— Знаешь что? Я даже не помню, как выгляжу. — Хоуп молча смотрела на него с тревогой. — Что, неужели так скверно? — Она стиснула руки и вновь промолчала. — В чем дело? — спросил он, продолжая осторожно улыбаться. — Я что, урод?
Хоуп засмеялась. Смех ее был чудесным.
— Ты разбил бы зеркало, если бы увидел себя!
— Это так ужасно?
Хоуп кивнула, но ее губы дрожали от смеха.
Клейтон знал, что не тщеславен, по крайней мере, так ему хотелось думать, но внезапно обнаружил, что хочет, чтобы она считала его красивым.
— Я шучу, — мягко сказала она, с пугающей легкостью читая его мысли. — По-моему, ты очень красивый.
В нем боролись самолюбие и смущение.
— Так уж и красивый? — попытался отшутиться он. — Или просто симпатичный?
— И то и другое, — заявила она.
Он стал серьезным.
— Тогда рассказывай.
— Ты еще не выздоровел.
— Выздоровел, — продолжал настаивать он.
Она молча отвернулась и спустила простыню, прикрывавшую его грудь. Над и под повязкой, стягивавшей его ребра, красовались зловещие кровоподтеки. При взгляде на них у Хоуп искривились губы, а глаза наполнились слезами.
— Ох, Клей, — прошептала она, поднося ко рту дрожащие пальцы.
Теперь у него не осталось и тени сомнения. Они могли поссориться, могли порвать друг с другом, но эта женщина все еще любила его. Глубоко. И потрясенный Слейтер горько пожалел, что ничего не знает об этом.
— Я не представляю, что произошло между нами, — сказал он, — и как повернулось бы дело, не лишись я памяти. Но твердо знаю одно.
— Что? — насторожилась Хоуп.
— Я не хочу терять тебя. — Он провел рукой по белому халату и жестом собственника положил ладонь на ее живот. — Или ребенка. Обещай, что этого не будет. Что ты дашь мне еще один шанс.
Она проглотила комок в горле и подняла взгляд. Ее глаза были мокры от слез.
— Ты серьезно?
— Серьезнее некуда.
— Но ты ничего обо мне не знаешь…
Хоуп была ошеломлена и слегка испугана. Отлично, подумал он, значит, теперь она дважды подумает, прежде чем решится на разрыв.
— Я знаю, что ты самая добрая, самая нежная женщина на свете. И самая сильная. А когда я думаю о том, что ты живешь здесь и лечишь людей, которых бы не стал лечить никто другой…
— Я не героиня, — решительно сказала она и вдруг отодвинулась. — Я подойду.
— К чему подойдешь?
На телефоне замигала красная лампочка. Хоуп вскочила, избегая взгляда его прищуренных глаз.
— Мне пора, — быстро сказала она и отвернулась.
Свет вспыхнул снова, и Клейтон недоуменно посмотрел на широкую панель с огромной нескладной трубкой. Но спросить о странном телефоне и о том, как она умудряется предугадывать звонок, не успел. Хоуп быстро сказала:
— Меня вызывает Келли. Наверно, пришел больной.
— Откуда ты знаешь, что это Келли?
Она поежилась.
— Наверняка она… Ну, мне пора бежать. Не надо вставать, Клей. Потерпи еще денек.
Он молча проводил ее взглядом. На пороге Хоуп обернулась.
— Обещаешь лежать?
— А ты обещаешь вернуться и поговорить со мной?
Она вздохнула.
— Да. Если будешь лежать.
Измученное выражение его лица было красноречивее слов.
— Я никуда не уйду.
Она долго смотрела на него, а потом задумчиво кивнула.
— Отдыхай.
Как ни странно, он послушался. Несмотря на перечень вопросов длиной в милю.
— Доктор Бродерик, — сказала Келли, заглянув в крошечный кабинет Хоуп, — опять звонит Агата Килнер.
Хоуп сдержала стон и посмотрела на медсестру.
— Неужели она снова собирается замуж?
— Ага.
— Кажется, уже в седьмой раз.
— Ага.
— Передай ей мои поздравления.
