Если ты сам не положишь конца своей скорби, его положит время. Но, по-моему, благоразумному человеку должно быть стыдно излечиваться от горя усталостью. Лучше самому оставить печаль, чем быть оставленным ею. Потому оставь то, чему ты не можешь предаваться долго, даже если бы и хотел.
Nulla res citius in odium venit quam dolor, qui recens consolatorem invenit et aliquos ad se adducit, inveteratus vero deridetur, nec inmerito. Aut enim simulatus aut stultus est.
Ни одна вещь не надоедает так скоро, как печаль. К тому же, пока она свежа, она ещё находит себе утешителей и даже привлекает к себе иных людей; когда же она слишком продолжительна, то становится смешною, и не без причины. Она или притворна, или нелепа.
Cogitemus cito nos eo perventuros, quo illum pervenisse mæremus. Et fortasse, si modo vera sapientium fama est recipitque nos locus aliquis, quem putamus perisse, præmissus est.
Будем думать, что и мы скоро отправимся туда, где теперь тот, кого мы оплакиваем. И, быть может, если не пустая басня мудрецов, что после смерти мы переселяемся в особую обитель, тот, кого мы считаем погибшим, только послан вперёд нас.
Non adfligitur sapiens liberorum amissione, non amicorum. Eodem enim animo fert illorum mortem, quo suam expectat. Non magis hanc timet quam illam dolet.
Мудрец не печалится по утрате своих детей и близких, потому что переносит их кончину в том же настроении, с каким ожидает своей. Он столько же скорбит о первой, сколько боится последней.
Iniquum est queri de eo, quod uni accidit, omnibus restat.
Несправедливо жаловаться на то, что теперь случилось с одним, но ожидает и всех других людей.
Desiderii stulta conquestio est, ubi minimum interest inter amissum et desiderantem. Eo itaque æquiore animo esse debemus, quod quos amisimus, sequimur.
Нелепо жаловаться, когда тот, кто скорбит, в таком скором времени последует за оплакиваемым. Итак, мы должны тем спокойнее переносить утраты, что и сами скоро последуем за умершими.
|
|
Respice celeritatem rapidissimi temporis, cogita brevitatem hujus spatii, per quod citatissimi currimus, observa hunc comitatum generis humani eodem tendentis minimis intervallis distinctum, etiam ubi maxima videntur: quem putas perisse, præmissus est. Quid autem dementius quam, cum idem tibi iter emetiendum sit, flere eum, qui antecessit?
Подумай о скоротечности времени. Вспомни о краткости того жизненного поля, через которое мы так быстро перебегаем. Посмотри, как люди следуют один за другим к одному и тому же конечному пункту, на небольших расстояниях, хотя бы на первый взгляд промежутки и казались значительными. Тот, кого ты считаешь погибшим, только послан перед тобой. Не нелепо ли оплакивать того, кто шёл впереди тебя по одному с тобою пути?
Flet aliquis factum, quod non ignoravit futurum? Aut si mortem in homine non cogitavit, sibi inposuit. Flet aliquis factum, quod ajebat non posse non fieri? Quisquis aliquem queritur mortuum esse, queritur hominem fuisse. Omnis eadem condicio devinxit: cui nasci contigit, mori restat. Intervallis distinguimur, exitu æquamur. Hoc quod inter primum diem et ultimum jacet, varium incertumque est.
Никто ведь не плачет о том, что должно было случиться наверно. Если же он не думал, что любимый им человек умрёт, он сам себя обманывал. Никто не плачет о том, чего не могло не быть. В самом деле, кто сокрушается о чьей-либо смерти, сокрушается о том, что умерший был человеком. Всех нас связывает необходимое условие, что тот, кто родился, должен и умереть. Есть разница только в продолжительности жизни, но конец один и тот же. То же, что лежит между первым и последним днём жизни, различно и неопределённо.
Æquo animo excipe necessaria. Quid incredibile, quid novum evenit? Quam multis cum maxime funus locatur, quam multis vitalia emuntur, quam multi post luctum tuum lugent! Quotiens cogitaveris puerum fuisse, cogita et hominem, cui nihil certi promittitur, quem fortuna non utique perducit ad senectutem: unde visum est, dimittit.
