Турбо лежал менее чем в тридцати милях от нас, по другую сторону Дариенского залива, но это были тридцать миль тины и сильных подводных течений из Рио-Атрато. Мы рассчитывали пройти вдоль берега к самому узкому месту залива, а потом, как можно быстрее, пересечь десятимильную полосу открытого моря и выйти на сушу на крошечном клочке земли, где, судя по нашим картам, помещалась таможня.
Вдоль всего берега в залив врезалась широкая полоса тины, и мы двигались очень медленно. Если бы пришлось сесть на мель, я предпочел бы отталкиваться с носа шестом, а не лезть в воду, как мне уже не раз случалось делать в Коста-Рике. В волнах четко выделялась демаркационная линия между голубыми водами Карибского моря и тусклой коричневой жижей Рио-Атрато. Мы шли прямо наперерез течению, веером расходившемуся из устья реки, и старались увертываться от бесчисленных островков подвижных водорослей, которые несло в море. Мы уже наполовину пересекли течение и вдруг обнаружили, что и нас сносит вместе с ними. Дав двигателю максимальные обороты, я стал прижиматься к берегу, делая повороты оверштаг поперек течения и стараясь держаться у самого края тины, пока мы наконец не добрались до короткого черного песчаного берега возле Байи-Канделярии. Предстояло преодолеть течение еще двух рукавов Рио-Атрато, но в бинокль уже можно было разглядеть таможню Турбо. Нас нашел в тот же день дозорный самолет, и я сообщил пилоту, что при хорошей погоде мы причалим к Турбо на следующий день.
Мы были слишком возбуждены, чтобы есть в тот вечер с аппетитом, и поэтому с легкостью отказались от нашего аварийного рациона и оставили банку бобов на завтрак. Да и спать мы толком не могли: мешал дождь и надоедали песчаные блохи.
|
|
Утро началось прекрасным оранжевым восходом солнца над спокойным морем. В семь часов мы снялись с места и поплыли по легким волнам к Турбо. Делая на предельной скорости повороты оверштаг и давая двигателю остыть между поворотами, мы прошли половину пути. Таможня вырастала у нас на глазах, точки на берегу превращались в людей, уже можно было разглядеть мелкую гальку, бревна, загромождавшие берег, и мундиры таможенников. Минут за двадцать, до того как мы причалили в Турбо, ровна через тридцать дней, после того как мы выехали из Коко-Соло, над нами низко загудел самолет морского дозора. К нашему изумлению, в передатчике раздался голос адмирала Майлса:
- Рад, что вы все же справились. Оба здоровы?
Мы заверили его, что вполне здоровы. Самолет сделал два круга, покачал крыльями и взял курс обратно на Панаму. Мы проводили его глазами, и я выключил рацию,
- До свидания, «Ангел», и спасибо!
Глава седьмая
Мы быстро направились к берегу, прямо к группе людей, собравшихся, чтобы встретить нас. Твердый гравий не проваливался под колесами, и стоило джипу коснуться суши, как он уверенно покатил им навстречу. Я изо всех сил нажал на тормоза. Они были мокрые, но все-таки ход должен был замедлиться хоть немного. Ничего подобного! Мимо мелькнул целый лес рук, а белые рубашки и мундиры цвета хаки разлетались от машины, как горох, пока мы не остановились, неожиданно врезавшись в бревно. Конечно, первый автомобиль, добравшийся до Южной Америки своим ходом, мог бы вести себя более вежливо, и мне оставалось лишь поспешно извиниться перед начальником таможни, что я и сделал, как только выбрался из машины. Но у него был такой смущенный и озадаченный вид, словно на берегу приземлился по крайней мере пришелец с Марса. Он что-то пролепетал по-испански насчет автомобиля, переплывшего Дариенский залив, или лодки, которая на колесах подъехала к самой таможне, и потребовал у нас документы. Поставив печать на наши паспорта и туристские удостоверения, не обратив ни малейшего внимания на справку о том, что Дина совершенно здорова, он очень долго разглядывал паспорт нашей «Черепахи».
|
|
Старик - житель перуанских Анд
- Это что, автомобиль или лодка? - спросил он наконец.
