Вчера тетя Саша поделилась с нами своим изобретением. Может быть, мы ей за это обязаны будем жизнью. А дело вот в чем.
Вчера мама за чем‑то пошла к ней и возвратилась веселая и радостная. Оказывается, тетя Саша дала ей попробовать студня, сделанного из высшего сорта столярного клея, и дала ей одну плитку этого клея, чтобы мы тоже попробовали. Мама сейчас же принялась за дело. Вскипятила воду, примерно две тарелки, и распустила всю плитку, потом все это прокипятила и разлила по тарелкам, поставив на окно. Утром в 6 часов мы проснулись и увидели, что наш студень готов. Обеим нам он очень понравился. Мне лично очень. А когда мы прибавили немного уксуса, это было замечательно. Вкус мясного студня, так и кажется, что вот сейчас тебе в рот попадет кусочек мяса. И совсем не пахнет столярным клеем. Этот студень совершенно безвреден, наоборот, он очень питателен. Ведь высший сорт столярного клея делается из копыт и рогов домашних животных. А ведь некоторые специально покупают самые ножки с копытами молодых животных и делают рагу и студень. Таким образом, у нас с мамой есть широкая возможность получать без карточки добавочное питание.
У мамы в театре есть точно такой клей. Она как раз недавно выписала для работы себе из кладовой 4 кило, это приблизительно 20 плиток, а 1 плитка – это 3 полных тарелки. Мама постарается выписать еще такого клея, и мы будем обеспечены на месяц вкусным, питательным студнем по полной тарелке в день.
Но говорит русская пословица «голь на выдумки хитра», я уже придумала и разработала дальнейшие пути применения этого студня. Если в тарелку еще горячего клея положить повидлы, сиропа, вина и еще что‑нибудь в этом роде, то, когда все это застынет, получится прекрасное желе (из вина и сока), а с повидлой, а еще лучше джемом, если их положить побольше, должен выйти своеобразный мармелад, то есть сладкая масса, которую можно будет резать ножом на кусочки и пить с чаем.
Можно придумать и еще что‑нибудь, стоит только начать. Вот, например, сегодня, если мама получит мясные котлетки, мы с мамой хотим сделать настоящий мясной студень: сварим в этом клею раскрошенную мясную котлетку, и от этого вся масса приобретет мясной вкус и можно будет выловить и кусочки мяса.
Я так рада, что мы вспомнили об этом клее. Это нас, особенно маму, я думаю, должно очень подкрепить.
Сегодня с утра радио говорило, а сейчас молчит. У нас в комнате очень холодно, я сижу, закутавшись в одеяло, и пишу этот дневник. Жду маму, уже четвертый час, а она сказала, что придет в 2. Что‑то она сегодня принесет. А может быть, она потому долго не идет, что стоит в очереди за конфетами. Ведь давали же у ней в театре под Новый год конфеты, может, и теперь дают, ведь сегодня последний день этой декады. Да только вряд ли. А может быть, дают сироп и кофе к желе?
Я сегодня, как мне обещала вчера Лида, получила две порции супа. Суп пустой, шпинатовый, но все‑таки это суп, и его – две полные тарелки.
А завтра уже новая декада. Мы опять сможем брать два супа по 25 грамм на карточки или одно второе. Вот у мамы иногда бывают дурандовые лепешки с повидлой, вырезают 50 грамм крупы. Я думаю, это взять выгодно. Ведь на 25 гр. дают две дурандовых лепешки, следовательно, дурандовая лепешка в 50 грамм – это 4 маленьких дурандовых лепешки. Мы можем лепешку съесть пополам, а из повидлы с помощью клея приготовить тот самый мармелад, о котором я говорила выше.
Ну, писать больше невозможно. Совсем темно уже.
А вот и мама!
12/I‑42 г.
Уже двенадцатое января, а улучшения никакого. Хлеба не прибавили, в магазинах пусто, свет не горит, радио молчит, вода не идет, уборная не спускается.