То, что неизбежно, следует переносить спокойно. И разве случилось нечто неслыханное, нечто новое! Сколько похорон уже было! Для скольких людей уже приобретались костры! Сколь многие будут горевать об утратах и после тебя! Всякий раз, как ты вспоминаешь, что ты был отроком, знай, что ты человек, и, следовательно, в твоей судьбе нет ничего верного, и судьба не наверное дарует тебе старость, но когда ей вздумается, тогда и отнимет у тебя жизнь.
|
|
Oblivisci quidem suorum ac memoriam cum corporibus efferre et effusissime flere, meminisse parcissime, inhumani animi est. Sic aves, sic feræ suos diligunt, quarum contria concitatus actus est amor et pæne rabidus, sed cum amissis totus extinguitur.
Недостойно человека забывать о своих близких и погребать память о человеке вместе с его телом, неутешно рыдать и потом совсем не вспоминать. Так любят только птицы или животные, любовь которых достигает почти до безумия, но тотчас после смерти любимых существ уничтожается.
Adflicto et magnum vulnus male ferenti paulisper cedendum est, exsatiet se aut certe primum impetum effundat: hi, qui sibi lugere sumpserunt, protinus castigentur et discant quasdam etiam lacrimarum ineptias esse.
Можно быть снисходительным к человеку, поражённому тяжким горем, хотя бы он и не очень мужественно переносил своё несчастие: он успокоится, как только пройдёт первое страдание. Напротив, тех, кто хочет сделать из своей скорби особого рода занятие, следует бранить и доказывать им, что самые слёзы их нелепы.
Sequitur nos ut in aliis rebus, ita in hac quoque hoc vitium, ad plurium exempla componi nec quid oporteat, sed quid soleat, aspicere.
Большинство, в отношении печали, как и во многих других отношениях, подвержены тому недостатку, что подражают примеру толпы и делают не то, что должны, но то, что принято.
A natura discedimus, populo nos damus nullius rei bono auctori et in hac re sicut in his omnibus inconstantissimo.
|
|
Мы уклоняемся от природных влечений и вверяем себя толпе, от которой ничего хорошего нельзя ждать и которая столь же непостоянна в этом отношении, как и во всех других.
Plus ostentatio doloris exigit quam dolor: quotus quisque sibi tristis est? Clarius, cum audiuntur, gemunt et taciti quietique dum secretum est, cum aliquos videre, in fletus novos excitantur.
Иногда показная печаль требует больше, нежели самое горе. Немногие бывают грустны для самих себя. Если знают, что их слышат, они тяжелее вздыхают и, молчаливые и спокойные наедине, едва завидев людей, поднимают новый плач.
Stultius vero nihil est quam famam captare tristitiæ et lacrimas adprobare.
Нет ничего нелепее, как заботиться о том, что скажут о нашей печали, и находить нечто хорошее в слезах.
Est aliquis et dolendi decor: hic sapienti servandus est et quemadmodum in ceteris rebus, ita etiam in lacrimis aliquid sat est: inprudentium ut gaudia sic dolores exundavere.
Есть приличие и в горе. Его должен соблюдать мудрец, как и всегда. И в слезах должно знать меру. Только неразумные люди бывают неумеренны в выражениях как радости, так и скорби.
Non est, quod lacrimas propter circumstantem adsidentemque aut contineas aut exprimas: nec cessant nec fluunt umquam tam turpiter quam finguntur: eant sua sponte. Ire autem possunt placidis atque compositis. Sæpe salva sapientis auctoritate fluxerunt tanto temperamento, ut illis nec humanitas nec dignitas deesset.
Незачем продолжать плакать или удерживаться от слёз ради окружающей нас толпы. Текут слёзы или нет, оне постыдны только тогда, когда неискренни. Потому пусть себе текут. Плакать могут самые спокойные и уравновешенные люди. Слёзы мудреца, умеряемые его здравым смыслом, иногда могут течь так, что им нельзя отказать ни в человечности, ни в достоинстве.
Licet, inquam, naturæ obsequi gravitate servata.
Надо следовать природным влечениям, но сохранять при этом своё достоинство.
Quid enim est turpius quam captare in ipso luctu voluptatem, immo per luctum, et inter lacrimas quoque quod juvet, quærere?
Что может быть постыднее, как искать наслаждения в страдании и находить радости в горе и слезах?