- И то и другое, - ответил я.
Начальник таможни пошептался со своими друзьями. Один сказал, что нас можно отпустить, другой не был в этом уверен. Я не знал, в чем дело и о чем они говорят, но по опыту многих границ твердо усвоил одно: главное - молчать, так как объяснения только ухудшат дело. Минут десять они качали головами, хмурили брови, потом долго пожимали плечами и, наконец, вернули нам документы и махнули рукой в знак того, что мы можем следовать дальше.
- Ну, это же совсем просто, - весело заметила Элен, когда мы влезли обратно в свой джип.
И только по пути через Колумбию мы поняли, что все это прошло чересчур просто.
На вид весь Турбо состоял из таможни, нескольких деревянных лачуг и взлетно-посадочной площадки на опушке джунглей. Мы поставили «Черепаху» в тени одной из лачуг и немножко отдохнули. Впервые за целый месяц я не чувствовал напряжения - приятно было ощущать под ногами твердую землю и без опасений смотреть на беспокойное море. Одно обидно: мне не удалось увидеть выражение лица капитана Паркера, когда он расплачивался за проигранное пари в Панаме.
|
|
Вид на Мачу-Пикчу
Начальник таможни указал нам дорогу в Медельин - второй по величине город Колумбии, но, хоть он и находился всего в двухстах сорока милях, прежде чем тронуться в путь, необходимо было запастись продовольствием и привести в порядок машину. Я вынул инструменты и масло, которые привез с собой из Панамы, и тут же взялся за дело. Однако через полчаса, когда я снял одно из передних колес, обнаружилось нечто совершенно неожиданное: от накладок тормозных колодок остались лишь рожки да ножки, их съели песок и соленая вода. Я обдумывал трудную задачу: где бы раздобыть новые, как вдруг тишину Турбо нарушил самый невероятный звук - мягкая тягучая техасская речь. Да, штат Одинокой звезды, видно, всюду имеет своих представителей.
Сторожевая башня в Мачу-Пикчу, сработанная руками инкских умельцев
Он и выглядел типичным техасцем - высокий и долговязый. Ему было лет пятьдесят; седоватые волосы уже начали редеть на макушке; усы аккуратно подстрижены, а в глазах веселая молодая искорка. Одет он был в выцветший мундир цвета хаки.
- Драсте, - сказал он. - Меня зовут Льюис Кулсон. - Это не вас ли искал на днях самолет? Оттуда радировали, что пропало судно примерно такого вот вида.
- А я и не знал, что мы пропали, - ответил я. Но тут же вспомнил далекую точку в небе и мою неудачную попытку установить с ними радиосвязь.
Кулсон обошел джип вокруг.
- Вам просто невероятно повезло. Подумать только, пересечь залив в такой штуке! - сказал он.
- Нам все время невероятно везет. И еще больше повезет, если удастся добраться до Медельина. - И я показал ему остатки тормозных накладок. - Это все Турбо или есть еще что-нибудь?
- Нет, есть еще, - ответил он, - но остальное лежит за мелководным заливом. Впрочем, тормозных накладок вы и там не найдете. В город нет даже дороги. Туда можно добраться только в выдолбленном из бревна каноэ. - Он на секунду задумался: - Постойте, у меня есть друг, который может вам помочь. Он начальник дорожного лагеря всего в нескольких милях отсюда, а туда можно доехать без всяких тормозов. Дорога совершенно ровная.
Ворота Солнца
- Вот здорово! - сказал я. - Но уж телеграмму отсюда наверняка можно послать? Нам бы хотелось сообщить нашим домашним, что мы все же добрались.
- Конечно. И на телеграфе у меня есть друг. Постойте, у одного из моих друзей есть и каноэ. Давайте я покажу вам Турбо, то есть то, что тут есть.
