— Ты, конечно, хозяин этой деревни, но не слишком ли ты…
— Давай без угроз, — отмахнулся колдун. — Я и сам не рад, что меня подняли с кровати. По осени, знаешь ли, нога не дает мне покоя, так что я не в настроении.
Бенедикт невольно покосился на больное колено некроманта. Сегодня он и впрямь припадал на травмированную ногу сильнее обычного.
— Так что за спешка? — прочистив горло, спросил Бенедикт.
— К тебе пришли. Знаешь, мы с Культом не договаривались делать из моей деревни один большой постоялый двор. Так что поговори со своим дружком и пусть убирается восвояси. У меня домов не хватит размещать здесь каждого встречного.
Бенедикт не стал напоминать некроманту, что в деревне зачем-то построили трактир, и в нем есть свободные комнаты. По-видимому, колдун и впрямь становился сварливым и несговорчивым от боли в ноге.
— Ясно. Где мне его найти? — примирительно спросил Бенедикт.
— В лесу на границе с деревней. Я приказал ему стоять там и, надеюсь, у него хватило ума не ослушаться, — буркнул Ланкарт и захромал прочь. В его устах эти слова звучали, скорее, как каприз и призыв сохранять благопристойный тон, нежели как угроза. Но этого Бенедикт тоже предпочел не отмечать.
Дождавшись, пока шаги Ланкарта затихнут, он вышел на улицу. Холодный осенний воздух бодрил, в нем чувствовалось приближение зимы. Трудно было позавидовать путнику, которому придется идти обратно пешком по такому холоду. Однако перечить хозяину деревни и просить его дать очередному жрецу Культа пристанище, было не резон, так что Бенедикт покорно направился к границе деревни — точнее, к тому месту, где она могла бы находиться. На деле никаких границ это поселение не имело: ни стены, ни забора, ни даже таблички с названием. Сюда вела слабо протоптанная тропа, по которой Бенедикт и шел, пока не встретил на своем пути человека в длинной красной рясе Культа.
Он тут же узнал его, они ведь прежде встречались.
— Жрец Дервин? — удивленно спросил Бенедикт.
Глава фрэнлинского отделения Культа выглядел растерянным и даже испуганным. Лицо его было не в пример бледнее обычного. С последней встречи он осунулся, под глазами проступили темные круги, свидетельствующие о длительных переживаниях или о бессоннице.
— Не ожидали, Колер? — ядовито хмыкнул Алан Дервин, сложив руки на груди. — Я и сам, признаться, был удивлен распоряжением жреца Бриггера. Нечасто главам отделений приходится работать… гм… посыльными.
Бенедикт приподнял бровь. Их с Аланом Дервином сейчас разделял примерно десяток шагов, и отчего-то такое расстояние казалось обоим наиболее приемлемым для разговора.
— Выходит, Карл отправил вас ко мне, потому что не решился доверять другим жрецам информацию, которую хотел мне передать? — предположил Бенедикт.
— Вы проницательны, — фыркнул Дервин. — Тогда должны догадаться и о том, как в Кроне отреагировали на ваше своеволие.
— Какое из? — усмехнулся Бенедикт. — Знаете ли, при моем послужном списке стоит уточнять.
На лице Алана Дервина проступила неприкрытая неприязнь. Во время их последней встречи Бенедикт вынудил главу фрэнлинского отделения уничтожить оставшихся в городе хаффрубов. Он счел неприемлемым тот факт, что Культ покрывает деятельность монстров. Соглашение о том, что хаффрубы пожирали только странников и завладевали их внешностью и личностью, не трогая при этом старожилов Фрэнлина, было чудовищным по своей сути. Да, Культ не охотился ни на каких иных, кроме данталли, но это не значило, что он мог заключать подобные пакты.
Вероятно, радикальную позицию Бенедикта поддерживали не все члены Культа. И Карл Бриггер — тоже не поддерживал.
— В Кроне были недовольны, — констатировал Бенедикт.
— И снова: вы проницательны. — Алан Дервин самодовольно осклабился.