Вчера мы питались исключительно студнем из столярного клея. Сегодняшней ночью съели опять по полторы тарелки студня. Он такой вкусный и сытный, прямо прелесть. Я им так сегодня утром была сыта, что не съела, а попросила маму взять с собой для сохранения порядочный кусок хлеба. Так что мне впереди предстоит удовольствие вечером.
А вот сейчас день – самое поганое время. Холодно, сижу в пальто, руки и ноги совсем заледенели. Сейчас у нас в комнате 5 градусов тепла, а на улице опять мороз. Вчера было 3 градуса мороза, и сегодня не меньше. На улице невозможно долго находиться. Недавно я ходила за водой. Слава Богу, теперь у нас есть дня на два воды. Два ведра принесла. К 1 часу 40 мин. пойду в школу за супом. Скорей бы этот несносный день проходил. А вечером, после четырех, придет мама, принесет лапшу и мясные котлетки. Мы разведем огонь, завесим окно, согреем суп, сделаем студень. Пока будет готовиться студень, то есть будет кипеть, мы будем жарить на угольках котлетку, хлеб и лапшу. Мы теперь всегда так едим. На вилочке по маленьким кусочкам жарим все, что только можно. Так выгодней, скорей время проходит и удовольствия больше. Вечером мы получим опять студня. Он застывает быстро, через два часа. Вот сколько удовольствий меня ждет сегодня, а пока я должна мерзнуть и караулить время.
А позавчера я не ошиблась, когда предполагала, что мама не идет потому, что стоит за чем‑нибудь вкусным в очереди. Тогда мама принесла 100 грамм изюма, это на мою карточку вместо конфет за 1‑ую декаду. 100 грамм кондитерских изделий, это прямо ужасно, а служащим 150, а рабочим 300.
Мама нарочно взяла только на мою карточку, так как она надеется в скором времени получить другую или служащую, или даже рабочую карточку, и тогда в конце 2‑ой декады получит сразу на свою карточку за две декады. Если, например, мама получит рабочую карточку, то в конце 2‑ой декады мы всего получим: 100+300+300=700 грамм кондитерских изделий. Мы уже с мамой решили, если не будет конфет, мы возьмем банку с вареньем за 600 грамм и 100 грамм изюму. Из варенья мы сделаем мармелад.
17/I‑42 г.
У нас еще все каникулы. Дни тянутся за днями, удивительно похожие друг на друга. Вот уже три дня, как мы с мамой живем так: встаем примерно часов в 10 утра, часов у нас точных теперь нет, потому что радио не говорит, а наши часы часто останавливаются. Первая встает мама, потом я. Мы съедаем по тарелке студня и пьем горячую воду, а если маме посчастливилось – то кофе. Потом мама уходит. Наступает самая неприятная часть дня. Я остаюсь одна и делаю кое‑какие делишки по хозяйству: если нужно, приношу воды, готовлю дрова, мою посуду и пр. Незаметно, глядишь, пора идти в школу. Снаряжаюсь, иду в школу к 1 часу 40 минутам, но там всегда обедают еще восьмые классы. Приходится ждать, пока поговоришь с одним, с другим, приходит время садиться за стол. Жду, когда мне подадут тарелку с супом. Последнее время нам дают только один суп, причем суп абсолютно без соли, пустой, заправлен мукой. Суп довольно вкусный. После того как я вылила свою порцию себе в баночку, я иду домой. Уже приблизительно четверть 3‑его. Приближается самое приятное время дня. Здесь лучше не ждать маму, а чем‑нибудь заняться. Тогда время проходит совсем незаметно. Наконец приходит мама, приносит хлеб и обед и иногда еще кофе. Мы все распределяем, и начинается кормежка, часов до 6‑ти. Мы наслаждаемся, чем Бог послал, жарим свои заветные кусочки и, если есть кофе, пьем кофе. Потом, когда догорят последние угольки, идем спать, приготовив себе тарелку студня.
Ночью, часов в 5–6, мы с удовольствием съедаем его и спим до следующего дня.