Я поблагодарил его и рассмеялся.
- Да, друзей у вас тут видно хватает, мистер Кулсон.
- Это-то уж конечно, сэр, ведь я провел в Колумбии двадцать два года. - Он усмехнулся. - Единственный способ делать дела в этих краях.
- Мистер Кулсон, - начала Элен и замялась. - Нет ли у вас случайно друга доктора?
- Как нет, конечно есть! А что с вами?
- Сама не знаю, но я хотела бы, чтобы он посмотрел мой рот.
Элен ни разу не жаловалась, что у нее болит рот, правда, она почти ничего не ела. Но стоило мне взглянуть на ее нёбо, как я тут же понял почему: оно было покрыто красными воспаленными язвочками.
Я поспешно надел колесо обратно. Когда оно уже было на месте, я обнаружил, что не присоединил кардан к переднему мосту, но Кулсон уверил меня, что он мне не понадобится и я спокойно доеду до дорожного лагеря в Сунге, ведь это всего тридцать миль. Кроме того, он посоветовал мне оставить Дину здесь караулить джип.
Изготовление тростниковой лодки на озере Титикака
Маленький порт Турбо расположился за узким рукавом воды, отделяющим его от крошечного клочка земли, к которому мы пристали с моря. Кулсон вел челнок с навесным мотором, искусно маневрируя между бревнами, которыми была забита бухта, и кричал, стараясь перекрыть шум мотора:
- Турбо прежде был очень оживленным местом, но это было сотни лет тому назад, еще до того как Рио-Атрато наполнила бухту тиной. В те времена здесь останавливались испанские корабли с золотом. - Он замедлил ход и указал на темную, непрозрачную воду. - Там внизу и посейчас лежит сундук с золотом.
Из открытой бухты мы скользнули через узкий канал. В зеркально-чистой воде отражались растущие по берегам деревья, и только легкая рябь за лодкой колебала и туманила эти отражения. Возле грубо сколоченных мостков Кулсон привязал челнок к столбу, и мы вылезли. По обе стороны мостков на воде качались другие каноэ, на некоторых также виднелись неуместные здесь блестящие навесные моторчики. Возле одного из них стоял огромный негр. Его косматая борода, измазанная табачным соком, почти совсем закрывала красную фланелевую рубаху.
- Это Санта Клаус, - засмеялся Кулсон. - Вид у него очень обманчивый. Это один из самых богатых людей в Турбо. Ему принадлежит половина всех этих лодок. Старый скупердяй не тратит ни цента ни на что, кроме табака..
Возможно, конечно, что когда-то Турбо был очень оживленным местом, но сейчас этого никак нельзя сказать. Кругом царят тишина и покой, словно люди боятся даже говорить, чтобы не израсходовать последних сил. Мы шагали по деревянным тротуарам мимо домишек, выкрашенных голубой и зеленой краской; от накаленных солнцем железных крыш пышет жаром, и я невольно замедлял шаг и подавлял зевок за зевком. Сонная атмосфера явно заражала меня.
Музыкальная группа Кармен Куэвас Макенны аккомпанирует трем чиленос, танцующим хоту
Оказалось, что Кулсон жил, собственно, в Медельине. Он прилетел в Турбо на рыбную ловлю, и не один, а с приятелем. Он знал в городе всех и вся, и доктор, которого мы встретили на улице, обрадовался ему, как любимому брату. Доктор, он же и местный аптекарь, был моложе Кулсона, а черные и прямые волосы дополняли длинные и черные усы. Когда Кулсон представил нас ему, немногие прохожие сразу навострили уши, потом подбежало еще несколько человек, и к тому времени, когда мы дошли до дома доктора, за нами уже тянулся целый хвост, и все они ввалились за нами в дом, видимо, для того, чтобы помочь доктору поставить диагноз, тем более что его кабинет помещался прямо в аптеке за перилами, служившими прилавком. Доктор усадил Элен в кресло, задал ей несколько вопросов и что-то сказал своему помощнику. Тот сейчас же исчез за дверью и вернулся с ложкой, которую тщательно вытер большим пальцем, прежде чем подать доктору.
