Не сами несчастия желательны, но то мужество, с которым они должны быть перенесены.
Nam ubi se præparavit et indixit sibi patientiam, non æque apparet, quantum habeat veræ firmitatis.
В тех случаях, когда человек готовился и решился терпеть, он выкажет больше твёрдости, чем у него её есть на деле.
Non enim pati tormenta optabile est, sed pati fortiter. Illud opto ‘fortiter’, quod est virtus. ‘Quis tamen umquam hoc sibi optavit?’ Quædam vota aperta et professa sunt, cum particulatim fiunt, quædam latent, cum uno voto multa conpressa sunt. Tamquam opto mihi vitam honestam. Vita autem honesta actionibus variis constat: in hac est Reguli arca, Catonis scissum manu sua vulnus, Rutili exilium, calix venenatus, qui Socrates transtulit e carcere in cælum. Ita cum optavi mihi vitam honestam, et hæc optavi, sine quibus interdum honesta non potest esse.
Предметом желаний являются не сами бедствия, но то, чтобы переносить их мужественно. Желательно именно это «мужественно», которое и есть добродетель. «Но разве кто-либо желает себе даже и этого?» Есть желания явные во всех подробностях, и, напротив того, есть желания скрытые, подразумеваемые под одним каким-либо словом. Так, например, желают праведной жизни. Но праведная жизнь слагается из многих элементов: тут и темница Регула, и самоубийство Катона, и ссылка Рутилия, и чаша яду, перенесшая Сократа из тюрьмы на небо. Пожелав себе праведной жизни, я пожелал себе и всего этого, так как иначе жизнь не была бы праведна.
Dubitas, an optimum est memorabilem mori et in aliquo opere virtutis?
Без сомнения, прекрасно умереть со славой в доблестном деле.
Cum aliquis tormenta fortiter patitur, omnibus virtutibus utitur. Fortasse una in promptu sit et maxime appareat patientia. Ceterum illic est fortitudo, cujus patientia et perpessio et tolerantia rami sunt. Illic est prudentia, sine qua nullum initur consilium, quæ suadet, quod effugere non possis, quam fortissime ferre. Illic est constantia, quæ deici loco non potest et propositum nulla vi extorquente dimittit. Illic est individuus ille comitatus virtutum: quicquid honest fit, una virtus facit, sed ex consilii sententia. Quod autem ab omnibus virtutibus conprobatur, etiam si ab una fieri videtur, optabile est.
В том, кто мужественно переносит страдания, быть может, присутствуют все добродетели, и только одно терпение у всех на виду и бросается в глаза. Но тут играет роль и мужество с его следствиями – терпением, выносливостью и твёрдостью. Тут и благоразумие, без которого не может явиться убеждение, что то, чего нельзя избегнуть, следует переносить мужественно. Тут и постоянство, которое не позволяет отказываться от намеченной цели и бросать своё место, несмотря на все старания враждебной силы. Словом, тут весь хор неразлучных друг с другом добродетелей: всё, что праведно, совершается одною какою-либо добродетелью, но с одобрения всех других. Того же, что одобрено всеми добродетелями, следует хотеть, хотя бы и казалось, что тут участвует только одна из них.
Nihil habere, ad quod exciteris, ad quod te concites, cujus denuntiatione et incursu firmitatem animi tui temptes, sed in otio inconcusso jacere non est tranquillitas: malacia est.
Не иметь в жизни никаких стремлений и желаний, не знать никаких случаев, в которых бы испытывалась твёрдость духа, но вечно пребывать в невозмутимом бездействии – это не спокойствие, а расслабленность.
Vis tu cogitare id in manibus esse consilium, ad quod fama non pertinet!
Неужели ты думаешь, что возможен какой-либо поступок, о котором бы не судили вкривь и вкось?
Quanta dementia est vereri, ne infameris ab infamibus?
Нелепо бояться, что о тебе скажут дурно дурные.
Tu vero metuenda declina. Quidquid consilio prospici potest, prospice. Quodcumque læsurum est, multo ante quam accidat speculare et averte. In hoc ipsum tibi plurimum conferet fiducia et ad tolerandum omne obfirmata mens.
Не мешает устранять опасности. Что можно предвидеть умом, следует предвидеть. Старайся за много вперёд угадать опасность и отклонить её. Для этой самой цели тебе много послужит твоя твёрдость и твой ум, закалённый в перенесении всяких бедствий.
