Отказавшись от открытия второго фронта в 1942 году, Черчилль не торопился осуществлять высадку во Франции, что расходилось с его собственными обещаниями, которые он озвучивал советской стороне. В главе «Визит Молотова», посвященной лондонской встрече с народным комиссаром в мае – июне 1942 года, Черчилль признает, что «считал чрезвычайно важным не вводить в заблуждение нашего союзника». Дабы представители из ССССР не питали ложных надежд, он вручил Молотову памятную записку, из которой «ясно следовало, что хотя мы делаем все от нас зависящее <…> мы не связываем себя обязательством действовать». Он приводит текст этой записки, в которой недвусмысленно сказано о невозможности подтвердить проведение операции, поэтому «мы не можем дать обещания в этом отношении». Последняя фраза была ключевой, и, по словам Черчилля, он не раз обращался к ней, когда «Советское правительство выступало с упреками» или когда «Сталин лично ставил этот вопрос» перед британским премьером41.
Эпизод с памятной запиской является показательным примером искусного использования фигуры умолчания. В своей книге Черчилль привел лишь один абзац из документа, содержащего на самом деле восемь пунктов. В том числе важное упоминание о том, что «мы концентрируем наши максимальные усилия на организации и подготовке вторжения на континент Европы британских и американских войск в большом масштабе в 1943 году». В записке «не устанавливалось никаких пределов для размеров и целей этой кампании», но сообщалось, что «на начальной стадии» она будет выполнена «британскими и американскими войсками в количестве свыше одного миллиона человек»42.
Другими словами, обещание провести масштабную высадку в Северной Франции в 1943 году все-таки было дано, но не было выполнено. «Сокровенной мечтой» Черчилля, как выразился В. М. Фалин, было «взять приз в великой войне малой британской кровью»43. С такой мечтой трудно предпринимать действия, подобные масштабной высадке своих войск на вражеской территории. Но помимо личностных установок на планы союзников влияла и реализация намеченной стратегии.
Черчилль считал, что «Торч», который, по его собственным словам, должен был стать «трамплином, а не диваном»44, в случае успеха открывал перед союзниками большие возможности, в том числе связанные с высадкой в Северной Франции. В конце ноября 1942 года он сообщил Комитету начальников штабов, что считает необходимым подготовить планы высадки на французское побережье: либо в районе Ла-Манша, либо – Бискайского залива. В качестве планируемой даты начала операции он предложил 12 июля 1943 года. Через несколько дней Черчилль направил начальникам штабов развернутое вйдение дальнейших действий: к концу 1942 года – захват Туниса и завершение «Торча», к концу января 1943 года – захват Триполи, к концу марта – вступление Турции в войну, к концу июня – концентрация транспортных судов на Туманном Альбионе, к концу июля – завершение подготовительных мероприятий «Раунд-апа», август, сентябрь – проведение операции45. «Мы должны открыть Западный фронт», – заявил он Алану Бруку в день составления означенного план-графика. Начальник Имперского генерального штаба не разделял взглядов премьера, по его мнению, говорить о «Раунд-апе» было рано. Черчилль же продолжал настаивать, напоминая, что «мы обещали об этом Сталину во время визита в Москву». «Нет, мы (выделено в оригинале. – Д. М.) не обещали», – парировал генерал, считавший, что у Британии хватит сил на войну только в одном регионе, и этим регионом должно остаться Средиземноморье46.
Планы Черчилля провалились. Союзники не смогли захватить Тунис в декабре 1942 года, до начала периода зимних дождей. Операция «Торч» перешла на следующий год со всеми вытекающими отсюда последствиями в ограничении использования человеческих и материально-технических ресурсов на других театрах военных действий. Причин неудачи было несколько. Свою лепту внесли французы, принявшие в ноябре 1942 года «малодушное решение»[50] и позволившие немцам использовать аэродромы Туниса. Просчитались и американцы, которые не решились усиливать группировку своих сил через Гибралтар. Они опасались, что Гитлер займет Испанию и станет использовать Иберийский полуостров для авианалетов на десантируемые войска. Незакаленные в боях американские солдаты вообще показали себя не самым лучшим образом, значительно уступая противнику. Даже король Георг VI отмечал, что само упоминание американских военных «звучит пораженчески»; возникает ощущение, что британцы «провели все бои самостоятельно». Черчилль приведет письмо короля в своей книге, однако упомянутые замечания подвергнет купюре, как, впрочем, и собственные заявления из ответного послания королю: «Противник совершит огромную ошибку, если сочтет, что все наши войска в этом регионе настолько же незрелы, как наши друзья из Соединенных Штатов»47.