Сегодня, может быть, мама принесет 300 грамм джема. Это за вторую декаду на обе и за первую на одну карточку. Мама сговорилась с одним дядей взять пополам банку джема в 600 грамм. Вчера мама ушла из театра, а этот дядя остался стоять в очереди, и, если он вчера получил джем, мама сегодня принесет.
Интересно знать, какое «меню» у нас с мамой будет сегодня. Вчера мы имели (как я, так и мама) 200 грамм хлеба. Две тарелки борща. 6 грамм каши из отрубей (3 столовых ложки). 2 тарелки мучного супа, 2 чашки кофе и одну тарелку студня. Как видно, «меню» хорошее. Добавлю, что я легла вчера спать совершенно сытая, мама тоже. Маме обещают на третью декаду дать рабочую карточку.
I
Я один, один, один всей квартиры господин.
Мама вышла на базар, я поставлю самовар,
Я лучины настругаю, заварю их вместо чаю.
Хоть еще продуктов нет, приготовлю я обед.
Суп сварить не так уж длинно,
Будет суп из гуталина.
Пять мочалок на жаркое, вот так вкусное второе.
«Мяу, мяу, мяу, мяу, – засмеялся кот в углу, –
Я охотно ем свинину, мажу лапкой по усам,
Но бульон из гуталина кушай сам, кушай сам».
II
По театрам и кафе ходят люди в галифе.
Чтоб совсем как взрослым быть,
Галифе мне надо сшить.
Живо Дим штанишки снял,
Ножницами искромсал.
Интересная игра, ой как колется игла.
Кот прищурил глаз лукаво:
«Мяу, новая забава».
А часы, разинув рот, хохотали, как он шьет.
Тики‑так, тики‑так, вот смешно‑то как.
III
Я измазался как чушка,
Надо сделать постирушку.
Куклу Таню в тазике, а в ведерке Кутьку
Выкупал проказник с мылом не на шутку.
Котик по полу катался и от смеха задыхался.
Дима крана не закрыл, а пока белье он мыл,
Затопила все вода, лужа по полу, беда!
Замочил котенок лапки, надо вытереть их тряпкой.
Киска, надо удирать, вместе лезут на кровать.
Испугались тараканы этакой нежданной ванны.
С бедным Кутькой, точно плот, стол по комнате плывет.
Надвигается потоп.
Ищет место Дим посуше,
Эй, в окно и в лужу шлеп. Испугал ужасно чушек.
IV
Бежит бабушка с ведром, дворник Петр с помелом,
А кухарка с кочергой сшибла мальчика ногой.
Он лежит и воет: «Что ж это такое и за что же
в кутерьме
Лоб и нос разбили мне?»
V
Я уеду на трамвае, меня мама не поймает,
На подножке покачу, за билет не заплачу.
На площадке ой как тесно, но зато как интересно.
Ай, какая‑то дворняжка в клочья рвет мою рубашку!
Песик, песик, не кусай,
Без меня уйдет трамвай.
Песик, песик, ой, ой, ой,
Дим лежит на мостовой.
VI
Мимо дядя ехал шибко, вез в бочонке деготь.
Деготь черный, деготь липкий,
Даже страшно трогать.
Дядя злющий, бородатый,
Конь большущий и косматый.
Сделав дяде длинный нос,
Дим коня схватил за хвост.
Дядя не проехал мимо,
Рассердился он на Диму.
Диму за ворот схватил,
Прямо в бочку посадил.
VII
Все мальчишки Димку дразнят:
Димка черный, Димка грязный.
Не хотим с тобой играть,
Чтобы рук не замарать.
Бедный Дима горько плакал.
Вместо слезок деготь капал.
Мыли Диму две недели
И отмыли еле‑еле!!![24]
Сейчас я была в школе. Один только пустой суп за 11 коп. Девятнадцатого в школу приходить учиться не надо. Нет дров.