Potest fortunam cavere, qui potest ferre. Certe in tranquillo non tumultuatur. Nihil est nec miserius nec stultius quam prætimere. Quæ ista dementia est malum suum antecedere?
Кто может переносить несчастия, может всё-таки остерегаться их. Он не беспокоится только во время истинного спокойствия. Ибо нет ничего горестнее и нелепее, как бояться вперёд. Истинное безумие – предвкушать зло.
Spem metus sequitur. Nec miror ista sic ire: utrumque pendentis animi est, utrumque futuri exspectatione solliciti. Maxima autem utriusque causa est, quod non ad præsentia aptamur, sed cogitationes in longinqua præmittimus. Providentia, maximum bonum condicionis humanæ, in malum versa est.
Страх стережёт надежду. И в этом нет ничего странного. Оба чувства – результат напряжения нервов, оба вызываются ожиданием будущего. Основная причина обоих чувств в том, что мы не довольствуемся настоящим, но направляем наши помыслы на будущее. Таким-то образом предусмотрительность, в которой наилучший залог человеческого благополучия, способна обращаться во зло.
Feræ pericula, quæ vident, fugiunt; cum effugere, securæ sunt: nos et venturo torquemur et præterito.
Животные бегут от опасности, но только избегнут её, успокаиваются; мы же, люди, мучимся и настоящим, и прошедшим.
Cupiditatium finis etiam ad timoris remedia proficit. Desines timere, si sperare desineris.
Ничего не желать – верное средство против страха. Перестанешь бояться, если перестанешь надеяться.
Ex istis, quæ terribilia videntur, nihil est invictum. Singula vicere jam multi.
Из всего того, что тебе кажется ужасным, нет ничего непреодолимого. Кое-что из этих ужасов уже преодолели раньше различные люди.
Facilius enim crescit dignitas quam incipit. Pecunia quoque circa paupertatem plurimum moræ habet, dum ex illa erepat hæret.
На пути к почестям и отличиям всего труднее начало. Точно также и богатство растёт всего медленнее, пока человек близок к бедности, а раз он из неё вырвется, оно пойдёт расти быстрее.
Fama vocem utique desiderat, claritas potest etiam citra vocem contingere contenta judicio.
Для известности необходимы слова, для славы же – нет. Ибо слава, довольствуясь только мнением людей, может быть достигнута и помимо речи.
Licet enim vir bonus taceat, sed aliquem judicet dignum laude esse, laudatus est.
Если хороший человек и молчит, но считает кого-либо достойным похвалы, то это всё равно, как если бы он уже похвалил его.
Quid intersit inter claritatem et gloriam dicam: gloria multorum judiciis constat, claritas bonorum.
Между славою и знаменитостью есть следующая разница: для знаменитости нужно одобрение многих людей, для славы – хороших.
Cogita, quantum nobis exempla bona prosint: scies magnorum virorum non minus præsentiam esse utilem quam memoriam.
Вспомни, какую пользу приносят нам примеры хороших людей, и ты поймёшь, что память о них столь же полезна, как и самое присутствие их.
Quidni ego magnorum virorum et imagines habeam incitamenta animi et natales celebrem? Quidni ego illos honoris causa semper appellem? Quam venerationem præceptoribus meis debeo, eandem illis præceptoribus generis humani, a quibus tanti boni initia fluxerunt.
О, я готов хранить изображения великих людей, чтобы они наполняли душу мою восторгом, и праздновать дни их рождения. Зачем не принято призывать их имена в молитвах! Должно почитать этих наставников человечества, оставивших по себе столько славных открытий, в такой же мере, в какой мы чтим наших собственных наставников.
Proice omnia ista, si sapis, immo ut sapias, et ad bonam mentem magno cursu ac totis viribus tende. Si quid est, quo teneris, aut expedi aut incide.
Отложи всё житейское, если ты мудр, если же ещё нет, то для того, чтобы стать мудрым, и стремись изо всех сил и всеми средствами к совершенствованию. Старайся избавиться от всего, что задерживает тебя на этом пути.
Si sapis, sis apis.
Если ты умный, то будь трудолюбивым, как пчела.
