенные тем, что они видели какую-то связь между нашим приездом и небесами, мы поблагодарили вождя и пообещали побывать на Уступпо. Когда эта новость распространилась вокруг, соседний остров Ачитуппо стал протестовать.
- С какой стати племена Айлиганди и Уступпо получат большую часть небес, чем племя Ачитуппо? - возмутился их вождь.
Внутренний вид хижины на Айлиганди
- Мое племя верит в то, что в будущей жизни люди испытают то же, что и в этой, - объяснил он мне, - и потому стараются увидеть и сделать на земле все, что им хотелось бы увидеть и сделать на небесах.
Очевидно, мысль заполучить джип-амфибию была уж очень заманчива, ибо после этого мы получили множество приглашений и вскоре оказалось, что мы должны хоть на минутку останавливаться на всех островах, лежащих на нашем пути, чтобы люди могли потрогать наш Йок-Темар, - это стало просто чем-то само собой разумеющимся. Боюсь, что теперь уличное движение в индейском раю не обойдется без отчаянных пробок, ведь там будет бегать больше джипов-амфибий, чем было произведено на заводах Форда за всю войну! И очень возможно, что теперь на грудь мертвеца будут класть не крошечное каноэ, а миниатюрное изображение «Черепахи» и это оно привезет его душу прямо на небеса.
В тот вечер нас пригласили на день рождения - явное новшество, потому что люди островов Сан-Блаз не имели обыкновения вести счет годам. Мы с Элен, согнувшись, вошли под низкий навес, где шло празднество, и перешагнули порог. Внутренность хижины тускло освещал одинокий дымящий фонарь. У дальней стены виднелись гамаки, а на шестах - платяных шкафах островов Сан-Блаз - висели аккуратно сложенные юбки и блузы.
Устье реки. Женщины Сан-Бласа берут пресную воду, стирают и купаются
Вокруг низкого длинного стола стояли десятка два разряженных индейцев. Доктор Иглезиас заранее рассказал нам, как нужно себя вести, а кроме того здесь было столько народу, что, как нам казалось, если мы в чем-нибудь и ошибемся, этого могут не заметить! Но не таков обычай островов Сан-Блаз. Мы были почетными гостями, и все остальные стояли вокруг и ревниво следили, чтобы мы веселились по всем правилам.
Мы легко управились с блюдом, которое служит у них мороженым,- это рис, сваренный в масле кокосового ореха, - но до последней минуты не решались дотронуться до прозрачной коричневой жидкости, стоящей в маленьких чашечках возле наших тарелок.
- Как ты думаешь, это настоящая чича? - шепнула мне Элен уголком губ.
- Не знаю, но обижать их нельзя, - ответил я (чича - питье из жеваной кукурузы. Дело не в том, что мы слишком брезгливы, просто, как люди независимые, мы предпочитаем сами жевать то, что нам нужно). - Ну, смелей! Все до дна, и делай вид, что очень вкусно.
Девочка индеанка Сан-Бласа присматривает за маленьким братишкой
С вымученной улыбкой мы поднесли чашки к губам. Напиток издавал странный сладковатый запах, который показался нам знакомым. При первом же глотке мы почувствовали облегчение и на лицах у нас отразилось искреннее удовольствие, - это было какао, сваренное на воде и очень сладкое. Этим и завершилось пиршество, затем последовал обычный прощальный ритуал. Нам казалось не очень-то справедливым отплатить хозяйке за ее гостеприимство плевками на пол, но мы покорно набрали полный рот воды из маленького голубого кувшина, пополоскали зубы и сплюнули воду через левое плечо, как полагалось.
На следующее утро вождь Айлиганди пригласил нас в свою хижину. С нами пошел и доктор Иглезиас в качество переводчика; он объяснил, что вождь собирается заключить с нами пакт дружбы. Нас усадили на резную деревянную скамью, и вождь встал перед нами на расстоянии нескольких шагов. В руках он держал чашу с двумя белыми яйцами. И вдруг он начал очень торжественно выкрикивать что-то нараспев, склоняясь в поясном поклоне и ритмично переступая с ноги на ногу взад и вперед.
- Я желаю вам благополучного путешествия, - пел он, - и долгого счастливого супружества. Я буду думать о вас, когда мы расстанемся, и надеюсь, что вы будете думать обо мне.
С каждой фразой он наклонялся вперед и протягивал мне чашу с яйцами, но, едва я протягивал руку, он отдергивал свою, делал шаг вперед и снова начинал петь. Когда он наконец кончил, то отдал мне чашу и сказал: Теперь мы друзья на всю жизнь.