Quod in se jucundissimum omnis voluptas habet, in finem sui differt. Jucundissima est ætas devexa jam, non tamen præceps. Et illam quoque in extrema tegula stantem judico habere suas voluptates. Aut hoc ipsum succedit in locum voluptatium, nullis egere. Quam dulce est cupiditates fatigasse ac reliquisse!
Всякое наслаждение достигает высшей силы в последний момент. Потому и из возрастов самым приятным должен считаться старческий, а не зрелый. И я утверждаю, что в старости, стоящей на границе бытия, есть свои наслаждения, или, по крайней мере, их вполне может заменить то, что у неё нет потребности в них. О, как приятно, устав от страстей, наконец освободиться от них!
Proficuus est voluptatem ex plurium adsensione venientem contemnere.
Полезно презирать то наслаждение, которое испытывается при одобрении большого числа людей.
Ita dico: in præcipiti voluptas ad dolorem vergit, nisi modum tenuit. Modum autem tenere in eo difficile est, quod bonum esse credideris. Veri boni aviditas tuta est.
Верь мне, все чувственные наслаждения ведут к скорби, особенно если предаваться им неумеренно; быть же воздержным в том, что считаешь своим благом, очень трудно, – это ты знаешь сам. Напротив, желание истинного блага – безвредно.
Hæc [gaudii], quibus delectatur vulgus, tenuem habent ac perfusoriam voluptatem, et quodcumque invecticium gaudium est, fundamento caret: hoc, de quo loquor, ad quod te conor perducere, solidum est et quod plus pateat introrsus.
Те радости, какими забавляется толпа, доставляют мимолётное, поверхностное наслаждение; всякая радость, приходящая извне, лишена прочных оснований. Та же радость, о которой я говорю, не только прочна, но что ещё важнее – сокрыта внутри.
Non est autem acerbum carere eo, quod cupere desieris.
Уже совсем не трудно быть лишённым того, чего перестаёшь хотеть.
Quanto satius est rectum sequi limitem et eo se perducere, ut ea demum sint tibi jucunda, quæ honesta.
Лучше неизменно преследовать свою цель и вести такой образ жизни, чтобы лишь то, что праведно, было приятно.
Quicquid ex abstinentia contigit, avidius excipitur.
Всё, что нам достаётся после известного воздержания, ценится нами больше.
Vesicæ te dolor inquietavit, epistulæ venerunt parum dulces, detrimenta continua, propius accedam, de capite timuisti. Quid, tu nesciebas hæc te optare, cum optares senectutem? Omnia ista in longa vita sunt, quomodo in longa via et pulvis et lutum et pluvia.
Мучит ли тебя каменная болезнь, получил ли ты неприятные известия – всё это постоянно бывает. Даже более, если твоей жизни угрожает опасность, то знай: желая долголетия, ты сам пожелал себе её. Всё это так же неизбежно в жизни, как в длинной дороге пыль, грязь и дождь.
Ex hac deploratione nascitur, ut ingrati divinorum interpretes simus: querimur, quod non semper, quod et pauca nobis et incerta et abitura contingant. Inde est, quod nec vivere nec mori volumus: vitæ nos odium tenet, timor mortis. Natat omne consilium nec inplere nos ulla felicitas potest. Causa autem est, quod non pervenimus ad illud bonum inmensum et insuperabile, ubi necesse est resistat voluntas nostra, quia ultra summum non est locus. Quæris, quare virtus nullo egeat? Præsentibus gaudet, non concupiscit absentia. Nihil non illi magnum est, quod satis.
Из разочарования в жизни происходит неблагодарность наша по отношению к божеству. Мы начинаем жаловаться, что на нашу долю достаются блага и редко и мало, и неверные и преходящие. Кончается тем, что мы не хотим ни жить, ни умирать. Мы ненавидим жизнь и боимся смерти. Наш разум мятётся, и никакое счастье не может нас удовлетворить. А причина всего этого в том, что мы не достигли того неизмеримого и совершенного блага, которым должно быть удовлетворено великое желание наше, ибо выше высшего ничего нет. Одна добродетель ни в чём не нуждается: она довольна настоящим и не жаждет того, чего у неё нет. Для неё много уже и того, что ей достаточно.