20/I‑1942 года
Все, что ни стану делать, все валится из рук. Ночью под одеялом строишь столько разных планов, как провести день, но ничего не выходит, повторяю, все валится из рук. Это объясняется действием холода. Днем у нас светло только у окна, а у окна так холодно, что невозможно ничем заняться, руки мерзнут. Хочешь опять так думать, как ночью, ничего не думается. Холод действует ужасно, не только что скрюченными от мороза пальцами ничего в руках не держится, но и все мысли куда‑то улетают. Зато ночью мысли в голове с такой лихорадочной поспешностью сменяют одна другую, что я полночи обыкновенно не сплю и ворочаюсь с боку на бок, и нет никакой возможности от них отвязаться. Хочешь не думать и не можешь. А вот сейчас, днем, в голове пусто и ни о чем не думается, хоть плачь. Ничего не хочется делать, лечь? – не хочется. Стоять так и глядеть в одну точку, больше ничего не остается.
Я никогда раньше не подразумевала, что холод может оказывать на человека такое убийственное действие. Вот сейчас я стою и пишу замерзшими пальцами, медленно вывожу букву за буквой, я могла бы сесть, но мне лень сделать лишнее движение. Ноги мои уже, наверно, месяц как не отмерзают. А на улице стоит лютая зима. Зимнее солнце освещает крыши домов.
Завтра траурная дата, годовщина со дня смерти Ленина. Все упорно верят слухам, что завтра будет прибавка хлеба. Я тоже хочу верить, но боюсь. Последнее время нам дают такой роскошный хлеб, и в мирное время не бывало такого. Такой хлеб нельзя назвать черным – одна пшеничная мука. Вкусный какой, прямо объедение. Розовая прожаренная корочка, легкий, не ломается, не крошится, легко режется ножом, но 200 грамм – это слишком мало, чтобы насытиться этим хлебом. Мы как бы угощаемся лакомым кусочком. Прямо обидно.
Говорят, что нам завтра прибавят хлеба, говорят, что нам выдадут масло. Говорят, что мы самое тяжелое пережили, оно осталось позади, что теперь будет легче. Говорят, что нам дадут много продуктов. Говорят, что мы все получим санаторный паек. Говорят, говорят, без конца говорят, и не знаешь, верить или нет. Хочется верить, очень хочется. Мы все так устали, так истерпелись, что прямо жить тошно становится.
Сегодня у меня на редкость плохое настроение. Так тошно, так тошно, на душе так тяжело, хочется забыться, заснуть. Холодно, чувство постоянно неутоленного голода. Холодно. Это ужасно. Если бы быть в тепле, то все страдания и лишения были бы вполовину.
На фронтах по‑прежнему. Наши наступают, истребляют немцев на каждом шагу. Немцы, отступая, превращают все в безлюдную пустыню. Все разрушается, сжигается, истребляется.
Страшно подумать, какие дикие зверства творят фашисты. Фашисты превращают в безжизненную пустыню оставленные ими районы, и это делается планомерно, по специальным инструкциям. Груды развалин, кучи пепла, горы трупов – вот что застают наши бойцы на отвоеванной у фашистов земле. Волосы становятся на голове дыбом, и кровь леденеет в жилах при мысли, что все это не сон.
I
Вчера прибавили хлеба. Теперь с хлебом дело обстоит так.
Иждивенцы: Раньше 200 гр, Теперь 250 гр.
Служащие: Раньше 200 гр, Теперь 300 гр.
Рабочие: Раньше 350 гр, Теперь 400 гр.
Но все очень недовольны, ждали большего.
Нельзя себе представить, как мы сейчас с мамой живем. Вот уже 2‑ой день как на улице стоит лютый мороз при безоблачной солнечной погоде. У нас очень мало дров, мы тратим в день несколько щепочек, только чтобы разогреть пищу. У нас в комнате жутко холодно, мы живем только под одеялами.
Сегодня я утром сбегала за хлебом, что неправильно, хотела сбегать за хлебом, но пришлось с полчаса постоять в очереди, а мороз сегодня еще больше, чем вчера, вся кровь леденеет в жилах, и мозг застывает, и прохватывает до костей.