Mihi certe multum auferre temporis solet contemplatio ipsa sapientiæ: non aliter illam intueor obstupefactus quam ipsum interim mundum, quem sæpe tamquam spectator novus video. Veneror itaque inventa sapientiæ inventoresque: adire tamquam multorum hereditatem juvat. Mihi ista adquisita, mihi laborata sunt. Sed agamus bonum patrem familiæ: faciamus ampliora, quæ accepimus. Major ista hereditas a me ad posteros transeat. Multum adhuc restat operis multumque restabit, nec ulli nato post mille sæcula præcludetur occasio aliquid adhuc adiciendi.
Я лично готов тратить много времени на созерцание мудрости: я также восторженно созерцаю её, как созерцал бы наш мир, если бы видел его в первый раз. Вообще, я уважаю научные открытия и тех, кто их делает. Мне приятно вступать в права наследства столь многих мудрецов. Для меня они искали, для меня трудились. И я хочу выказать себя добрым хозяином. Умножу полученное мною, и наследство, возросшее моими трудами, перейдёт к потомкам. Ещё много остаётся дела, и много останется его после. Даже через тысячу веков не устранится возможность прибавить что-либо новое к тому, что уже есть.
Multum egerunt, qui ante nos fuerunt, sed non peregerunt.
Много совершили те, кто жили раньше нас, но они не переделали всего.
Licebit tuto vadere, quod magis necessarium est per se eunti et suam sequenti viam. Non ergo sequor priores? Facio, sed permitto mihi et invenire aliquid et mutare et relinquere. Non servio illis, sed adsentior.
Я могу итти один, что весьма необходимо для того, кто хочет итти сам по себе и следовать по своему пути, так как, хотя я иду по дороге, проложенной раньше меня, однако я позволяю себе и самому находить нечто своё, изменяя и отбрасывая кое-что из того, что достигнуто моими предшественниками: я соглашаюсь с ними, но не покоряюсь им раболепно.
Magna et spatiosa res est sapientia. Vacuo illi loco opus est: de divinis humanisque discendum est, de præteritis de futuris, de caducis de æternis.
Предмет мудрости велик и пространен. Для неё надо много времени. Приходится учиться и человеческому и божескому, и прошедшему и будущему, и преходящему и вечному.
Repræsentat opes sapientia, quas cuicumque fecit supervacuas, dedit.
Мудрость заключает в себе истинное богатство, которым она награждает всякого.
Nil sapientiæ odiosius acumine nimio est.
Ничто так неотвратительно мудрости, как мудрствование.
[Для мудрости нет ничего ненавистнее хитрости.]
Persevera ut cœpisti et quantum potes propera, quo diutius frui emendato animo et conposito possis. Frueris quidem etiam dum emendas, etiam dum conponis. Alia tamen illa voluptas est, quæ percipitur ex contemplatione mentis ab omni labe puræ et splendidæ.
Продолжай, как начал, и торопись: чем скорее усовершенствуешь и разовьёшь свою душу, тем дольше будешь наслаждаться. Правда, есть наслаждение и в самом процессе совершенствования и развития. Но гораздо высшее наслаждение заключается в самосознании ума, свободного от всяких слабостей и блещущего чистотою.
Primum argumentum conpositæ mentis existimo posse consistere et secum morari.
Лучшим признаком уравновешенного ума я считаю уменье сосредоточиваться и терпеливо ждать.
Et hoc ipsum argumentum est in melius translati animi, quod vitia sua, quæ adhuc ignorabat, videt. Quibusdam ægris gratulatio fit, cum ipsi ægros se esse senserunt.
Уже и то ясный признак совершенствования, если замечаешь в себе недостатки, о которых прежде и не подозревал. Для многих больных много значит уже сознание своей болезни.
Dubia plus torquet mala.
Неизвестное больше всего мучит.
Dissice et conculca ista, quæ extrinsecus splendent, quæ tibi promittuntur ab alio vel ex alio, ad verum bonum specta et de tuo gaude. Quid est autem hoc ‘de tuo’? Te ipso et tui optima parte.
Презри и брось всё, что прельщает нас извне, всё, что тебе обещают другие: стремись к истинному благу и находи свои радости только в том, что твоё, то есть, в себе самом и притом в лучшей части себя.
Sequere illum impetum animi, quo ad optima quæque calcatis popularibus bonis ibas.
