Бауэр наиболее правильно определяет нацию как «совокупность человеческих существ, связанных общностью судьбы в общность характера». Эта формула часто, но ошибочно подвергается нападкам, поскольку она совершенно верна. Недоразумение заключается в том, что всегда путают сходство и общность. Общность судьбы означает не подчинение идентичной судьбе, а совместное переживание единой судьбы, претерпевающей постоянные изменения, в непрерывной взаимности. Крестьяне Китая, Индии и Египта похожи друг на друга сходством своих экономических условий; у них одинаковый классовый характер, но между ними нет и следа общности. Мелкие буржуа, лавочники, рабочие, знатные землевладельцы и крестьяне Англии, хотя и проявляют много различий в характере, обусловленных их различным классовым положением, тем не менее, составляют общность; совместно прожитая история, взаимное влияние, которое они оказывают друг на друга, хотя и в форме борьбы, и все это происходит через посредство общего языка, делает их общностью характера, нацией. В то же время ментальное содержание этого сообщества, его общая культура, передается из поколения в поколение благодаря письменности.
Это ни в коем случае не означает, что все персонажи одной нации похожи друг на друга. Напротив, внутри нации могут быть большие различия в характере, в зависимости от класса или места проживания. Немецкий крестьянин и немецкий промышленник, баварец и ольденбуржец демонстрируют явные различия в характере, но, тем не менее, они являются частью немецкой нации. Это также не означает, что не существует других сообществ по характеру, кроме наций. Мы, конечно, не имеем в виду специальные организации, ограниченные во времени, такие как акционерные общества или профсоюзы. Но любая человеческая организация, представляющая собой прочное единство, наследуемое из поколения в поколение, является общностью характера, порожденной общностью судьбы.
Другой пример — религиозные общины. Они также являются «застывшей историей». Это не просто группы людей, исповедующих одну и ту же религию и собирающихся вместе с религиозной целью. Это объясняется тем, что они, так сказать, рождаются в своих церквях и редко переходят из одной церкви в другую. В принципе, однако, религиозная община включает всех тех, кто так или иначе связан социально по происхождению, своей деревне или своему классу; общность интересов и условий существования одновременно создала общность основных ментальных представлений, принявших религиозную форму. Она также создавала связь взаимных обязанностей, преданности и защиты между организацией и ее членами. Религиозная община была выражением социальной принадлежности в первобытных племенных сообществах и в церкви Средневековья. Религиозные сообщества, возникшие во время Реформации, протестантские церкви и секты, были организациями классовой борьбы против господствующей церкви и друг против друга; таким образом, они в определенной степени соответствуют нашим современным политическим партиям. В результате различные религиозные конфессии выражали живые, реальные, глубоко прочувствованные интересы; человек мог перейти из одной религии в другую примерно так же, как в наше время можно выйти из одной партии и вступить в другую. Позже эти организации окаменели, превратившись в сообщества верующих, в которых только высший слой, духовенство, поддерживал отношения в своих собственных рамках, которые ставили его над всей церковью. Исчезла общность интересов, внутри каждой церкви с развитием общества возникли многочисленные классы и классовые противоречия. Религиозная организация все больше превращалась в пустую оболочку, а исповедание веры - в абстрактную формулу, лишенную всякого социального содержания. На смену ей пришли другие организации, представляющие собой живые объединения по интересам. Таким образом, религиозная община представляет собой объединение, чья судьба все больше уходит в прошлое и постепенно распадается. Религия - это также осадок исторического в нас.
Нация, таким образом, не единственное сообщество характера, возникшее из сообщества судьбы, а лишь одна из его форм, и иногда ее трудно отличить от других без двусмысленности. Нет смысла пытаться выяснить, какие единицы человеческой организации можно определить как нации, особенно в древние времена. Примитивные племенные единицы, большие или маленькие, были сообществами с характером и судьбой, в которых характеристики, обычаи, культура и язык передавались из поколения в поколение. То же самое можно сказать и о деревенских коммунах или крестьянских регионах Средневековья. Отто Бауэр обнаруживает в Средние века, в эпоху Гогенштауфенов, «немецкую нацию» в политическом и культурном сообществе немецкой знати. С другой стороны, средневековая церковь обладала многочисленными чертами, которые делали ее своего рода нацией; это была общность европейских народов, с общей историей и общими ментальными представлениями, у них даже был общий язык, церковная латынь, которая позволяла образованным людям взаимно влиять друг на друга, доминирующая интеллектуальная сила всей Европы, и объединяла их в культурную общность. Только в последние годы Средневековья постепенно возникли нации в современном понимании этого термина, каждая со своим национальным языком, национальным единством и культурой.
Общий язык, в той мере, в какой он формирует живую связь между людьми, является важнейшим атрибутом нации; но это не означает, что нации следует отождествлять с человеческими группами, говорящими на одном языке. Англичане и американцы, несмотря на то, что они говорят на одном языке, являются двумя нациями с разной историей, двумя разными общностями судьбы, которые представляют собой разительно отличающиеся друг от друга национальные характеристики. Неверно также считать немецких швейцарцев частью общей немецкой нации, которая охватывала бы все немецкоязычные народы. Независимо от того, сколько культурных элементов было позволено обмениваться между ними посредством идентичного письменного языка, судьба разделила швейцарцев и немцев на несколько столетий. Тот факт, что первые являются свободными гражданами демократической республики, а вторые последовательно жили под тиранией мелких князьков, иностранным владычеством и тяжестью нового немецкого полицейского государства, должен был придать каждой группе, даже если они читают одних и тех же авторов, совершенно разный характер, и в этом случае нельзя говорить об общности судьбы и характера. Политический аспект еще более очевиден у голландцев; быстрое экономическое развитие приморских провинций, которые окружили себя со стороны суши стеной зависимых провинций, а затем стали мощным меркантильным государством, политическим образованием, сделало нижненемецкий язык отдельным современным письменным языком, но только для небольшого сегмента, выделенного из массы тех, кто говорил на нижненемецком языке; все остальные были отстранены от этого языка политическими барьерами и приняли, как жители Германии, подверженные общей истории, верхненемецкий письменный язык и культуру. Если австрийские немцы продолжают подчеркивать свои немецкие качества, несмотря на долгую историю обособленного развития и тот факт, что они не разделили важнейший из недавних исторических опытов немцев империи, то это в основном объясняется их ущемленным положением по отношению к другим национальностям Австрии.