Сегодня хлеб неважный, за 1 р. 90 коп., форменный, почти настоящий, черный, но какой‑то сырой и поэтому тяжелый. Спешила домой, сразу разделась и [в] постель. Мама поставила воду, выпили по чашке горячей воды и лежали в кроватях. Сейчас, когда я пишу эти строки, мама заготовила для обеда дров, и сейчас опять лягу в постель, а то я уже совсем замерзла.
А вчера случилось вот какое происшествие. Мы с мамой сговорились, что хлеб купит она, когда пойдет из театра[25]
I
Давно не писала. Все как‑то не выбрать время. Мы два дня: 27 и 28 сидели без хлеба. Почти ни в одной булочной не было хлеба. Говорят, этот перебой в хлебе произошел по причине той, что вследствие сильного мороза на хлебозаводе лопнули трубы{79}.
Так или иначе, мы сидели 2 дня без хлеба и без обеда, питаясь только одним супом из школы и студнем. Мама так ослабла, что еле ходит. Но, о счастье, вчера я получила вместо хлеба пшеничную хорошую муку, 975 гр., и мама совсем ожила. Мы сразу сделали суп‑болтушку и лепешки. Если и завтра не удастся достать хлеба, мы опять возьмем мукой. Сегодня потепле[о], идет снег. В доме 17 пошла вода. Сегодня стояла там в очереди и достала воду. А то последнее время стояли такие морозы. Воду брали из проруби с Фонтанки.
Не знаю, проживем ли мы. Мою маму совсем подкосили эти два ужасных дня. Она очень ослабла, [но] крепка духом. Она хочет жить, и она будет жить.
II
Вчера утром умерла мама. Я осталась одна.
II
Истопила жарко печку. Сейчас в комнате в среднем + 12 градусов. Завтра напишу поподробнее.
II
Сегодня прибавили хлеба. Утром я с дворничихой отвезла маму на улицу Марата.
Мы везли маму по той же самой дороге, по которой еще месяц тому назад мы с мамой везли Аку. И, как и тогда, когда мы сегодня везли маму, была метель, а потом, днем, сияло солнышко. Потом мы с дворничихой пошли в булочную. Я получила 600 гр. хлеба, 300 отдала ей. Потом я пошла в школу, получила тарелку пшенного супа и порцию пшенной каши со сливочным маслом. Пришла домой, напилила дров, разогрела обед, поела хлеба и почувствовала, что больше ничего не в силах делать. Хотела пойти за водой, помыть посуду, но, вероятно, сегодняшний день меня так истомил, не столько физически, сколько нравственно, что я совершенно ничего больше делать не могу. Вчера я продала 6 плиток клея, по 15 рублей плитка. Получила 90 руб. Сейчас у меня 99 рублей 60 коп. За комнату, оказывается, мне ничего не дадут. Ида Исаевна принесет мне рублей 100, не больше. 50 рублей я отдам Иде Исаевне за времянку{80}.
Вчера я топила большую печку, и у меня в комнате было +12 градусов тепла. Печка была почти доверху каленая. Завтра я получу 600 гр. хлеба, подумать только. Сейчас я ничего больше делать не буду, а лягу спать. Утро вечера мудренее. Как тяжело одной! Ведь мне еще только 17 лет. Я совсем неопытна в жизни. Кто мне даст теперь совет? Кто меня будет теперь учить, как жить? Кругом чужие люди, никому до меня нет никакого дела. У всех свои заботы. Боже, как же я одна буду жить. Нет, я не представляю. Но жизнь сама будет мне диктовать, что делать, и потом, у меня есть еще один близкий человек – Женя{81}. Она мне поможет, это бесспорно. Но до нее надо еще сперва добраться. Надо будет сходить к Кире. Может быть, она даст мне немного денег.