Настала моя очередь. Старый вождь уселся рядом с Элен на скамью, а я принялся проделывать тот же ритуал и с той же самой чашей.
- Благодарю вас за ваше гостеприимство и желаю долгих лет и здоровья. Я надеюсь, что когда-нибудь мы снова вернемся сюда и возобновим нашу дружбу.
Когда я кончил, он бесстрастно кивнул головой, взял чашу и передал мне яйца одно за другим. На протяжении всей церемонии он не обращал ни малейшего внимания на Элен - пакты дружбы заключаются только между мужчинами, - но в качестве утешительного приза он преподнес ей превосходный плод авокадо. Потом мы его съели, но яйца давно уже были непригодны для еды.
Элен примеряет наряды и украшения индеанок Сан-Бласа
Представление окончилось, вождь влез в джип, и, когда мы медленно проезжали по крошечному острову к берегу, где стояли каноэ, он важно кивал и махал рукой своим подданным, словно «Черепаха» была королевским экипажем. Потом он неуклюже соскочил с нее под громкие одобрительные крики соплеменников, а мы поплыли к острову Уступно.
До владений Олдебилиджини было рукой подать, и мы добрались туда быстро, если учесть, что по дороге пришлось еще остановиться на Ачитуппо, чтобы тамошние жители тоже могли потрогать джип и заручиться им в раю. Дно моря вокруг острова было слишком илистым, мы не могли выбраться на берег, и все они дошли до нас вброд и принялись гладить и тереть «Черепаху».
Статуя
Издали с моря за несколько сот ярдов от острова Уступпо нам показалось, что коричневые хижины так тесно жмутся друг к другу? что наш джип просто не протиснется между ними. Люди гурьбой высыпали на берег, чтобы приветствовать нас; мужчины старательно выбирали из мелкого канала камни и обломки скал, а Олдебилиджини махал нам рукой. Берег был крутой, и мы быстро приближались к острову; колеса и винт сбивали воду в грязную пену. На мягком песке у самой кромки воды мы замедлили ход и нас тотчас же окружила толпа; но, как только в ход пошли колеса и «Черепаха» выбралась на твердый песок и кораллы, люди кинулись врассыпную, точно сухие листья на ветру. Олдебилиджини важно шествовал впереди, а мы медленно ехали за ним по извилистым тропинкам между хижинами в сопровождении всего населения острова. Мужчины были взволнованы и возбуждены, а женщины просто перепуганы насмерть. Им заранее сказали, что это вовсе не морское чудовище, и все же матери с криком втаскивали детей в хижины, а бабушки дрожали от страха и, цепляясь друг за друга, прятались за дверьми, хотя тут же с любопытством выглядывали оттуда на улицу. Перед хижиной главного совета на открытой площадке начался осмотр джипа, вначале робкий, затем все более оживленный, особенно после того, как все убедились, что мы и в самом деле не собираемся их есть.
Индеанка Сан-Бласа шьет себе новую блузку, а у нее на голове спит ручная обезьянка
Затем островитяне столпились внутри огромной хижины совета - строения из бамбука и соломы длиной более ста футов, чтобы послушать, как их вождь будет нас приветствовать. Их лица были исполосованы лучами солнца, проникавшими сквозь бамбуковые стены. Мужчины сидели на высоких скамьях и посасывали свои трубки, дым от которых вился к небу сквозь отверстия в крыше. Женщины стояли вокруг у стен, а дети забрались на бамбуковые карнизы и столбы или прятались между коленями взрослых. Олдебилиджини возлежал в центре совета в гамаке, с которого он всегда вершил все дела. Он заговорил громко, чтобы все могли его слышать, а один из мужчин, который побывал в зоне канала, переводил нам его слова.
- Мне очень жаль, что я не умею говорить на вашем языке, но этот человек всегда будет в вашем распоряжении. Чего бы вы ни пожелали, только скажите: вы находитесь среди друзей.
Так оно и было. Мы свободно приходили и уходили куда и когда хотели и всюду видели вокруг себя дружеские улыбки. Трудно было поверить, что это тот самый народ, который издавна считается жестоким. Правда, на многих островах чужеземцу до сих пор не позволили бы провести ночь, но, видимо, на меня этот закон не распространялся, ибо я привез с собой свою собственную жену. Да и кроме того, у нас была чудодейственная машина, которая умела плавать по воде и ходить по земле, и необыкновенный пес, который понимал их язык. Мы научили Дину протягивать лапу в ответ на «ак-ан-ай», и она так никогда и не простила нам этого. После первого же дня, когда она продемонстрировала свое хорошее воспитание по меньшей мере перед половиной населения острова, собака заработала болезнь политических деятелей - спазму передней конечности и после этого укрылась в джипе и выходила только для того, чтобы поесть.