Ab hoc discede judicio: non pietas constabit, non fides. Multa enim utramque præstare cupienti patienda sunt ex iis, quæ mala vocantur; multa inpendenda ex iis, quibus indulgemus tamquam bonis. Perit fortitudo, quæ periculum facere debet sui; perit magnanimitas, quæ non potest eminere, nisi omnia velut minuta contempsit, quæ pro maximis volgus optat; perit gratia et relatio gratiæ, si timemus laborem, si quicquam pretiosius fide novimus, si non optima spectamus.
Если ты не признаешь этого, не устоит ни благочестие, ни верность. Ибо тому, кто хочет выказать эти добродетели, приходится претерпеть многое из того, что зовётся злом, и многим пожертвовать из того, что мы считаем благом. Не будет и храбрости, ибо она должна искать опасности; и великодушия, ибо оно не может проявиться, если не будет презренно всё, чего, как великого блага, жаждет чернь. Не будет и милости, и благодарности, если мы будем бояться труда и считать что-либо драгоценнее верности, заботясь не об одном только благороднейшем.
Quemadmodum in nave, quæ sentinam trahit, uni rimæ aut alteri obsistitur, ubi plurimis locis laxari cœpit et cedere, succuri non potest navigio dehiscenti: ita in senili corpore aliquatenus inbecillitas sustineri et fulciri potest.
Как на корабле с течью ещё можно плыть, пока на нём одна или две пробоины, но когда он начнёт течь и распадаться в нескольких местах, то ничто уже не может спасти его от потопления; так и в старческом теле с дряхлостью можно бороться лишь до известного времени.
Hoc philosophia præstat, in conspectu mortis hilarem et in quocumque corporis habitu fortem lætumque nec deficientem, quamvis deficiatur. Magnus gubernator et scisso navigat velo, et, si exarmavit, tamen reliquias navigii aptat ad cursum.
Философия даёт силу быть весёлым в виду самой смерти, и при всяком состоянии здоровья быть радостным, не слабея духом, даже когда покидают физические силы. Искусный корабельщик умеет управлять дырявыми парусами, а если корабль совсем лишится снастей, он наладит для плавания самые остатки корабельного вооружения.
Ignis, qui alentem materiam occupavit, aqua et interdum ruina extinguendus est: ille, qui alimentis deficitur, sua sponte subsidit.
Огонь, охвативший большую массу горючего материала, можно потушить только водою, иногда даже приходится рушить всё здание; если же горючего материала недостаточно, он гаснет сам собою.
Tria hæc in omni morbo gravia sunt: metus mortis, dolor corporis, intermissio voluptatum.
Три вещи делают для нас болезнь тяжёлою: страх смерти, страдания тела и лишение удовольствий.
Morieris, non quia ægrotas, sed quia vivis. Ista te res et sanatum manet: cum convalueris, non mortem, sed valetudinem effugies.
Ты умрёшь не от того, что ты болен, но от того, что ты живёшь. Если ты и выздоровеешь, всё-таки ты не избежишь смерти. Выздоровление избавит тебя от болезни, а не от смерти.
Magnos cruciatus habet morbus. Sed hos tolerabiles intervalla faciunt. Nam summi doloris intentio invenit finem. Nemo potest valde dolere et diu: sic nos amantissima nostri natura disposuit, ut dolorem aut tolerabilem aut brevem faceret.
Болезнь сопряжена со страданием. Но его делают выносимым промежутки между приступами боли. Высшее напряжение боли влечёт за собою смерть. Никто не может страдать и сильно, и долго. Природа, в своей заботе о нас, устроила так, что боль бывает или выносима, или коротка.
Illud autem est, quod imperitos in vexatione corporis male habet: non adsueverunt animo esse contenti. Multum illis cum corpore fuit. Ideo vir magnus ac prudens animum diducit a corpore et multum cum meliore ac divina parte versatur, cum hac querula et fragili quantum necesse est.
Истинная же причина того, что заставляет страдать людей, не привыкших к перенесению боли, состоит в том, что они не привыкли довольствоваться духовной стороной и слишком привержены к телу. Напротив, мудрец отвлекает душу от тела и более занимается этою лучшею и божественною частью себя. О теле же, жалком и хрупком, он заботится лишь насколько это необходимо.
Valetudo mala corpus, non animum tenet.