— Но, судя по вашему виду, Карл узнал о том, что хаффрубы убиты, уже после того, как вы выполнили свою часть нашего договора. — И снова, Колер утверждал, а не спрашивал. Оскал Дервина померк.
— Я человек слова, Колер, — хмуро сказал он. — И вы этим воспользовались.
— Благодаря чему добился уничтожения целого гнезда мерзких тварей, — кивнул Бенедикт. — Вы пригрозили мне, помнится, что в Кроне узнают об этом. И вас прислали сюда, чтобы… что? Отчитать меня? — Он усмехнулся. — Тогда вам стоит меньше стесняться в выражениях, жрец Дервин, потому что, я уверен, Карл на них не скупился. У эревальны не отвалился язык от тех грязных ругательств, которыми он меня поливал?
Алан Дервин заметно покривился.
— Жрец Бриггер сказал, что если б не важная операция, в которой задействованы люди со всех концов материка, он выставил бы вас из Культа и объявил бы награду за вашу голову.
Бенедикт усмехнулся. Угроза была вполне в духе Карла Бриггера.
— Очаровательно, — улыбнулся он. — Как жаль, что никому из нас не дано узнать, кто принесет мою голову Карлу на блюде, верно?
Дервин ожег его взглядом.
Бенедикт вздохнул. Он понимал, что эти препирательства могут длиться довольно долго, а суть послания наверняка крылась в чем-то другом.
— Послушайте, Дервин, я вас понял. Вы злитесь на меня и считаете, что ради своих целей я могу воспользоваться кем и чем угодно. Вы правы. — Он кивнул, подтверждая свои слова. — Положим, речи Карла — и ваши, разумеется, — как следует меня припугнули. Я проникся и устыдился. Но, готов поспорить, ради этого ко мне мог явиться любой жрец фрэнлинского отделения, ведь у вас о хаффрубах знали все. Не знали они деталей другого дела: малагорской операции. Зато вы, после того, как я назвал вам имя данталли, на которого веду охоту, эти подробности выведали. Стало быть, именно в этой связи вы, а не кто-то другой из вашего отделения, явились сюда в качестве посыльного. Посвящение в тайны накладывает массу неудобных обязанностей, не так ли? — Он усмехнулся. — Так, может, перейдем к сути? Это в ваших же интересах, потому что некромант отказался приютить вас в деревне и дать вам отдых после долгого пути. Вам придется возвращаться во Фрэнлин тотчас же, как мы поговорим.
Алан Дервин слушал его, буквально дрожа от негодования, однако отчего-то не осмелился перебить. Он должен был признать, что ораторским талантом Бенедикт действительно обладал. Его манера говорить и проникновенный тон отбивали всякое желание высказывать что-то ему в противовес — по крайней мере, пока его голос не смолкал.
— Вы до ужаса мерзкий тип, Колер, — в сердцах произнес Дервин, тут же ощутив, как убого звучат его слова.
— Я об этом прекрасно знаю, — кивнул Бенедикт. — Что еще просил передать Карл?
Дервин опустил руки по швам и сжал их в кулаки, однако от очередной порции обличительных высказываний удержался. Толку от них все равно не было. Он пытался понять, с чего решил, что его обвинительные речи вообще произведут хоть какое-то впечатление на человека, распалившего Сто Костров Анкорды.
— Ваша… — он помедлил, потому что произносить следующее слово ему было непросто, — армия пребывает в боевой готовности близ Леддера. — Алан Дервин вздернул подбородок, губы его покривились в неприятной завистливой гримасе. — Люди нервничают. Многие из них надеялись, что вы будете ждать их там, когда они прибудут на место. Но вы прохлаждаетесь здесь. В Кроне считают, что это неприемлемо, и вы должны немедленно отправляться на место сбора. Бывшие военные противники вряд ли смогут долго сдерживать желание начать открытый конфликт. Король Нельна и его советники крайне этим обеспокоены — они опасаются, как бы Леддер не попал под удар. Военный лагерь разрастается неконтролируемо, гораздо быстрее, чем они ожидали. Командирам пока удается решать вопросы мирным путем, но…
Бенедикт приподнял бровь.