Мамочка…
II
Когда я утром просыпаюсь, мне первое время никак не сообразить, что у меня действительно умерла мама. Кажется, что она здесь, лежит в своей постели и сейчас проснется, и мы будем с ней говорить о том, как мы будем жить после войны. Но страшная действительность берет свое. Мамы нет! Мамы нет в живых. Нет и Аки. Я одна. Прямо непонятно! Временами на меня находит неистовство. Хочется выть, визжать, биться головой об стенку, кусаться! Как же я буду жить без мамы. А в комнате запустенье, с каждым днем все больше пыли. Я, наверно, скоро превращусь в Плюшкина. Неужели меня загрызет лень? Неужели я копия моей матери. Ведь я так люблю, когда в комнате чисто, уютно. Нет, нет, нет и еще раз нет. Я сейчас встану, у меня тепло, и буду прибирать комнату. Только я не знаю, с чего [на]чать. Повешу‑ка я гардины сперва, от них сразу станет уютнее.
Теперь так. У меня 97 рублей денег. Еще 100 мне принесет Ида Исаевна. Мне надо устроиться на работу, но я думаю, что февраль я могу прожить и так.
Осталось 17 дней.
Хлеб – 17 х (за 1 р.70 к.) на (17 х 3) = 857 коп. = 8 р. 57 коп. С продуктами, кажется, дело поправляется. Вчера во всех магазинах давали на новую карточку крупу. Иждивенцам полагается 250 гр., но так как я пользовалась столовой, то получила гораздо меньше. В общем я вчера без всякой очереди купила 125 гр. гороху и 200 гр. пшена и сварила вчера такую роскошную пшенную кашу, что просто красота. За вчера я съела 600 гр. хлеба, котелок чечевичного супа и тарелку пшенной каши, и мне было нехорошо. Да и понятно, мы все так изголодались, что для нас сейчас такое количество пищи уже много.
Милая, дорогая, любимая мама. Ты не дожила до улучшения всего каких‑нибудь несколько дней. Так обидно, так до боли в сердце досадно за тебя. Ты умерла 7‑ого утром, а 11‑ого прибавили хлеба, а 12‑ого дали крупу.
Но, Боже мой, как же, как же я буду жить одна. Я не представляю. Совершенно не представляю! Нет, я уеду к Жене. Тоже кругом все чужие люди. Я так несчастна! Боже, Боже милостивый! За что! За что все это!
15/II‑42 г.
Вчера послала телеграмму Жене: «Умерли Ака и мама. Телеграфируй совет. Лена». Заплатила 5 р. 25 коп. Вчера в д. 28 стояла в очереди за сахаром, но привезенный сахар пах керосином, и его увезли обратно на базу. Сегодня часам к 2–3 обещали привезти. Когда я стояла за сахаром, то встретила Люсю Карпову, она стояла тут же за мясом и взяла мне на одну мамину карточку 125 гр. Большое ей спасибо. Очень хороший кусочек. Я вчера принесла из школы горохового супа, добавила его водой, целую маленькую кастрюльку, прибавила ложку чайную пшена и накрошила немного мяса, и у меня получился прекрасный суп. Потом я в клей тоже накрошила мяса. У меня получились 3 тарелки студня. У меня есть еще на несколько раз гороха и пшена.
Такая обида, ну никак не предусмотреть. Вчера давали на крупу гречу, настоящую гречневую крупу, если бы немножко подождать, я ела бы гречневую кашу со сливочным маслом.
Скоро должны выдать масло. Я получу приблизительно 300 гр. масла. Вообще, я последнее время так наедаюсь за день, что мне ночью делается нехорошо. Сегодня, чуть рассвело, я встала и пошла в дом 28. Думала, будет сахар и масло. Но там было только мясо. Оттуда пошла в булочную. Купила 600 гр. хлеба и решила пройти на рынок, обменять хлеб на что‑нибудь сладкое, сахар или конфеты, и вдруг увидела санки с дровами и вспомнила, что мне как нельзя кстати дрова.
Спросила одного, другого и сменяла на 400 грамм хлеба 9 досок почти в метр длиной и в два пальца толщиной. С великим трудом приволокла их домой. Этих дров мне надолго хватит, я как раз хочу устроить стирку, а то у меня нет ничего чистого, а мне скоро надо будет собираться в дорогу. Вот получу ответ от Жени и поеду.