Элен открыла рот. Все наклонились, чтобы лучше видеть, и сочувственно заахали. Доктор спокойно попросил их отойти чуть-чуть назад и не мешать ему работать, после чего он ложкой потыкал Элен в нёбо. Она невнятно запротестовала, а толпа снова издала сочувственный стон и дружно закивала, когда доктор произнес свой приговор: «Серьезная витаминная недостаточность, первая стадия цинги».
Он протянул руку к полке позади него и сдул пыль с коробочки пилюль.
- Принимайте по четыре штуки в день. Через пару недель все пройдет. - Он улыбнулся: - Раз вы друг дона Льюиса, денег я не возьму.
Мы вернулись к «Черепахе», и Кулсон подробно рассказал нам, как добраться до Сунги. Потом он пригласил нас к себе в Медельин на несколько дней. Я начинал понимать, почему у него столько друзей.
Дорога из Турбо в Медельин была совсем новая: ее лишь недавно открыли, а строили чуть ли не тридцать лет. Даже сейчас по обочинам еще кое-где виднелись дорожные машины, а одна огромная землечерпалка стояла прямо поперек дороги. По одну сторону простирались джунгли, по другую - канава с водой. Пять или шесть автомобилей терпеливо ждали, один - с самого утра.
На озере Тодос-лос-Саитос у подножия горы Осорно
- Вот нам и случай продемонстрировать таланты нашей супермашины, - шутливо сказал я и без колебаний двинул «Черепаху» в воду, чтобы объехать гигантский ковш.
Но не пройдя и десяти футов от берега, она застряла: без тяги на передних колесах проехать было невозможно. А так как лебедка была спереди, то мы не могли вытащить машину назад. Вот так штука! После двухсот пятидесяти миль по океану нас затопила паровая землечерпалка! Мы подкладывали камни и палки под колеса, пытались столкнуть джип с места руками, упирались в него плечами. Люди, сидевшие в машинах, тоже полезли в воду, чтобы помочь нам. Передние колеса были под водой, и, для того чтобы присоединить кардан, нужен был разве что акваланг. Через два часа явился грузовик дорожного мастера с людьми, чтобы убрать с дороги землечерпалку, и они, кстати, вытащили и нас. Чувствуя себя довольно неловко, мы продолжали свой путь в Сунгу и прибыли туда к вечеру того же дня.
Мистер Кулсон посоветовал нам спросить его друга, доктора Солиса. Я не мог себе представить доктора в роли начальника лагеря дорожников, но ведь это была Колумбия. Мы обнаружили, что здесь доктором называют всякого человека умственного труда, будь то инженер, юрист или врач. Доктор Солис оказался инженером и чрезвычайно дружелюбным человеком.
- Да, - сказал он, - я думаю, мы найдем колодки для тормозов джипа.
Он поручил двум из своих подчиненных помочь мне и пригласил нас остановиться у него.
Элен впилась жадными глазами в две большие лохани и стиральную доску.
А на следующее утро она ввергла в величайшее смущение служанку доктора Солиса: та просто не могла поверить, что гостья доктора сама станет стирать белье. Но еще больше ее изумило то, что мужчина, с которым она путешествует, оказывается, ее собственный муж! Очевидно, в Латинской Америке это редкость. А когда они узнали, сколько времени мы женаты, они просто нам не поверили.
- Американцы! - восклицали они. - И женаты целых восемь лет?! Неужели вы еще не собираетесь разводиться?
Голливуд действовал даже в далекой Сунге.