— Надо признать, я рассчитывал, что сдерживать конфликты удастся далеко не так долго. Эти люди куда организованнее, чем я предполагал, — заметил он.
Алан Дервин помрачнел.
— Вы издеваетесь, Колер?
— Ничуть, — покачал головой Бенедикт. — Опрометчиво руководить армией, в которой единственным сдерживающим фактором против конфликтов выступает чья-то персона, не находите? — Он ухмыльнулся. — Если кто-то из этих людей неспособен сдерживать порывы своей злости на бывших военных противников, они и в Малагории могут выйти из-под контроля. Будет лучше, если это произойдет здесь, а на операцию отправятся те, кто горит нашей общей целью не меньше, чем я.
Дервин недоуменно покачал головой.
— Я пытаюсь понять, вы серьезно или шутите…
— Пусть это останется моей маленькой тайной, — хмыкнул Бенедикт. — Значит, пришла пора отправляться в Леддер. — Он задумчиво кивнул. — Хорошо. Самое время. У меня тоже все готово к предстоящей встрече с Мальстеном Ормонтом.
На этот раз Дервин выказал неприкрытый интерес.
— Вам… удалось? — Отчего-то он заговорил шепотом. — Удалось найти средство против сил данталли?
— И аркалов. — Бенедикт отозвался кивком. — К несчастью, это средство требует довольно много материала, который сложно добыть, поэтому вряд ли Ланкарт сможет делать его массово. Да и вряд ли захочет: судя по тому, что я о нем узнал, ему это быстро наскучит.
Дервин округлил глаза и не нашелся, что ответить. Открытие Бенедикта было прорывом, способным изменить многое в деятельности Культа. И он так легко отказывался от него?
— Что у вас в голове, Колер? — тихо спросил он. — С этим средством мы могли бы…
— … изловить и уничтожить всех данталли на Арреде, — небрежно махнул рукой Бенедикт. — Знаю. Но… позвольте, Дервин, вы же старший. — Он снисходительно улыбнулся. — И при этом такой идеалист? — Не дождавшись ответа, Бенедикт печально усмехнулся и покачал головой. — Признаться, этим вы меня удивили, не ожидал. Наверное, вы — тот редкий случай, когда Крон не углядел и назначил на пост старшего человека, который верит в изначальные цели Культа.
Дервин непонимающе прищурился.
— Изначальные… цели?
— Те, кто стоял у истоков Красного Культа, — тоном наставника заговорил Бенедикт, — действительно ставили себе цель очистить Арреду от данталли. Возможно, никто из них не подозревал, во что Культ вырастет за столетия и сколь сильно окрепнет. Идеалисты, вроде вас, двигали идею очищения Арреды, а политики, вроде Карла Бриггера, рвались к власти и укрепляли отношения с правительствами материка. — Он пожал плечами. — Знаете, в чем проблема идеалистов, Алан? Они гибнут. — Бенедикт невесело усмехнулся. — В той самой борьбе, которую провозглашают. И гибнут довольно быстро из-за собственной горячности. А политики согревают насиженные места едва ли не до конца своих дней. А теперь ответьте мне на вопрос: почему политики, вроде Карла Бриггера, никогда не позволят изначальной цели идеалистов Культа исполниться?
Дервин неуверенно перемялся с ноги на ногу.
— Если данталли исчезнут… — начал он, но осекся, словно считал опасным произносить эти слова в присутствии Бенедикта Колера. Кто знает, как он может использовать их против него в дальнейшем.
— Вы верно мыслите. Если данталли исчезнут, сам Культ тоже станет ненужным. — Бенедикт пожал плечами. — Поэтому Крон никогда не позволит Ланкарту начать массово производить снадобье против данталли, даже если сам он будет не против — в чем, я уже говорил, я сомневаюсь. Культу нужны данталли, чтобы существовать. А значит, политики не позволят превратить охоту в массовое истребление.