Признавая неподготовленность американских войск к противостоянию вермахту, западные историки впоследствии будут отмечать, что благодаря Черчиллю, который отговорил Рузвельта от открытия второго фронта в 1942 году, англо-американцам удалось избежать кровопролитного фиаско в Северной Франции48. Только обучение это далось слишком высокой ценой – гибелью свыше восемнадцати тысяч советских граждан в сутки; в отличие от союзников они не имели роскоши ждать и были вынуждены набираться опыта в бою.
Летом 1943 года Красная армия одержала очередную крупномасштабную победу. На этот раз на Курской дуге, показав всему миру, что СССР способен разбить Третий рейх в одиночку. Начиная с этого момента определяющим в политике США и Великобритании стало опережение союзника. И в этой связи уместно вернуться к вопросу, каким образом британские и американские стратеги собирались одержать победу.
Выше упоминалось, что Черчилль возлагал большие надежды на коллапс немецкой промышленности, аналогичный тому, который произошел в 1918 году, но с поправкой, что на этот раз кризис усилит и ускорит народное восстание с последующим свержением нацистского режима. Судя по тем документам, которые Черчилль приводит в мемуарах, а также по архивным материалам, британское руководство продолжало верить в этот сценарий до сентября 1943 года49. А это означало, что одновременно с периферийными операциями основная роль в победе над Германией отводилась стратегическим бомбардировкам. Черчилль понимал слабость этой стратегии, заметив начальнику штаба ВВС Чарльзу
Порталу, что даже если «все немецкие города станут по большей части непригодными для проживания, это нисколько не ослабит военной мощи Германии и не прекратит работу военной промышленности»50. Окончательное прозрение наступило только осенью 1943 года. Разведданные, результаты аэрофотосъемки, а также дававшиеся с огромным трудом успехи в Северной Африке продемонстрировали бесперспективность ожидания экономического краха немецкой промышленности в ближайшее время. Победа могла быть достигнута лишь в результате сухопутной операции.
О смене стратегической парадигмы также говорила предложенная Рузвельтом в январе 1943 года, во время англо-американской конференции в Касабланке, доктрина безоговорочной капитуляции. Удивительно, что прекрасно понимавший, как изменилась ситуация, Черчилль ничего не говорит об этом в четвертом томе. Посвящая обсуждениям в Касабланке и новой доктрине значительно места, он оставляет за рамками главное – тупик британской стратегии с ее ставкой на периферийные операции, стратегические бомбардировки, подрывную деятельность и свержение нацизма внутри самой Германии.
В 1949 году на одном из заседаний палаты общин Эрнест Бевин, входивший в состав военного правительства в должности министра труда и национальной повинности, упрекнул экс-премьера, что новая доктрина никак не обсуждалась с его коллегами по правительству. «Первый раз я услышал эту фразу из уст президента Рузвельта», – ответил Черчилль, после чего добавил, что свое заявление глава США сделал «без консультаций со мной», имея в виду пресс-конференцию, на которой впервые была обнародована новая формула51. Однако, судя по приведенному в четвертом томе докладу премьер-министра, который был направлен его заместителю, новая концепция все-таки согласовывалась с британскими коллегами. «Я буду рад узнать мнение военного кабинета о включении в заявление декларации <…> „безоговорочной капитуляции“ Германии и Японии», – проявил свой интерес Черчилль52.