— Уже передала, — лаконично сказала Келли. — Но она непременно хочет говорить с вами.
— Ей опять требуется выяснить, что я думаю о внебрачных связях, хотя мы говорили об этом уже шесть раз.
Келли, явно все знавшая, и глазом не моргнула.
— Теперь у нее на уме другое, доктор. Она хочет знать, может ли корень малины усилить сексуальность ее дружка.
Хоуп положила ручку и засмеялась.
— Ее дружку девяносто лет. А ей, если не ошибаюсь, восемьдесят пять. Единственное, что может усилить сексуальность бедняги, это хороший сон…
— Вы врач, — прервала ее Келли, — вот и скажите ей это сами. — Она выдержала взгляд Хоуп и невинно улыбнулась. — Я не специалист по лекарственным растениям.
— Бред, — пробормотала Хоуп и взяла трубку. — Нет, Агата, корень малины не…
— Ты уверена, милочка? — не дала ей договорить старуха. — Я бросила щепотку Альберту в чай и думаю, что это подействовало. Видела бы ты, как он реагировал. Его мужская плоть…
— Уф-ф… Агата, — быстро вставила Хоуп, стремясь избежать лекции по анатомии. — Мы уже говорили об этом. Я врач. А вы повторяете бабушкины сказки. Это миф!
— Знаю я вас, новых докторов. — Голос Агаты дрожал не то от негодования, не то от преклонного возраста. — У вас на уме одни таблетки. Говорят тебе, это действует! А ты, как прямой потомок русской цыганки, должна верить мне больше, чем все остальные!
Это был не город, а глухая деревня. Тут традиции значили намного больше, чем деньги или образование. Хоуп лучше многих знала, что такое самоубеждение. Именно это качество позволило ей победить и стать доктором, несмотря на физический недостаток. Кто она такая, чтобы говорить этой женщине, что добавлять в чай сушеный корень малины бесполезно?
— О’кей, Агата, — мягко сказала она. — Но не больше одной щепотки в неделю. Договорились?
— Ох, спасибо, милочка! Большое спасибо! — Она хихикнула. — Ты позволяешь мне выйти замуж в седьмой раз!
Хоуп, посмеиваясь, повесила трубку. Но ее веселость вскоре исчезла. Вера, доверие. Пациенты доверяли ей безоговорочно. И Клей тоже. А она лишилась права на это доверие, не сказав ему правды. Она посвятила жизнь истине, и доверие значило для нее все. То, что она извратила истину и махнула рукой на доверие, ранило Хоуп сильнее, чем она могла себе представить.
Только искреннее и неподдельное отчаяние помешало ей тут же побежать к Клею и все ему рассказать. Ему нельзя сейчас уходить. Кто-то ищет его. Хоуп в этом не сомневалась.
Признаться себе в том, что тут замешаны еще и чувства, она не хотела.
Когда Келли остановила ее в дверях кабинета, у Хоуп оставался только один больной. С трогательной искренностью медсестра прикоснулась к ее руке.
— Доктор, как вы себя чувствуете?
Неужели она так скверно выглядит? Да, она устала и расстроена вызывающим поведением Трента, но своей обычной жизнерадостности не потеряла. А то, что в ее запасной спальне спит мужчина, придавало ей силы.
— Нормально…
— Вы сегодня очень много работали.
— Келли, я не беременна.
Сестра смотрела на нее с недоверием. Осуждать ее не приходилось. Хоуп знала, что Трент звонит несколько раз в день и отводит душу, разговаривая с Келли. Он явно говорил медсестре совсем другое, и бедняжка не знала, кому верить.
— Более того, — сказала Хоуп, быстро приняв решение, — я не близка с Трентом.
Келли понимающе улыбнулась.
— Он говорил мне, что вы стесняетесь людской молвы. Все нормально, доктор Бродерик. Не волнуйтесь. Я не буду болтать об этом с каждым встречным.
— Я говорю серьезно, Келли. Мы не любовники. И никогда не будем ими.
Пока медсестра изучала ее взглядом, в комнату вбежала Молли и прижалась к Хоуп.
— Вы не шутите? — задумчиво спросила Келли.