Очень обидно, что у меня часы испортились. Комната эта очень хорошая, светлая, и печка чудная. Несколько полешек достаточно, чтобы она накалилась почти доверху. Я понемножечку прибираюсь. Осталось уж совсем немного. Скоро у меня в комнате будет уютно, тепло, даже жаль уезжать. Но нет, я все‑таки твердо решила уехать. Весной, там в совхозе, будут очень нужны рабочие руки, и я смогу там работать, и потом, когда кончится война, когда подкоплю денег, приеду в свою комнату и буду жить, а потом поступлю работать. А сейчас поступать работать нет никакого смысла, а деньги у меня пока есть.
Я сейчас сижу, и мне никак не встать. Во‑первых, я очень устала с этими дровами, даже, может быть, надорвалась, а во‑вторых, я сейчас сытно поела. Съела тарелку вчерашнего супа, двести грамм хлеба, полтарелки студня и две чашки чая. Попросила у тети Саши взаймы чайную ложку сахарного песку и попила чайку на славу.
II
Я совсем разбогатела. В одной банке у меня пшено, в другой перловая крупа, в третьей банке гречневая крупа, в коробочке немного гороха, на окне 125 гр. мяса. Вот с сахаром не везет. Я до сих пор не получила сахара. Вчера у меня на обед было: на первое гороховый суп, на второе гречневая каша со сливочным маслом, на ужин перловая каша со сливочным маслом.
Сегодняшний хлеб за 1 р. 25 очень вкусный, сухой, очень хороший.
Уже 3‑ий день я слушаю радио. Так хорошо, совсем не чувствуешь одиночества.
Деньги у меня есть – 105 рублей. Дрова есть, продукты есть. Что мне еще надо? Я вполне довольна.
Сегодня холодно. Стоит безоблачная, солнечная погода.
25/11
Сейчас я сижу и после сытного обеда пью горячее какао с хлебом. А обедала я сегодня: супа мучного две тарелки и рисовую кашу с хлопковым маслом. Сейчас буду топить печку, а то у меня в комнате холодно: +6 градусов всего.
Уже больше полмесяца, как я осиротела. И мне никак не верится, что я никогда больше не увижу маму, живую, вот такую, как она на фотографии.
Продовольственное положение улучшилось. У меня сейчас есть карточка на крупу в столовую, а кроме того, есть горох, чечевица и сухие овощи: лук, свекла, капуста. Мамины карточки у меня еще не отняли{82}.
Каждый день к часу я хожу в школу и получаю обед. Теперь суп по карточкам, желе не бывает, поэтому народу сравнительно немного. Из наших я вижу последнее время Лиду Соловьеву и… Леву Савченко. Да, да, Леву, оказывается, их спецшкола уже эвакуировалась, а он как раз заболел и[26]
II
Началось постепенное улучшение. Боже, как это досадно, что ни Ака, ни мама не дожили до этого времени. Скорей бы кончилась война.
Нет, не правы были те люди, которые говорили, что нашему правительству наплевать на нас, ленинградцев, что для них ничего не значит, что какими‑нибудь 4–5 тысячами ленинградцев станет меньше. Нет, я всегда знала, что это не так, что о ленинградцах правительство и сам товарищ Сталин помнят каждую минуту и стараются по мере возможности облегчить наше положение.
Если говорить правду, я сейчас вполне счастлива.
Сейчас около 8 часов вечера. Я сижу за столом с хорошей коптилочкой, пишу дневник и слушаю радио. В комнате тепло, уютно. Я сыта, недавно только пообедала, сегодня у меня на обед был суп с лапшой, вернее, суп‑лапша, а на второе – целая тарелка лапши, чудной белой лапши с котлеткой, а на третье – сладкий кипяток с какао и с хлебом. Так что вот такие дела.