Следуй же порыву своей души, влекущей тебя ко всему лучшему, презрев то, что считается за благо толпою.
Quemadmodum sine mixtura lucis nihil splendidum est, nihil atrum, nisi quod tenebras habet aut aliquid in se traxit obscuri, quemadmodum sine adjutorio ignis nihil calidum est, nihil sine aлre frigidum: ita honesta et turpia virtutis ac malitiæ societas efficit. Quid ergo est bonum? Rerum scientia. Quid malum est? Rerum imperitia. Ille prudens atque artifex pro tempore quæque repellet aut eliget. Sed nec quæ repellit timet, nec miratur quæ elegit, si modo magnus illi et invictus animus est.
Как без света нет блеска, без темноты или тени нет чёрного, без огня нет тепла, без ветра – прохлады, так благородное и низкое зависит от примеси добродетели и порока. Но благо – в познании вещей, а зло – в невежестве. Человек опытный и искусный, смотря по обстоятельствам, одно отвергает, другое принимает. Но он не боится того, что отвергает, и не поклоняется тому, что принимает, если дух его велик и непреклонен.
Tutum iter est, jucundum est, ad quod natura te instruxit. Dedit tibi illa, quæ si non deserueris, par deo surges. Parem autem te deo pecunia non faciet: deus nihil habet. Prætexta non faciet: deus nudus est. Fama non faciet nec ostentatio tui et in populos nominis dimissa notitia: nemo novit deum, multi de illo male existimant, et inpune. Non turba servorum lecticam tuam per itinera urbana ac peregrina portantium: deus ille maximus potentissimusque ipse vehit omnia. Ne forma quidem et vires beatum te facere possunt: nihil horum patitur vetustatem. Quærendum est, quod non fiat in dies ejus, quoi non possit obstari. Quid hoc est? Animus, sed hic rectus, bonus, magnus. Quid aliud voces hunc quam deum in corpore humano hospitantem? Hic animus tam in equitem Romanum quam in libertinum, quam in servum potest cadere. Quid est enim eques Romanus aut libertinus aut servus? Nomina ex ambitione aut ex injuria nata. Subsilire in cælum ex angulo licet. Exurge modo ‘et te quoque dignum finge deo’.
Путь к этому благу безопасен и приятен, и природа сама снарядила тебя в дорогу. Она дала тебе всё необходимое для того, чтобы стать равным Богу, если только ты сам не растерял её даров. Ведь не деньги делают равным Богу – у Бога их нет; и не должностное платье – ибо Бог наг; и не слава, не почести, не популярность в чужих странах – Бога никто не знает; многие думают о Нём дурно, и Он не мстит за это; и не толпа рабов, несущих твои носилки по городским улицам и проезжим дорогам: Бог – величайший и могущественнейший – сам всё несёт на себе. И не красота, и не физические силы могут сделать тебя блаженным – оне не выдерживают старости. Ищи того, что не портится со временем, чего нельзя расхитить и испортить. А такими свойствами обладает душа, но душа прямая, добрая, великая. А как назвать её иначе, как не богом, обитающим в человеческом теле? Такая душа может встретиться как у римского всадника, так и у вольноотпущенника и раба. Ибо и римский всадник, и вольноотпущенник, и раб – лишь пустые имена, измышлённые честолюбием и несправедливостью. Попасть на небо можно из любого места. Воспрянь же духом и сделайся равным бессмертным.
Si hominem videris interritum periculis, intactum cupiditatibus, inter adversa felicem, in mediis tempestatibus placidum, ex superiore loco homines videntem, ex æquo deos: non subibit te veneratio ejus?
Если ты встретишь человека, остающегося бесстрашным среди опасностей, чуждого страстей, счастливого при самых бедственных обстоятельствах, спокойного среди бурь и волнений, относящегося к людям как высший и к богам – как равный, разве не охватит тебя благоговение перед ним?
Rationale enim animal est homo. Consummatur itaque bonum ejus, si id inplevit, cui nascitur. Quid est autem, quod ab illo ratio hæc exigat? Rem facillimam, secundum naturam suam vivere. Sed hanc difficilem facit communis insania: in vitia alter alterum trudimus. Quomodo autem revocari ad salutem possunt, quos nemo retinet, populus inpellit?