— Я редко шучу. — Уставшая Хоуп оперлась о спину Молли.
— Так вот почему вы не отвечаете на его звонки.
— Да.
Келли грустно вздохнула.
— Мне очень жаль, доктор. Он такой дружелюбный, такой очаровательный, такой открытый. С ним так легко разговаривать.
— Я понимаю, поверьте мне. — Еще бы. Это понимали все женщины Грин Каунти. От мала до велика.
— Я только предполагала.
— Пожалуйста, не стройте на мой счет никаких предположений. — Хоуп была сыта этим по горло. Увидев, что лицо Келли напряглось, она смягчила тон. — Келли, учтите на будущее: я буду вам очень признательна, если вы не станете говорить обо мне с Трентом.
— Конечно, — с каменным лицом ответила сестра.
Молли ткнулась в хозяйку носом. Наконец Хоуп опустила взгляд и широко раскрыла глаза. Собака держала в пасти цветную бумажную тарелочку, на которой Хоуп относила Клею ленч. Теперь на тарелочке с пятнами кетчупа печатными буквами было выведено: ”Думаю о тебе”.
Хоуп отняла у Молли тарелку и быстро глянула на Келли. Медсестра пристально рассматривала свои руки. Хоуп сложила тарелочку, чтобы прикрыть надпись, и едва не рассмеялась, увидев слова, нацарапанные на обратной стороне: ”И ты думай обо мне. Пожалуйста”.
С бьющимся сердцем она скатала тарелку в трубочку. На лице Хоуп расцвела улыбка, с которой было невозможно справиться. Она чувствовала себя девчонкой-подростком. Молли запыхтела и, казалось, улыбнулась в ответ, как будто поделилась с ней секретом. Впрочем, так оно и было. Хоуп чуть не расхохоталась.
— Вы… уверены, что все в порядке? — спросила Келли, смерив ее странным взглядом.
— Абсолютно, — ответила Хоуп, пряча тарелочку за спину и с трудом сдерживая смешок. Не у одной восьмидесятипятилетней Агаты на уме секс.
”Думай обо мне”. Как будто она могла думать о ком-нибудь другом! Но было невыразимо приятно, что Клей рядом и что он думает о ней.
Келли вернулась к работе, чувствуя себя немного неуютно. А Хоуп сделала то же самое с широкой улыбкой на губах.
Вечером, когда все больные ушли, Келли задержалась в дверях и помахала Хоуп рукой на прощание.
Этим жестом Келли заканчивала каждый рабочий день и всякий раз делала это весьма непринужденно. Но сегодня он, наоборот, казался удивительно дружеским. Хоуп улыбнулась, ничего не ожидая взамен; в ответ получила искреннюю улыбку, которая значила для Хоуп очень много.
Через минуту дверь клиники закрылась, и Хоуп глубоко вздохнула, ощутив прилив оптимизма. Неужели они действительно сумеют найти общий язык? Может быть, может быть…
Хоуп выключила в клинике свет, выпустила поскуливавшую Молли и еще раз осмотрела темные комнаты. Она любила этот дом. Что здесь будет через год?
Некогда мечтать, подумала она. Пора кормить животных. А затем проведать своего пациента с удивленными, добрыми, смеющимися глазами. Одного взгляда которых достаточно, чтобы повергнуть ее в трепет.
Странно, что она с ее шестым чувством не среагировала раньше. Наверное потому, что он подобрался слишком быстро и беззвучно.
Кто-то схватил ее и прижал к стене. Она успела испуганно вскрикнуть, прежде чем чья-то рука зажала ей рот. Хоуп начала отчаянно вырываться, пытаясь вздохнуть. Но рука, обвивавшая ее талию, оказалась слишком сильной. Вокруг было темно. Хоуп, не слышавшая ничего, кроме звона в ушах, страшно перепугалась.
Молли, оставшаяся снаружи, заскреблась в дверь, затем тревожно заскулила и наконец оглушительно залаяла. Помочь Хоуп было некому.
Рука, зажимавшая ей рот, отодвинулась, и Хоуп вскрикнула снова.