Несмотря на произошедший казус, до открытия второго фронта было еще далеко. В ходе встречи Черчилля и Рузвельта в Вашингтоне в мае 1943 года срок высадки во Францию был перенесен на май 1944 года. Затем этот срок был подтвержден на Квебекской конференции в сентябре того же года, правда, уже с оговоркой, что операцию следует начинать, «если русские не смогут достигнуть самостоятельного успеха». Если же Красная армия справится самостоятельно, тогда наготове был план «Рэнкин», предполагавший экстренную высадку во Франции и обеспечивающий, как выразился Рузвельт, «готовность достижения Берлина не позднее русских». Благодаря хорошо работающей советской разведке обо всех этих изменениях и закулисных играх США и Великобритании своевременно докладывалось высшему руководству СССР, которое смогло использовать полученные данные на конференции в Тегеране и получить гарантии старта операции «Оверлорд» в мае 1944 года53.
Приведенный выше анализ и история написания четвертого тома больше касаются изложения большой стратегии, но значительное внимание автора и всего «Синдиката» занимало не только повествование о глобальных планах и концептуальных идеях, но и разбор вполне конкретных и не всегда простых эпизодов. Одним из таких эпизодов стал совместный десант британских и канадских войск на оккупированный немцами порт Дьепп в августе 1942 года. Вошедшая в историю как операция «Юбилей», высадка на французское побережье закончилась провалом. Одним из виновников катастрофы часто называли премьер-министра. И теперь, приступив к описанию военных кампаний 1942 года, он встал перед сложной дилеммой: рассказывать ли о неудачном рейде, и если рассказывать, то что именно?
Черчилль колебался достаточно долго. И к вопросу рассмотрения неудачной операции он подошел только в августе 1950 года, когда рукопись четвертого тома находилась на доработке. В начале месяца он признался Дикину, что пока не решил, как описать злополучную высадку. Для начала, сказал он помощнику, «мы сами должны четко понять, какими фактами располагаем». В частности, его интересовало, рассматривался ли вопрос возобновления операции начальниками штабов, Комитетом обороны или военным кабинетом в то время, когда: а) премьер находился в Британии; б) когда он отсутствовал в стране. Со своей стороны, Черчилль признался Дикину, что у него «сохранилось мало воспоминаний» насчет этого эпизода. Как всегда в подобных случаях, он обратился к документам, которые показывали лишь то, что он поддерживал крупномасштабные действия. При этом окончательное решение должно было приниматься после обсуждения конкретных деталей и определения времени проведения операции. Теперь многое зависело оттого, находился ли премьер в стране в момент решающих дискуссий. «Сохранились ли какие-нибудь записи на этот счет? – интересовался Черчилль у Дикина. – Я не могу коснуться этой темы, не собрав все факты». Возможен был и другой сценарий: операция могла быть санкционирована ее командующим – Луисом Маунтбэттеном. Хотя Черчилль считал маловероятным, что «Дики», как ласково называли военачальника друзья, мог пойти на такой шаг без согласования с высшим военным руководством. И тогда вопрос, по мнению автора, уже относился к форме и аргументам, с которыми план операции был представлен на рассмотрение, а также к тому, на какой стадии с военным кабинетом перестали консультироваться в этом вопросе54.
Для выяснения ситуации Исмей обратился к Маунтбэттену, который обещал посмотреть свой личный архив, а также справиться об операции у своего окружения55. Дикин тем временем отправился в архив Черчилля, где обнаружил примечательный документ, датированный 21 декабря 1942 года. Автором документа был сам Черчилль, адресатом – Исмей. В этом документе британский премьер высказал критические замечания относительно военного планирования десантной операции. «В то время как по ряду причин каждый пытается представить этот эпизод в максимально благожелательном свете, пришло время, чтобы мне четче докладывали о военных планах. Кто их разрабатывает? Кто их согласовывает?.. Какого мнения придерживались канадские генералы?..[51] Проверялись ли планы генеральным штабом?»56.
Этот документ можно было использовать, однако сначала решили получить объяснения от одного из главных участников – Маунтбэттена. Но тут возникла незадача. Маунтбэттен не смог ничего оперативно подтвердить, поскольку в августе 1950 года, в момент коррекции четвертого тома, находился в отъезде. Проведенное Дикином разбирательство показало, что Маунтбэттен целиком взял всю ответственность за провал операции на себя. По словам Исмея, это был единственный случай за все шесть лет Второй мировой войны, когда конечное решение не было должным образом оформлено в письменной форме со стороны начальников штабов.