Болезнь надрывает тело, а не душу.
Tolerabilis est morbi patientia, si contempseris id quod extremum minatur. Noli mala tua facere tibi ipse graviora et te querellis onerare. Levis est dolor, si nihil illi opinio adjecerit: contra, si exhortari te cœperis ac dicere: ‘nihil est aut certe exiguum est. duremus: jam desinet’: levem illum, dum putas, facies. Omnia ex opinione suspensa sunt; non ambitio tantum ad illam respicit et luxuria et avaritia: ad opinionem dolemus. Tam miser est quisque quam credidit.
Всякую болезнь можно терпеливо переносить, если не бояться того, чем она угрожает в худшем случае. Не увеличивай же сам своих страданий жалобами. Самая боль легка, если её не преувеличивает воображение. Напротив, если ты попробуешь успокоить себя и скажешь: «Это ничего», или: «Это ещё можно терпеть; буду твёрже; скоро пройдёт», то ты сделаешь самую боль легче уже тем, что будешь так думать. Ведь всё зависит от нашего желания: не только честолюбие, роскошь и скупость зависят от того, как на что смотреть, но и болезнь зависит от нашего воображения. Всякий чувствует себя настолько несчастным, насколько считает себя таким.
Animos libenter ægros et captantes causas doloris vetera atque obliterata contristent.
Болезненный дух охотно отыскивает для себя причины скорби.
Initium est salutis notitia peccati.
Начало выздоровления – выявление недуга.
In remedium cedunt honesta solacia, et quicquid animum erexit, etiam corpori prodest.
Хорошие утешения могут заменять иной раз лекарства, так как то, что возбуждает дух, приносит пользу и телу.
Pars sanitatis velle sanari fuit.
Само желание выздороветь уже является частью выздоровления.
Toto contra [ægritudinem] pugnet animo: vincetur, si cesserit, vincet, si se contra dolorem suum intenderit.
Всеми силами борись с болезнию. Если сдашься, будешь побеждён; если же укрепишься – победишь.
Illud quoque proderit, ad alias cogitationes avertere animum et a dolore discedere. Cogita quid honeste, quid fortiter feceris; bonas pastes tecum ipse tracta. Memoriam in ea, quæ maxime miratus es, sparge.
Полезно также занимать свой ум посторонними размышлениями и стараться не думать о болезни: припоминай, что было в твоей жизни хорошего и славного. Обращайся к лучшей части своего существа. Вспоминай о том, что тебе доставляло удовольствие.
Natura minimum petit, naturæ autem se sapiens accomodat.
Природа требует весьма немногого. Мудрец же согласует свою жизнь с природою.
Vero animi voluptates, quæ majores certioresque sunt, nemo medicus ægro negat. Has quisquis sequitur et bene intellegit, omnia sensuum blandimenta contemnit.
Духовные радости, которые и лучше и прочнее телесных, не возбраняются больному никакими врачами. А между тем, кто предаётся этим наслаждениям и хорошо понимает их, тот презирает все чувственные.
Etiam malum panem tibi tenerum et siligineum fames reddet. Ideo non est ante edendum quam illa imperat.
Голод сделает вкусным даже и чёрствый хлеб. Надо только приниматься за еду не раньше, чем проголодаешься.
Facile est pascere paucos ventres et bene institutos et nihil aliud desiderantes quam inpleri. Parvo fames constat, magno fastidium.
Насытить тощий и здоровый желудок, нуждающийся лишь в утолении голода, нетрудно. Голод довольствуется немногим; разнообразие блюд – результат скуки.
Audi, quantum mali faciat nimia subtilitas et quam infesta veritati sit.
Посмотри, сколько вреда приносит излишняя мелочность и как опасна она для истины.
Terminus nullus falso est.
Ложь не имеет пределов.
Quidam fallere docuerunt, dum timent falli, et illi jus peccandi suspicando fecerunt.
Кто боится обмана, тот учит ему, и самым подозрением даёт право на любое коварство.
Magna res est, hæc et diu discenda, cum adventat hora illa inevitabilis, æquo animo abire.
Великое это дело и долго ему надо учиться – равнодушно покидать здешний мир, когда наступит неотвратимый час смерти.
Tu tamen mortem ut numquam timeas, semper cogita.