ГЛАВА 7
Клейтон проснулся, как от толчка, и попытался понять, что его разбудило. А затем услышал крик Хоуп.
Он извернулся, сел и ахнул от боли. В глазах плыло, драгоценное время уходило на то, чтобы справиться с приступом дурноты. Когда дурнота прошла, он отбросил простыню, спустил ноги на пол и попытался встать.
Из коридора донесся приглушенный шум, и Слейтера пронзила страшная мысль. Что-то случилось. На нее напали. Неужели те же люди, которые напали на него? Он обязан помочь ей!
Дрожа и обливаясь потом, Слейтер добрался до двери и только тут вспомнил, что он голый. Он обругал себя, вернулся и поднял пижамные штаны, которые прежде отбросил в сторону, потому что они были слишком грубыми для его покрытых синяками ног. Клейтон надел их и устремился к двери, не обращая внимания на боль в ребрах.
Тут он снова услышал негромкую возню и застыл от ужаса. Когда дверь со скрипом раскрылась, в коридоре стояла зловещая тишина, которую неожиданно нарушил бешеный лай и вой Молли, доносившийся со двора. Собака была снаружи. Это означало, что Хоуп осталась совершенно одна.
Клейтон ощутил страх. Он оглянулся, увидел на столике рядом с кроватью телефон и подумал, не вызвать ли помощь. Но эта мысль повергла его в еще больший ужас. Если это он навлек на Хоуп беду, полиция тут не поможет. Он все еще не помнил почему.
В коридоре было темно и тихо. Клейтон, шатаясь, двинулся вперед. Его мутило, в ушах звенело, сердце стучало как сумасшедшее. Сделав несколько шагов, он схватился за горевшие огнем ребра.
Еще немного, и он умрет.
Несмотря на отчаянное желание помочь Хоуп, ему пришлось остановиться, опереться о стену и подождать, пока глаза привыкнут к темноте. Черт побери, время, время!
Руки и ноги тряслись, по спине струился пот, но он выпрямился, решительно шагнул вперед и… упал.
На Хоуп пристально смотрели насмешливо мерцающие глаза.
— Ты осмотрела всех своих пациентов. Теперь моя очередь.
— Трент, — с трудом выдохнула она, — ты напугал меня до смерти. — Хоуп попыталась освободиться, но Блокуэлл не отпускал ее.
— В самом деле? — пробормотал он, с пугающей фамильярностью гладя ее спину. — Ты уже согласна выйти за меня замуж?
— Конечно нет! — выпалила Хоуп. Страх сменился гневом. — Пусти!
— Чудесно выглядишь. — Он не собирался отпускать ее, и Хоуп снова охватил страх. Женщина видела, как смотрит на нее Трент, и это вызывало у нее тошноту. Чем этот человек так нравится ее отцу?
— Что ты здесь делаешь? — спросила она, отталкиваясь от его груди, твердостью напоминавшей кирпичную стену.
— Хотел проверить, не соскучилась ли ты по мне. — Одной рукой Трент гладил ее спину, а другой прижимал женщину к себе.
— Перестань, — пробормотала Хоуп и оттолкнулась так сильно, что отлетела к стене, когда Трент неожиданно отпустил ее. Блокуэлл медленно и неумолимо приближался, а она лихорадочно размышляла, бежать ей или кричать. — Я не одна, — наконец храбро сказала Хоуп, вскинув подбородок. Молли лаяла так, что разбудила бы и мертвого. Господи, лишь бы Клейтон не услышал шум и не попытался встать, чтобы прийти на помощь. В таком состоянии ему не по плечу тягаться с Блокуэллом.
— Одна, — ответил Трент. — По дороге я встретил машину Келли. Так что мы совсем одни, малышка. — Он улыбнулся так, что у Хоуп сжалось сердце.
Что ж, по крайней мере, он не знает о Клейтоне… Хоуп еще никогда не видела Трента таким уверенным в себе и таким устрашающе спокойным. Впрочем, она редко оставалась с ним наедине. В присутствии отца и прочих людей он был… другим: обаятельным, элегантным, спокойным.