Сунга - вырубка в джунглях - оказалась большим поселком, где было множество ручных и комнатных животных, причем почти все они предназначались для продажи. Если бы дать Элен волю, наша «Черепаха» превратилась бы в зверинец на колесах, битком набитый мартышками, крошечными крокодильчиками и попугаями. Правда, она соглашалась обойтись без змей. Было там одно животное, которого мы никогда раньше не видели. Оно называлось гагуа. Это был большой полосатый, как зебра, грызун, напоминающий свинью. Его хозяин уверял нас, что если он нам не годится в качестве комнатного животного, то будет очень хорош в жареном виде. Я вежливо объяснил всем, что с нас вполне достаточно одного большого пса, но Элен чуть не уговорила меня принять в нашу семью еще одного члена.
- Только два доллара, - говорила она умоляюще. - А какой отличный товарищ будет для Дины!
Должен признаться, что он и вправду был хорош - пушистый пятнистый комочек, удовлетворенно мурлыкавший на коленях у Элен. Это был котенок ягуара возрастом в один месяц. Он уже теперь был больше обычной кошки, а через год будет весить сто пятьдесят фунтов! Дина проявила к нему бурный интерес, но, памятуя о кошке в Панаме, мы решили, что уж с этой-то ей во всяком случае не справиться.
Пушистый пятнистый комочек
К вечеру мосты были освобождены от попавшей в них воды, промыты и заполнены свежим маслом; подшипники колес тоже промыты и заново смазаны; кроме того, я сменил масло в двигателе, смазал шасси и полностью сменил тормозные колодки. Когда все было сделано, я снял подвесной мотор, обернул его спасательными поясами и крепко привязал на крыше джипа. Надо было сберечь этот мотор: потом мы его продадим и деньги эти нам очень пригодятся для окончания путешествия.
В Турбо я обменял несколько долларов на колумбийские песо, но нам пришлось уплатить за тормозные колодки и механикам за работу, и теперь у нас оставалось только четыре песо; в валюте Соединенных Штатов это составляло около девяноста центов. Впрочем, Дабейба, наш следующий пункт, был менее чем в ста милях и горючего у нас было достаточно.
От Сунги грунтовая дорога пошла постепенно в гору сквозь чудо-рощи высоких зеленых сейб, опутанных лианами. Тонкие стволы словно вытягивали шеи, чтобы взглянуть на солнце, а ветви раскинули зеленые лапы, как шатер, стараясь не упустить ни капли света. Меж деревьев сновали зеленые попугаи, землю покрывал кружевной папоротник. Часто попадались поляны; зелень тут была светлее и болотистая земля точно дымилась от зноя. Встречались и искусственные просеки, где в роскошном изобилии росли бананы. Местами деревья смыкались над дорогой, как своды туннеля, и, по мере того как она поднималась все выше в гору, буйная растительность уступала место более скромным кустарникам и травам. И вот мы стоим на гребне отрогов великих Анд и наши легкие впервые за четыре месяца наполняются прохладным воздухом.
Дабейба оказалась маленьким городком на вершине зеленого куполообразного холма. Банка здесь не было. Мы попытались получить по нашему аккредитиву местные деньги в универсальном магазине, но тамошний клерк в жизни не слыхал об аккредитиве и в чеке на двадцать долларов сумел прочитать только цифры. Он признал, что чек выглядит довольно внушительно, но, чтобы эта бумажка стоила добротных колумбийских песо, - нет, это уж извините. Мы попытались обменять деньги в отеле - там было целых пять комнат и одна ванна, - и его владелица, приятная женщина лет пятидесяти, одобрительно пощупав нашу бумажку, согласилась нас принять. К тому времени день уже склонялся к вечеру, и мы решили остаться в Дабейбе до утра.
После ужина престарелая матушка хозяйки гостиницы спросила нас, католики ли мы. Мы ответили отрицательно, но она сказала: «No importa» (Не имеет значения (испан.)) - и пригласила нас посетить главную церковь города, совсем новую, даже еще не законченную, хотя там уже шла служба. Готический стиль никак не вязался с современной железобетонной конструкцией, но внутри последние лучи заходящего солнца прорезывали цветные витражи, и мы ощутили покой и благодарность судьбе за то, что благополучно одолели двести пятьдесят миль океана.