Человек есть существо разумное. А потому он достигает высшего блага, если выполняет своё прямое назначение, для которого родился. Чего же требует от него разум? Самой лёгкой вещи – жить сообразно с природой. Только общее безумие сделало это трудным. Мы сами вовлекаем друг друга в пороки. И как призвать ко спасению тех, которых никто не удерживает от гибели, а толпа влечёт к ней!
Omnia ad rationem revocanda sunt.
Во всех обстоятельствах следует сообразоваться с разумом.
Explicandus est animus et quæcumque apud illum deposita sunt, subinde excuti debent, ut parata sint, quotiens usus exegerit.
Нужно время от времени разворачивать свою память и перетряхать то, что в ней сложено, дабы иметь нужные сведения всякий раз, как они потребуются.
Talem animum nostrum esse volo: multæ in illo artes, multa præcepta sint, multarum ætatum exempla, sed in unum conspirata. ‘Quomodo’ inquis ‘hoc effici poterit?’ Adsidua intentione: si nihil egerimus nisi ratione suadente. Hanc si audire volueris, dicet tibi: relinque ista jamdudum, ad quæ discurritur. Relinque divitias, aut periculum possidentium aut onus. Relinque corporis atque animi voluptates: molliunt et enervant. Relinque ambitum: tumida res est, vana, ventosa, nullum habet terminum, tam sollicita est, ne quem ante se videat, quam ne quem post se.
Наш разум должен хранить в себе многие способности, многие знания, опыт многих веков, но всё это должно составлять одно целое. Если ты захочешь руководствоваться его советами, он скажет тебе: «Брось всё, к чему стремится толпа. Брось богатства – они или причина опасностей, или бремя для владеющих ими. Откажись от страстей, как телесных, так и духовных: оне изнеживают и истощают. Оставь честолюбие: это вещь пустая, суетная, неверная, не имеющая пределов, тревожащаяся тем, что кто-нибудь следует позади нас или идёт впереди».
Illud non est quod te inpediat, quo minus de nobis bene speres. Quod malitia nos jam tenet, quod diu in possessione nostri est: ad neminem ante bona mens venit quam mala. Omnes præoccupati sumus.
Нечего бояться, что тебе может помешать самая давность твоих недостатков. Никому не удавалось иметь праведную душу ранее неправедной. Все мы были предвосхищены злом.
Inperfectis adhuc interscinditur lætitia, sapientis vero contexitur gaudium, nulla causa rumpitur, nulla fortuna, semper et ubique tranquillus est. Non enim ex alieno pendet nec favorem fortunæ aut hominis expectat. Domestica illi felicitas est; exiret ex animo, si intraret: ibi nascitur. Aliquando extrinsecus, quo admoneatur mortalitatis, intervenit, sed id leve et quod summam cutem stringat. Aliquo, inquam, incommodo adflatur: maximum autem illud bonum est fixum.
Веселье неразвитых людей может быть нарушено, но радость мудреца непрерывна, и не может быть испорчена никакими случайностями, никакими превратностями судьбы. Мудрец всегда и везде спокоен. Ибо он не зависит от других и не ждёт милости ни от судьбы, ни от людей. Его счастье – его собственное; он мог бы лишиться его, если б оно вошло извне, но оно родилось внутри него самого. Иногда извне что-либо напоминает ему о бренности, но это напоминание так ничтожно, что едва задевает его снаружи. Он может испытывать некоторые неудобства, но истинное его счастье прочно.
Hoc, inquam, interest inter consummatæ sipientiæ virum et alium procedentis, quod inter sanum et ex morbo gravi ac diutino emergentem, cui sanitatis loco est levior accessio: hic nisi adtendit, subinde gravatur et in eadem revolvitur, sapiens recidere non potest, ne incidere quidem amplius. Corpori enim ad tempus bona valetudo est, quam medicus, etiam si reddidit, non præstat, sæpe ad eundem, qui advocaverat, excitatur: animus semel in totum sanatur.
Между мудрецом, постигшим мудрость, и учеником такая разница, как между здоровым человеком и выздоравливающим после тяжёлой и долгой болезни; последний принимает за здоровье возрастание своих сил. Если он будет хоть сколько-нибудь неосторожен, он снова заболеет, и болезнь возвратится. Мудрец же не может вернуться в прежнее болезненное состояние, ни даже заболеть снова. Ибо телесное здоровье даётся на время. Врач, восстановивший его, не может сделать его прочным, и часто его зовут вторично к прежнему пациенту; душа же выздоравливает раз и навсегда.