Бенедикт смотрел на Алана Дервина, который, похоже, был шокирован его словами, и не мог не посочувствовать этому молодому человеку. Он ведь и сам был таким и тоже был выбит из колеи в Кроне, когда ему открыто указали на его место в иерархии. Рушить собственные иллюзии неприятно. Особенно те, от которых веет боевым романтизмом. Вероятно, деловая хватка Дервина и готовность сотрудничать с хаффрубами обманула бдительность Карла Бриггера и позволила ему поставить убежденного идеалиста на пост старшего. Что ж, его можно было понять — подобные убеждения не так уж часто соседствуют с сухим деловым подходом.
— И вы… вы поддерживаете их? — спросил Дервин. Голос его дрогнул.
— Нет, — улыбнулся Бенедикт, — я поддерживаю вас. Я разделяю ваши убеждения. Но притворить их в жизнь мне не позволят.
Дервин покачал головой.
— Вам не позволят? Вы повели за собой в Малагорию людей чуть ли не со всего материка! Неужели есть что-то, что вам могут запретить?
— О, это распространенное заблуждение на мой счет. Моя репутация куда более хрупкая, чем вы можете представить. Знаете, что может ее разрушить? Один провал. Любой. После этого я потеряю все права, которых добивался двадцать четыре года. И если вы думаете, что мое место в иерархии Культа очень высоко, спешу вас разочаровать: я такой же расходный материал, как и остальные идеалистически настроенные оперативники. Просто история с Кровавой Сотней сделала меня известным. Вот и все.
Алан Дервин молчал, и тишина растягивалась на непозволительно долгие минуты. Бенедикт приблизился к старшему жрецу фрэнлинского отделения и похлопал его по плечу, отметив, что тот с трудом не отпрянул.
— Мой вам совет, Алан, — доверительно заговорил Бенедикт, — будьте умнее и ведите свою борьбу как можно тише. Не ставьте себе целей, которых не можете достичь: вам никогда не избавить Арреду от всех данталли, но за вашу жизнь вы можете отправить на встречу с богами максимальное их количество. Вы понимаете?
Дервин сглотнул тяжелый подступивший к горлу ком и кивнул.
— Вот и хорошо, — улыбнулся Бенедикт. — А теперь вам пора в путь. Как я уже сказал, Ланкарт отказал вам в гостеприимстве. Но, полагаю, у вас нет желания оставаться в его деревне?
Дервин снова кивнул, после чего рассеянно развернулся и зашагал прочь от мертвой деревни. Бенедикт некоторое время смотрел ему вслед, но он не обернулся. Вскоре Алан Дервин исчез за деревьями Сонного леса, наполненного осенним холодом. Бенедикт глубоко вздохнул, развернулся и побрел в сторону хижины Ланкарта.
Теперь медлить было нельзя. Стоило собираться в путь. Но перед этим Бенедикта ожидал непростой разговор.
Команда собралась по его приказу в считанные минуты. Ланкарт был воодушевлен, несмотря на боль в ноге — похоже весть о том, что надоедливые служители Культа соизволят, наконец, покинуть его деревню, вызывала у него прилив бодрости.
Ренард и Иммар вошли в хижину некроманта одновременно. За ними нехотя шагал Киллиан. Он прекрасно знал, что Бенедикт не изменит своего решения и не позволит ему отправиться в Леддер, но до последнего собирался отстаивать свое право на участие в операции. Что ж, этому Бенедикт не удивился. Гораздо больше его тревожило другое.
Он вздохнул.
— Мы отправляемся в Леддер. Сегодня, — возвестил он.
Команда отозвалась коротким кивком. Киллиан и Ланкарт — тоже.
— Жюскин поедет с нами. Он не в лучшем состоянии, но дорогу должен перенести. На нем будет красный плащ, который лишит его зрения, так что опасности он представлять не будет. Ланкарт, — Бенедикт перевел взгляд на колдуна, — от тебя потребуется собрать и упаковать весь объем снадобья против данталли. Проложи упаковку тканью, чтобы склянки не побились. Это зелье на вес золота.