Параллельно этим разбирательствам к работе над составлением краткого отчета о событиях в Дьеппе приступил Гордон Аллен. Из подготовленного им черновика следовало, что Черчилль не принимал прямого участия в разработке и утверждении рейда. Премьер был в курсе самого плана на начальных стадиях его разработки, а также ему сообщали секретные подробности, связанные с кодовыми именами и прочим. Для тех же читателей, которые хотели более подробно ознакомиться с историей десанта, Аллен рекомендовал обратиться к официальным канадским работам на эту тему57.
Пока помощники Черчилля работали над сбором фактов и подготовкой черновой редакции, свою версию событий прислал Маунтбэттен. По его словам, премьер «(как всегда) был главным моторчиком» этой операции. По причине «чрезвычайной секретности» планируемых мероприятий премьер совместно с начальниками штабов решил не оставлять никаких письменных свидетельств.
Получалось, что Черчилль был в курсе разрабатываемой операции. В этой связи его критическая записка от декабря 1942 года с содержащейся в ней просьбой предоставить детальную информацию приобретала противоречивый характер. Автор не стал включать ее в книгу, а Маунтбэттену ответил следующее: «Признаюсь, я не могу вспомнить всех упоминаемых тобой деталей. Это и неудивительно, если учесть, что решения не документировались. Определенно, я выступал за проведение крупномасштабного рейда летом 1942 года. И вся ответственность ложится исключительно на меня»58.
Эпизод с высадкой в Дьеппе интересен тем, что потребовал проведения исторического расследования. Последние часто встречались в первых трех томах «Второй мировой войны», однако с каждым новым томом доля исследовательской составляющей начала снижаться. Особенно заметно это стало во время работы над следующим – пятым томом. Если раньше черновые записи членов «Синдиката» служили для автора основанием, подспорьем и руководящим материалом в диктовке текста, то теперь, из-за усилившегося цейтнота и объемности поставленной задачи, началось срезание углов. К написанию текста были привлечены все члены команды, включая Дениса Келли. При этом, как правило, их материалы готовились уже от имени первого лица, чтобы с незначительными правками и дополнениями быстрее включать в финальный текст.
В отличие от предыдущих, пятый том стал по большей части внутренним продуктом «Синдиката». Круг внешних исследований и согласований был заметно сокращен. Из лиц, которые формально не входили в творческий коллектив Чартвелла, остался только Норман Брук. Особое внимание он уделил коррекции глав о Тегеранской конференции, понимая, что она является ключевой в новом томе и вызовет основной интерес у читателей. Другим исключением стал главный маршал авиации Альфред Гэррод, который, как заметил сам Черчилль: «помог отразить тему авиации»59.
Выбор Гэррода, несмотря на его высокое воинское звание и большой опыт, оказался не самым удачным. Подготовленный им материал Линдеман нашел «скучным», а обычно выдержанный Норман Брук – «довольно глупым». В итоге занявший восемнадцать страниц отчет Гэррода был сокращен Паунэллом до трех страниц. Завершая тему авиации, добавим, что в процессе работы над материалом Брук попросил автора отдать должное британским бомбардировочным командам – в противовес участию в войне американцев. Однако полученные из Министерства авиации статистические данные вынудили отказаться от этой идеи. Согласно отчетам, американцы потеряли во время боевых вылетов 94 тысячи своих летчиков, в то время как британцы всего 54 тысячи. Не вдаваясь в подробности, в книге было указано о превысивших 140 тысяч общих потерях. Черчилль также планировал отметить главу бомбардировочного командования Королевских ВВС Артура Харриса (1892–1984), однако в дальнейшем передумал, упомянув лишь об «энергичном руководстве» маршала Королевских ВВС. Учитывая кровопролитный характер миссии Харриса, возможно, оно и к лучшему60.