На утро я попросил счет. Хозяйка несколько минут посовещалась со своей матушкой, написала что-то на клочке бумаги и подала его мне. Там было написано: «Вы ничего мне не должны. Да благословит вас бог». Мы были потрясены.
Однако, когда мы ехали по холмам по направлению к Медельину, проблема денег все еще не была решена. Впрочем, у нас были наши четыре песо и немного горючего в баке, а впереди оставалось еще несколько городов, где, возможно, есть банк. Департамент Антиокпя, по которому мы ехали, примечателен весьма оригинальным обычаем: мужчины там носят через плечо богато украшенные, отделанные мехом сумки, напоминающие кошельки. Но, несмотря на обилие этих гипертрофированных бумажников, менял здесь явно не хватало. В каждом из крошечных горных городишек, которые мы проезжали, я пытался обменять доллары на песо, и всюду было одно и то же: люди с интересом разглядывали американские деньги, но не желали их менять. Мы с тревогой следили за стрелкой указателя бензина и даже уменьшили скорость, чтобы сэкономить горючее, но все равно к полудню пришлось расстаться с последними четырьмя песо и купить на них около пяти галлонов бензина - только-только доехать до Медельина.
Пока мы поднимались все выше в горы, воздух был приятно прохладным. Дорога вилась по пересеченной местности, зеленой, как парк, и почти совершенно невозделанной. Редкие стада лениво пощипывали траву, но я был так голоден, что видел в них только бифштексы, поджаренные с луком, - мы ничего не ели с самого утра. Правда, на несколько минут мы совсем забыли о еде, когда проезжали по старому деревянному подвесному мосту, который подозрительно раскачивался на высоте нескольких сот футов над рекой. Но на другом берегу нас обогнал грузовик с хлебом, и голод сразу же вспыхнул с новой силой. Тут мне пришла в голову блестящая мысль.
Я дал полный газ и попытался догнать грузовик, отчаянно нажимая на сигнал. Грузовик увеличил скорость. Я сигналил непрерывно, но водитель грузовика тоже только сигналил в ответ и шел еще быстрее. После нескольких миль такой игры в кошки-мышки он наконец увидел, что я отчаянно машу ему руками, и остановился. Высокий, стройный шофер лет тридцати, разумеется, носил густые черные усы: без них всякий колумбиец показался бы просто неодетым.
- Извините меня, сеньор, - сказал я, - но не согласились бы вы обменять буханку хлеба на американские сигареты?
- Увы, сеньор, - ответил он. - Я не курю.
На моем лице так явно выразилось разочарование, что он быстро прибавил:
- Но если вы голодны, я могу дать вам хлеба.
И он принялся вываливать буханки хлеба и коробки печенья из кузова грузовика до тех пор, пока не набралось больше, чем мы могли бы съесть за целую неделю. Сигареты он взять отказался.
- Нет, сеньор, - улыбнулся он. - Я счастлив подарить это вам. Да и кроме того, дон Льюис поступил бы точно так же.
- Дон Льюис?
- Да, сеньор, он хороший человек и мой друг, собственно, он мой хозяин, дон Льюис Кулсон, владелец пекарни.
Манна, но не с небес, а от Кулсона! А когда водитель узнал, что мы едем к дону Льюису, он настоял, чтобы мы ехали следом за ним. Следующие шестьдесят миль он медленно ехал впереди нас и в каждой деревне останавливался перекусить. Пытаться благодарить его было все равно что заговаривать с радиоприемником. Мы до того наелись во время этих refrescos (Закусок (испан.)) в каждом городишке, что наконец взмолились и убедили его, что больше уже не голодны. Добродушный, веселый парень довел нас до самых дверей дома Кулсона.
