После знаменитого разговора Льюиса с Толкином и Дайсоном о мифе Льюис пишет письмо своего другу Артуру Гривсу. Друзья-писатели смогли убедить Льюиса, что христианство - это истинное воплощение мифа и реализация чаяний язычников. В письме Льюис описывает это так: «Теперь история Христа является просто истинным мифом: миф, влияющий на нас таким же образом как другие, но с той огромной разницей, что это действительно произошло. И нужно быть готовым принять его таким же образом, помня, что это - миф Бога, где другие - человеческие мифы, т.е. языческие истории, являют Бога, выражающего Себя через умы поэтов, используя такие образы, какие Он нашел там, в то время как христианство являет Бога, выражающего Себя через то, что мы называем реальными вещами»[154].
Льюис приходит к тому, что Бог, являвшийся раньше в образах и символах, теперь же Сам воплощается в этих образах, и миф, таким образом, становится фактом.
Он пишет далее в письме: «Поэтому верно, не в смысле того, что это может быть «описанием» Бога (которого никакой конечный ум не может познать), но в смысле того, что это путь, который Бог выбирает (или может выбрать), чтобы быть воспринятым нашими способностями. «Доктрины», которые мы выводим из истинного мифа, конечно, менее верны: они - переводы на наши понятия. Бог уже выразил себя на подходящем языке, а именно, фактическое воплощение, распятие на кресте и воскресение»[155] (перевод – М. В.). Льюис дальше будет развивать эту идею, что Бог, зная наши способности, специально представляется человечеству посредством мифа, потому что миф – единственная форма, которую мы можем воспринять наиболее полно. Абстракции, которые мы из него выводим, менее точны.
|
|
Это первое зафиксированное письменно понимание мифа Клайвом Стейплзом Льюисом именно в христианском смысле. Миф, по Льюису, в конечном счете является инструментом Бога для Своего предстательства перед нами, а древняя мифологическая культура - это самый подходящий фон для Его Воплощения, Крестной смерти и Воскресения, потому что весь древний мир уже знал похожие сюжеты, а известный латинский поэт Вергилий прямо писал о рождении младенца, который изменит мир, и средневековые авторы связывали это пророчество с Рождением Иисуса Христа:
«Дева грядет к нам опять, грядет Сатурново царство.
Снова с высоких небес посылается новое племя.
К новорождённому будь благосклонна, с которым на смену
Роду железному род золотой по земле расселится…» [156]
От такого взгляда Льюис не будет отступать до конца своей жизни, а его убеждения будут углубляться и подкрепляться новыми идеями.
Через несколько лет после обращения в христианство в 1933 году Льюис пишет художественное произведение «Кружной путь или Блуждания паломника», аллегорично описывающее его духовные поиски. Эта повесть является подражанием «Пути паломника» Джона Беньяна. «Кружной путь» - первая ступень для создания неомифологических миров. «Приблизительно осознанная территория «Кружного пути» в некотором роде предвосхищает в большей степени воображаемые вымышленные миры Переландры, Нарнии и Глома (мифическое королевство в «Пока мы лиц не обрели»).
Новое понимание автором мифа также отражено в этом произведении, когда главный герой Джон, ушедший из дома, чтобы найти свое видение - таинственный остров (аллегория «Радости» из его духовной автобиографии «Настигнут радостью»), встречает в пути старца-отшельника, носящего имя Историй. На вопрос Джона о значении таинственного острова, отшельник рассказывает ему о двух народах – Языках (язычники) и Овцах (иудеи). Первым «Хозяин» (Бог) послал так называемые «картинки» (под ними аллегорически подразумеваются языческие мифы), вторым Он послал «правила» (ветхозаветный закон). «Картинки» и «правила» по отдельности могут быть опасными для человека, если ими злоупотребить, но всё же они часто приводили людей к Хозяину. Старец много говорит о том, что Господь нередко посылал новые образы, чтобы люди лелеяли тоску по прекрасному, чтобы воображение вело их к Нему. Далее Льюис словами отшельника История намекает на Воплощение: «Истина в том, что и те, и эти — лишь половина человека, и они не могли исцелиться, пока Сын Хозяина не сочетал их навек»[157]. «Языков» и «овец» может помирить и соединить только Христос, на земле же Его волю исполняет «Матушка» (аллегория Церкви). Интересно, что «Хозяин» посылал образы людям и после того, как большая часть цивилизованного мира христианизировалась. Пример такого нового образа, воплотившегося в литературе, по Льюису, – феномен куртуазной любви, кульминацией развития которого стала «Божественная комедия» Данте Алигьери: «И Хозяин решился на великий риск — Он послал им картинку, на которой была прекрасная дама… один из арендаторов сумел, гонясь за этой картинкой, прийти, куда надо. Он написал об этом Комедию, то есть повесть с хорошим концом, и она была так прекрасна, что ее прозвали Божественной»[158].
|
|
|
|
Таким образом, К. С. Льюис начинает придерживаться богословско-философской теории, что Господь открылся не только в избранном Им народе, но и в язычестве через умы поэтов и философов. Христос же воплотил Своим Воскресением и мессианские надежды иудеев, и чаяния язычников. Идее ожидания язычниками Воплощения Льюис во многом обязан Гилберту Киту Честертону, который пишет об этом в «Вечном человеке»: «Мифология жаждала приключений — и вот это повесть; философия жаждала истины — и вот эта повесть истинна. Идеальный ее герой должен быть историческим лицом, чего никогда не ждали от Пана или Адониса. Историческое лицо должно быть идеальным героем и выполнить многие его дела, потому Он и радость, и жертва, и лоза, и солнце... Художники писали бы ничьи портреты, мудрецы складывали бы числа, уходящие в никуда. Эту бездну могло заполнить только Воплощение, воплотившее в Боге наши мечты...»[159].
Льюис приводит феномен куртуазной любви как пример «картинок», посылаемых Богом людям, являясь при этом компетентным специалистом в этой области. Ведь именно в это же время он работает над исследованием «Аллегория любви», посвященным этому вопросу, который также отчасти связан с мифологией. В научном контексте культ прекрасной дамы является мифическим переложением почитания Богоматери. Сам Льюис с этим положением не согласен: «Но то, что квазирелигиозный тон средневековой любовной поэзии заимствован у культа Девы Марии, вовсе не так очевидно; даже более вероятно обратное: колорит некоторых гимнов к Деве Марии заимствован у любовной поэзии»[160].
Клайв Льюис и в более поздних работах высказывает схожие мнения о природе мифа и его понимания в контексте Евангелия. Умирающий бог, ассоциируемый с природными процессами и созданный человеческим воображением – это изображение Христа. Господь, создавший смерть и воскресение в сотворенной Им же природе, теперь же являет настоящую смерть и настоящее Воскресение. То были копии и жалкие подобия с Божественного подлинника. В «Размышлениях о псалмах» Льюис снова подчеркивает эту мысль: «Сходство этих мифов и христианской истины не случайней, чем сходство между солнцем и его отражением в воде, между историческим событием и народным преданием о нем, между деревьями и холмами наяву и во сне»[161].
Таким образом, для Льюиса миф является в каком-то смысле частью Божественного Откровения. Господь являет Себя в культурном мифологическом контексте и Сам воплощается на земле по аналогии с мифами об умирающих и воскресающих богах, а в этом случае Евангелие – воплощение истинного мифа.