Эпизод с Гэрродом наглядно демонстрирует негативные особенности написания текста с опорой на неподготовленных к литературному труду специалистов. Но работа с экспертами имела и другие сложности. Некоторые из них проявились в написании главы «Секретное оружие Гитлера» о ракетах «Фау» (сокращенно от Vergeltungswaffe[52]). Первоначальный материал для этой главы был подготовлен зятем Черчилля Данкеном Сэндисом, который в апреле 1943 года возглавил изучение нового оружия немцев. В черновике отмечалась исключительная роль работы Сэндиса в своевременном снабжении британского командования информацией о «Фау». Для усиления драматизма своего изложения и добавления хоррора, Сэндис процитировал куски из мемуаров Харриса и Эйзенхауэра. Последний вообще считал, что если бы «Фау-2» появились раньше, тогда сроки «Оверлорда» были бы наверняка перенесены. К обсуждению черновика Сэндиса подключились Линдеман и Гэррод, которые убедили Черчилля не преувеличивать влияния на общий исход боевых действий исследовательского центра немцев в Пенемюнде, где конструировались ракеты. Также за консультациями обратились к профессору Реджинальду Джонсу, возглавлявшему в годы войны отдел научной разведки Министерства авиации. Учитывая, что его подразделение конкурировало с Сэндисом, он принизил некоторые заявления Данкена, а также заметил, что Эйзенхауэр «значительно преувеличивает» влияние «Фау» на «Оверлорд». Кроме того, он добавил текст, который выгодно представлял уже его вклад в обнаружение и решение проблемы с баллистическими ракетами. В результате Черчиллю пришлось примирить всех. Цитата из мемуаров Харриса была исключена, заявления Эйзенхауэра были расценены как «преувеличение», текст Джонса нашел свое место, как, впрочем, и признание роли Линдемана в борьбе с «Фау-1», а Сэндиса – с «Фау-2». Наш герой столкнется со схожей проблемой при работе над описанием последнего года войны в Европе. Учитывая, что все три стороны были в той или иной степени близки к нему, ему ничего не останется, как вновь воздать должное каждому61.
Если говорить об истории написания пятого тома, то значительная часть (тридцать пять глав) была написана летом 1950 года, во время небольшой паузы, возникшей после рассмотрения майской версии «Поворота судьбы». После сдачи четвертого тома Черчилль активно продолжил работу над продолжением, подготовив к декабрю 1950 года еще восемь глав. По большей части это был сырой материал, требующий авторской и редакторской правки. Обычно этот этап работ автор старался проводить, выезжая за границу. Исключение составила лишь работа над «Поворотом судьбы». Однако если учесть, что во время подготовки четвертого тома Черчилль планировал провести доработку финальной версии в Биаррице, для чего даже был забронирован отель, то и этот эпизод можно легко отнести к тем исключениям, которые подтверждают правило.
В качестве нового места труда и отдыха Черчилль выбрал любимый Марракеш, отель Mamounia, где он останавливался со своей командой три года назад во время подготовки к печати «Надвигающейся бури». Политик покинул Туманный Альбион 17 декабря и наслаждался марокканским солнцем до 23 января следующего года. Его сопровождали генерал Паунэлл (пробывший с автором весь срок), Денис Келли (оставивший компанию 3 января), Билл Дикин с супругой (прибыли 5 января на две недели). И это не считая двух секретарей, телохранителя Эдмунда Мюррея (1917–1996), дворецкого Нормана Макгована, а также профессора Линдемана со слугой. Как обычно, все расходы на пребывание именитых гостей в Марракеше оплачивали американские издатели.
Несмотря на то что в приоритете был пятый том, первые две недели после размещения в роскошных номерах Mamounia творческий коллектив занимался следующим, шестым томом. Доработка готового вчерне пятого тома была возобновлена только после приезда Дикина. Стиль работы был тот же: коррекция, переписывание, сокращения, дополнения, отправка в британскую типографию для печати, еще раз читка, еще раз коррекция.