— Сделаем, — фыркнул Ланкарт. — Лишь бы ты уже убрался отсюда.
— Киллиан, ты подготовишь Жюскина к поездке, — кивнул Бенедикт.
— Если только после поеду с вами, — вздернув подбородок, отозвался молодой жрец.
Бенедикт опустил голову.
— Тогда я сделаю все сам.
Ренард нахмурился и повел ухом в сторону Киллиана.
— Он не едет? И знает об этом?
— Он стал разменной монетой, — пожал плечами Ланкарт. — Колер обещал оставить мне Жюскина на изучение, но так как планы немного поменялись, он должен был чем-то мне отплатить. Решил оставить мальца, чтобы я изучил изменения, которые с ним происходят. — Колдун улыбнулся и посмотрел на Киллиана. — Не переживай, парень! Будет весело, я обещаю.
— Ты ко мне не притронешься, — огрызнулся Киллиан.
— Без необходимости — нет, — подтвердил Бенедикт. — Ставить на тебе эксперименты Ланкарт не станет. Его задачей будет удержать твои изменения под контролем и не дать тебе превратиться в хаффруба.
— Я в него не превращусь!
— Этого никто не знает, — пожал плечами Ланкарт. — Я бы не стал исключать этот вариант.
Киллиан ожег его взглядом, однако страх, всколыхнувшийся в его глазах, не укрылся ни от колдуна, ни от Бенедикта.
— Я не вижу смысла в спорах. Ты остаешься в деревне. Это приказ старшего. Ослушаешься — вылетишь из команды. Видят боги, субординация у нас не жесткая, но срывать мои планы я не позволю. Уяснил?
Глаза Бенедикта смотрели холодно, в них не было ни толики сомнения. Киллиан отступил на шаг и вжался в стену, понимая, что судьба его решена. Бенедикт не пойдет на попятную. Его решение было окончательным и обжалованию не подлежало.
— В какой момент вы поняли, что так будет? — надтреснутым голосом спросил Киллиан. — Когда решили использовать меня в качестве разменной монеты?
— Когда узнал про твои срывы.
Киллиан резко повернул голову в сторону Ренарда, но Бенедикт оборвал его обличительную речь, готовую сорваться с губ.
— Если тебе от этого легче, мне рассказал не он.
— Вы говорили, что…
— Это я ему рассказал, — вмешался Иммар, смерив Киллиана оценивающим взглядом. — Твои приступы могут повлиять на твое поведение в Малагории. Я не имел права оставить это без внимания.
Киллиан ощутил, как в нем поднимается животная злоба. Хотелось сорваться с места и свернуть Иммару шею, а после…
Нет! Хватит! — ужаснулся он, постаравшись отогнать от себя кровавые образы. Прежде на него накатывали эти видения, только когда дело касалось охоты на животных. Но не с людьми. — Боги, во что я превращаюсь?
— И в этом я с ним согласен, — холодно сказал Бенедикт. — Ты — непредсказуемый фактор грядущей операции, поэтому тебя необходимо исключить. Для исследований Ланкарта ты гораздо ценнее, чем для передового сражения. Когда остынешь, поймешь.
Киллиан стоял у стены побледневший, как полотно, и был не в силах вымолвить ни слова из-за подкатившей тошноты. Не дождавшись от него комментариев, Бенедикт перевел взгляд на Ренарда и подготовился к самой тяжелой части разговора.
— Иммар, готовься к отъезду. Отбываем через три часа.
Он ждал, что последуют вопросы. Гадал лишь, кто задаст первый.
Ренард молчал, направив в его сторону свой невидящий «взгляд», от которого по коже бежал холодок. Иммар недоуменно посмотрел по сторонам, словно пытаясь понять, не ослышался ли. Ланкарт вопросительно поднял одну бровь.