Уступно представляет собой коралловый остров, возвышающийся на несколько футов над уровнем моря. Это один из крупнейших островов Сан-Блаза размером примерно в шесть кварталов большого города, где в тесно прижавшихся друг к другу бамбуковых и травяных хижинах ютятся две тысячи индейцев. Как и другие обитаемые острова, мимо которых мы проходили, он расположен менее чем в миле от большой земли у устья реки. На острове нет пресной воды и почти нет деревьев, кроме нескольких пальм, поэтому люди предпочитают жить все вместе, поближе друг к другу, чтобы чувствовать себя в безопасности от духов леса, скал и животных, которые но ночам осаждают большую землю.
Единственное свободное место на острове нашлось перед большой хижиной главного совета, и тут-то мы и поставили «Черепаху» на время нашего двухдневного пребывания на острове. Детишки все время толпились вокруг вместе со своими любимцами - крошечным, всего в фут длиной, крокодильчиком на привязи и черно-белой обезьянкой, которая цеплялась за волосы своей маленькой хозяйки и громко визжала, когда девочка отрывала ее от себя и давала нам подержать. Был там и зеленый попугай, который к ужасу Дины научился выкрикивать ее имя. Вождь строго-настрого запретил ребятишкам подходить близко к джипу, когда мы готовили нашу солдатскую еду, но они всегда вертелись рядом, если его не было поблизости, и тотчас бросались врассыпную, когда он выбегал из хижины совета, размахивая своим символом власти. Дома детей почти никогда не секли, но они испытывали величайшее почтение к длиннейшей лозе, усыпанной шипами, которую пускали в ход примерно раз в неделю на генеральной ассамблее и щедро награждали ребят ударами соответственно их проступкам, доложенным перед ассамблеей их родителями.
На второй день Элен отправилась с двумя женщинами к реке, для этого им пришлось несколько миль проплыть на каноэ вверх по течению сквозь туннель темно-зеленой растительности, где в листве мелькали быстрые ящерицы, а на берегу резвились голубые крабы. Потом они вышли из лодки и вброд поднялись еще выше по течению, пока не достигли глубокого пруда; здесь они выкупались и вернулись на остров. По пути они собирали плоды манго, ананасы и авокадо, а лодку до такой степени заполнили тыквами с пресной водой, что там едва ли остался хоть дюйм свободного пространства. Элен все время боялась, что каноэ перевернется, но женщины только и говорили о том, как, должно быть, страшно ходить в море на «Черепахе».
Пока Элен отсутствовала, мне удалось подсмотреть, как мужчины били острогой рыбу, а возле хижин женщины выжимали сахарный тростник деревянными валками или шили блузки с аппликациями - блузки, которые требовали не менее десяти недель труда. Вечером нам принесли фрукты и маленькие табуретки. Они были вырезаны из цельного куска дерева, и сидеть в них так же удобно, как в любом кресле.
Когда мы собирались уезжать, одна из женщин подарила Элен блузку, богато разукрашенную красными, оранжевыми, фиолетовыми и зелеными аппликациями, н настояла на том, чтобы Элен тут же ее надела. Элен охотно согласилась н, обернув вокруг бедер одолженную для этого случая юбку, которая все время сваливалась, натянула на голову красный головной убор местных модниц; теперь для полноты картины ей недоставало только кольца в носу. Я подумал, что такое кольцо отлично помогло бы мне утвердить мое мужское превосходство, но, когда я предложил Элен завершить ее костюм таким способом, она почему-то отнеслась к этой идее без всякого восторга.
Когда Элен оделась, женщины отошли на некоторое расстояние и принялись ходить вокруг нее, болтая и кивая головами в знак одобрения. Одна из них что-то сказала, а все остальные громко засмеялись.
- Что они говорят? - спросила Элен нашего переводчика.
Он улыбнулся.
- Они говорят, что хоть глаза у вас и голубые, но кожа темнее, чем у них.
И они были правы. За три недели, с тех пор как мы отчалили от Колона, солнце окрасило кожу Элен в темно-бронзовый цвет.