Работа над текстом велась одновременно несколькими специалистам, что могло создать представление о хаотичности творческого процесса. Не без этого. Паунэлл даже пожаловался Исмею на «ужасную путаницу». Кроме того, генерал возражал против привлечения Дениса Келли, которого считал «безнадежным» в качестве автора. По его мнению, гораздо разумнее было ограничить Келли заботой об архиве и уточнением отдельных фактов, а также подготовкой сносок, чем доверять ему написание черновых материалов с последующим их использованием в финальном тексте.
Благодаря собранности и организованности нашего героя, а также преданности делу всей команды к маю 1951 года, то есть к очередной платежной дате, Черчиллю удалось представить издателям пусть не финальную, но вполне читабельную версию пятого тома. «Я рассматриваю пятый том как завершенный, за исключением правок и финальной коррекции с моей стороны», – признался Черчилль «Синдикату» в первый майский день 1951 года62.
К этому же времени появилось название – «Кольцо смыкается», которое осталось неизменным до публикации. Как и следовало ожидать, титул появился не сразу. Вначале пятый том назывался «Окончательная победа». Тогда, в январе 1949 года, еще предполагалось, что «Вторая мировая война» будет состоять из пяти томов и этот том будет завершать серию. Соответственно было подобрано и название двух книг: «Освобождение Западной Европы» и «Конец цикла». От первоначального названия пришлось отказаться, когда стало понятно, что о завершении проекта пока говорить рано. Вместо победы в Европе в описании удалось дойти лишь до подготовки высадки союзников в Нормандии. В ноябре 1950 года Черчилль предложил «предварительный заголовок» для нового тома – «Окружение», который ему самому не слишком нравился. В марте следующего года он жаловался Бруку, что до сих пор не нашел подходящего названия.
Новый и последний вариант – «Кольцо смыкается» – появился в майской редакции рукописи. Это название было предложено Денисом Келли, за что Черчилль его сердечно поблагодарил. Келли было приятно услышать лестные обращения в свой адрес, но похвала не лишила его природной скромности. Он считал, что авторство удачного названия принадлежит не ему, а Черчиллю. По его мнению, он уже слышал его из уст политика. Правда, Келли не был до конца в этом уверен. Своими сомнениями он поделился с маршалом авиации Порталом, который развеял их, указав архивариусу на один из документов, где это выражение использовалось ранее. Документ готовился главой правительства и начальниками штабов во время поездки в США в декабре 1941 года. Эта же фраза встречается в третьем томе, в резюме оживленных дискуссий, имевших место во время названного трансатлантического путешествия. По мнению историков, истинное авторство так и остается неясным: либо Черчилль, либо начальники штабов63. Однако с большой долей вероятности можно предположить, что оборот придумал все-таки британский премьер. По крайней мере, в одном из его военных выступлений от октября 1942 года встречается следующее предложение: «Впрочем, я так и ожидал, что нынешняя война будет становиться все более жестокой по мере того, как кольцо судьбы безжалостно смыкается вокруг немцев»64.
Название понравилось не только Черчиллю, но и издателям, которые решили развить успех ускоренной публикации четвертого тома. Лафлин хотел выпустить продолжение в серии Book of the Month Club не в декабре, как в прошлом году, а в ноябре, тем самым увеличив объемы рождественских продаж. В отличие от предыдущих томов, критика переданного в мае 1951 года варианта рукописи пятого тома и со стороны Лафлина, и со стороны Люса носила незначительный характер. Углы начал срезать не только автор – издатели тоже хотели быстрее издать новинку, и Черчилль активно их в этом поддержал, пообещав в конце июня, что к 1 сентября он доработает пятый том.
Обнадеживающее заявление. Особенно для тех, кто не работал с Черчиллем. Но Лафлин был не из их числа. Он еще долго не мог прийти в себя от бесчисленных правок предыдущих томов, направляемых не только до последнего дня сдачи в типографию, но и после того, как книга уже была напечатана и переплетена. Не желая наступать на старые грабли, глава Houghton Mifflin Со. направился в середине июля в Лондон, где под хороший обед и бутылочку Pol Roger урожая 1928 года обсудил со знаменитым клиентом более приемлемые для издательства сроки передачи рукописи. До 5 августа Черчилль пообещал направить первые десять глав, остальное – ко 2 сентября.