— Не многовато ли разменных монет? — прошелестел Ренард. Голос его казался бесстрастным, но в нем звучали уничтожающие нотки. Одновременно с ним взвился вмиг пришедший в себя Киллиан.
— Боги, его-то вы за что отлучили? — воскликнул он.
— Слепые бойцы тебе в Малагории тоже не нужны? — ледяным тоном спросил Ренард. — Или ты надеешься, что колдун и мой недуг исправит?
Бенедикт вздохнул.
— Прости, мой друг, — сказал он. — Нас ждет не только Грат и морское путешествие до него, но и пустыня Альбьир. Она тебе совершенно незнакома. Брать тебя туда — все равно что отправлять на верную смерть. Это… просто глупо.
Ренард промолчал. В отличие от Киллиана он счел горячие споры в присутствии самодовольного Ланкарта унижением собственного достоинства.
— Как скажешь, — бросил он с деланным равнодушием. — Ты — старший.
— Бенедикт! — возразил Иммар. — Ты не можешь…
— Мы уже это проходили. Есть сомнения в моих полномочиях, посылай весточку в Крон. А нет — собирайся и не растрачивай время попусту. Выезд через три часа.
Бенедикт покинул хижину Ланкарта первым, чтобы пресечь лишние споры. Он дождался, пока Иммар отправится на сборы, а Киллиан подготовит Жюскина к перевозке. Ланкарт остался в хижине, куда спешно пришла Мелита, чтобы помочь мужу упаковать снадобье.
Ренард долго не появлялся на улице. А когда все же вышел, зашагал в сторону лесной тропы спешнее, чем обычно. Бенедикт сделал пару шагов по его следам, и слепой жрец замер.
— Зачем? — спросил он, не оборачиваясь.
— Прости, — тяжело вздохнул Бенедикт.
— Ответь только на один вопрос: это действительно из-за моей слепоты?
Сказать «да» было проще всего, любой счел бы эту причину логичной. Только это не было правдой.
— Нет.
— Мальчишка? — спросил Ренард.
— Прошу тебя, пойми, — опустив голову, устало произнес Бенедикт. — Ты единственный, кому я по-настоящему доверяю. И он тоже тебе доверяет, я это вижу. С тобой он не пропадет, даже если… — Он осекся. — Даже если эти изменения начнут брать над ним верх. В этом случае ты единственный, кому мы оба доверили бы…
Закончить эту фразу было слишком тяжело.
— Убить его, — бесстрастно сказал Ренард.
— Да. Но только, если не будет другого выхода!
— Ты же понимаешь, что он тебе не сын?
Бенедикт задумался. Понимал ли он? Разумом — конечно, понимал. Но он помнил, какие мысли одолевали его, когда Киллиан едва не умер от болезни легких в лесу. Он готов был заплатить любую цену, лишь бы спасти его. После этого рисковать Киллианом в Малагории было выше его сил.
— Но он — все, что у тебя есть, — вздохнул Ренард. Молчание Бенедикта оказалась для него слишком красноречивым.
— Не все. Друзьями я тоже так рисковать не готов, — севшим голосом признался великий палач Арреды. — Потому и прошу простить. Хотя вряд ли ты это сделаешь. И вряд ли поймешь.
Ренард повернулся к нему и долго стоял, сверля его «взглядом» невидящих глаз, затянутых молочным бельмом.
— Но собой ты рисковать готов.
— Я поступил бы иначе, если б у меня был выбор.
— У тебя он был, — качнул головой Ренард. — Ты мог отступиться.
— Ты знаешь, что не мог.
— Знаю, что не хотел.
— Твоя правда. Простишь ты или нет, приказ есть приказ, жрец Цирон. — Бенедикт поднял голову и посмотрел на него. Он привык общаться с ним, как со зрячим, и ему казалось, Ренард это чувствовал.
— В таком случае, я не смею ослушаться, жрец Колер.
Не делай этого! — взмолился про себя Бенедикт. Вслух он не произнес ни слова. Молча развернулся и направился к выделенной ему хижине. Если это его последняя встреча с Ренардом, так тому и быть.