Illud maxime revolvo mecum: si corpus perduci exercitatione ad hanc patientiam potest, qua et pugnos pariter et calces non unius hominis ferat, qua solem ardentissimum in ferventissimo pulvere sustinens aliquis et sanguine suo madens diem ducat: quanto facilius animus conroborari possit, ut fortunæ ictus invictus excipiat, ut projectus, ut conculcatus exsurgat. Corpus enim multis eget rebus, ut valeat: animus ex se crescit, se ipse alit, se exercet.
Поневоле приходит на мысль, что, если тело путём постоянных упражнений можно довести до того, что оно легко переносит и удары в боях, и ушибы от швыряемых противниками камней, и может целые дни подвергаться раскалённым лучам солнца, среди удушливой пыли, нередко обливаясь своею кровью, то не гораздо ли легче закалить свой дух, достигнуть того, чтобы он бестрепетно переносил удары судьбы и даже поверженный во прах и опрокинутый, снова бодро восставал? Ведь для того, чтобы иметь здоровое тело, нужно очень многое; душа же растёт сама по себе, сама себя питает и развивает.
Si perpendere te voles, sepone pecuniam, domum, dignitatem, intus te ipse considera: nunc qualis sis, aliis credis.
Если хочешь оценить самого себя, ты не должен принимать в расчёт ни денег, ни дома, ни звания. Загляни внутрь себя. До тех же пор ты знаешь, каков ты, лишь с чужих слов.
Quæcumque videntur eminere in rebus humanis, quamvis pusilla sint et comparatione humillimorum extent, per difficiles tamen et arduos tramites adeuntur. Confragosa in fastigium dignitatis via est: at si conscendere hunc verticem libet, cui se fortuna summisit, omnia quidem sub te, quæ pro excelsissimis habentur, aspicies, sed tamen venies ad summa per planum.
То, что люди считают значительным, в сущности ничтожно и выдаётся лишь по сравнению с ещё более ничтожными вещами, а между тем достигнуть этого можно только с большими трудами и опасностями. Тернист путь, ведущий в обиталище славы. Достигнуть же той вершины, в виду которой бессильна сама судьба и с которой всё, что считается людьми высоким, будет под твоими ногами, можно по совершенно ровному пути.
Ego quid futurum sit, nescio: quid fieri possit, scio. Ex hoc nihil desperabo, totum expecto: si quid remittitur, boni consulo. Fallit me hora, si parcit, sed ne sic quidem fallit. Nam quemadmodum scio omnia accidere posse, sic scio et non utique casura. Utique secunda expecto, malis paratus sum.
Действительно, я не знаю, что будет, но я знаю, что может быть. И я не буду обольщать себя надеждой, что из возможных бедствий какое-либо минует меня: я буду ждать всего. Если же какого-либо из них не случится, я буду считать это за свой выигрыш. Итак, для меня в грядущем будет обман только в том случае, если я буду избавлен от какого-либо бедствия, но и это нельзя считать обманом. Ибо, хотя я и знаю, что всё может случиться, но знаю также и то, что не всё это непременно случится. Насколько я жду благоприятного, настолько готов встретить и зло.
Quamvis enim virtus discenda sit, tamen non per litteras discitur. Quid est autem, quare existimem non futurum sapientem eum, qui litteras nescit, cum sapientia non sit in litteris? Res tradit, non verba, et nescio an certior memoria sit, quæ nullum extra se subsidium habet.
Хотя добродетели нужно учиться, однако ей учатся не с помощью наук. В самом деле, почему бы не мог стать мудрецом тот, кто не умеет читать, когда мудрость не состоит в грамотности? Мудрость учит делам, а не словам, и я не уверен даже, не будет ли та память твёрже, которая не пользуется никакими внешними пособиями.