Но теперь, когда взгляд Трента был исполнен злости, в нем не оставалось ни капли обаяния. С головы до ног одетый в черное, он выглядел невероятно высоким и грозным. Блокуэлл слегка улыбался, но глаза его оставались мрачными. Беспокойство Хоуп становилось все сильнее.
— Я не видел тебя целую неделю, — с упреком сказал он. — Если мы не будем чаще появляться вместе, люди подумают, что мы в ссоре.
— Мне все равно, что подумают люди, — с удивительным хладнокровием ответила она. — Чего ты хочешь, Трент? У меня много дел.
Трент сделал еще один шаг и грудью припер ее к стене.
— Перестань, — выдавила Хоуп.
Блокуэлл прижимался к ней все теснее. Глаза его потемнели.
— Что перестать?
— То, что ты задумал. Хотя я и не знаю, как это назвать.
Улыбка Трента повергла ее в панику.
— Ну что ж, по крайней мере, мы думаем одинаково.
Было странно сознавать, что она, знавшая его столько лет, по-настоящему боится его.
— Трент, пожалуйста…
— Похоже, ты устала. Если ты не стараешься выговаривать каждый слог, твой голос звучит отвратительно. Забавно… Раньше я этого не замечал.
Жестокое напоминание о ее глухоте не на шутку разозлило Хоуп.
— Лучше уходи, Трент! — Но голос ее сорвался, и это сделало угрозу смешной.
Ладони Трента обхватили ее лицо, он прижимался к ней, вдавливая в стену. Вдруг он одним рывком спустил с ее плеч белый халат; локти Хоуп оказались спутанными, и она почувствовала себя совершенно беспомощной. Трент смерил взглядом ее скромное платье.
— Я пытался убедить тебя добром, — проскрипел он. — Но понял, что это бесполезно. — Еще один рывок, и воротник платья затрещал, лопнув по шву и обнажив плечо. Когда Трент опустил голову, чтобы прижаться к нему губами, Хоуп, продолжавшая вырываться, больно стукнула его лбом по лицу. — Уй!.. Черт побери! — выругался он, еще крепче прижал к себе, снова наклонился и больно впился зубами в ее плечо, заставив Хоуп вскрикнуть. — Слушай внимательно. — Трент стиснул ее и вынудил поднять глаза. — Все считают, что ты беременна от меня, Хоуп, — проскрежетал Блокуэлл и сильно встряхнул ее. — Мы поженимся, и твой отец получит долгожданного внука. Если, конечно, доживет до его появления на свет.
— Мы никогда не спали с тобой! — отчаянно извиваясь, прошипела Хоуп.
— Твой отец будет очень доволен, — продолжал Трент, как будто не слыша ее слов. — В газетах появятся свадебные фотографии, на которых будет одна большая счастливая семья. В общем, знай: как бы там ни было, мы все равно будем вместе.
— Я не понимаю…
— И не нужно. — Голос Трента стал низким и хриплым, его пальцы впились в кожу Хоуп. — От тебя требуется только одно: делать то, что я скажу. — Он поднял темные брови. — А теперь об этой маленькой детали, на которую ты намекала. О том, что мы с тобой не спали… — Блокуэлл опустил голову, уткнулся лицом в шею Хоуп и прижался к ней губами. — Давай уладим это недоразумение прямо сейчас.
Когда Хоуп, резко выбросив колено, ударила его в пах, у Трента остекленели глаза. Он охнул и попятился.
Хоуп не мешкая побежала на кухню; ее докторский халат реял позади. Там она схватила первое, что попалось ей под руку, — половую щетку.
Когда Трент догнал ее и стиснул в объятиях, Хоуп попыталась увернуться, и они с грохом упали на мозаичный пол.
— Напрасно ты сделала это, детка, — пропыхтел Блокуэлл, наваливаясь на нее всем телом. — Я пытался быть вежливым.
Вежливым? Ну, гадина! Ярость придала Хоуп сил…
Клейтон!