***
Устье реки Бреннен, Нельн
Двадцать девятый день Паззона, год 1489 с.д.п.
Заросший густым лесом участок в устье реки Бреннен оказался неплохим укрытием — не в пример лучше всех предыдущих. В теплое время года здесь можно было подготовить хороший, долгосрочный лагерь, однако сейчас погода не благоприятствовала беглецам. Влажный холодный ветер скользил меж облетевших деревьев, и только пушистые сосны хоть немного защищали от его яростных порывов.
Здесь, посреди мерзлой земли горело несколько костров.
Чуть поодаль слышались удары одинокого топора, и Рахиль Волой, отбросив за спину тугую косу золотистых волос, зачерпнула походной чашкой подогретую похлебку и пошла к источнику звука. Она не сомневалась в том, кого увидит за работой. Казалось, уже полтора месяца он не сидит без дела ни минуты. Рахиль не помнила, когда он последний раз спал.
— Даниэль! — окликнула она своим бархатистым голосом с легким резковатым анкордским выговором.
Стук топора смолк. Вокруг пня, на котором, похоже, несколько часов велась непрерывная рубка, было сложено на подстилках уже три небольших поленницы.
Высокий мужчина с блестящим от пота бледным лицом, заросшим русой с рыжеватым отливом бородой, повернулся к Рахиль. Он работал без плаща или куртки, шнурки на завязках рубахи свободно болтались, открывая осеннему холоду голую шею. Русые волосы растрепались и налипли на взмокший лоб. За то время, что минуло со дня побега из Дарна, черты лица Даниэля Мился заострились, словно их обтачивал каменщик. Взгляд стал жестче, а янтарно-карие глаза будто потемнели и запали. Мускулы — и прежде закаленные физической работой — стали заметнее, спина выглядела напряженной. Тусклая синяя рубаха, выбившаяся из-под черных штанов, подчеркивала бледность его кожи. Сейчас Даниэль Милс походил на изможденного рабочего, вынужденного трудиться до седьмого пота. Трудно было представить, что полтора месяца назад он заседал в городском совете Дарна.
— Рахиль, — кивнул он. — Что-то случилось? Меня кто-то ищет?
— Я тебя ищу, сынок, — качнула головой женщина.
Даниэль покривился. От Рахиль такое обращение казалось ему диковатым. Она была старше его на десяток лет, но выглядела моложе своего возраста. Отчего она, присоединившись к нему после побега из Чены, решила называть его «сынок», Даниэль не понимал. Предпринимал попытки пресечь это, но все они окончились ничем. О том, не подумывала ли Рахиль действительно завести своих детей, Даниэль спрашивать не стал — счел такой вопрос глупым. Вряд ли женщине-данталли, мать которой сама умерла при родах без надлежащей помощи, захотелось бы повторить такую судьбу или обречь своих детей на вечное преследование Культа.
— Зачем? — спросил Даниэль и тут же устыдился. Вопрос прозвучал резче, чем ему хотелось. Он словно говорил: «если ты не по делу, уходи, мне не до тебя». Рахиль уж точно не заслужила такого отношения. Даниэль опустил голову и отер пот со лба. — Прости.
Рахиль снисходительно улыбнулась. Было ясно, что резкий тон совсем не задел ее.
— Сообщить тебе, что дров достаточно… если только ты не решил перевести на наши костры весь перелесок.
Даниэль рассеянно обернулся на сложенные поленницы, словно видел их впервые, и перевел взгляд на топор в своей руке. Под рукоятью на коже уже были видны следы мозолей.
— Когда ты в последний раз спал, сынок? — покачала головой Рахиль.
— Я не помню, — отозвался Даниэль. Только теперь он почувствовал, как устал. Его сил едва хватило на то, чтобы воткнуть в землю топор. Тело предательски качнулось, и он безвольно рухнул на пустой пень, придержав руками закружившуюся голову.