Было уже больше девяти часов вечера, когда мы добрались до Медельина. Остановились, чтобы позвонить Кулсону, и детский голос ответил нам по-испански:
- Дон Льюис ждет вас, но пока его нет дома. Он просил распорядиться меня.
Это был младший сын Кулсона, Джордж.
Кулсон жил напротив местного клуба в большом одноэтажном доме испанской архитектуры, какие строились еще до войны за независимость. Джордж встретил нас у двери. Это был белобрысый десятилетний мальчуган; он уверял нас по-испански, что говорит и по-английски, но за те несколько дней, которые мы провели у Кулсонов, мы ни разу не слышали от него ни одного английского слова. Он отлично играл роль хозяина: приготовил нам превосходные коктейли и с полчаса прекрасно занимал нас разговором, пока дверь не распахнулась и в комнату не влетел дон Льюис.
- Драсте. Пойдите переоденьтесь. Вы сейчас познакомитесь с новым американским послом в Колумбии. Сегодня в его честь будет дан прием вон там, в клубе.
- Но вся наша одежда в Боготе, - возразила Элен. - У Фрэнка нет ничего, кроме спортивных брюк и такой же рубашки, а у меня только ситцевое платье.
- Ну и надевайте свое ситцевое платье. У Дика, моего старшего сына, фигура примерно такая же, как у Фрэнка. Сейчас посмотрим, что там у него найдется.
Он заглянул в шкаф и вытащил оттуда легкий темно-синий костюм.
- Вот, надевайте, да поскорее.
Мы очень спешили, но, когда явились в клуб, посол и его супруга уже уходили. Дон Льюис представил нас, и посол улыбнулся.
- Как поживаете? - спросил он. - Адмирал Майлс писал мне о вас обоих. Мы с нетерпением будем ждать вас в Боготе.
Медельин - промышленный центр Колумбии. Он уютно примостился в зеленой долине, гофрированные крыши современных текстильных фабрик нагло вторглись в горы, окружающие город. Однако широкие проспекты и деревья, сгибающиеся под тяжестью орхидей, казалось, ревниво оберегали его колониальные традиции. Теплые дни и прохладные вечера почти круглый год напоминают о весне. По совету мистера Кулсона мы купили?ва пончо, которые в Колумбии заменяют плащи. В горах по пути из Медельина в Боготу эти шерстяные прямоугольники будут для нас одеждой днем и одеялами ночью. Мы ведь даже спальные мешки послали из Панамы почтой! Дон Льюис предупредил также, чтобы мы не оставались на ночлег в лесу, хотя от Медельина до Боготы целых триста пятьдесят миль, потому что, напомнил он, в стране все еще идет негласная гражданская война. Согретые необычайной добротой и гостеприимством колумбийцев, мы совсем об этом забыли, но известие о возобновившихся военных действиях в горах, через которые нам предстояло проехать, не придало нам бодрости.
- Если уж вам непременно нужно будет остановиться, - сказал дон Льюис, когда мы прощались, - заверните на любую кофейную плантацию на пути и попросите разрешения провести ночь на ее территории.
Весь первый день мы попеременно то замерзали, то поджаривались, по мере того как дорога поднимала нас высоко в Анды и тут же спускала вниз, в долины с тропическим климатом. Казалось, мы так ни разу и не перевалили через горную цепь, а все время ехали по одной ее стороне, то взбираясь на гребень горы, то спускаясь вниз, в долину. Темно-зеленые лоскутки возделанной земли под кофейными бобами, где выращивается лучшее кофе в мире, ярко выделялись на фоне коричневато-желтых пастбищ. Продвигались мы медленно; слабый мотор буквально надрывался на крутых подъемах, а на высоте более пяти тысяч футов его мощность падала так значительно, что часть времени мы едва тащились.