Quamcumque partem rerum humanarum divinarumque conprenderis, ingenti copia quærendorum ac discendorum fatigaberis. Hæc tam multa, tam magna ut habere possint liberum hospitium, supervacua ex animo tollenda sunt. Non dabit se in has angustias virtus: laxum spatium res magna desiderat. Expellantur omnia, totum pectus illi vacet. ‘At enim delectat artium notitia multarum.’ Tantum itaque ex illis retineamus, quantum necessarium est. An tu existimas reprendendum, qui supervacua usibus conparat et pretiosarum rerum pompam in domo explicat: non putas eum, qui occupatus est in supervacua litterarum supellectile? Plus scire velle quam sit satis, intemperantiæ genus est. Quid? Quod ista liberalium artium consectatio molestos, verbosos, intempestivos, sibi placentes facit et ideo non discentes necessaria, quia supervacua didicerunt.
Какой бы области знания ты ни коснулся, всюду наткнёшься на громадное число вопросов, которые необходимо исследовать и изучить. Для того, чтобы усвоить все эти знания, надо стараться не обременять своей памяти ничем лишним. Добродетель не даётся узкому уму; великое дело требует для себя простора. Всё надо бросить для него. Надо предаться ему всем сердцем. «Но приятно знать многое». Нет, удержим в своей памяти столько, сколько окажется необходимым. Ведь ты осуждаешь того, кто запасает себе лишние вещи и наполняет свой дом ненужными предметами роскоши; тем более должен ты осудить того, кто собирает себе ненужную умственную утварь. Знать больше, чем нужно – своего рода умственное обжорство. В самом деле, занятие науками делает нас скучными, болтливыми, несносными, развивает в нас такое самомнение, что мы не учимся уже необходимому, потому что выучили лишнее.
Magno impendio temporum, magna alienarum aurium molestia laudatio hæc constat: o hominem litteratum! Simus hoc titulo rusticiore contenti: o virum bonum!
Какою тратою времени, какою скукою для слушателей покупается почётное имя учёного! Не лучше ли удовольствоваться более скромным эпитетом – хорошего человека?
In supervacuis suptilitas teritur: non faciunt bonos ista, sed doctos. Apertior res est sapere, immo simpliciter satius est ad mentem bonam uti litteris, sed nos ut cetera in supervacuum diffundimus, ita philosophiam ipsam. Quemadmodum omnium rerum, sic litterarum quoque intemperantia laboramus: non vitæ, sed scholæ discimus.
Наше остроумие теряется по пустякам. Есть много вещей, которые сделают нас учёнее, но не сделают нас лучше. Мудрость гораздо очевиднее и даже проще. Многим нравится играть словами, и как люди вдаются в излишества в других вещах, так можно предаваться им и в философии. Мы страдаем от неумеренности во всём, в том числе и в науках: мы учимся не ради жизни, но ради школы.
Satius est supervacua scire quam nihil. Illi non præferunt lumen, per quod acies derigatur ad verum; hi oculos mihi effodiunt.
Но лучше уж знать лишнее, чем не знать ничего. Первое не даёт света, при котором можно найти дорогу к истине, второе совсем исторгает зрение.
Non facile dixerim, utris magis irascar, illis, qui nos nihil scire voluerunt, an illis, qui ne hoc quidem nobis reliquerunt, nihil scire.
Не знаю, на кого больше сердиться, на тех ли, которые хотят, чтобы мы ничего не знали, или на тех, которые не хотят предоставить нам даже и этого права – ничего не знать.
Qui licet prudens sit, licet exacto faciat cuncta judicio, licet nihil supra vires suas temptet, non continget illi bonum illud integrum et extra minas positum, nisi certus adversus incerta est.
Тот, кто мудр и всё делает после зрелого размышления, никогда не попытается сделать что-либо, превышающее его силы. Только на долю того, кто приготовился против всяких случайностей, выпадает неуязвимое, вне угроз судьбы лежащее благо.
Nam illud verum bonum non moritur, certum est sempiternumque, sapientia et virtus: hoc unum contingit inmortale mortalibus.
Истинные блага – мудрость и добродетель – не умирают, но вечны и прочны. Они – единственное бессмертное, доступное смертным.
Quæris quod sit amplissimum vitæ spatium? Usque ad sapientiam vivere. Qui ad illam pervenit, attigit non longissimum finem, sed maximum. Ille vero glorietur audacter et dis agat gratias interque eos sibi, et rerum naturæ inputet, quod fuit. Merito enim inputabit: meliorem illi vitam reddidit quam accepit.