— Ел, должно быть, тоже давно. — Это было утверждение, не вопрос. Рахиль подошла к Даниэлю и протянула ему кружку с похлебкой. — Держи. Подкрепись хоть немного, ты же совсем без сил.
Он принял кружку подрагивающей рукой. Тем временем Рахиль поискала его плащ, подобрала его с земли, встряхнула от сухой листвы и щепок и набросила Даниэлю на плечи.
— Так никуда не годится, — ворчливо сказала она. — Зачем ты себя изводишь?
Ждала ли Рахиль ответа? Даниэль беспомощно смотрел на нее, и не понимал, действительно ли она хочет от него объяснений. Он даже подумывал спросить напрямую, но не решился, и его колебания не укрылись от внимательного взгляда Рахиль. Только ей он мог показать свою растерянность и беспомощность, только ей мог довериться без страха быть осужденным… но, видят боги, если б ему была дана возможность выбирать, сейчас он не в ее глазах мечтал увидеть заботу и беспокойство.
— Даниэль? — Рахиль призывно посмотрела на него, уперев руки в бока.
— Прости, — покачал головой он, пытаясь собраться.
— Хватит извиняться, во имя богов. Похлебка стынет, — проворчала Рахиль.
И впрямь ведет себя, как мама, — невесело усмехнулся Даниэль и послушно отхлебнул из кружки. Рахиль продолжала стоять напротив него, изучая его взглядом.
— Даниэль, ты должен…
— Взять себя в руки, знаю, — перебил он. — Я сейчас не имею права раскисать. Я им нужен. Остальным.
Рахиль тяжело вздохнула.
— Нужен, да. Очень нужен. Всем нам, — подтвердила она. — Но сказать я хотела не это. Ты взял себя в руки и продыху себе не даешь с того самого дня, как мы покинули Дарн. Каждый раз, как я тебя вижу, ты постоянно работаешь на износ. Ты хоть себя видел? Ты на мертвеца похож! Так нельзя, Даниэль. Не тебе, уж это точно.
Он виновато опустил голову.
— Ты права.
— Что с тобой происходит? — заботливо спросила она. — Я вижу, что ты места себе не находишь. Мы перемещаемся со дня побега, нигде не можем осесть. В Сембре, в Сонном лесу ты счел, что укрытие там делать небезопасно. Мы фактически обошли всю Шорру. Наши люди устали, многие уже выбились из сил.
Люди, — печально повторил про себя Даниэль. — Мы привыкли называть себя так, потому что притворяемся своими среди людей. Будь мы и вправду людьми, все было бы намного проще. Но мы данталли. Нас много. И мы в опасности.
— Им нужна стабильность. Хоть какая-то, сынок. И они верят, что ее можешь дать только ты.
— Только я? — Даниэль услышал в своем голосе желчную обиду. — Я давал им стабильность, сколько мог! В Дарне я сделал для них все. Если б Гусь не попался, мы остались бы там! А теперь я… — Он осекся и затравленно огляделся по сторонам.
Рахиль подошла к нему и ободряюще положила руку ему на плечо. Она знала, кого он выискивал взглядом и кому так боялся показать свою злость на погибшего собрата. Впрочем, никто доподлинно не знал, действительно ли он погиб, но Даниэль был в этом уверен. Он избегал говорить с Цаей, был не в силах видеть тоску в ее глазах, ему было больно сознавать, что, несмотря на все его усилия, мысли этой девушки занимал один лишь Жюскин.
— Она не слышала тебя, можешь быть уверен. — Голос Рахиль вернул Даниэля в реальность из тяжелых раздумий. — И в гибели Жюскина ты не виноват.
Даниэль поднял на нее умоляющий взгляд.
— Гибели. Больше никто здесь этого не произносит.
— Потому что не хотят делать ей больно, — кивнула Рахиль. — Мы заботимся о девочке. Все понимают, что она пока не приняла смерть Жюскина, хотя и говорит о его смерти, как о свершившемся факте. Дай ей время. У нее долго не было никого, кроме него. Всех остальных она потеряла.