Несмотря на все маркетинговые ухищрения Лафлина, объем продаж каждого следующего тома был меньше предыдущего. Такая же ситуация наблюдалась и на других книжных рынках. Например, если в США к июлю 1951 года было продано полтора миллиона экземпляров первых четырех томов, в Великобритании – почти миллион экземпляров первых трех томов, то в Бразилии – всего две тысячи экземпляров первых четырех томов, а в Турции и того меньше – восемьсот экземпляров. Там даже были вынуждены прервать дальнейшую публикацию65.
В отличие от американских издателей, Ривз был недоволен качеством пятого тома. В начале августа он сообщил автору о своих замечаниях и предложениях. Среди них была настоятельная просьба сократить использование в тексте кодовых имен, заменив их более понятными для широкой публики названиями. Черчилль никак не ответил на его просьбу и не стал вносить правки на этот счет. Остальные пятьдесят шесть замечаний и предложений Ривза он передал для отработки Келли, Дикину и Паунэллу. «Большая их часть чрезвычайно хороша, – заметит автор виконту Камроузу. – Было был лучше, если бы Ривз смог передать свои предложения раньше»66.
В начале августа Черчилль признался супруге, что «погружен в работу над пятым томом, который планируется к изданию в ноябре в Америке в серии „Книга месяца“». По его словам, он «практически полностью переписал начальные главы»67. Клементина отдыхала неподалеку от Биаррица. Черчилль также планировал провести основной объем доработки пятого тома в теплых краях.
За последние семь месяцев это были уже вторые зарубежные рабочие каникулы. Учащение выездов объяснялось тем, что осенью ожидались всеобщие выборы, и в случае победы Консервативной партии Черчилль становился премьер-министром. При таком развитии событий времени для работы над произведением оставалось катастрофически мало, да и сама возможность отдыха в теплых странах сводилась к нулю.
Была еще одна причина, повлиявшая на принятие решения в пользу поездки. В тот момент, когда «Поворот судьбы» завоевывал книжный рынок Америки, автору исполнилось семьдесят шесть лет. В августе 1951 года прошло два года после микроинсульта на вилле Бивербрука. Как Черчилль ни бодрился, но возраст уверенно брал свое. Тема здоровья косвенно нашла отражение и в новом томе с символическим и имеющим разнообразные коннотации названием «Кольцо смыкается». До начала описываемых в книге событий – середина 1943 года – британский премьер представал перед читателями неуязвимым исполином, на состояние которого не сказывались ни стрессы, ни перегрузки. Но в новом томе Черчилль рассказывает о пошатнувшемся во второй половине 1943 года здоровье. Работая над этим фрагментом, он даже попросил своего лечащего врача просмотреть и поправить при необходимости куски с описанием подробностей болезни и выздоровления. Не все из предложенных правок были учтены, однако сам факт самоличного рассказа о проблемах со здоровьем весьма примечателен для руководителя такого уровня, как Черчилль68.
Если говорить об очередных рабочих каникулах, то первоначально автор со своей командой, которая на этот раз ограничилась секретарями и телохранителем, остановился в Imperial Palace Hotel на побережье французского озера Анси. Погода была пасмурной, поэтому спустя пять дней было решено переехать в Венецию, воспользовавшись для этого железнодорожным транспортом. Неприятным сюрпризом оказалось, что поезда, следовавшие в Венецию, не останавливались в Анси. Когда секретарь сообщила об этом своему шефу, предложив ехать в Венецию из Женевы, он спокойно ответил: «Помните, что я Уинстон Черчилль. Попросите начальника вокзала остановить поезд»69. Состав был остановлен, и британский политик с пятьюдесятью пятью единицами багажа отправился из Анси в Венецию, где поселился на острове Лидо в Excelsior Hotel. Чету Черчиллей разместили в люксе, в котором незадолго до приезда высокопоставленного гостя свой медовый месяц провели король Египта и Судана Фарук I (1920–1965) со своей второй супругой Нариман Садек (1933–2005).