На мгновение она замерла. Не задумываясь над тем, какое чувство подсказывает ей, что Клейтон рядом, она бешено начала вырываться. Клей не должен пострадать! Громкий стук, донесшийся из коридора, дал Хоуп шанс, на который она уже не рассчитывала. Когда озадаченный Трент поднял голову, Хоуп резко повернулась и выскользнула из-под него. Поднявшись на ноги, она собрала все силы и ударила Блокуэлла щеткой по затылку.
— Вставай, — тяжело дыша, сказала она и едва узнала свой искаженный страхом голос. — Вставай и убирайся, или я вызову полицию.
Трент стер выступившую в уголке рта капельку крови — видно, прикусил язык — и удивленно воззрился на Хоуп.
— Ты пожалеешь об этом. Горько пожалеешь.
— Вряд ли. — Хоуп снова угрожающе взмахнула щеткой, не обращая внимания на то, что потеряла туфлю, халат висит на одном рукаве, плечо обнажено, а волосы упали на лицо. Она запыхалась так, что не могла отдышаться.
Трент покачал головой, засмеялся и встал на ноги.
— Я вижу, ты не в том настроении, чтобы прислушаться к голосу рассудка.
— Рассудка? — зло выпалила она. — И ты еще…
— Ох, этот русский норов! Я его обожаю, — врастяжку произнес он. — Насиловать тебя я не собираюсь. — Трент смерил ее обжигающим взглядом. — Нет, — сказал он тем же самоуверенным тоном, от которого ее бросало в дрожь, — я хочу, чтобы это произошло с твоего согласия. Чтобы ты умоляла меня. И, поверь, так оно и будет. Причем очень скоро.
— Никогда! — Однако ее гнев увядал на глазах. Почему он так уверен в этом? Видимо, знает то, что ей неизвестно.
Трент пошел к черному ходу, потирая место ушиба.
— Это еще не конец, Хоуп.
— Да, не конец.
На пороге Трент Блокуэлл обернулся. В его глазах полыхала ярость.
— Ты прекрасно знаешь, что я могу придушить тебя. Но я предпочитаю придушить твою клинику. Это намного проще.
— Убирайся! — Доковыляв до телефона, Хоуп взялась за трубку, но призадумалась. Звонок шерифу не сулил ей ничего хорошего. Во-первых, шериф был дружком Блокуэлла — как и все в радиусе ста миль. А во-вторых, до шерифа было сорок минут езды.
Сорок минут наедине с Трентом неминуемо кончились бы смертью одного из них.
— Я знаю, что клиника значит для тебя все. — Его тон был спокойным и непринужденным, как будто речь шла о меню завтрака, а не о деле ее жизни. — И не хочу делать тебя несчастной.
— Тогда убирайся.
— В мои планы не входило ее уничтожать, — сказал он так тихо, что Хоуп пришлось читать по губам. — Но я сделаю это, если ты не согласишься стать моей женой.
— Людям нужен врач, — поборов тревогу, ответила Хоуп. — Они не перестанут приходить сюда, что бы ты ни сделал. — Трент только хмыкнул. — Не перестанут! — упрямо повторила она.
— Да? В мире конец двадцатого века, но здесь, на задворках штата Вашингтон, люди отстали по крайней мере лет на пятьдесят. Ты сталкивалась с этим тысячу раз, Хоуп, и знаешь, что я прав. Стоит им решить, что ты потаскушка, и на тебе поставят крест.
Это правда, с тревогой подумала она. И Трент уже нажал кнопку, распустив сплетню о ее беременности.
— Им нужен врач.
— Я привезу им другого, — просто ответил Блокуэлл. Напрягшаяся челюсть и решительно прищуренные глаза говорили, что он не шутит. Власти и денег у него было для этого достаточно. Хоуп не понимала одного: почему она для него так много значит.
— Почему? — прошептала она, опуская щетку. — Почему, Трент?
Он пожал плечами и иронически усмехнулся.
— Потому, что я хочу тебя, Хоуп. А я всегда получаю то, что хочу. Ну как, сдаешься?
— Мой отец…
— Твой отец на моей стороне. Он думает, что сделает тебе добро, отобрав дом. — Его глаза сверкнули. — А все мы знаем, что никто не даст тебе денег для покупки другого. Ты женщина, молодая и с физическим недостатком.