Наш следующий остров, Мулатуппо, находился почти в самом конце цепи Сан-Блаз, и, по преданию, именно здесь Бальбоа женился на дочери вождя, но если его тесть и теща были так же малосимпатичны, как сегодняшние обитатели острова, то неудивительно, что Бальбоа в конце концов сбежал. Может быть, у них сложилось совсем иное представление о рае, или все дело в том, что их вождь был старый, больной человек, - так или иначе, это был драчливый, беспокойный народ. Они на всю ночь устроили вокруг нас факельное шествие и выкрикивали по нашему адресу невнятные угрозы, а рано утром мы поспешили отправиться в путь. Даже мрачное небо казалось нам более приветливым, чем грозные физиономии индейцев.
Море по пути с Мулатуппо было на редкость неспокойно, но мы с каждым днем все больше убеждались в том, что наша «Черепаха» все вынесет. В начале путешествия мы бы немедленно кинулись к берегу, но теперь только проглотили несколько лишних таблеток драма-мина и продолжали свой путь. Грозовые облака все сгущались, но мы в два приема покрыли сорокамильный путь до Обалдии у Колумбийской границы и с облегчением убедились, что бензин дожидается нас там. Обалдия находится за пределами территории Сан-Блаза, - это последний панамский порт, сонный негритянский городишко с несколькими сотнями обитателей. Владелец универсального магазина - единственный белый - приготовил для нас бензин; у него же было радио, по которому он и остальные жители городка узнали о нашем приезде в выпуске новостей из Панамы, но сведения были несколько искаженными. Нас описали как немецких националистов, и вдобавок миллионеров. Вначале это показалось нам забавным, но потом нас предупредили, что в Колумбии снова назревают революционные события и что некоторые места определенно вредны для кого бы то ни было, а особенно для двух человек, считающихся богатыми. Кроме того, партизан снабжали оружием контрабандисты, орудовавшие на водных просторах между Обалдией и Турбо, и это придавало ситуации особую пикантность. И вдобавок ко всему какой-то рыбак предсказал chocosanos не позднее чем через неделю.
До Турбо было около восьмидесяти миль, и потому мы потратили целый день на то, чтобы осмотреть и как следует подготовить джип к этому переходу. «Черепаха» вела себя отменно, но в корпус проникало много воды, и я хотел убедиться, что это от воли, перехлестывавших через машину во время шторма, а не из-за течи. Я не нашел в корпусе никакого изъяна, но все-таки тщательно осмотрел все болты и швы, чтобы не было ни малейшего сомнения; потом мы наполнили баки и двинулись на Пунта-Голета - долгих двадцать четыре мили пути.
«Байя-де-Голета... замечаются крупные волны с белыми гребнями высотой чуть ли не в шесть морских саженей. В штормовую погоду волны нагромождаются одна на другую и могут быть опасны» - так сказано в инструкции по навигации, изданной гидрографическим управлением морского министерства Соединенных Штатов. Но в то время когда мы пытались причалить к берегу, у нас не было при себе этой инструкции. После восьми часов килевой и бортовой качки я изрядно позеленел и жаждал одного: как можно скорее добраться до берега. Рифов не было видно, и бурунов, кажется, тоже не было, но я совсем забыл, что они не всегда видны со стороны открытого моря. Увы, мне очень скоро пришлось вспомнить об этом: нос зарылся в воду и мотор «Черепахи» заглох. С берега целая негритянская семья отчаянно махала нам руками; они явно советовали не причаливать, но было уже поздно, и джип, качаясь и кидаясь из стороны в сторону, несся к берегу прямо по бурунам.
Когда мы наконец вылезли из джипа, Элен тоже была совсем зеленая.
- Я думала, со стороны Карибского моря не бывает бурунов, - сказала она.
Я ничего не ответил. Я понемногу начинал привыкать к тому, что все мои теории оказывались не такими уж падежными.