Чтобы не бояться смерти, всегда размышляй о ней.
Alia genera mortis spei mixta sunt: desinit morbus, incendium extinguitur, ruina quos videbatur oppressura deposuit; mare quos hauserat, eadem vi, qua sorbebat, ejecit incolumes; gladium miles ab ipsa perituri cervice revocavit: nil habet quod speret, quem senectus ducit ad mortem. Huic uni intercedi non potest. Nullo genere homines mollius moriuntur sed nec diutius.
Есть роды смерти, сопряжённые с надеждою на избежание её. От болезни можно поправиться. Пожар можно потушить. Обвал, готовый задавить, может скатиться мимо. Бурное море иногда тою же волною, которою готово было поглотить, выбрасывает погибавших на берег живыми и невредимыми. Занесённый над головою меч врага порой минует жертву. Но никакой надежды не остаётся тому, кто умирает от старости. Этот уже не избежит смерти. Этот род смерти всех спокойнее, но зато всех дольше.
Puto fortiorem esse eum, qui in ipsa morte est quam qui circa mortem. Mors enim admota etiam inperitis animum dedit non vitandi inevitabilia. Sic gladiator tota pugna timidissimus jugulum adversario præstat et errantem gladium sibi adtemperat. At illa, quæ in propinquo est utique ventura, desiderat lentam animi firmitatem, quæ est rarior nec potest nisi a sapiente præstari.
Тому, кто уже в объятиях смерти, легче, нежели тому, кто только близок к ней. Наступление смерти даже малодушным придаёт силы храбро встретить неотвратимое. Так гладиатор, выказавший себя трусом в течение всей битвы, всё-таки умеет подставить свою грудь врагу и дать вонзить в неё ищущий её меч. Предстоящая же в скором времени, но ещё не наступившая смерть требует покорности и вместе твёрдости духа, что встречается весьма редко и притом только у мудрецов.
Is ait tam stultum esse, qui mortem timeat, quam qui senectutem. Nam quemadmodum senectus adulescentiam sequitur, ita mors senectutem. Vivere noluit, qui mori non vult. Vita enim cum exceptione mortis data est; ad hanc itur. Quam ideo timere dementis est, quia certa expectantur, dubia metuuntur. Mors necessitatem habet æquam et invictam. Quis queri potest in ea condicione se esse, in qua nemo non est?
Бояться смерти так же нелепо, как бояться старости. Ибо как старость следует за молодостью, так смерть следует за старостью. Кто не хочет умирать, не хочет и жить. Ведь смерть дана нам как заключение жизни: к ней мы идём. А потому нелепо бояться её. Того, что неизбежно, ждут; бояться можно только сомнительного. Смерть есть необходимость для всех одинаковая и неотвратимая: какой же смысл жаловаться на положение, из которого никто неизъят?
Primum sperare se nullum dolorem esse in illo extremo anhelitu; si tamen esset, habere aliquantum in ipsa brevitate solacii. Nullum enim dolorem longum esse, qui magnus est.
Можно надеяться на то, что наш последний вздох будет безболезнен; если же он сопряжён со страданиями, то есть утешение в самой их краткости. Никакая сильная боль не может продолжаться долго.
Si distinguere voluerimus causas metus nostri, inveniemus alias esse, alias videri. Non mortem timemus, sed cogitationem mortis. Ab ipsa enim semper tantundem absumus. Ita si timenda mors est, semper timenda est. Quod enim morti tempus exemptum est?
Если пораздумать над причинами наших страхов, то окажется, что мы видим одне, а на деле существуют другие. Мы боимся не самой смерти, но мысли о ней, потому что от смерти мы всегда одинаково далеки. И если бояться смерти, то следует бояться её всегда, потому что какой же час изъят из её власти?
Ego mortem diu expertus sum. ‘Quando?’ inquis. Antequam nascerer. Mors est non esse. Id quale sit, jam scio. Hoc erit post me, quod ante me fuit. Si quid in hac re tormenti est, necesse est et fuisse, antequam prodiremus in lucem; atqui nullam sensimus tunc vexationem.
Я долго испытывал смерть. Ты спросишь, может быть, когда это я испытывал смерть? – Ещё до своего рождения. Ведь смерть – это небытие. Каково оно – я уже знаю. После меня будет то же, что было раньше меня. Если в смерти есть какая-либо мука, очевидно, она была уже раньше, чем мы явились на свет. Но тогда мы не чувствовали никаких страданий.