Кровь снова ударила ей в голову. Хоуп прижалась к стене.
— Как бы ты ни старался, я найду помещение для клиники!
— Нет, не найдешь. Стоит мне сказать, что ты уничтожила ребенка, и тебе уже ничто не поможет. — Он засмеялся. — Если через какое-то время они ничего не заметят, то решат, что ты сделала аборт, и начнут сторониться.
Хоуп пришла в ужас. Он был прав.
— Но почему именно я? — пробормотала она. — Почему ты так обращаешься со мной? Ведь не только потому, что хочешь меня.
Трент неторопливо улыбнулся и смерил ее циничным взглядом.
— Именно поэтому. Рано или поздно ты будешь моей. Запомни это. Скажи, что передумала, и тебе не придется умолять меня о пощаде.
— Никогда!
У него напряглись губы.
— Так или иначе, а я овладею тобой. Клянусь. — Он открыл дверь. Метавшаяся во дворе Молли ворвалась на кухню и бросилась к хозяйке.
Хоуп положила руку на голову собаки. Как ни странно, когда Молли ткнулась носом в ее ладонь, Хоуп слегка успокоилась.
— Ты передумаешь, — предупредил Трент. — Придется передумать.
Собака подняла морду и негромко зарычала. Трент спокойно вышел, не добавив к сказанному ни слова.
Через минуту после того, как хлопнула дверь, у Хоуп затряслись колени. Затем дрожь пошла по всему телу, и ей пришлось сесть на пол. Молли заскулила и лизнула ее в лицо.
— Не могу поверить, — прошептала Хоуп. — Он пытался… он хотел унизить меня. — Она втянула в себя воздух и попробовала успокоиться. Чем еще Трент мог навредить ей? Уничтожить ее клинику. Он сам сказал это.
Она сгорбилась и закрыла лицо руками. Встревоженная Молли ткнулась ей в плечо, но у Хоуп не было сил успокоить бедное животное.
Он хотел причинить ей зло. Если бы это услышал Клейтон и попробовал вмешаться. Хоуп рывком подняла голову. Клей!
Она ахнула, быстро поднялась и споткнулась о вскочившую собаку. Обе потеряли равновесие и рухнули на пол.
Молли, довольная тем, что хозяйка оказалась рядом, лизнула ее в лицо. Хоуп нервно засмеялась и крепко обняла лабрадора. Когда щеки стали мокрыми от собачьей слюны, Хоуп попробовала подняться, но счастливая псина придавила ее всем своим немалым весом.
— Молли, пожалуйста.
Молли и ухом не повела.
— Радость моя, ты слишком тяжелая!
Собака заскулила в ответ и сунула мокрый нос в ухо Хоуп.
Хозяйка от неожиданности вскрикнула и пробурчала, что больше никогда не заведет домашних животных, особенно таких больших, глупых и бесполезных. Отпихнув Молли в сторону, она встала, вышла из кухни в темную гостиную и резко остановилась. Собака, шедшая по пятам, ткнулась ей в бедро и шумно выдохнула. Хоуп обхватила себя руками, чтобы согреться и успокоиться, но все было тщетно.
Клейтон… Она хотела видеть его. Хоуп быстро вышла в еще более темный коридор, привычно протянула руку, чтобы включить свет. Одновременно со щелчком выключателя она споткнулась обо что-то большое, услышала слабый стон и упала ничком.
ГЛАВА 8
Слейтер скорчился и застонал. Его затошнило, по спине заструился пот. Ему даже показалось, что он вот-вот умрет.
И тут Клейтон понял, что больно не только ему. Лежавшая рядом Хоуп поднялась на четвереньки. Ее глаза были широко раскрыты, волосы взлохмачены. А одежда…
— Клей… — всхлипнула она и бросилась к нему на грудь.
Каким-то чудом Слейтер, лежавший на спине, сумел удержать Хоуп, но сил у него хватило только на то, чтобы обнять ее.
— Черт побери, Хоуп, что случилось?
Она начала что-то сбивчиво лепетать, не давая Клейтону возможности вставить слово.