За последнее время нам полагается получить крупы на 4[‑й] талон, мяса, клюквы[,] 150 грамм сахару. Кроме того, на каждую карточку полагается по 1/4 литра осветительного керосина, вот сегодня я купила поллитра керосина, кроме того, говорят, что еще за этот месяц дадут масла и на 8[‑й] талон сушеной рыбы. А новые карточки, говорят, тоже радуют глаз. Крупы много, и крупа не по 12,5 гр. на талон, как было до сих пор, а по 20 гр. Говорят также, что в столовых суп будет теперь без карточек. Ожидается также прибавка хлеба.
Еще хочу отметить заметное улучшение в нашей столовой: каждый день есть первое, второе и мясное. Супы очень густые, каши очень разнообразные, порции большие, и мясное – сардельки или котлеты, очень хорошего качества, о конине уж нет и помина. Вспоминается, что еще совсем недавно суп был одна вода, каши давали кот наплакал, и мясное было таким миниатюрным, только облизнуться. Ушли в прошлое и дурандовые лепешки, а ведь они одно время были почти единственной пищей, суп из дурандовой лепешки, а на второе дурандовая лепешка.
Да, за это время многое изменилось в сторону лучшего. В булочных всегда есть вкусный хлеб, но людям все мало. Все ноют, жалуются, уж начинают мечтать о булке, о пряниках. Уж так, наверно, человек создан, ничего не поделаешь: ему все подбавляй да подбавляй. Хлеба нет, человек мечтает о хлебе, получил хлеб – мечтает о булке, будет булка – начинает мечтать о пирожных. Нет масла – мечтает о масле, дадут хлопковое, например, – будет мечтать о сливочном, дадут и его – будет мечтать о сметане, твороге. То же самое и с мясом: нет мяса – мечтает о конине, есть конина – подавай говядину да баранину, будет и это – подавай свинину, куру, гуся, а если даже и это будет, тогда человек захочет тетерку, индейку, икру, ветчину и еще что‑нибудь. Ничего не поделаешь, так уж человек устроен.
III
Март. Наступил март. Ведь это первый месяц весны. Да, март, апрель, май, а там и лето. Итак, наступила весна, а за окном идет снег, обыкновенное зимнее серое небо, но ничего, март – это уже весенний месяц.
Хлеба еще не прибавили. Вчера получила 300 гр. клюквы, а 200 гр. хлеба сменяла на 200 гр. клюквы. По‑моему, это выгодно, так как хлебом я обеспечена каждый день, а клюквы дают ведь не каждый день. Сейчас простилась с Идой Исаевной. Она уезжает в Ташкент. Очень хороший человек. Мы с мамой ей многому обязаны. Вчера она подарила совсем еще хорошие ботинки, коричневые парусиновые, на низеньком каблучке. Это так кстати, я буду их носить весной.
Скорей бы весна, скорей бы кончилась война. Терпенье, Лена, терпенье, всему свое время. Я счастлива, ведь у меня все впереди. Сколько радостей, удовольствий, развлечений.
Сейчас пойду за хлебом. Обидно, что надо экономить спички. У меня осталось 4 спички, а неизвестно, когда нам их выдадут{83}. Хлеб, наверно, прибавят не раньше 5‑ого.
Сегодня очень вкусный хлеб. В столовой я взяла одну порцию пшенной каши. Теперь все по‑новому. Вырезают: за суп 20 гр. крупы и 10 масла, за кашу 400 гр. крупы и 10 масла, за мясное 50 гр. мяса и 10 масла. Но зато суп такой густой, что ложка стоит, а каши целое полное блюдце. Сегодня я выкупила мясо, 225 гр.
Итак, сегодня я сготовила очень хороший обед. Каша с постным маслом и с сахаром, затем две тарелки супа‑лапши с мясом и с луком. Вареное мясо, потом жареное мясо и несколько кусочков жаренного на постном масле хлеба, а на третье клюквенный морс с сахаром. Да, вот какой обед. Когда я готовила обед, постучалась Валя и передала открытку мне. Открытка адресована моей маме, она от Жени. Женя, значит, мою телеграмму не получила. Она пишет, что беспокоится, живы ли мы все и здоровы, что долго нет от мамы ответа. Я сейчас же написала ей ответ. Завтра опущу.