На следующее утро мы снова пустились в путь по бурным волнам по направлению к первому устью Рио-Атрато. Но не прошло и часа, как с юга появилась трехрогая гряда облаков с длинным хвостом - так обычно и начинались chocosanos, - но, наученные горьким опытом, мы уже не пытались причаливать и по-прежнему шли вперед. Около полудня море успокоилось, и я подошел ближе к берегу. В жизни своей я не видел более унылых и пустынных мест: узкая береговая полоса была усеяна камнями - их выбросили бесчисленные штормы, - а к самому краю джунглей, покрывающих долину в глубине острова, волны подогнали целую стену побелевшего от времени леса-плавуна и сухих ветвей. До Турбо нам не попалось ни единого городка или какого-нибудь обитаемого клочка земли, и поэтому мы были просто потрясены, когда, проплывая мимо высокого скалистого острова, увидели неопределенного вида судно, прижавшееся к скале. В нем было футов пятьдесят длины; серый корпус казался давно по крашенным; не видно ни флага, ни какого-либо иного опознавательного знака. Казалось, оно ждало чего-то или кого-то. Я посмотрел в бинокль и увидел шестерых человек, которые в свою очередь разглядывали нас. Затем из его выхлопной трубы вырвался черный клуб дыма, и судно рванулось в нашу сторону.
- Подними американский флаг и вынь рацию, - скакал я Элен. - Попробуем обмануть их, как мы обманули Белый Костюм.
Но они либо не понимали, что это такое, либо знали, что наш портативный передатчик не работает на дальние расстояния, ибо подходили все ближе и ближе. Я до отказа нажал на акселератор и повернул «Черепаху» к берегу: в воде мы не могли от них удрать, а уж на суше, конечно, оставим далеко позади. Тут нам было не до бурунов. Мы ударились о берег, бешено вращая всеми четырьмя колесами - забыли выключить гребной винт, и, точно лыжники-слаломисты, мчались зигзагами между упавшими деревьями и обломками скал, пока наконец мили через четыре не уперлись в покрытые жидкой грязью берега Рио-Атрато. Лодку отсюда не было видно из-за крутого изгиба берега. Мы спрятали джип за грудой сухих ветвей и принялись ждать. Через несколько часов мы увидели черный дымок, двигавшийся в направлении Дариенского залива.
- Штормы, рифы да еще и контрабандисты. Ну уж нет, теперь в жизни не выйду в море на корабле, если у него нет крыльев, - сказала Элен со вздохом облегчения.
В эту ночь налетел chocosano. Ух, и рады же мы были, что встретили его на берегу, но ветер из северного превратился в южный, хвост трехрогого черного облака раскинулся еще шире, растопыренные красные пальцы молний острыми копьями и полосами разрывали небо, прочеркивая ломаную белую линию среди сплошной тьмы. Ветер налетал порывами, все крепчая и усиливаясь; взбивая на волнах пену, он гнал их к берегу, и они с ревом прорывались сквозь обломки камней и смывали песок из-под колес джипа. Мы забрались поглубже в густые джунгли, насколько позволяли переплетающиеся ветви деревьев, и теперь поспешно сооружали перед джипом баррикаду из леса-плавуна, но, прежде чем она была готова, колеса на шесть дюймов зарылись в песок.
Почти целый час мы находились в центре шторма, но и потом всю ночь напролет сверкала молния и погромыхивал гром. А потоки ливня, хлынувшего с первым порывом ветра, шумели почти до самого утра. Когда взошло солнце, мы увидели в небе второе такое же облако и решили переждать еще один день. За завтраком пришлось вдвое уменьшить наш обычный рацион: мы уже съели почти весь наш месячный запас, хотя у Элен все последние дни был очень скверный аппетит.
Мы не очень-то удачно выбрали место для лагеря. У самого устья реки вода казалась коричневой от густой грязи. Вынесенные из глубины джунглей деревья и островки плавучих водорослей образовали зеленую дельту реки. Песчаные блохи заполнили джип, словно на нем и не было никаких защитных сеток. Они с удовольствием пожирали порошок для уничтожения насекомых, очевидно считая его роскошной закуской перед главным блюдом. И мы никак не могли избавиться от мучительного зуда, даже после купания в море. Отвратительные коричневые акулы кишмя кишели в устье реки и зачастую подплывали так близко к берегу, что их длинные тела, футов по восьми, извивались по дну реки, наполовину высовываясь из мутной воды.
Днем высоко в небе появился патрулирующий самолет морской охраны; мы ясно видели его в бинокль, но никак не могли установить с ним связь. Остальное время этого дня мы в каком-то оцепенении следили за черными плавниками сновавших взад и вперед акул. Временами они выставляли наружу свои серые животы, а порой отчаянно молотили хвостами воду, когда им случалось подраться из-за рыбы. В ту ночь опять штормило, так же как и в прошлую, но на утро небо прояснилось, и, пройдя обратно полмили вдоль берега, мы тронулись дальше, к предпоследнему непроходимому участку Панамериканской магистрали.