С наступлением сумерек решено было воспользоваться советом дона Льюиса. Как только нам попался указатель с надписью: «Finca de Cafe» (Кофейная плантация (испан.)), мы свернули на узкую боковую дорожку, еще не просохшую после недавнего дождя, и ехали по ней с четверть мили. Тут мы наткнулись на восьмифутовую стену с деревянными воротами, обитыми железом. На воротах висел тяжелый медный молоток, Я постучался. Почти тотчас же мы услышали шарканье ног, резкий щелчок, и приглушенный голос спросил из-за все еще запертых ворот:
- Что нужно?
- Мы туристы из Северной Америки. Разрешите переночевать.
- Все американцы - богачи. Им незачем просить ночлега. Я вам не верю, - был ответ.
Газеты Медельина напечатали рассказ о нашем путешествии, и я подсунул газету под запертые ворота. Мы слышали, как разговаривали двое. Один сказал, что это, несомненно, какой-то подвох, что мы бандиты, что он нас боится. И страх сторожей был так велик, что пришлось переночевать перед полицейским участком на шоссе.
Наутро мы продолжали свой путь. Дорога вилась вдоль склонов гор, пересекала долины, покрытые буйной растительностью. Время от времени мы взбирались на перевалы, где пронизывающий ветер пробирал сквозь тонкую одежду и свистел под нашими плащами. К концу дня, когда мы спускались по извилистой дороге на крутом склоне холма, колеса вдруг попали в глубокую выбоину, и раздался громкий скрежет. Я попытался переключить скорость, но рычаг не двигался. Его заело на третьей скорости.
С трудом подтянув машину к обочине дороги, я вскрыл коробку скоростей; правда, это ни к чему не могло привести, ибо в джипе сменить что-либо в коробке, не разобрав ее, невозможно. Но мне хотелось по крайней мере узнать, в чем дело. Я был так погружен в свое занятие, что но заметил другой джип, затормозивший рядом с нами. Мы уже привыкли к тому, что люди останавливаются, глазеют на нас некоторое время и продолжают свой путь, так и не сказав нам ни слова. Но этот водитель вышел из машины и подошел к нам. Молодой человек лет двадцати пяти, стройный, гладко выбритый, в темно-синем берете галантно поклонился Элен и обратился ко мне по-испански:
- Томас Эсковар к вашим услугам. Могу ли я чем-нибудь помочь?
- Спасибо, боюсь, что нет, - ответил я. - У меня отказала коробка скоростей.
- Но ведь вы не можете оставаться здесь: это слишком опасно. Вы можете заехать в мою finca (Усадьба (испан.)), там, у подножия холма, и вновь заняться вашей коробкой. - И тут он добавил: - Aqui se matan rapido.
По-испански это звучало еще более зловеще, чем в переводе на английский: «Здесь убивают друг друга, не задумываясь».
За весь день мы видели не более пяти-шести автомобилей, и, когда остановились на усадьбе Томаса, я совершенно убедился в двух вещах: первое - что нас не оставляет всем известное везение ирландцев (моя бабушка со стороны матери была ирландкой) и второе - что колумбийцы в массе своей необыкновенно симпатичные люди.
Солнце уже клонилось к закату, когда мы втолкнули нашу «Черепаху» под навес большого двухэтажного дома, принадлежащего Томасу. Он жил там совсем один, если не считать старой служанки. За ужином он то и дело извинялся за деревенский стол, объясняя, что простая еда обычна для Колумбии. Но для нас твердая, по вкусу напоминающая бисквит агера, зажаренный досуха бекон chicharon, коричневые бобы и свежее молоко казались просто деликатесами. Особенно свежее молоко. Потом мы сидели на широкой веранде, смотрели, как солнце опускается за тихие холмы, и слушали, как в нескольких ярдах от нас в горах журчит ручей. Тишина и покой, вероятно, делали мой вопрос нелепым, но я спросил Томаса, что он хотел сказать своей фразой «Aqui se matan rapido». Вместо ответа он вынул из кармана маленький немецкий револьвер и сказал, что у его кровати всегда стоит заряженное ружье. Потом он свистнул, и откуда-то из темноты к нему стремглав бросились четыре собаки.