— Ничего, правда, ничего. Я сделала глупость, слишком разнервничалась. Молли, прекрати лаять! Извини, что заставила тебя волноваться…
— Волноваться? — С большим трудом он обхватил ее плечи, отстранил и посмотрел в лицо. — Волноваться? Да я чуть с ума не сошел! Я слышал твой крик, но не мог справиться с проклятой слабостью, чтобы успеть на выручку!
Следующая мысль заставила его побледнеть, прижать Хоуп к себе и провести ладонью по ее плоскому животу.
— Ребенок, — прошептал он в страхе, которого никогда не знал раньше. — Ты упала и навредила ему? Хоуп, скажи мне!
— Что?
— Ты навредила ребенку, черт побери?
— Нет, — выдохнула покрасневшая Хоуп.
Слейтер немного успокоился. Он ничего не помнил ни о себе, ни о том, любил ли он прежде эту женщину и их ребенка. Но теперь он любил их так, что сам поражался. Оставалось только одно: заставить ее почувствовать то же самое. Однако ее растрепанный вид вынудил Слейтера сдержать рвавшийся наружу страх.
— Так что же? Ты не очень разбилась?
— Да, я… Все в порядке, я не упала.
— Проклятие, тогда в чем дело? Почему ты кричала?
— Просто пришел… друг отца, — быстро и сбивчиво заговорила она, широко раскрытыми полными слез глазами глядя на его губы. — Он пришел неожиданно, я не слышала, как он вошел. Молли была на улице, и я была уверена, что кроме нас в доме никого нет. В последний раз я видела его у отца примерно неделю назад. Он руководит большой лесозаготовительной компанией. Я имею в виду моего отца. А Трент волнуется… Они работают вместе. Компания испытывает трудности. У нас вышла размолвка… Вот и все. Я слышала стук в коридоре…
— Должно быть, когда я грохнулся в обморок, — хмуро признался он. — Но потом я звал тебя. И сейчас тоже, когда ты шла сюда. Почему ты не отвечала?
Ее рот раскрылся и закрылся. Хоуп не сводила взгляда с его губ, и Клейтон вполне логично расценил это как желание поцелуя. В таком состоянии? Странно… Он слегка отстранился, чтобы вздохнуть, и попытался забыть про боль в ребрах.
— Почему ты не отвечала мне?
— Что?
Слейтер повернул голову и уставился на нее, испуганный внезапно пришедшей в голову мыслью. Если во время разговора он отворачивался или Хоуп не смотрела на него, она неизменно просила повторить сказанное.
Странно. Если только не… Ох, нет! Если только она не понимает его по губам.
У Клейтона свело живот.
— Хоуп, — осторожно сказал он, медленно и тщательно выговаривая слова. — Я слышал твой крик.
— Он… напутал меня.
— Хоуп. — Его лицо и тон были исполнены нежности. Он сознавал это и догадывался, что она видит его насквозь. Клейтон поднял руку, чтобы прикоснуться к ее щеке, и Хоуп шарахнулась. Его охватила ярость.
С видимостью спокойствия, которого он вовсе не испытывал, Слейтер пригладил ее волосы, потрепал по щеке, а затем коротко вздохнул — насколько позволяли ноющие ребра.
— Он обидел тебя?
— Нет, — прошептала она и закрыла глаза.
— Хоуп, пожалуйста.
Ничего. Никакой реакции. Потому что ее глаза были закрыты. От гнева и страха у него напрягся каждый мускул. Медленно, чтобы не испугать Хоуп, он отвел руку от ее лица, коснулся плеча, с которого свисал халат, и осторожно опустил рукав.
Она тут же подняла руки и прикрыла грудь. Этот жест потряс его. Все тем же бережным, нежным движением Клейтон поправил ее порванное на плече платье.
И увидел на ее чудесной белой коже ясно видный след зубов. Никогда в жизни Слейтер — почему-то он был в этом уверен — не ощущал такого откровенного желания убить человека.
— Он не просто напугал тебя.
Ответа опять не последовало. Клейтон проклинал свою беспомощность. Если бы он не был оглушен болью и не потерял сознание, если бы только…