Rogo, non stultissimum dicas, si quis existimet lucernæ pejus esse, cum extincta est, quam antequam accenditur? Nos quoque et extinguimur et accendimur: medio illo tempore aliquid patimur, utrimque vero alta securitas est.
Не нелепо ли думать, что светильнику хуже после того, как его погасят, чем до того, как его зажгут? Мы тоже загораемся и гаснем. В этот промежуток времени мы испытываем некоторое страдание. Вне его, по обе стороны должен быть полный покой.
Erramus, quod mortem judicamus sequi, cum illa et præcesserit et secutura sit. Quicquid ante nos fuit, mors est. Quid enim refert, non incipias an desinas, cum utriusque rei hic sit effectus, non esse?
Наша ошибка в том, что мы думаем, будто смерть только следует за жизнью, тогда как она и предшествовала ей, и последует за нею. Всё, что было до нас – смерть. Так не всё ли равно, не начинать вовсе, или перестать, если результат один и тот же – небытие?
Desinamus, quod voluimus, velle. Ego certe id ago, senex ne eadem velim, quæ puer volui. In hoc unum eunt dies, in hoc noctes, hoc opus meum est, hæc cogitatio: inponere veteribus malis finem. Id ago, ut mihi instar totius vitæ dies sit. Nec mehercules tamquam ultimum rapio, sed sic illum aspicio, tamquam esse vel ultimus possit.
Перестанем желать того, чего мы хотели раньше. В старости я так и поступаю: я расхотел иметь то, чего хотел в юности. Все мои дни и ночи, поступки и помышления имеют целью покончить со старым злом. Я стараюсь, чтобы каждый мой день походил на целую жизнь. И притом, клянусь, я не смотрю на него, как на последний день, но провожу его так, что он мог бы быть и последним.
Paratus exire sum et ideo fruar vita, quia quam diu futurum hoc sit, non nimis pendeo. Ante senectutem curavi, ut bene viverem, in senectute, ut bene moriar: bene autem mori est libenter mori.
Я готов к смерти и прекрасно пользуюсь жизнью, потому что нисколько не интересуюсь вопросом, сколько времени она ещё продлится. До старости я заботился о том, чтобы хорошо жить; в старости – о том, чтобы хорошо умереть. А хорошо умереть – значит охотно умереть.
Sic animum conponamus, ut quicquid res exiget, id velimus et in primis ut finem nostri sine tristitita cogitemus. Ante ad mortem quam ad vitam præparandi sumus. Satis instructa vita est, sed nos in instrumenta ejus avidi sumus: deesse aliquid nobis videtur et semper videbitur. Ut satis vixerimus, nec anni nec dies faciunt, sed animus.
Настроимся желать всего того, чего требуют обстоятельства. И прежде всего приучимся ждать конца жизни без печали. Приготовляться к смерти надо раньше, чем к жизни. Судьба подарила нам достаточно много жизни, но нам всё кажется мало. Всегда мы думаем и будем всегда думать, что нам чего-то недостаёт. Никакое число прожитых дней или годов не заставит нас признать, что мы жили достаточно: это может признать только разум.
Mors quid est? Aut finis aut transitus. Nec desinere timeo, idem est enim, quod non cœpisse, nec transire, quia nusquam tam anguste ero.
Что есть смерть? Конец, или переход в иной мир. Но мне не страшен конец, ибо это есть то, что было до начала; не страшен и переход в другой мир, ибо нигде не буду я жить в таких печальных условиях, как здесь.
Vita, ut scis, non semper retinenda est. Non enim vivere bonum est, sed bene vivere. Itaque sapiens vivit, quantum debet, non quantum potest. Videbit ubi victurus sit, cum quibus, quomodo, quid acturus. Cogitat semper, qualis vita, non quanta sit.
Не всегда приятно оттягивать конец. Ибо не сама жизнь есть благо, но хорошая жизнь. Мудрец должен жить столько, сколько следует, а не столько, сколько может. Он ясно видит, когда будет побеждён, с кем, как и что должно ему делать. Он всегда имеет в виду не то, как продолжительна жизнь, но какова она.